Биография -> Томас Мор (англ. Sir Thomas More или более известный, как Saint Thomas More) (цитаты)

Томас Мор. Портрет, написанный художником Гансом Гольбейном в 1527 году

(7 февраля 1478, Лондон — 6 июля 1535, Лондон)

Биография

Томас Мор (1478-1535) происходил из зажиточной семьи лондонских бюргеров. Был знатоком греческих и латинских авторов, библейских текстов и произведений отцов христианской церкви. Писатель Мор не чурался и политической деятельности - он был некоторое время и членом английского парламента, и шефом Лондона, выполняя дипломатические поручения.

Хорошо зная жизнь своей родины, английский гуманист проникся сочувствием к бедствиям ее народных масс. Эти его настроения и получили свое отражение в знаменитом произведении с длинным заголовком в духе того времени - «Весьма полезная, как и занимательная, поистине золотая книжка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия...».

Она была издана при ближайшем участии Эразма Роттердамского, близкого друга писателя, посвятившего ему свою «Похвалу глупости», законченную в доме Мора в 1616 году, и сразу приобрела большую популярность в гуманистических кругах.

Повествование в ней ведется от имени вымышленного автором путешественника Рафаила Готлодея, что придало книге дополнительный литературный успех в эпоху географических открытий и путешествий. Именно такой страной и была объявлена здесь Утопия - греческое слово, образованное Мором и обозначавшее буквально «место, которого нет» (сам он переводил название этой страны как «Нигдея», Nusguama).

Книга состоит из двух частей. Вторая, большая из них и написанная сначала, излагает утопийский образ жизни, в то время как первая часть, написанная после второй, дает прежде всего весьма критическое описание современной Англии.

В дальнейшем Мор стал ближайшим сотрудником короля Генриха VIII, который в своих политических расчетах оказывал известное покровительство гуманистам, используя их литературные и политические таланты. Мор получил рыцарское звание, был председателем палаты общин, а в 1629 году занял высший государственный пост, став лордом-канцлером Англии. Однако судьба его круто изменилась, когда Генрих VIII решил стать на путь церковной реформы, чтобы завладеть богатствами католической церкви в Англии. Мор выступал за духовное единство христианско-католического мира и был противником такой церковной реформы, которая один догматизм заменяла другим, столь же нетерпимым. Отказавшись присягнуть королю как новому главе церкви, в 1532 году Мор попросил освободить его от должности лорда-канцлера, к крайнему неудовольствию Генриха. Уйдя в отставку, Мор не критиковал королевской политики. Он просто молчал. Но его молчание было красноречивее слов. Особенно ожесточена против Мора была Анна Болейн, которая не без оснований считала, что явное неодобрение со стороны человека, пользовавшегося всеобщим уважением, является весомым политическим фактором. Ведь новая королева отнюдь не пользовалась популярностью, в день коронации ее встретили на улицах бранью, криками «шлюха». Генрих VIII вполне разделял ярость жены, но не рискнул, да это было и не в его манере, расправляться с бывшим канцлером, минуя обычную судебную процедуру.

В 1534 году Мор был вызван в Тайный совет, где ему было предъявлено лживое обвинение во взяточничестве. Опытный юрист, он без труда опроверг эту не очень умело придуманную клевету. В вину Мору вменялось также поощрение некоей «кентской святой девы» Елизаветы Бартон, наполовину безумной, наполовину обманщицы. Она заявляла, что действует по прямому внушению божьему, и предрекала, что, если король женится на Анне Болейн, он потеряет трон. (Вместе с Мором в содействии «измене» Бартон обвинялся также епископ Фишер.) Второй навет не достиг цели, как и первый. Мор сумел доказать, что, беседуя с кентской «пророчицей», он пытался убедить ее прекратить недозволенные высказывания о действиях монарха. Третье обвинение оказалось совсем неожиданным. Мор, утверждали его судьи, 13 лет назад подстрекал своего повелителя слишком горячо выступить в защиту Рима против начатой тогда Лютером Реформации. Именно за этот шаг папа наградил Генриха почетным званием «защитника веры», который был включен в официальный титул английского короля. Теперь же трактат Генриха, заполненный доказательствами в пользу верховенства римского первосвященника, оказался совсем некстати для коронованного главы английской Реформации. Поэтому король в соответствии со своим обычным благородством постарался переложить ответственность за собственный опус на Мора и таким образом погубить своего бывшего любимца. Но дело опять сорвалось. Мор во внешне учтивой форме убедительно показал всю нелепость возведенного на него поклепа. Ведь не кто иной, как Мор, настойчиво советовал тогда королю умерить усердие в защите притязаний папства, считая такой излишний пыл неразумным с точки зрения английских интересов.

Тайный совет должен был на этот раз отступить, но Мор слишком хорошо знал Генриха, чтобы питать иллюзии. Король собирался провести осуждение бывшего канцлера палатой лордов, но потом решил дождаться более удобного случая. «То, что отсрочено, не оставлено», - сказал Мор своей дочери Маргарэт, когда она первая сообщила ему о том, что против него выдвинуты дополнительные обвинения.

Правда, даже среди членов Тайного совета находились люди, которые либо из политических соображений, либо под влиянием известной симпатии к Мору делали попытки предостеречь его. В их числе был и герцог Норфолк, особыми сентиментами отнюдь не отличавшийся. При встрече с Мором он сказал по-латыни: «Гнев короля - это смерть». Мор спокойно ответил:

«Это все, милорд? Тогда поистине разница между Вашей милостью и мной только в том, что мне предстоит умереть сегодня, а Вам - завтра».

Новое обвинение возникло в связи с парламентским актом от 30 марта 1534 года. По этому закону был положен конец власти папы над английской церковью, дочь короля от первого брака Мария объявлялась незаконнорожденной, а право наследования престола переходило к потомству Генриха и Анны Болейн. Король поспешил назначить специальную комиссию, которой было предписано принимать клятву верности этому парламентскому установлению. Мор был вызван одним из первых на заседание комиссии. Он заявил о согласии присягнуть новому порядку престолонаследия, но не вводимому одновременно устройству церкви (а также признанию незаконным первого брака короля). Некоторые члены комиссии, включая епископа Кранмера, руководившего проведением церковной реформы, стояли за компромисс. Их доводы заставили заколебаться Генриха, опасавшегося, как бы суд над Мором не вызвал народных волнений. Главному министру Томасу Кромвелю и королеве удалось переубедить трусливого короля. Они внушили Генриху, что нельзя создавать столь опасный прецедент: вслед за Мором и другие попытаются не соглашаться со всеми пунктами исторгаемой у них присяги. (Возможно, немалую роль сыграл здесь и канцлер Одли.) 17 апреля 1534 года после повторного отказа дать требуемую клятву Мор был заключен в Тауэр.

Суровость тюремного режима была резко усилена в июне 1535 года, после того как было установлено, что заключенный переписывался с другим узником - епископом Фишером. Мора лишили бумаги и чернил. Он уже настолько ослаб от болезни, что мог стоять, только опираясь на палку. 22 июня был обезглавлен Фишер. Усилилась подготовка к процессу Мора.

