Биография -> Эрих Фромм (нем. Erich Fromm) (цитаты)

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

(23 марта 1900, Франкфурт-на-Майне — 18 марта 1980, Локарно)

ru.wikipedia.org

Биография

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Эрих Фромм, психоаналитик и философ, родился 23 марта 1900 года во Франкфурте-на-Майне в семье ортодоксальных иудеев. Его мать Роза Фромм в девичестве Краузе была дочерью раввина, эмигрировавшего из России. Отец Эриха, Нафтали Фромм также был сыном и внуком раввинов, и хотя занимался торговлей, сохранял и поддерживал в семье ортодоксальные религиозные традиции.

Во Франкфурте Фромм посещал национальную школу, в которой наряду с основами вероучения и религиозными традициями преподавались и все предметы общеобразовательного цикла. Окончив её в 1918 году, он поступил в Гейдельбергский университет, где изучал философию, социологию и психологию. В 1922 году под руководством Альфреда Вебера, он защитил докторскую диссертацию. Психоаналитическую подготовку Фромм завершил в Берлинском психоаналитическом институте. В разные годы здесь практиковали и преподавали Шандор Радо, Макс Эйтингон, Вильгельм Райх, и другие видные аналитики. Здесь Фромм близко познакомился с Карен Хорни, чья протекция впоследствии помогла ему получить должность профессора в Чикаго.

В 1925 году Фромм, завершил обязательную психоаналитическую подготовку, и открыл собственную частную практику. Обширная практика, общение с пациентами дали Фромму богатый материал для переосмысления соотношения биологического и социального в формировании человеческой психики. Анализ эмпирического материала был осуществлен им в период работы в Институте социальных исследований во Франкфуркте-на-Майне (1929—1932). После прихода Гитлера к власти в 1933 году Фромм переехал сначала в Женеву, а затем в 1934 г. в Нью-Йорк, США. В США он преподавал в Колумбийском университете.

В 1943 Фромм помогает сформировать Нью-йоркское отделение Вашингтонской Школы Психиатрии, а в 1946 выступает в качестве со-основателя Института Психиатрии Уильяма Алансона Уайта.

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

В 1950 г. Фромм переехал в Мехико, где преподавал в Национальном Автономном университете Мексики до 1965 года.

Будучи в Мексике Фромм посвящает себя исследованию Нового времени, исследованию социальных проектов прошлого и настоящего. Издает книгу «Здоровое общество», в которой выступает с критикой капиталистической системы. В 1960 году Фромм вступает в Социалистическую партию США. Пишет Программу партии. Впрочем, из-за партийных споров Программа была отвергнута. Но он продолжает заниматься политической деятельностью, выступает с лекциями, пишет книги, участвует в митингах. В период с 1957 по 1961 года Фромм также преподает психологию в Мичиганском государственном университете, а с 1962 г. в Нью-йоркском университете.

В 1962 году участвует в качестве наблюдателя на конференции по разоружению в Москве.

В 1968 году у Фромма случился первый инфаркт.

В 1974 он переехал в Муральто (или Локарно). В скоре после окончания знаменитой работы «Иметь или быть», в 1977 году, с ним случается второй, а потом и третий (1978 год) инфаркт. Он скончался в Швейцарии, в своем доме в 1980, за пять дней до восьмидесятого дня рождения.

Социально-философские идеи Фромма

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

По убеждению Фромма, классический психоанализ способствовал обогащению знаний о человеке, но он не увеличил знаний о том, как человек должен жить и что он должен делать. По его мнению Фрейд пытался представить психоанализ в качестве естественной науки, но совершил ошибку, уделив недостаточно внимания проблемам этики. Между тем нельзя понять человека, если рассматривать его под углом зрения вытеснения сексуальных влечений, а не во всей целостности, включая потребность найти ответ на вопрос о смысле его существования и отыскать нормы, в соответствии с которыми ему надлежит жить. Фромм стремился перенести акцент с биологических мотивов человеческого поведения в психоанализе на социальные факторы, показать что «человеческая натура — страсти человека и тревоги его — продукт культуры».[1]

«дружелюбие или враждебность и разрушительность, жажда власти и стремление к подчине-нию, отчужденность, тенденция к самовозвеличению, скупость, тяга к чувственным наслаждениям или страх перед ними — все эти и многие другие стремления и страхи, которые можно обнаружить в человеке, развиваются как реакции на определенные условия жизни. <…> Ни одна из таких склонностей не является изначально присущей человеку. <…> Образ жизни, обусловленный особенностям экономической системы, превращается в основополагающий фактор, определяющий характер человека, ибо властная потребность самосохранения вынуждает его принять условия, в которых ему приходится жить».[2]

В своей книге «Бегство от свободы» 1941 г. Фромм исследовал сложную ситуацию, в которой оказывается человек западной культуры, где стремление к индивидуальности ведет к одиночеству, ощущению своей ничтожности и бессилия. Он провел анализ периода становления личности эры капитализма. Периода формирования новой философии, нового мировоззрения на человека и его смысл жизни. Большое внимание он уделяет периоду Реформации и учениям Лютера и Кальвина, видя в их идеях истоки современного капиталистического уклада. На примере психологического анализа Л. и К. Фромм пытается дать более развернутую и полную картину исторических процессов и их влияния на человека, определить причины бегства человека от самого себя и от собственной свободы. Во второй своей книге «Человек для самого себя» 1947 г., которая по сути является продолжением «Бегства от свободы», Фромм рассматривает проблемы этики, норм и ценностей, которые ведут человека к самореализации и осуществлению его возможностей. «Наше поведение во многом определяется ценностными суждениями, и на их обоснованности зиждется наше психологическое здоровье и благополучие <…> Согласно последними данным, неврозы рассматриваются как симптом моральной несостоятельности (хотя „приспособление“ никоим образом не может рассматриваться как симптом морального благополучия)».[3]

Для Фромма неврозы — это симптомы морального поражения человека в его жизнедеятельности, в том числе в борьбе за свободу. Невроз можно понять как неудачную попытку разрешения конфликта между непреодолимой внутренней зависимостью и стремлением к свободе, конфликта, который имеет моральную подоплеку. Во многих случаях невротические симптомы суть конкретное выражение морального конфликта. Это означает, что успешность терапевтических усилий в первую очередь зависит от понимания и решения моральной проблемы человека.