При дворе очень надеялись, что тюремные лишения подорвали не только физические, но и духовные силы Мора, что он будет уже не в состоянии использовать свой талант и остроумие в судебном зале. Продолжались и лихорадочные поиски улик, доказывающих «измену», а поскольку таковых не было в природе, пришлось их спешно изобретать и создавать.

12 июня в камере Мора неожиданно появился в сопровождении еще двух лиц генеральный прокурор Ричард Рич, одна из наиболее бессовестных креатур короля. Рич формально прибыл, чтобы изъять книги Мора, еще сохранившиеся у него в тюрьме. Однако в действительные намерения Рича входило совсем другое - побудить Мора в присутствии свидетелей к высказываниям, которые можно было бы представить как носящие изменнический характер. Провокатор задал первоначально, казалось бы, невинный вопрос: если его, Рича, парламент провозгласит королем, признает ли Мор за ним этот титул? Узник с готовностью дал утвердительный ответ. Ну а если, не унимался прокурор, парламент сделает его, Рича, папой, согласится ли Мор и с этим решением? Во втором вопросе уже заключалась ловушка, в которую, впрочем, Рич и не надеялся поймать Мора. Королевский приспешник рассчитывал лишь так исказить слова заключенного, чтобы как-то можно было подвести их под понятие государственной измены. Мор ответил, что парламент имеет право заниматься статусом светских государей, и добавил:

«Допустим, парламент примет закон, что бог не должен являться богом, признаете ли Вы, мистер Рич, что бог это не бог?»

«Нет, - испуганно ответил генерал-прокурор, - я откажусь признать это, поскольку парламент не имеет права принимать такие законы».

Мор после этого уклонился от продолжения беседы, да и Рич счел ее слишком опасной для самого себя. Он решил не рисковать и пустить в ход надежное оружие - лжесвидетельства...

Генрих не желал больше медлить с началом процесса. Этот суд должен был стать орудием устрашения, демонстрацией того, что все, даже наиболее влиятельные, лица в государстве обречены на смерть, если только они перестают быть беспрекословными исполнителями королевской воли.

Босым, одетым в наряд арестанта, Мор был пешком приведен из темницы в залу Вестминстера, где заседали судьи. Обвинение включало «изменническую» переписку с Фишером, которого Мор побуждал к неповиновению, отказ признать короля главой церкви и защиту преступного мнения относительно второго брака Генриха. Виной считалось даже само молчание, которое Мор хранил по важнейшим государственным вопросам.

Обвиняемый был настолько слаб, что суду пришлось разрешить ему отвечать на вопросы, не вставая с места. Но в этом немощном теле по-прежнему был заключен бесстрашный дух. Мор не оставил камня на камне от обвинительного заключения. Он, между прочим, заметил, что молчание всегда считалось скорее знаком согласия, а не признаком недовольства.

Чтобы как-то укрепить позиции обвинения, был вызван в качестве свидетеля Рич, изложивший свой разговор с Мором. Королевский клеврет уверял, что после его ответа на вопрос Мора, может ли парламент объявить, что бог не является богом, заключенный добавил: «Тем более парламент не может сделать короля верховным главой церкви». Такова была главная «улика», единственная легальная зацепка, на основании которой суд мог вынести обвинительный приговор.

Прямо смотря в глаза негодяю, после того как тот сообщил суду эту якобы произнесенную Мором фразу, обвиняемый сказал: «Если то, что Вы изложили под присягой, мистер Рич, - правда, тогда пусть мне никогда не лицезреть лика божьего. Этого я бы не сказал, будь дело по-иному, за все сокровища мира. По правде говоря, мистер Рич, меня более огорчает Ваше лжесвидетельство, чем моя собственная погибель».

Вызванные по просьбе Рича два его спутника поостереглись чрезмерно отягощать свою совесть. По их словам, они были целиком поглощены разбором книг арестованного и ничего не слыхали из слов, которыми он обменялся с Ричем. Для всех было очевидно, что Рич лжет. Но это мало что могло изменить, просто судьям, которые больше всего ценили королевские милости и опасались монаршего гнева, пришлось еще более бесцеремонно обойтись с законами.

«Вы, Мор, - кричал канцлер Одли, - хотите считать себя мудрее... всех епископов и вельмож Англии».

Послушные присяжные вынесли требуемый вердикт. Впрочем, даже участники этой судебной расправы чувствовали себя не в своей тарелке. Лорд-канцлер, стараясь побыстрее покончить с неприятным делом, стал зачитывать приговор, не предоставив последнего слова обвиняемому. Сохранявший полное присутствие духа Мор добился, чтобы ему дали возможность высказать убеждения, за которые он жертвовал жизнью. Так же спокойно выслушал он приговор, обрекавший его на варварски жестокую казнь, которая была уготована государственным преступникам.

Текст приговора был таков:

«Ввергнуть его при содействии констебля Уильяма Кингстона в Тауэр, оттуда влачить по земле через все лондонское Сити в Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он еще не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском мосту».

Констебль Тауэра Кингстон был искренним другом Мора. После приговора он сопровождал Мора из Вестминстера к причалу «Старый лебедь» близ Тауэра. С тяжелым сердцем и не сдерживая слез, он простился с Мором. Впоследствии Кингстон признавался Уильяму Роперу: «Честное слово, мне было стыдно за себя; уходя от Вашего отца, я почувствовал такую слабость духа, что он, которого я должен был утешать, был столь мужествен и тверд, что сам утешал меня»...

Казнь состоялась спустя четыре дня после суда. И каждый день Маргарэт Ропер посылала в Тауэр к отцу свою служанку Дороги Колли, чтобы передать с ней письмо и получить от отца ответную записку.

Вместе с последним письмом к дочери и всем близким Мор передал Дороги Колли свою власяницу, которую он носил до последних дней, и свой бич для самобичевания. Последнее письмо Мора к дочери явно написано в спешке. В нем Мор прощался с семьей, посылал свое благословение близким, с любовью вспоминал последнее свидание с дочерью после суда по дороге из Вестминстера в Тауэр, утешал как только мог и сообщал о своей готовности и желании «идти к Богу» не позднее, чем завтра, то есть 6 июля, в канун праздника Фомы Кентерберийского и на восьмой день после праздника святого апостола Петра.

Рано утром 6 июля 1535 года в Тауэр прибыл друг Мора поэт Томас Поп, служивший в канцелярском суде. Поп сообщил Мору о том, что он должен быть казнен в 9 утра и король заменил ему мученическую казнь в Тайберне отсечением головы. Мор спокойно выслушал сообщение своего друга и поблагодарил короля за его «милость».

Даже враги Мора отмечали силу духа и мужество, с которыми он готовился к смерти, словно вовсе ее не боялся. Он находил в себе силы, чтобы шутить в чисто английском духе и перед свиданием с плахой. «Так, по прибытии в Тауэр, - писал помощник шерифа в лондонском Сити Эдуард Холл, - один из служащих потребовал верхнюю одежду прибывшего в качестве вознаграждения. Мор ответил, что тот получит ее, и снял свой колпак, говоря, что это самая верхняя одежда, которую он имеет».