«неврозы — это выражение моральных проблем, а невротические симптомы возникают как следствие неразрешенных моральных конфликтов».[4]

Основная моральная проблема современности, как она представлялась Фромму, — это безразличие человека к самому себе. Задача гуманистического психоанализа заключается в раскрытии человеком правды о самом себе, в выявлении тех психологических ориентаций в мире, благодаря которым формируется его социальный характер (промежуточное звено между социально-экономической структурой и господствующими в обществе идеями, идеалами), в осмыслении нравственных проблем, способствующих пониманию того, что человек является единственным существом, наделенным совестью. И что любовь есть творческая деятельность, а не слепая страсть, ведущая к безумным поступкам.

Обсуждая нравственные проблемы, Фромм проводит различие между авторитарной совестью (голосом внешнего авторитета родителей, государства, являющимся аналогом фрейдовского Сверх-Я) и гуманистической совестью (не интериоризованным голосом авторитета, а собственным голосом человека, независимым от внешних санкций и поощрений, выражающим его личный интерес и целостность, требующим стать тем, кем он потенциально является). Фромм противопоставляет некрофилии (любви к мертвому) биофилию (любовь к жизни и живому). Выделяет различные формы агрессии (доброкачественную, то есть биологически адаптивную, служащую делу жизни, и злокачественную, исторически приобретенную, связанную с жестокостью и агрессивностью, со страстью мучить и убивать). Показывает необходимость в изменении образа жизни, основанном на готовности человека отказаться от различных форм обладания (имения) ради того, чтобы, в первую очередь быть самим собой.

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

В контексте обсуждаемых Фроммом проблем гуманистический психоанализ представляет собой такую терапию, которая нацелена не столько на приспособление человека к существующей культуре и социальной реальности, сколько на оптимальное развитие его способностей и задатков, реализацию его индивидуальности. Психоаналитик выступает не в роли наставника по приспособлению, а в качестве «целителя души».

«Быть означает давать выражение всем задаткам, талантам и дарованиям, которыми наделен каждый из нас. Это значит преодолевать узкие рамки своего собственного „я“, развивать и обновлять себя и при этом проявлять интерес и любовь к другим, желание не брать, а давать. <…> Лучше всего, вероятно, модус бытия может быть описан символически, как это подсказал мне Макс Хунзигер. Синий стакан кажется синим, когда через него проходит свет, потому что он поглощает все другие цвета и, таким образом, не пропускает их. Значит, мы называем стакан „синим“ именно потому, что он не задерживает синие волны (волны с частотой ~ 440—485 нм, которые мы воспринимаем как синий цвет), то есть не по признаку того, что он сохраняет, а по признаку того, что он сквозь себя пропускает».[5]

Искусство любить

Любовь — это абстракция

Карл Маркс критикует ошибочность превращения предиката (то есть абстракции) в субъект. В результате такого действия любовь превращается в Молоха[ИскусствоЛюбить 1]. Эрих Фромм обращает внимание на то, что любовь это абстракция, и «в действительности же существует лишь акт любви»[ИскусствоЛюбить 2].

Любовь — это не вещь, а процесс, действие, акт

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Идиоматические изменения происходящие в языке делают любовь вещью: «у меня огромная любовь к вам». Такое выражение бессмысленно[ИскусствоЛюбить 3]. Можно говорить о любящем человеке, о любви человека и нельзя говорить о человеке любви. «Существительное „любовь“ как некое понятие для обозначения действия „любить“ отрывается от человека как субъекта действия. Любовь превращается в богиню, в идола, на которого человек проецирует свою любовь; в результате этого процесса отчуждения он перестает испытывать любовь, его способность любить находит свое выражение в поклонении „богине любви“. Он перестал быть активным, чувствующим человеком; вместо этого он превратился в отчужденного идолопоклонника»[ИскусствоЛюбить 4].

«Такую же функцию выполняют и некоторые существительные: например, любовь, гордость, ненависть, радость, они создают видимость постоянных, неизменных субстанций, однако за ними не стоит никакая реальность; они только мешают понять то, что мы имеем дело с процессами, происходящими в человеческом существе»[ИскусствоЛюбить 5].

Любовь — это не только чувство

Эротическая любовь — «это не просто сильное чувство, это решимость, это разумный выбор, это ответственность, это поступок. Если бы любовь была только чувством, то не было бы основания обещать любить друг друга вечно. Чувство приходит и уходит. Как я могу знать, что оно останется навечно, если мое действие не включает разумного выбора и решения?»[ИскусствоЛюбить 6].

Две противоположные формы любви

Эрих Фромм сравнивает две противоположные формы любви: любовь по принципу бытия или плодотворную любовь, и любовь по принципу обладания или неплодотворную любовь. Если первая «предполагает проявление интереса и заботы, познание, душевный отклик, изъявление чувств, наслаждение и может быть направлена на человека, дерево, картину, идею. Она возбуждает и усиливает ощущение полноты жизни. Это процесс самообновления и самообогащения»[ИскусствоЛюбить 7], то вторая означает лишение объекта своей «любви» свободы и держание его под контролем. «Такая любовь не дарует жизнь, а подавляет, губит, душит, убивает ее»[ИскусствоЛюбить 8].

Любовь по принципу бытия или плодотворная любовь

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Такие мировые религии как Буддизм, Иудаизм, Христианство, и ряд других религий и учений посвящены культуре плодотворной любви[ИскусствоЛюбить 9].

Но плодотворная любовь является скорее исключением, чем правилом[ИскусствоЛюбить 10], и это замечание перекликается с библейским «…тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Матф.7:14)[ИскусствоЛюбить 11][ИскусствоЛюбить 12].

Для понимания природы любви необходимо понимать природу человека: «Человек может адаптироваться к рабству, но он реагирует на него снижением своих интеллектуальных и моральных качеств; он может адаптироваться к культуре, проникнутой всеобщим недоверием и враждебностью, но он реагирует на такую адаптацию ослаблением своих сил и бесплодностью. Человек может адаптироваться к культурным условиям, требующим подавления сексуальных влечений, но при такой адаптации, как показал Фрейд, у него развиваются невротические симптомы. Человек может адаптироваться почти к любой культурной системе, но в той мере, в какой эти системы противоречат его природе, у него развиваются ментальные и эмоциональные нарушения, принуждающие его, в конце концов, к изменению этих условий, так как он не может изменить свою природу»[ИскусствоЛюбить 13]. Важное место в учении о природе человека занимает раздел об экзистенциальных и исторических дихотомиях человека[ИскусствоЛюбить 14], о доминанте этики.