Мимо людской толпы, как всегда сопровождавшей подобные процессии, Мор спокойно шел на казнь. Долгие месяцы тюрьмы и мучительные допросы совершенно подорвали его здоровье. Он сильно исхудал, и от слабости ему трудно было идти. Но, когда изредка он останавливался, чтобы передохнуть, и бросал взгляд на толпу, в его серых глазах, как и прежде, светилась необычайная ясность и сила духа, в них были мысль и даже юмор.

Король запретил ему произносить предсмертную речь, которая разрешалась в то время всем казнимым, очевидно, боялся, что слова этого блестящего оратора вызовут возмущение в народе. И на эшафоте в последние предсмертные минуты Мор не утратил способности шутить. Подойдя к наспех сколоченному эшафоту, он попросил одного из тюремщиков: «Пожалуйста, помоги мне взойти, а сойти вниз я уж постараюсь как-нибудь и сам». Поднимаясь, он сказал палачу: «Шея у меня коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться». Уже на эшафоте, беседуя с палачом, осужденный шутливо бросил ему за мгновение до рокового удара:

«Постой, уберу бороду, ее незачем рубить, она никогда не совершала государственной измены».

Насаженная на кол голова «изменника» еще много месяцев внушала лондонцам «почтение» к королевскому правосудию...

Узнав о гибели Мора, его друг, известный писатель Эразм Роттердамский сказал: «Томас Мор... его душа была белее снега, а гений таков, что Англии никогда больше не иметь подобного, хотя она и будет родиной великих людей».

Католическая церковь позднее причислила Мора к лику святых. Известный английский историк справедливо заметил в этой связи: «Хотя мы сожалеем о казни святого Томаса Мора, как одной из мрачных трагедий нашей истории, нельзя игнорировать того факта, что, если бы Генрих не отрубил ему голову, его (вполне возможно) сожгли бы по приговору папы».

Казнь Мора вызвала немалое возмущение в Европе. Английскому правительству пришлось подготовить и разослать иностранным дворам подробные разъяснения, призванные оправдать этот акт. Текст объяснений очень разнился в зависимости от того, кому они предназначались: протестантским князьям или католическим монархам.

ru.wikipedia.org

Биография

Томас Мор.

Образование

Томас родился 7 февраля 1478 года в семье сэра Джона Мора, лондонского судьи, который был известен своей честностью. Начальное образование Мор получил в школе Св. Антония. В 13 лет он попал к Джону Мортону, архиепископу Кентербери, и некоторое время служил у него пажом. Весёлый характер Томаса, его остроумие и стремление к знаниям потрясли Мортона, который предсказал, что Мор станет «изумительным человеком». Мор продолжил своё образование в Оксфорде, где учился у Томаса Линакра (англ. Thomas Linacre) и Вильяма Гросина (William Grocyn), знаменитых юристов того времени. В 1494 году он вернулся в Лондон и в 1501 году стал барристером.

Судя по всему, Мор не собирался всю жизнь делать карьеру юриста. В частности, он долго колебался между гражданской и церковной службой. Во время своего обучения в Линкольнз инн (одной из четырёх юридических корпораций, готовящих юристов) Мор решил стать монахом и жить вблизи монастыря. До самой смерти он придерживался монашеского образа жизни с постоянными молитвами и постами. Тем не менее, желание Мора служить своей стране положило конец его монастырским устремлениям. В 1504 году Мор избирается в Парламент, а в 1505 году — женился.

В Парламенте

Первым деянием Мора в Парламенте стало выступление за уменьшение сборов в пользу короля Генриха VII. В отместку за это Генрих заключил в тюрьму отца Мора, который был выпущен на свободу только после уплаты значительного выкупа и самоустранения Томаса Мора от общественной жизни. После смерти Генриха VII в 1509 году Мор возвращается к карьере политика. В 1510 году он стал одним из двух младших шерифов Лондона. В 1511 его первая жена умирает во время родов, но Мор вскоре вступает во второй брак.

При дворе короля

В 1510-е годы Мор привлёк к себе внимание короля Генриха VIII. В 1515 году он был в составе посольства во Фландрию, которое вело переговоры касательно торговли английской шерстью. (Знаменитая «Утопия» начинается со ссылки на это посольство.) В 1517 году он помог усмирить Лондон, взбунтовавшийся против иностранцев. В 1518 году Мор становится членом Тайного Совета. В 1520 году он был в составе свиты Генриха VIII во время его встречи с королём Франции Франциском I неподалёку от города Кале. В 1521 году к имени Томаса Мора добавляется приставка «сэр» — он был посвящён в рыцари за «заслуги перед королём и Англией».

По-видимому, именно Мор был автором знаменитого манифеста «В защиту семи таинств» (лат. Assertio septem sacramentorum/англ. Defence of the Seven Sacraments), ответа Генриха VIII Мартину Лютеру. За этот манифест Папа Лев X пожаловал Генриху титул «Защитник Веры» (Defensor Fidei) (любопытно, что долгое время после того, как Англия порвала с католической церковью, английские монархи продолжали носить этот титул, а на английских монетах до сих пор присутствуют буквы D. F.). Также Томас Мор написал ответ Лютеру под своим собственным именем, за что Эразм Роттердамский, сочувствовавший Реформации[источник не указан 322 дня], посвятил ему свою «Похвалу глупости»[источник не указан 322 дня](«глупость» по-гречески — moria). Далее все было иначе.

Конфликт с королём. Арест и казнь

Особого внимания заслуживает ситуация с разводом Генриха VIII, которая привела Мора к возвышению, затем к падению и в конечном итоге — к смерти. Кардинал Томас Уолси, архиепископ Йорка и лорд-канцлер Англии, не смог добиться развода Генриха VIII и королевы Екатерины Арагонской, в результате чего в 1529 году его заставили уйти в отставку. Следующим лордом-канцлером был назначен сэр Томас Мор, который к тому моменту уже был канцлером герцогства Ланкастер и спикером Палаты общин. К несчастью для всех, Генрих VIII не понимал, что за человек был Мор. Глубоко религиозный и прекрасно образованный в области канонического права, Мор твёрдо стоял на своём: расторгнуть освящённый церковью брак может только Папа. Климент VII был против этого развода — на него давил Карл V Испанский, племянник королевы Екатерины. В 1532 году Мор ушёл в отставку с поста лорда-канцлера, ссылаясь на слабое здоровье. Истинной причиной его ухода стал разрыв Генриха VIII с Римом и создание Англиканской церкви; Мор был против этого. Более того, Томас Мор был настолько возмущён отходом Англии от «истинной веры», что не появился на коронации новой жены короля — Анны Болейн. Естественно, Генрих VIII заметил это. В 1534 году Элизабет Бартон, монахиня из Кента, осмелилась публично осудить разрыв короля с католической церковью. Выяснилось, что отчаянная монахиня переписывалась с Мором, который имел схожие взгляды, и не попади он под защиту Палаты лордов, не миновать бы ему тюрьмы. В том же году Парламент принял «Акт о супрематии», провозглашавший короля Верховным главой Церкви, и «Акт о престолонаследии», который включал в себя присягу, которую были обязаны принести все представители английского рыцарства. Принесший присягу тем самым: 1) признавал законными всех детей Генриха VIII и Анны Болейн; 2) отказывался признавать любую власть, будь то власть светских владык или князей церкви, кроме власти королей из династии Тюдоров. Томас Мор, как и рочестерский епископ Джон Фишер, был приведён к этой присяге, но отказался произнести её, так как она противоречила его убеждениям. 17 апреля 1535 года он был заключён в Тауэр, признан виновным в соответствии с «Актом об измене» и 6 июля 1535 года обезглавлен. За верность католицизму Мор был канонизирован Римско-католической церковью и причислен к лику святых Папой Пием XI в 1935 году.