Только если человек «осознает человеческую ситуацию, дихотомии, присущие его существованию, и свою способность раскрыть свои силы, он будет в состоянии успешно решить эту свою задачу: быть самим собой и для себя, и достичь счастья путем полной реализации дара, составляющего его особенность, — дара разума, любви и плодотворного труда»[ИскусствоЛюбить 15].

Любовь по принципу обладания или неплодотворная любовь

Переход от «влюбленности» к иллюзии любви-«обладания» можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин, «влюбившихся друг в друга». В период ухаживания оба еще не уверены друг в друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни, привлекательны, интересны, даже прекрасны — поскольку радость жизни всегда делает лицо прекрасным. Оба еще не обладают друг другом; следовательно, энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, то есть отдавать другому и стимулировать его. После женитьбы ситуация зачастую коренным образом меняется. Брачный контракт дает каждой из сторон исключительное право на владение телом, чувствами и вниманием партнера. Теперь уже нет нужды никого завоевывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем человек обладает, — в своего рода собственность. Ни тот, ни другой из партнеров уже больше не прилагает усилий для того, чтобы быть привлекательным и вызывать любовь, поэтому оба начинают надоедать друг другу, и в результате красота их исчезает. Оба разочарованы и озадачены. Разве они уже не те люди, которыми были прежде? Не ошиблись ли они?

Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в своем партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг друга, они довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами, общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: «семью».

Когда пара не может преодолеть желания возродить прежнее чувство любви, у того или другого из партнеров может возникнуть иллюзия, будто новый партнер (или партнеры) способен удовлетворить его жажду. Они чувствуют, что единственное, что им хочется иметь, — это любовь. Однако для них любовь не является выражением их бытия; это богиня, которой они жаждут покоряться. Их любовь неизбежно терпит крах, потому что «любовь — дитя свободы» (как поется в одной старинной французской песенке), и тот, кто был поклонником богини любви, становится в конце концов настолько пассивным, что превращается в унылое, надоедливое существо, утратившее остатки своей прежней привлекательности.

Все это не означает, что брак не может быть наилучшим решением для двух любящих друг друга людей. Вся трудность заключается не в браке, а в собственнической экзистенциальной сущности обоих партнеров и в конечном счете всего общества. Приверженцы таких современных форм совместной жизни, как групповой брак, смена партнеров, групповой секс и т. д., пытаются, насколько я могу судить, всего лишь уклониться от проблемы, которую создают существующие для них в любви трудности, избавляясь от скуки с помощью все новых и новых стимулов и стремясь обладать как можно большим числом «любовников» вместо того, чтобы научиться любить хотя бы одного[ИскусствоЛюбить 16].

Любовь — это искусство

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Большинство людей исходят из предпосылки, что «любовь — божий дар, выпадающий человеку как счастливый случай, удача»[ИскусствоЛюбить 17], однако проведя исследование природы любви Эрих Фромм показывает, что «любовь — искусство, такое же, как искусство жить»[ИскусствоЛюбить 18], и это искусство требует «знаний и усилий»[ИскусствоЛюбить 19].

Фромм в своих работах отражает много граней любви: искусство, самообновление, самообогащение, наслаждение и т. п., и при изложении теории любви он дает такое определение: «Любовь — это активная заинтересованность в жизни и развитии того, к кому мы испытываем это чувство»[ИскусствоЛюбить 20].

Он также исследует мотивацию активности и показывает, что активность бывает двух видов, и активность творца отличается от «пассивной» активности «жертвы»[ИскусствоЛюбить 21].

Фактор когнитивности

Кластер когнитивности охватывает такие понятия как «сигнал», «ощущение», «образ», «сознание», «разум»[ИскусствоЛюбить 22].

«Если бы кто-то взялся изучить воздействие матери, по-настоящему любящей себя, он смог бы увидеть, что нет ничего более способствующего привитию ребенку опыта любви, радости и счастья, чем любовь к нему матери, которая любит себя»[ИскусствоЛюбить 23].

В противоположность этому «Истории известны случаи, когда в джунглях теряли младенцев, и они вырастали среди зверей. И ни один из найденных детей не смог стать полноценным человеком, не смог влиться в нашу человеческую общность»[ИскусствоЛюбить 24][ИскусствоЛюбить 25][ИскусствоЛюбить 26].

Теория любви

Любовь — ответ на проблему человеческого существования

Человек — это осознающая себя жизнь, для которой невыносимо переживание отчужденности от природы, от других людей. Поэтому глубочайшей, стержневой потребностью человека является стремление покинуть тюрьму своего одиночества, стремление обрести единение с другими людьми. «История религии и философии есть история поисков ответов на этот вопрос»[ИскусствоЛюбить 27].

И полное единение возможно только «в достижении межличностного единения, слияния своего „я“ и „я“ другого человека, то есть в любви»[ИскусствоЛюбить 28]. Однако кроме истинной, зрелой формы любви существуют незрелые формы любви, которые могут быть названы симбиотическим союзом. «Пассивная форма симбиотического союза — это подчинение, или, если воспользоваться клиническим термином, мазохизм»[ИскусствоЛюбить 29]. «Активная форма симбиотического союза — господство, или, используя клинический термин, соотносимый с мазохизмом, садизм»[ИскусствоЛюбить 30].

«В противоположность симбиотическому союзу любовь — это единение при условии сохранения собственной целостности, индивидуальности. Любовь — это активная сила в человеке, сила, которая рушит стены, отделяющие человека от его ближних; которая объединяет его с другими. Любовь помогает ему преодолеть чувство изоляции и одиночества, при этом позволяя ему оставаться самим собой и сохранять свою целостность. В любви имеет место парадокс: два существа становятся одним и остаются при этом двумя»[ИскусствоЛюбить 31]. «Установлено, что фрустрация потребности в любви приводит к ухудшению соматического и психического состояний»[ИскусствоЛюбить 32].

Любовь между родителями и детьми

Новорожденный воспринимает мать как источник тепла и пищи, он пребывает в эйфорическом состоянии удовлетворения и безопасности, в состояние нарциссизма. Позже к нему приходят переживания «гарантированной» любви матери «я любим, потому что это я». Если материнская любовь есть, то она «равна блаженству, если же ее нет, это все равно как если бы все прекрасное ушло из жизни — и ничего нельзя сделать, чтобы эту любовь искусственно создать»[ИскусствоЛюбить 33]. Проходит время и к ребёнку приходит ощущение способности возбуждать любовь своей собственной активностью. «Впервые в его жизни идея любви из желания быть любимым переходит в желание любить, в сотворение любви».

Много лет пройдет с этого первого шага до зрелой любви. В конце концов ребенку, может быть уже в юношеском возрасте, предстоит преодолеть свой эгоцентризм, увидев в другом человеке не только средство для удовлетворения собственных желаний, а самоценное существо. Потребности и цели другого человека станут так же, если не более, важны, как собственные. Давать, дарить окажется куда более приятно и радостно, чем получать; любить даже более ценно, чем быть любимым. Любя, человек покидает тюрьму своего одиночества и изоляции, которые образуются состоянием нарциссизма и сосредоточенности на себе. Человек переживает счастье единения, слиянности. Более того, он чувствует, что способен вызывать любовь своей любовью, — и ставит эту возможность выше той, когда любят его. Детская любовь следует принципу «Я люблю, потому что я любим», зрелая — «Я любим, потому что я люблю». Незрелая любовь кричит: «Я люблю тебя, потому что я нуждаюсь в тебе». Зрелая любовь говорит: «Я нуждаюсь в тебе, потому что я люблю тебя»[ИскусствоЛюбить 34].

В родительской любви каждого взрослого человека есть материнское и отцовское начала. Материнская любовь (материнское начало) безусловна, а отцовская любовь (отцовское начало) обусловленна. «…зрелый человек соединяет в своей любви материнское и отцовское чувства, несмотря на то, что они, казалось бы, противоположны друг другу. Если бы он обладал только отцовским чувством, то был бы злым и бесчеловечным. Если бы обладал лишь материнским, то был бы склонен к утрате здравомыслия, препятствуя себе и другим в развитии»[ИскусствоЛюбить 35]. И одного начала недостаточно для нормального развития личности.

Эдипов комплекс

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Многие психоаналитики пересмотрели основополагающую идею Фрейда о природе Эдипова комплекса. С точки зрения Фромма, основатель психоанализа не верно интерпретировал миф об Эдипе. Фрейд опирался на трагедию Софокла «Царь Эдип», в то время как необходимо принимать во внимание всю трилогию Софокла, включая такие её части как «Эдип в Колоне» и «Антигона». В понимании Фромма миф об Эдипе можно рассматривать не как символ инцестуозной любви между матерью и сыном, а как «реакция ребенка на давление родительского авторитета, который есть неотъемлемая черта патриархальной организации общества».[6]

Объекты любви

Способность любить тесно связана с отношением человека к миру вообще, а не только к одному «объекту» любви. Поэтому любовь — это установка, ориентация характера. Однако большинство людей уверены, что любовь зависит не от собственной способности любить, а от свойств объекта любви. «Они даже убеждены, что, раз они не любят никого, кроме „любимого“ человека, это доказывает силу их любви»[ИскусствоЛюбить 36], однако это не любовь, а симбиотический союз.

Таким образом любовь — это ориентация, которая направлена на всё, а не на что-то одно. Однако же существуют различия между разными типами любви, зависящими от видов объекта любви.

Братская любовь

«Наиболее „фундаментальный“ вид любви, составляющий основу всех её типов, — это братская любовь. Под ней я разумею ответственность, заботу, уважение, обстоятельное знание другого человеческого существа, желание продлить его жизнь. Об этом виде любви идет речь в Библии, когда говорится: „Возлюби ближнего своего, как самого себя“. Братская любовь — это любовь ко всем человеческим существам; её характеризует полное отсутствие предпочтения. Если я развил в себе способность любви, я не могу не любить своих братьев»[ИскусствоЛюбить 37].

«Братская любовь — это любовь между равными; но даже равные не всегда „равны“. Как люди, все мы нуждаемся в помощи. Сегодня я, завтра ты. Но эта потребность не означает, что один всегда беспомощен, а другой всесилен. Беспомощность — это временное явление; умение обходиться собственными силами — устойчивое состояние». «Истинная же любовь начинает проявляться только в отношении тех, кого мы не можем использовать в своих целях».

Материнская любовь

Материнская любовь имеет два аспекта: один — это забота, ответственность, знание и уважение абсолютно необходимые для сохранения здоровья ребенка и его биологического роста. «Другой аспект выходит за пределы простого сохранения жизни. Это установка, которая внушает ребенку любовь к жизни, которая дает ему почувствовать, что хорошо быть живым, хорошо быть мальчиком или девочкой, хорошо жить на этой земле! Два этих аспекта материнской любви лаконично выражены в библейском рассказе о творении. Бог создал мир и человека. Это соответствует простой заботе и утверждению существования. Но Бог вышел за пределы этого минимального требования. Всякий день после творения природы — и человека — Бог говорит: „Это хорошо“. Материнская любовь на этой второй, высшей ступени заставляет ребенка почувствовать, как хорошо родиться на свет; она внушает ребенку любовь к жизни, а не только желание существовать».

При этом женщина должна быть не только хорошей матерью, но и счастливым человеком.

«Но ребенок должен расти. Он должен покинуть материнское лоно, оторваться от материнской груди, наконец, стать совершенно независимым человеческим существом. Сама суть материнской любви — забота о росте ребенка — предполагает желание, чтобы ребенок отделился от матери. В этом основное её отличие от любви эротической. В эротической любви два человека, которые были обособлены, становятся едины. В материнской же любви два человека, которые были едины, становятся отдельными друг от друга. Мать должна не просто смириться, а именно хотеть и поощрять отделение ребенка. Именно на этой стадии материнская любовь возлагает на себя столь трудную миссию, требующую бескорыстности способности отдавать все и не желать взамен ничего, кроме счастья любимого человека Именно на этой стадии многие матери оказываются не способны к настоящей любви»[ИскусствоЛюбить 38].

«Материнская любовь к растущему ребенку, любовь, которая ничего не желает для себя, — это, возможно, наиболее трудная форма любви из всех достижимых и наиболее обманчивая из-за легкости, с которой мать любит свое дитя в младенчестве»[ИскусствоЛюбить 39].

Эротическая любовь

Общим для братской и материнской любви является то, что они по своей сути не ограничиваются одним человеком. Любовь к ребенку не останавливается на одном моем ребенке, она распространяется на всех моих детей; более того она распространяется и на всех чужих детей, которые нуждаются в моей помощи. Братская любовь не успокаивается на любви только к одному брату, она распространяется на всех братьев.

Противоположная ситуация с эротической любовью, которая жаждет полного единения, слияния с одним-единственным человеком. Она по своей сути исключительна, а не всеобща.