Произведения

История Ричарда III

До сих пор среди специалистов идут споры о том, является ли «История Ричарда III» Томаса Мора историческим или художественным произведением. Во всяком случае, в своих основных сюжетных линиях это произведение совпадает с большинством хроник и исторических исследований, а именно с «Новыми хрониками Англии и Франции» Р. Фабиана, записками Д. Манчини, П. Кармилиано, П. Вергилия, произведениями Б. Андрэ. Повествования хронистов и писателей расходятся с историей, написанной Томасом Мором, лишь в частностях. При этом в «Истории Ричарда III» ярко обозначен характер автора, во многих случаях даны оценки происходивших в 1483 году исторических событий. Так, по поводу избрания Ричарда III королем историк пишет, что это «… не что иное, как королевские игры, только играются они не на подмостках, а по большей части на эшафотах».

Стихотворные произведения, эпиграммы и переводы

Томас Мор был автором 280 латинских эпиграмм, переводных произведений, а также небольших поэм. Томас Мор активно занимался переводами с древнегреческого языка, который в его эпоху был гораздо менее популярен, чем латинский. По мнению Ю. Ф. Шульц, высказанному в статье «Поэзия Томаса Мора», размещенной в книге «Томас Мор. Эпиграммы. История Ричарда III» (Издательство НАУКА, м. 1973 г.), точная датировка подавляющего большинства эпиграмм Мора затруднительна. Тем не менее, как в выборе эпиграмм, так и в поэтических произведениях Томаса Мора основной темой является образ идеального правителя, многие эпиграммы и поэтические произведения идейно близки работе Томаса Мора «Утопия».

Утопия

Из всех литературных и политических произведений Мора наибольшее значение имеет «Утопия» (опубликована в 1516 году Дирком Мартенсом), причем эта книга сохранила своё значение для нашего времени — не только как талантливый роман, но и как гениальное по своему замыслу произведение социалистической мысли. Литературные источники «Утопии» — сочинения Платона («Государство», «Критий», «Тимей»), романы-путешествия XVI века (в частности «Quattuor Navigationes» Америго Веспуччи) и до некоторой степени произведения Чосера, Ленгленда и политические баллады. Из «Navigationes» Веспуччи он взял завязку «Утопии» (встреча с Гитлодеем, его приключения). Мор создал первую стройную социалистическую систему, хотя и разработанную в духе утопического социализма.

Томас Мор назвал свой труд «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия».

«Утопия» делится на две части, мало похожих по содержанию, но логически неотделимых друг от друга.

Первая часть произведения Мора — литературно-политический памфлет; здесь наиболее сильный момент — критика современных ему общественно-политических порядков: он бичует «кровавое» законодательство о рабочих, выступает против смертной казни и страстно нападает на королевский деспотизм и политику войн, остро высмеивает тунеядство и разврат духовенства. Но особенно резко нападает Мор на огораживания общинных земель (enclosures), разорявшие крестьянство: «Овцы, — писал он, — поели людей». В первой части «Утопии» дана не только критика существующих порядков, но и программа реформ, напоминающая более ранние, умеренные проекты Мора; эта часть очевидно служила ширмой для второй, где он высказал в форме фантастической повести свои сокровенные мысли. Во второй части снова сказываются гуманистические тенденции Мора. Во главе государства Мор ставил «мудрого» монарха, допуская для чёрных работ рабов; он много говорит о греческой философии, в частности о Платоне, сами герои «Утопии» — горячие приверженцы гуманизма. Но в описании социально-экономического строя своей вымышленной страны Мор даёт ключевые для понимания его позиции положения. Прежде всего в «Утопии» отменена частная собственность, уничтожена всякая эксплуатация. Взамен её устанавливается обобществлённое производство. Это большой шаг вперёд, так как у предыдущих социалистических писателей социализм носил потребительский характер. Труд является обязательным в «Утопии» для всех, причём земледелием занимаются поочерёдно все граждане до определённого возраста, сельское хозяйство ведётся артельно, но зато городское производство построено на семейно-ремесленном принципе — влияние недостаточно развитых экономических отношений в эпоху Мора. В «Утопии» господствует ручной труд, хотя он и продолжается только 6 часов в день и не изнурителен. Мор ничего не говорит о развитии техники. В связи с характером производства обмен в государстве Мора отсутствует, нет также и денег, они существуют только для торговых сношений с другими странами, причём торговля является государственной монополией. Распределение продуктов в «Утопии» ведётся по потребностям, без каких-либо твёрдых ограничений. Государственный строй утопийцев несмотря на наличие короля — полная демократия: все должности — выборные и могут быть заняты всеми, но, как и подобает гуманисту, Мор предоставляет интеллигенции руководящую роль. Женщины пользуются полным равноправием. Школа чужда схоластике, она построена на соединении теории и производственной практики.

Ко всем религиям в «Утопии» отношение терпимое, и запрещён только атеизм, за приверженность которому лишали права гражданства. В отношении к религии Мор занимает промежуточное положение между людьми религиозного и рационалистического миросозерцания, но в вопросах общества и государства он — чистый рационалист. Признавая, что существующее общество неразумно, Мор вместе с тем заявляет, что оно — заговор богатых против всех членов общества. Социализм Мора вполне отражает окружающую его обстановку, чаяния угнетённых масс города и деревни. В истории социалистических идей его система широко ставит вопрос об организации общественного производства, притом в общегосударственном масштабе. Новым этапом в развитии социализма она является ещё и потому, что в ней осознано значение государственной организации для построения социализма, но Мор не мог в своё время видеть перспективу бесклассового общества (в «Утопии» Мора рабство не отменено), осуществляющего великий принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям» без всякого участия государственной власти, ставшей излишней.

Политические взгляды

- Основная причина всех пороков и бедствий — это частная собственность и обусловленные ею противоречия интересов личности и общества, богатых и бедных, роскоши и нищеты. Частная собственность и деньги порождают преступления, которые нельзя остановить никакими законами и санкциями.
- Утопия (идеальная страна) — своеобразная федерация из 54 городов.
- Устройство и управление каждого из городов одинаковы. В городе 6000 семей; в семье — от 10 до 16 взрослых. Каждая семья занимается определенным ремеслом (разрешен переход из одной семьи в другую). Для работы в прилегающей к городу сельской местности образуются «деревенские семьи» (от 40 взрослых), в которых житель города обязан проработать не менее двух лет
- Должностные лица в Утопии выборные. Каждые 30 семей избирают на год филарха (сифогранта); во главе 10 филархов стоит протофиларх (транибор). Протофилархи избираются из числа ученых. Они образуют городской сенат, возглавляемый князем. Князь (адем) избирается филархами города из кандидатов, предложенных народом. Должность князя несменяема, если он не заподозрен в стремлении к тирании. Наиболее важные дела города решают народные собрания; они же избирают большую часть должностных лиц и заслушивают их отчеты.
- В Утопии нет частной собственности и, следовательно, споры между утопийцами редки и преступления немногочисленны; поэтому утопийцы не нуждаются в обширном и сложном законодательстве.
- Утопийцы сильно гнушаются войною, как деянием поистине зверским. Не желая, однако, обнаружить, в случае необходимости, свою неспособность к ней, они постоянно упражняются в военных науках. Обычно для войны используются наёмники.
- Утопийцы признают вполне справедливой причиной для войны тот случай, когда какой либо народ, владея попусту и понапрасну такой территорией, которой не пользуется сам, отказывает все же в пользовании и обладании ею другим, которые по закону природы должны питаться от неё.

Литература

- Кудрявцев О. Ф. Гуманистические представления о справедливости и равенстве в «Утопии» Томаса Мора // История социалистических учений. — М., 1987. — С.197-214.
- Чиколини Л. С. Диалоги Лукина и «Утопия» Мора в издании Джунти (1519) // Средние века. — М., 1987. Вып.50. С.237-252.
- Штекли А. Э. Истоки тоталитаризма: виновен ли Томас Мор? // Анархия и власть. — М., 1992.

Биография

Mop (I478-I535) родился в Лондоне, на Милкстрит (Молочной улице, рядом с которой тянулись улицы Мясная, Кузнечная, Кожевенная, Гончарная...).

Лондон тогда был ещё очень мал: протяжённость городских стен во времена Мора равнялась примерно трём километрам, однако в городе уже роскошествовали или же ютились десятки тысяч человек. Нравы царили довольно грубые и жестокие. Самым излюбленным развлечением лондонцев были медвежьи и бычьи бои.

Сильных быков и свирепых медведей травили собаками на глазах у вопивших и визжавших от удовольствия зрителей. Это жестокое ревю завершалось обычно тем, что несколько человек с бичами на­падали на привязанного к столбу ослеплённого медведя, а он в ярости рвался с цепи и бросался на них — толпа ревела от восторга.

Томас принадлежал к семье почтенных горожан: один из его дедов был городским шерифом, а отец — Джон Мор — сделал неплохую карьеру юриста, пройдя путь от адвоката до королевского судьи. Предполагалось, что и Томас, старший из сыновей (в семье было 6 детей), пойдёт по стопам отца.

А пока он учился в грамматической школе при монастыре Святого Антония, где главным предметом была латынь. И с 12 лет начинает служить — таков был обычай той поры, пажом у архиепископа Кентерберийского, впоследствии кардинала, Джона Мортона, который был образованнейшим человеком: юристом, архитектором, дипломатом, государственным деятелем; в его доме собирались учёные и поэты.

Часто устраивались и домашние спектакли, в них принимал участие и Томас, веселивший гостей изобретательностью и остроумными шутками, придуманными тут же, на подмостках. Должно быть по совету Мортона отец определил Томаса (1492 год) в Кентерберийский колледж Оксфордского университета, где традиционно изучали грамматику, риторику и логику. Сэр Джон сына не баловал, денег давал в обрез, и тому на собственной шкуре пришлось испытать то, о чём много ранее с иронией писал «отец английской поэзии» Джефри Чосер (1340-1400):

... Выносить
Нужду и голод приучился стойко,
Полено клал он в изголовье койки.
Ему милее двадцать книг иметь,
Чем платье дорогое, лютню, снедь.
Он негу презирал сокровищ тленных,
Но Аристотель — кладезь мыслей ценных —
Не мог прибавить денег ни гроша...

Томас проучился в университете всего два года: есть версия, что в Оксфорде он усердно принялся за изучение греческого языка, что было тогда поступком необычным и навлекло на него подозрение в симпатиях к итальянским безбожникам. Университетские власти выразили сильнейшее неудовольствие, и отец меняет свою волю: определяет сына учиться на юриста.

Изучение законов английского королевства длилось долго: подготовительная школа Ньюинн, где Томас обнаружил незаурядные способности к юриспруденции, затем школа высшей ступени Линкольнсинн, где студенты обязаны были посещать судебные заседания в Вестминстере с последующим обсуждением прослушанных дел, с разбором юридических казусов.

«Полным» адвокатом Мор становится только в 1502 году. Красноречивость, находчивость, остроумие, учёность снискали ему славу, но совершенно удивительными были для тогдашних обычаев неподкупность, честность Мора, нежелание брать взятки и подношения. Имя молодого адвоката быстро становится популярным. В 1504 году 26-летний Томас был избран в парламент, членом палаты общин, и сразу же вступил в конфликт с самим... королём Генрихом VII!

Тот требовал введения дополнительных незаконных поборов (выдачи ему из казны крупной суммы денег ввиду посвящения в рыцари первого сына и выдачи замуж первой дочери) и был совершенно уверен, что никто не посмеет выступить против его требований. Но он ошибся: Мор возражал против нового билля, он смело и убедительно доказал незаконность королевских притязаний. Палата общин целиком его поддержала.

Король был взбешён, ему донесли, что какой-то «безбородый мальчишка расстроил весь его замысел». Арестовать Мора? Он пользовался депутатской неприкосновенностью — сделать это даже королю было нельзя, поэтому разъярённый Генрих VII выместил злобу на отце Мора: его арестовали и заключили в Тауэр, и выпустили лишь после уплаты огромного — 100 фунтов стерлингов — штрафа. Пять лет (Генрих VII скончался в 1509 году) Томас жил в постоянном страхе, даже помышлял об отъезде за границу, страхе за своих детей, за всю свою семью.

«Сам нёс на плечах свою совесть»

Однако вовсе не юриспруденция прославила в веках имя Мора. Отдаваясь различным общественным и семейным обязанностям, сам он много сожалел о том, что не оставлял ничего «себе, то есть литературе». Суть своего главного таланта видел он именно в писательском труде. Известны его комедии, сатиры, эпиграммы, стихотворения с примечательными названиями: «О жажде власти», «Воля народа даёт короны и отнимает их»...