Эротическая любовь — это самая обманчивая форма любви. Эротическую любовь часто путают с живым, подвижным, бурным переживанием «влюбленности» (романтической любви[ИскусствоЛюбить 40]), когда волшебным образом сокрушаются препятствия, имевшиеся до известного момента между двумя чужими людьми. Но это переживание внезапной близости по самой своей природе кратковременно. Эта ситуация отражена в притче об Адаме и Еве, для которых близость утверждается, прежде всего, через половой контакт, но которые ещё не научились любить друг друга («что вполне понятно хотя бы из того, что Адам оправдывал себя, обвиняя Еву, вместо того чтобы пытаться защитить ее»[ИскусствоЛюбить 41]).

Близость. Но «влюбленными» за преодоление отчужденности, за близость, также принимаются и гнев, и ненависть, и несдержанность, и детскость, и ребячливость, и разговоры о своей личной жизни, о собственных тревогах и надеждах. «Но во всех этих случаях близость с течением времени имеет тенденцию сходить на нет»[ИскусствоЛюбить 42]. И тогда возникает желание сближения с другим человеком, и история повторяется. Это также связано с обманчивым характером полового желания.

Половое желание. Половое желание жаждет соития, но оно (физическое влечение) основывается не только на желании избавиться от болезненного напряжения. Особенностью полового желания является то, что оно провоцируется, или свободно соединяется с любой другой сильной эмоцией. Оно может быть «нашептано» не только любовью, но и смятением, и обеспокоенностью, и волнением, и одиночеством, и сиротливостью, и тщеславием, и надменностью, и высокомерием, и жаждой покорять и жаждой быть покоренным, потребностью причинять боль и даже унижать. Оно зажигает на непродолжительное время химеру единения, однако без любви «оно оставляет людей такими же чуждыми друг другу, какими они были прежде»[ИскусствоЛюбить 43]. Более того, иногда половое желание «заставляет их впоследствии стыдиться и даже ненавидеть друг друга, потому что, когда иллюзия исчезает, они ощущают свою отчужденность еще сильнее, чем прежде»[ИскусствоЛюбить 44].

Нежность. В тех же случаях, когда физическая близость является следствием любви, то она лишена жадности, потребности покорять или быть покоренным, но исполнена нежности. «Нежность не означает, как думал З.Фрейд, сублимацию полового инстинкта; это прямой результат братской любви, и она присутствует как в физической, так и в нефизической форме любви»[ИскусствоЛюбить 45].

Часто под эротической любовью понимается неплодотворная форма любви — любовь, основанная на обладании, или эгоизм вдвоем. «Их переживание соединенности — иллюзия. Истинная любовь делает свой выбор, но в другом человеке она любит все человечество, все, что есть живого. Она предпочтительна только в том смысле, что я могу соединить себя целиком и прочно лишь с одним человеком. Эротическая любовь исключает любовь к другим только в отношении эротического слияния, полного соединения во всех аспектах жизни, но не в смысле глубокой братской любви»[ИскусствоЛюбить 46].

Общее и единичное. Воля и уникальное влечение. Постольку, поскольку все мужчины — часть Адама, а все женщины — часть Евы, то любовь должна быть актом воли, решимостью целиком соединить свою жизнь с жизнью другого человека. Но постольку, поскольку каждый из нас — уникальное, неповторимое существо, то «эротическая любовь требует определенных, в высшей степени индивидуальных элементов, которые наличествуют далеко не у всех людей»[ИскусствоЛюбить 47].

Брак. «Верны обе точки зрения — и та, что эротическая любовь — это от начала до конца уникальное влечение двух конкретных людей, и другая, утверждающая: эротическая любовь не что иное, как проявление воли. Или, если выразиться более точно, неверна ни та, ни другая. Мысль о том, что отношения могут быть легко расторгнуты, если они безуспешны, ошибочна точно так же, как и идея, провозглашающая, что отношения не должны быть расторгнуты ни при каких обстоятельствах»[ИскусствоЛюбить 48].

Любовь к себе

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Утверждение, что добродетельно любить других людей («возлюби ближнего, как самого себя») и грешно любить себя, внутренне противоречиво, постольку, поскольку я тоже человек. Любовь — это активная борьба за развитие и счастье любимого человека, исходящая из самой способности любить, и установка на любовь к себе присутствует у всех, кто способен любить других.[ИскусствоЛюбить 49].

Напротив эгоист из-за отсутствия созидательности не способен любить других, но точно так же он не способен любить и самого себя.

Эгоизм может проявляться также в форме «неэгоистичности».

«Человек, лишенный эгоизма, „ничего не желает для себя“, „живет только для других“, гордится тем, что не считает себя сколько-нибудь заслуживающим внимания. Его озадачивает, что вопреки своей неэгоистичности он несчастен и его отношения с близкими людьми неудовлетворительны. Анализ показывает, что полное отсутствие эгоизма — один из его признаков, причем зачастую самый главный. У человека парализована способность любить или наслаждаться чем-то, он проникнут враждебностью к жизни; за фасадом неэгоистичности скрыт утонченный, но от этого не менее сильный эгоцентризм. Такого человека можно вылечить, только если признать его неэгоистичность болезненным симптомом и устранить её причину — нехватку созидательности»[ИскусствоЛюбить 50].

«Если индивид в состоянии любить созидательно, он любит также и себя; если он любит только других, он вообще не может любить»[ИскусствоЛюбить 51].

Любовь к Богу

Основу религиозной формы любви, любви к Богу, также составляет переживание одиночества и вытекающая отсюда потребность преодолеть тревогу одиночества посредством объединения.

В примитивных религиях животное превращается в тотем, на более поздней стадии — это идолы — творение рук человеческих. Позже появляется антропоморфный бог и две тенденции. «Одна исходит из женской или мужской природы Бога, другая отталкивается от уровня достигаемой человеком зрелости, уровня, который определяет природу его богов и природу его любви к ним»[ИскусствоЛюбить 52].

Развитие идет дальше и «Бог стал тем, чем он потенциально является в монотеистической теологии, безымянным Единым, чем-то невыразимым, понимаемым как единство, составляющее основу всего феноменального мира, основу всякого существования; Бог стал истиной, любовью, справедливостью. Бог — это я, насколько сам я — человек»[ИскусствоЛюбить 53].