Составил он и жизнеописание одного из величайших деспотов, обитавших когда-либо в Вестминстерском дворце, — «Историю Ричарда III», которая стала одним из источников гениальной драмы Шекспира. Всё это позволяло Мору с большими правами числиться в ряду основателей новой английской прозы. И всё ж не меркнувшее литературное величие ему принесла «Утопия».

Летом 1515 года Мор отправляется с важным дипломатическим поручением нового короля Генриха VIII во Фландрию. Там ждал его друг, Эразм Роттердамский (в 1509 году он посвятил Томасу свою знаменитую «Похвалу глупости»). Рассказывают, что при первой встрече Эразм, сам блестящий оппонент в спорах, был настолько поражён умом и находчивостью Мора, что в конце разговора в восторге воскликнул: «Aut tu es Morus aut nullus» («Ты или Мор, или никто!»). На что Мор, не задумываясь, тут же, в тон ему ответил, на латыни же: «Et tu es Deus aut daemen aut meus Erasmus» («И ты — или Бог, или дьявол, или мой Эразм»).

Во Фландрии Мор и начал писать свой утопический роман, который был выпущен не в Англии при дружеском деятельнейшем участии Эразма. Возможно, Мор опасался цензурных придирок: в романе было много скрытых цитат, аллюзий, намёков на тексты и события, известные английскому читателю того времени.

Удачно выполненные Мором дипломатические миссии (в 1514 году он был возведён в рыцарское звание и работал в нескольких посольствах), а вслед за этим и успех его «Утопии» обратили на Мора внимание самого Генриха VIII. Король много раз приглашал Мора посетить двор, но тот не являлся; в конце концов, сам король явился без приглашения на обед к Мору, в его дом в Челси.

Монарх часто беседовал с Мором. И не только о государственных делах, но и о математике, астрономии, литературе и богословии. Король ценил остроумие собеседника и часто задерживал его во дворце. Однако привязанность короля явно тяготила Мора, ибо, во-первых, он был вынужден иногда по нескольку дней не бывать дома, а, во-вторых, он не питал никаких иллюзий относительно Генриха VIII. Когда его как-то поздравляли с милостивым расположением короля, Мор ответил: «Если бы ценой моей головы он мог завоевать какой-нибудь замок во Франции, она тут же слетела бы с плеч...».

Желая привлечь Мора к себе, король предложил ему ежегодную пенсию. Этот подарок Мор не принял, не желая жертвовать своей независимостью. Он оставался верен себе, утверждая, что всю свою жизнь «сам нёс на своих плечах свою совесть».

В 1525 году король назначает Мора на высший пост — лорд-канцлера Англии: в этом амплуа Мор в государстве становился вторым человеком после короля. Отметить надо ещё и то, что впервые в Британии тогда канцлером сделали выходца из буржуазной среды.

Но и этот успех не вскружил Мору голову, в традиционной ответной речи по поводу своего назначения он говорил: «Я считаю это кресло местом, полным опасностей и трудов и далеко не таким почётным. Чем выше положение, тем глубже падение... Если бы не милость короля, я считал бы своё место столь же приятным, сколь Дамоклу был приятен меч, висевший над его головой...».

Мор оставался неизменен и верен себе: упрямо отказывался принимать какие бы то ни было подношения от обращавшихся в королевский суд.

Эразм оставил нам портрет Мора тех дней. Автор «Утопии» был среднего роста, белолиц, хотя и с тонким румянцем, с тёмно-золотистой шевелюрой и довольно редкой бородой, с очень выразительными голубовато-серыми глазами. Лицо всегда приветливое, а улыбка добрая и выдающая склонность к юмору. Мор, писал Эразм, очень скромен и прост в своих житейских привычках. Неприхотливый в еде, он всяким лакомствам предпочитал простую пищу — говядину, солёную рыбу, хлеб, молоко. Таким же скромным был он и в отношении одежды и в поведении, пренебрегая условностями и светскими манерами. Он очень любил животных, ему нравилось наблюдать их повадки и нравы. Дом его был полон различным зверьём и птицами: у него жили обезьяна, лисица, хорёк, ласка, попугай.

Мор продолжал быть лорд-канцлером, но тучи над его головой сгущались. В 1532 году Генрих VIII предъявил собранию английского духовенства ультиматум — он отвергал власть папы римского. 15 мая духовенство и парламент капитулировали. Один только Мор не согласился со своевольством короля. 16 мая в саду при Йоркском дворце, резиденции лорд-канцлера, Мор возвращает атрибут своей власти — большую государственную печать Англии, заявив тем самым об отставке.

Его поступок был небезопасен и свидетельствовал о мужестве и принципиальности. Король, добившись права быть вместо папы главой англиканской церкви, продолжал чудить. Собственно, поводом для разрыва с папой явилось дело о королевском разводе. Генрих VIII собирался расстаться со своей первой женой, Екатериной Арагонской, с которой до этого прожил в мире и согласии 20 лет, чтобы иметь возможность взять в жёны красивую фрейлину королевы — Анну Болейн. (Нелишне здесь отметить, что Генрих VIII был женат шесть раз и двум своим жёнам он приказал отрубить головы.) В деле о разводе королю не удалось, однако, добиться поддержки Мора и он, затаив злобу, выжидал случая нанести своему прежнему «любимцу» смертельный удар. И вскоре преуспел в этом.

Приговор суда так и не был отменён

В начале 1534 года в Англии парламентом был одобрен «Акт о наследовании», узаконивающий волюнтаризм королевской власти. К Акту прилагалось постановление о присяге на верность. И в апреле Мор был вызван в специальную комиссию для принятия присяги. Хотели не только сломить упор­ство Мора, но и надеялись, что его пример раскаявшегося грешника (авторитет Мора как в Англии, так и за рубежом был велик) повлияет на всех колеблющихся. Увы, эти надежды не оправдались.

Мор отказался от присяги и был незамедлительно заключён в Тауэр. Вскоре были обнародованы и приняты новые постановления: «Акт о верховенстве» и «Акт об измене». Широкое толкование «государственной измены» открывало безграничные возможности для злоупотреблений и доносов. Опираясь на свидетельства некоего Р.Рича, в беседе с которым Мор якобы сказал, что король не может быть главой церкви, суд констатировал «злонамеренное» упорствование обвиняемого в измене.

Участь Мора была решена. Его приговорили к самой мучительной казни, какую только могло измыслить изощрённое изуверство уходящего средневековья. Приговор гласил: «...влачить по земле через всё лондонское Сити в Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти его тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на Лондонском мосту».

В день казни, ранним утром 6 июля 1535 года, Мору сообщили о королевской ми­лости: жестокая расправа заменялась обыкновенным отсечением головы. «Избави боже моих друзей от такой милости», — только и обронил осуждённый. Ещё до казни, когда Мор томился в тюрьме, всяческими мерами пытались сломить его сопротивление (отречение от своих взглядов могло спасти ему и жизнь, и состояние!). 4 мая 1535 года его любимой дочери, Маргарите, было дано разрешение посетить отца.

Свидание, его момент, выбраны были не случайно: мимо окна камеры, где находились отец и дочь, провели на казнь монахов-картезианцев. Надеялись, что мрачная картина поможет дочери уговорить отца подчиниться королю. Осечка! Стараясь успокоить дочь, Мор сказал ей: «Ты посмотри, Мег, как весело идут на смерть эти праведные отцы. Будто женихи на свадьбу».

Не действовали и уговоры подсылаемых сановников. На замечание герцога Норфолкского: «Опасно воевать с государями, и я хотел бы, чтобы вы уступили желанию короля. Ведь, ей-богу, гнев короля равносилен смерти» Мор спокойно возразил: «И это всё, милорд? Но тогда между мною и вами лишь та разница, что я умру сегодня, а вы завтра».

Его казнили близ Тауэра — главной тюрьмы Британии. Когда у ворот Тауэра некая бедная женщина обратилась к нему с какой-то претензией по поводу своих дел, не получивших решения в дни канцлерства Мора, он ей ответил: «Добрая женщина, потерпи немного, король так милостив ко мне, что ровно через полчаса освободит меня от всех моих дел и поможет тебе сам».

К эшафоту он шёл спокойно, но очень медленно. Ещё бы! Пятнадцать месяцев заключения в Кровавой башне Тауэра превратили Мора в изнурённого старика. Но и в последние часы он не утерял способности шутить. Приблизившись к наспех сколоченному эшафоту, с трудом преодолев первые ступеньки, он попросил одного из сопровождавших его тюремщиков: «Пожалуйста, помогите мне взойти, а сойти вниз я уж постараюсь как-нибудь сам».

Мора предупредили, что «он не должен быть многоречив на месте своей казни», запретили обращаться к народу, опасались, что люди поймут всю чудовищную несправедливость этой казни — настоящего убийства. Говорят, что, взойдя на помост, Мор упал на колени и горячо помолился Богу, затем встал, поцеловал палача в лоб и сказал ему: «Бодрись, мой друг! И не бойся исполнить своей обязанности. Шея моя очень коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться».

И уже в самую последнюю минуту, став на колени и положив голову на плаху, добавил: «Погоди немного, дай мне убрать бороду, ведь она никогда не совершала никакой измены». После казни Мора его голова, по законам того времени, должна была быть надета на кол и выставлена на целый месяц на всеобщее обозрение на Лондонском мосту как голова особо опасного государственного преступника. Но уже через несколько дней друзьям Мора удалось её выкрасть. Его дочь увезла её и похоронила в своём семейном склепе у церкви Дунстана в Кентербери.

Более четырёхсот лет прошло с момента казни Мора. Только тогда очередное правительство Англии решилось, наконец, водрузить в Вестминстерском аббатстве мемориальную доску в его честь. Однако (и это очень показательно) приговор суда 1535 года «за государственную измену» ТАК ДО СИХ ПОР И НЕ ОТМЕНЁН! И в этом есть своя глубокая логика.

Ночные горшки из... золота?!

Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира. Это было бы самым «справедливым» и наглядно-назидательным употреблением золота для тех поколений, которые не забыли, как из-за золота перебили десять миллионов человек и сделали калеками тридцать миллионов в «великой освободительной» войне 1914-1918 годов. Владимир Ильич Ленин, статья «О значении золота теперь и после полной победы социализма».

Курьёз! Написанная в XVI веке, «Утопия» Мора была переведена на русский язык впервые как раз в год НАЧАЛА Французской революции — в 1789 году. Сначала Екатерина II, только что потопившая в крови народное восстание Емельяна Пугачёва, видимо, не усмотрела в творении Мора особой крамолы. Книга имела (что было тогда довольно обычным) длинное название: «Картина всевозможно лучшего правления, или Утопия. Сочинения Томаса Мориса Канцлера Аглинского, в двух книгах. Переведена с аглинского на французский, а с французского на российский. С дозволения Управы Благочиния... Цена без переплёта рубль. В Санкт-Петербурге...»

Да, пресветлая императрица и цензура сразу не разобрались, не почуяли заразы, и лишь когда уразумели, куда автор клонит, последовала команда и издание 1789 года по высочайшему повелению было сожжено...

Чем же не пришлась «Утопия»? Отчего случился испуг? О чём она? Какое зло, подстрекательство нашли в ней? Ведь в книге речь шла о том, что где-то в океане есть остров, удивительно (на это обращали внимание уже современники Мора) похожий на Англию (кстати, государство, как известно, островное). И только? В том-то и дело, что нет — в «Утопии» было и многое ВАЖНОЕ другое. Никак не могли понравиться власть предержащим такие, ска­жем, написанные Мором строки: «При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются ни чем иным, как неким ЗАГОВОРОМ БОГАЧЕЙ (выделено мной. — Ю.Ч.), пекущихся под именем и вывеской государства о своих личных выгодах».

Или, допустим, такой пассаж — о власти золота над людьми: «...дело доходит до того, что какой-нибудь медный лоб, у которого ума не больше, чем у пня, и который столько же бесстыден, как и глуп, имеет у себя в рабстве многих умных и хороших людей исключительно по той причине, что ему досталась большая куча золотых монет...»

Да, только на поверхностный взгляд можно было предположить, будто бы Мор изображал в романе лишь какое-то подобие современной ему Англии. Хотя, конечно, и этот элемент в романе, несомненно, присутствовал. Читателям произведения Мора бросались в глаза удивительные совпадения: в Англии той поры было ровно 54 города, и на острове «Утопия» было такое же количество городов, построенных по одному и тому же плану. И главный город Утопии, его столица, стоящий на берегу реки Анидр (Темза?), город Амаурот (в переводе с греческого «тёмный», «туманный») очень напоминал Лондон. Мост через Анидр, его описание также напоминали старинный лондонский мост.

Комментаторы «Утопии» сходились во мнении: в её первой части Мор дал критику политического строя Англии, изобразил картину печально знаменитого процесса обезземеливания английских крестьян, когда «овцы съели людей». Это слова Мора! Их потом использовал Карл Маркс в «Капитале», проникли они и в народную поэзию. Во второй же части, считалось, писатель просто захотел позабавить читателей необычной безобидной сказкой. Но именно она, этот «литературный пустячок, почти случайно соскользнувший с пера», как о ней отзывался сам автор, становится предметом пристального внимания далёких потомков Мора.

Жизнь в Утопии представляла собой полную противоположность тогдашней европейской действительности. И не только в том, что там все мужчины и женщины работали в день всего 6 часов: 3 до обеда и 3 после; что они ложились спать ровно в 8 часов вечера, спали тоже 8 часов; по утрам слушали лекции, собирающие многих слушателей, хотя посещение лекций было необязательным.