Появляются нетеистические системы (ранний будизм, даосизм). «В нетеистической системе не существует духовного мира, внешнего человеку или трансцендентного ему, а мир любви, разума, справедливости существует как реальность только потому и лишь в той степени, в какой человек способен развивать эти силы в себе в процессе своей эволюции. С этой точки зрения в жизни нет никакого смысла, кроме того, какой человек придает ей сам; человек абсолютно одинок, если он не помогает другому человеку»[ИскусствоЛюбить 54]. И точки зрения строгого монотеизма и нетеистической системы «не должны бороться друг с другом»[ИскусствоЛюбить 55]. Различие в религиях, системах и учениях лежит также и в различие логических систем, которые положены в их основу. Это Аристотелева логика, которая «ведет к католической церкви, к догме и науке, к открытию атомной энергии»[ИскусствоЛюбить 56]. И парадоксальная логика.

«Учителя парадоксальной логики говорят, что человек может постигать реальность только в противоречиях и никогда не может постичь в мысли высшую реальность — единство, Единое само по себе. Это ведет к тому, что человек не должен искать как высшей цели ответа именно в мышлении. Мысль может привести нас только к знанию, что она не может дать нам окончательного ответа. Мир мысли оказывается в плену парадокса. Единственный способ, которым мир в его высшем смысле может быть охвачен, состоит не в мышлении, а в действии, в переживании единства. Так, парадоксальная логика ведет к выводу, что любовь к Богу не познание Бога мыслью, не мысль о собственной любви к Богу, а акт переживания единства с ним»[ИскусствоЛюбить 57].

«Это ведет к усугублению значения правильного образа жизни. Все в жизни — всякое мелкое и всякое важное действие — посвящено познанию Бога, но познанию не с помощью правильной мысли, а посредством правильного действия»[ИскусствоЛюбить 58].

«В Новое время тот же принцип был выражен Спинозой, Марксом и Фрейдом. В философии Спинозы центр тяжести смещен с правильной веры на правильное поведение в жизни. Маркс утверждал тот же принцип, говоря, что философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его. Фрейдовская парадоксальная логика привела его к психоаналитической терапии, все углубляющемуся переживанию человеком самого себя»[ИскусствоЛюбить 59]. Парадоксальная логика утверждает что «суть не в мысли, а в действии»[ИскусствоЛюбить 60]. Эта установка во-первых ведет к терпимости, во вторых она «ведет к подчеркиванию значения изменения человека в большей степени, чем значения развития догматов, с одной стороны, и науки, с другой»[ИскусствоЛюбить 61].

«Теперь мы можем вернуться к важной параллели между любовью к собственным родителям и любовью к Богу. Ребенок начинает жизнь с привязанности к своей матери „как основе всякого бытия“. Он чувствует беспомощность и необходимость всеобъемлющей любви матери. Затем он обращается к отцу, как к новому центру его привязанности; отец становится руководящим началом мысли и действия. На этой стадии поведение ребенка мотивировано необходимостью достичь отцовской похвалы и избежать его недовольства. На стадии полной зрелости он освобождается от матери и отца как опекающих и направляющих сил, утверждая в самом себе материнский и отцовский принципы. В истории рода человеческого мы видим — и можем предвидеть наперед — то же развитие: от первоначальной любви к Богу как беспомощной привязанности к матери-богине, через послушную привязанность к Богу-отцу, — к зрелой стадии, когда Бог перестает быть внешней силой, когда человек вбирает в себя принципы любви и справедливости, когда он становится единым с Богом, наконец, к той точке, где он говорит о Боге только в поэтическом, символическом смысле.

Из этих размышлений следует, что любовь к Богу нельзя отделить от любви к своим родителям. Если человек не освобождается от кровной привязанности к матери, клану, народу, если он сохраняет детскую зависимость от карающего и вознаграждающего отца или какого-либо иного авторитета, он не может развить в себе более зрелую любовь к Богу; следовательно, его религия такова, какой она была на ранней стадии развития, когда Бог воспринимался как опекающая всех мать или карающий-вознаграждающий отец.

В современной религии мы находим все стадии: от самого раннего и примитивного развития до высшей стадии. Слово „Бог“ обозначает как племенного вождя, так и „абсолютное ничто“. Таким же образом и каждый индивид сохраняет в себе, в своем бессознательном, как было показано З.Фрейдом, все стадии, начиная со стадии беспомощного младенца. Вопрос в том, до какой стадии человек дорос. Одно вполне определенно: природа его любви к Богу соответствует природе его любви к человеку. Действительный характер его любви к Богу и человеку часто остается бессознательным, будучи скрыт и рационализован более зрелой мыслью о том, что есть его любовь. Далее, любовь человека, хотя непосредственно она вплетена в его отношения со своей семьей, в конечном счете определяется структурой общества, в котором он живёт. Если социальная структура основана на подчинении авторитету — явному авторитету или анонимному авторитету, допустим рынка и общественного мнения, — его понятие Бога по необходимости оказывается инфантильным и далеким от зрелости»[ИскусствоЛюбить 62].

Интересные факты

- Именно Фромм ввел понятие (в 20-е гг.), широко применяемое для характеристики современного общества, — «общество потребления».
- В романе Ивана Антоновича Ефремова «Час Быка» герои часто ссылаются на «философа и историка пятого периода» Эрфа Рома, имя которого является слегка завуалированными инициалом и фамилией Фромма.

Биография

Эрих Фромм (нем. Erich Fromm)

Эрих Фромм - выдающийся мыслитель ХХ века, во многом определивший общественные настроения своей эпохи. Немного найдется психологов, чьи идеи пользовались бы столь широкой популярностью во всем мире (еще при жизни Фромма его основные труды выдержали десятки переизданий миллионными тиражами). В то же время множество практических психологов, увлеченных диагностическими и тренинговыми манипуляциями, почти ничего не знают о Фромме, так как ни тем, ни другим он никогда не занимался. Его труды в основном посвящены философским, этическим, социально-психологическим вопросам природы человека, его места в мире, смысла его существования. А ведь это, по сути дела, и есть те стержневые вопросы, вокруг которых ветвятся все прикладные психологические исследования и разработки.

БЛАГОПРИЯТНЫЕ ТРАДИЦИИ

Эрих Фромм родился 23 марта 1900 года во Франкфурте-на-Майне в еврейской семье. Его мать, Роза Фромм, в девичестве Краузе, была дочерью раввина, эмигрировавшего из России, а ее дядя, Даян Людвиг Краузе, слыл одним из самых авторитетных талмудистов в Познани. Под влиянием этого двоюродного деда, который регулярно присылал мальчику указания по чтению Талмуда, юный Эрих намеревался посвятить свою жизнь изучению и проповеди иудаизма. Этому способствовал весь уклад семейной жизни.