И диковина была не в том, что цыплята в Утопии выращивались не наседками, а в инкубаторах (единственное научно-техническое предвидение Мора — инкубаторы изобрели в конце XVII века); что все утопийцы одевались совершенно одинаково, правда, одежда мужчин всё же отличалась от одежды женщин (и одежда женатых отделяла их от неженатых); что мода утопийцев никогда не менялась, а одежда их летняя не отличалась от зимней (на работе они прикрывались кожей или шкурами, которых хватало на 7 лет). Важнее было другое. То, что двери домов в Утопии не имели замков, и каждый мог входить в любой дом. Но ещё поразительнее было отношение утопийцев к золоту. Из него, писал Мор, они делали ночные горшки и массивные цепи, в которые заковывали преступников. Все граждане, совершившие позорные, небла­говидные поступки, обязаны были носить ЗОЛОТЫЕ КОЛЬЦА, опоясывать шею ЗОЛОТОЙ ЦЕПЬЮ и надевать на голову ЗОЛОТОЙ ОБРУЧ. Подобные «украшения» были в Утопии знаками ПОЗОРА. И, разумеется, никто за ними не гнался.

А ещё (диковина?) в Утопии не пользовались деньгами. И жемчуга, и бриллианты могли украшать только малолеток, но ни в коем случае не взрослых. Отчего утопийцы столь извращённо относились к золоту и серебру, бриллиантам и жемчугам? Зачем не пользовались деньгами? Да оттого, что на этом СЧАСТЛИВОМ острове было под запретом самое большое, по мнению Мора, существующее в мире ЗЛО — была запрещена ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ.

«Более желаю, нежели ожидаю»

...Я полностью убеждён, что распределить всё поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Если же она останется, то у наибольшей и самой лучшей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот. Томас Мор. «Утопия»

Мор был абсолютно убеждён (общение с Генрихами, VII и VIII, собственная судебная практика, наблюдение за жизнью в других странах), что все попытки устранить социальные беды и оздоровить государственный строй путём добрых советов, преподанных королям, обречены. ДОБРЫЕ МОНАРХИ? ОТЦЫ НАРОДА? Чушь! Путь к справедливости и счастью таится, полагал Мор, в имущественном равенстве. А если точнее, то в СОВЕРШЕННОМ УНИЧТОЖЕНИИ частной и даже личной собственности (чтоб было неповадно, каждые 10 лет утопийцы меняли дома: делалось это для того, чтобы ни у кого не могли зародиться никакие собственнические чувства!).

И здесь надо отдать должное ГЕНИЮ Мора. С проницательностью провидца, почти пять веков назад, он сумел разглядеть эксплуататорскую сущность любого классового общества. И Мор не ограничился критикой. Он взялся нарисовать ИДЕАЛЬНОЕ, с его точки зрения, устройство общества. И государства. В «Утопии» он конкретно показывает, как может быть организовано, на началах равенства, без частной собственности, общественное производство. Эту задачу Мор решил совершенно ОРИГИНАЛЬНО (тут у него не было учителей и предшественников) — фактически Мор рисовал картину социализма. Во времена, когда терминов «социализм» и «коммунизм» ещё не было. Их ввели в обиход французские утописты лишь в 30-х годах XIX века.

Предвидеть будущее? Ум Мора блестяще справился с этим. Как опытный математик или умудрённый физик-теоретик, он поставил и решил некую абстрактную задачу. Ответил на вопрос: а можно ли построить устойчивый и справедливый мир людей, живущих на совершенно новых началах? Конечно, ясным было для него далеко не всё. Кое в чём он сильно сомневался. И, как человек честный и принципиальный, своих сомнений не скрывал, объективно ставил в романе и каверзные вопросы.

Один из них таков. Мор пишет (этот вопрос он задавал пожилому бородачу Рафаилу Гитлодею, проведшему на острове «Утопия» пять лет и рассказавшему англичанам о тамошней жизни): «Никогда нельзя жить богато там, где всё общее. Каким образом может получиться изобилие продуктов, если каждый будет уклоняться от работы, так как его не вынуждает к ней расчёт на личную прибыль, а, с другой стороны, твёрдая надежда на чужой труд даёт возможность лениться?..»

Гитлодей в романе клеймил частную собственность. Мор же сомневался: а не сделает ли отмена собственности людей бездельниками? Не уничтожит ли всякое уважение к властям? На что, не очень убедительно, Гитлодей отвечал так: кто пожил бы в Утопии, тот никогда не пришёл бы к таким заключениям.

Старинный спор, к сожалению, не решённый и в наши дни! Верил ли Мор в тот мир, который сам же построил в «Утопии?» Чего же у него было больше — СОМНЕНИЙ («Ведь нельзя, — писал Мор в романе, — чтобы всё было хорошо, раз не хороши все люди, а я не ожидаю, что это случится всего через несколько лет в будущем») или же ВЕРЫ? Судить трудно. Эразм Роттердамский и вовсе утверждал, что Мор издал свой великий труд вовсе не с конструктивными, а с аналитическими целями, лишь «с намерением показать, по каким причинам приходят в упадок государства, хотя главным образом он имел в виду Британию».

Ещё Эразм отмечал такую особенность своего друга: «В характере Мора была некоторая отрешённость от обыденной жизни и несколько скептическое отношение к ней... он блестящ был в философской беседе, но никогда не отдавался этим проблемам целиком...»

Верил ли, сомневался ли Мор, тешился ли интеллектуальной игрой, насколько искренне мучился бедами рядовых англичан? Кто знает. Кто возьмётся тут что-то утверждать наверняка? Сам же Мор в «Утопии» делает такую характерную оговорку: «Я охотно признаю, что в утопийской республике имеется очень много такого, чего я более ЖЕЛАЮ (выделено мной. — Ю.Ч.), нежели ОЖИДАЮ».

Подумать только! Впервые перевод «Утопии» на русский с латинского оригинала (не английского) был сделан в России лишь в начале ХХ века! И профессора в университетских курсах называли Мора тогда «мечтательным идеалистом», утверждали, что «собственность, а не коммунизм, отвечает коренным тре­бованиям правды». Студенчеству внушалось: предложенное Мором для лечения общественных пороков лекарство «хуже всякого зла, ибо оно противоречит и природе человека, и законам промышленности, и высшим началам общежития». И всё это продолжало проповедоваться с кафедр совсем незадолго до ОКТЯБРЯ, когда предвидения и пожелания Мора о частной собственности начали осуществлять на практике!

Ну а самая крупная работа о Море, вышедшая в России до революции 1917 года, принадлежала будущему академику, историку Евгению Викторовичу Тарле (1865-1955). Он взял «Утопию» темой своей магистерской диссертации и дал её образцовый перевод с латыни. Его прочёл Лев Николаевич Толстой, приславший из Гаспры, где он тогда лечился, письмо автору перевода. Писатель благодарил молодого учёного за «прекрасную книгу», которую прочёл «с величайшим удовольствием и пользой».

Тогда же многие рецензенты, и сам Тарле, взялись разобраться в том влиянии, которое на «Утопию» оказали сочинения Платона. Утопия — Мор дал ей имя, но нет сомнения, не он первый явил человечеству образец этого, скажем пока узко, литературного жанра. Здесь его явно опередил другой УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИСТ — Платон.

Но это уже совсем другая история.

Юрий Георгиевич Чирков 2005 СМИ «ИНТЕЛЛИГЕНТ»