Отец Эриха, Нафтали Фромм, также был сыном и внуком раввинов и хотя посвятил себя торговле (ею он занимался без особого энтузиазма), сохранял и поддерживал в семье ортодоксальные религиозные традиции. Целыми днями он просиживал в своей скромной лавочке над священными книгами, всякий раз сетуя, что покупатели отвлекают его от столь благочестивого занятия. Нетрудно догадаться, что при таком подходе к коммерции финансовые дела семьи шли из рук вон плохо.

Еврейская среда, из которой вышел Фромм и связь с которой он сохранял до конца своих дней, не имела ничего общего с миром прагматичных и корыстных дельцов. Сам Фромм называл свой мир докапиталистическим, а иногда и просто средневековым, подчеркивая, что атмосфере, в которой он воспитывался, был абсолютно чужд буржуазный дух рубежа ХIХ–ХХ веков.

Фромм вспоминал: «Я приходил в недоумение, когда кто-либо в моем присутствии признавал, что является дельцом, то есть тратит свою жизнь на добывание денег. Мне становилась за него очень стыдно». Ведь, согласно иудаистской традиции, конечной целью всякого труда, любой деятельности является самосовершенствование, а самое верное средство для этого — хозяйственная самостоятельность; поэтому собственность может служить не целью, но лишь средством достижения свободы ради удовлетворения духовных запросов. По сути дела, эта идеология и нашла воплощение в философской концепции Фромма, хотя уже вне тесной связи с иудаистской традицией, от которой Фромм постепенно отходил, по мере того как расширялись его интересы.

Наверное, еще в юношеских штудиях, когда Фромм изучал Тору и Талмуд, зародилась та мысль, которую он высказал много лет спустя: «История человечества начинается с акта непослушания, что в то же время есть начало его освобождения и интеллектуального развития». Позже эту идею с энтузиазмом подхватило поколение молодых бунтарей шестидесятых

Характерно, что в Священном писании Фромма привлекали и воодушевляли весьма специфические моменты — история грехопадения Адама и Евы, заступничество Авраама за жителей Содома и Гоморры, судьба пророка Ионы.

«Грехопадение» самого Фромма произошло на редкость банально. Однажды, чувствуя сильный голод, он был привлечен вкусным запахом, исходившим из уличного киоска. Недолго думая юный талмудист купил и съел на ходу горячую свиную сосиску. И мир не перевернулся! Более того, юноша не ощутил себя грешником, не почувствовал, что стал хуже. Может быть, той самой сосиске мы обязаны тем, что мир потерял заурядного раввина, но приобрел замечательного психолога.

Во Франкфурте Фромм посещал национальную школу, в которой наряду с основами вероучения и религиозными традициями преподавались и все предметы общеобразовательного цикла. В 1918 году он сдал экзамены на аттестат зрелости и после недолгих колебаний остановил свой выбор не на продолжении религиозного образования, а на изучении права. Такое решение не было чем-то радикальным, поскольку Фромм понимал право как «кристаллизованный минимум этики какого-либо общества». Однако перспектива стать юристом быстро утратила для него привлекательность, и он отправился в Гейдельберг изучать философию, социологию и психологию.

Престиж социологии в Гейдельбергском университете был утвержден Максом Вебером, с которым Фромм, однако, познакомиться не успел. Он изучал социологию у его брата Альфреда Вебера и под его руководством защитил в 1922 году докторскую диссертацию.

Важным событием в личной жизни и научной карьере Фромма явилось знакомство с Фридой Райхман, которая до того успела побывать ассистенткой Курта Гольдштейна, потом — основателя школы аутогенной тренировки И.Х. Шульца, а в 1923 году освоила психоанализ в Берлинском психоаналитическом институте под руководством Ганса Сакса. В 1924 году Фрида Райхман открыла в Гейдельберге (на Менхофштрассе, 15) пансионат «Терапойтикум», в котором стала практиковать психоанализ.

Знакомство состоялось через третье лицо и поначалу носило чисто приятельский характер. Однако довольно скоро Фрида Райхман сумела заинтересовать Фромма психоанализом и предложила выступить для него аналитиком. И, подобно историям Шандора Радо и Вильгельма Райха, женившихся на своих пациентках, терапевтическая связь между Фридой Райхман и Эрихом Фроммом привела к женитьбе (вот и попробуй после этого не спутать любовь с трансфером!). Многие недоумевали, почему ни аналитические откровения, ни солидная разница в возрасте (Фрида была на 10 лет старше) не воспрепятствовали браку. Впрочем, сомнения оказались небезосновательными. Прожив вместе всего четыре года, супруги расстались (развод был оформлен лишь в 1940 году в США, где их пути снова случайно сошлись). Впрочем, добрые отношения им удалось сохранить, и все последующие годы Фрида жила под двойной фамилией — Фромм-Райхман, под которой и получила немалую известность.

ПРИВЕРЖЕНЕЦ ПСИХОАНАЛИЗА

Психоаналитическую подготовку Фромм завершил в берлинском институте, который с конца 20-х годов все более становился центром притяжения аналитиков и их клиентов и оспаривал первенство у венского. В разные годы здесь практиковали и преподавали Шандор Радо, Франц Александер, Макс Эйтингон, Ганс Сакс, Вильгельм Райх, Рене Спиц и другие видные аналитики. Здесь Фромм близко познакомился с Карен Хорни, чья протекция впоследствии обеспечила ему должность профессора в Чикаго.

В 1925 году Фромм, завершив обязательную психоаналитическую подготовку (серьезным изъяном которой, впрочем, считалось отсутствие у него медицинского образования), открыл собственную частную практику. Среди его пациентов оказалось немало американцев. Практикуясь с ними в разговорном английском, Фромм делал большие успехи, что впоследствии позволило ему легко ассимилироваться за океаном.

Первоначально Фромм стоял на позициях ортодоксального фрейдизма, его ранние работы публиковались в солидных психоаналитических журналах, в том числе в авторитетном «Имаго». С Зигмундом Фрейдом он никогда не был лично знаком, но глубоко проникся духом его учения. Со временем, однако, приверженность фрейдистской доктрине стала ослабевать, и в итоге Фромм выступил одним из самых решительных ревизионистов психоанализа.

СТРАШНЫЙ ПРОГНОЗ

Приход Гитлера к власти вопринимался в Германии как наведение порядка и поэтому приветствовался населением. Фромм сделал вывод о том, что ответственность за свою судьбу, связанная с личной свободой, — невыносимая ноша для большинства, поэтому народ готов расстаться со свободой

Обширная практика, общение с пациентами дали Фромму богатый материал для переосмысления соотношения биологического и социального в формировании человеческой психики. Анализ эмпирического материала был осуществлен им в период работы в Институте социальных исследований во Франкфуркте-на-Майне (1929–1932).

Будучи руководителем отдела социальной психологии института, Фромм в 1932 году организовал исследование неосознаваемых мотивов поведения больших социальных групп. В результате он пришел к выводу, что народные массы не только не окажут сопротивления нарождающемуся фашизму, но и своими руками приведут его к власти. Объяснение этому «иррациональному» явлению Фромм видел в механизме «бегства от свободы», когда измученные национальным унижением, безработицей, инфляцией народные массы охотно отказываются от привилегий, даваемых свободой, и с готовностью жертвуют ими в обмен на «порядок» и гарантированную миску баланды. (Не потому ли эта концепция стала психологической классикой, что жизнь подтверждает ее снова и снова?)

Фромм был одним из первых, кто в 1933 году оставил Германию, ибо результаты его изысканий заставили отказаться от всяких иллюзий. (Те его коллеги, кто продолжал питать иллюзии о «твердой руке» и «новом порядке», впоследствии были вынуждены спасаться паническим бегством, а иным и это не удалось.)

ФРЭЙДИЗМ

Фромм поселился в США, где в 1941 году увидела свет написанная им по-английски книга «Бегство от свободы», разоблачавшая различные модификации тоталитаризма. Книга принесла автору известность в Америке и вызвала к нему ненависть в Германии, куда он и после окончания войны не вернулся.

В Америке — сначала в США, а затем в Мексике — Фромм занимается широкой исследовательской и педагогической деятельностью, ведет большую клиническую практику, пишет и издает книги, приносящие ему все большую славу: «Человек для себя» (1947), «Сказки, мифы и сновидения» (1951), «Здоровое общество» (1955), «Искусство любви» (1956), «Революция надежды» (1968), «Иметь или быть?» (1976) и другие (в наши дни большинство основных произведений Фромма издано в переводе на русский язык). Последнюю из названных книг можно считать откликом на сочинение французского философа Г. Марселя «Быть или иметь?», где высказано много близких Фромму суждений о негативных аспектах технократической цивилизации с ее неконтролируемым культом потребления. Подзаголовок книги Фромма ясно обозначает тенденцию его поисков — «В направлении гуманизированной технологии».

Переосмысление и творческое развитие теории Фрейда поставило Фромма во главе одного из влиятельных направлений современной гуманитарной науки — неофрейдизма. (Хотя его небезосновательно причисляют и к теоретикам гуманистической психологии. Идея самоактуализации явно прослеживается в его суждении: «Главная жизненная задача человека — дать жизнь самому себе, стать тем, чем он является потенциально. Самый важный плод его усилий — его собственная личность».)

Фромм стремится перенести акцент с биологических мотивов человеческого поведения в психоанализе на социальные факторы и тем самым как бы уравновесить два этих начала. В этом он, в частности, опирается на марксистскую концепцию отчуждения человека от своей сущности в процессе труда и жизнедеятельности, когда человек используется как средство, но не как цель.

Различные варианты синтеза фрейдизма с марксизмом были вообще свойственны многим представителям Франкфуртской школы, но они разошлись во взглядах на роль революционности в преобразовании общественных структур. Так, Г. Маркузе, с которым Фромм лично и заочно полемизировал еще в Европе, в своей книге «Эрос и цивилизация» обвинял неофрейдистов, прежде всего К. Хорни и Э. Фромма, в том, что они трансформируют фрейдизм в моральную проповедь — конформистскую и годную (вернее, негодную) для всех времен и культур.

Фромм же критиковал в учении Маркузе те идеи, которые поставили последнего в ряд вождей так называемой молодежной революции 1968 года. Маркузе предлагает революционный, «хирургический» способ лечения болезней общества потребления; Фромм более склонен к «терапевтическим» методам воспитания, просвещения, гуманизации на основе вечных нравственных ценностей, которые, сохраняясь в душе отдельного человека, не исчезнут и в обществе.

Здесь, как мы видим, старинный философский спор об основаниях — с чего начинать: с «я» или с «мы»? Фромм понимал, что история творит человека, и этому посвящена одна из самых известных его книг — «Человек для себя». Смысл книги и ее названия станет ясным, если привести слова, взятые Фроммом из Талмуда (годы ученичества не прошли даром) в качестве эпиграфа:

Если я не за себя, то кто же встанет за меня?
Если я только для себя, то кто же я такой?
Если не сейчас, то когда?

ИСКУССТВО ВЕРЫ

Фромм проанализировал типы социальных характеров, формирующиеся различными типами культур, показал роль гуманистической и авторитарной этики в этом формировании и пришел к заключению, что человек может, а значит, и должен противопоставить собственные разум и волю как внешнему авторитету власти, так и анонимному авторитету общественного мнения. То есть спасение от авторитарности во всевозможных ее видах Фромм видел в самостоятельности и самосовершенствовании человека.

Эта мысль является главной и для, пожалуй, самой известной его книги «Искусство любви». Человеку предстоит самостоятельно выбирать путь меж двух бездн — агрессивности и покорности. Разумом он отличается от прочих живых существ, и, кроме разума, ему не на что рассчитывать. Однако не следует считать Фромма сугубым рационалистом, ведь он имел огромный опыт изучения человеческой иррациональности и не мог недооценивать ее роль на личностном уровне и особенно на уровне больших социальных групп. Еще накануне Второй мировой войны он показал, что тоталитаризм, то есть подавление независимой мысли и свободы воли, — результат не только узурпации и террора власти, но и неспособности миллионов людей ценить и любить свободу и разум, что делает их молчаливыми соучастниками злодеяний, а то и палачами.

По существу, и в сегодняшнем мире единственным достойным и надежным противодействием иррациональной деструктивности остаются только разум и добрая воля. «Здоровое общество», о котором размышлял Фромм, все еще не построено. Одиночество, отчуждение, бегство от угнетающей реальности в мир наркотических иллюзий, психопатология в обыденной и общественной жизни, изнурительная рутина сизифова труда — разве это не наши сегодняшние проблемы? Поэтому и сегодня актуально звучат слова Фромма: «Человек не может жить без веры. Решающим для нашего и следующего поколений является вопрос о том, будет ли это иррациональная вера в вождей, машины, успех, — или рациональная вера в человека, основанная на опыте нашей собственной плодотворной деятельности».