Биография -> Андрей Андреевич Вознесенский (цитаты)

Андрей Андреевич Вознесенский

(12 мая 1933, Москва - 1 июня 2010, Москва)

ru.wikipedia.org

Биография

Родился 12 мая 1933 года в Москве в семье гидроинженера. В четырнадцатилетнем возрасте послал свои стихи Борису Пастернаку, дружба с которым оказала сильное влияние на его судьбу. Закончил в 1957 году Московский архитектурный институт.

Первые зрелые стихи поэта, сразу отразившие его своеобразный стиль, были опубликованы в 1958 году. Его лирика отличалась стремлением «измерить» современного человека категориями и образами мировой цивилизации, экстравагантностью сравнений и метафор, усложнённостью ритмической системы, звуковыми эффектами. Фактически, он ученик не только Пастернака, но и последнего футуриста Семена Кирсанова. Футуризм в России воскрес в стихах Вознесенского.

Первый сборник, «Мозаика», изданный во Владимире, навлёк гнев властей. Редактора, Капиталину Афанасьеву, сняли с работы[1] и даже хотели уничтожить тираж. Второй сборник «Парабола» сразу стал библиографической редкостью. В это время в стране устраиваются на стадионах многочисленные поэтические вечера, больше похожие на антисталинские митинги. Проходит довольно осторожный легендарный вечер в Политехническом, где звучат строки Вознесенского:

«Пожар в Архитектурном
Пылайте высоко
Коровники в амурах
Райкомы в рококо».

Затем на Вознесенского вместе с Евтушенко и Ахмадулиной обрушивается государственная опала самого Хрущёва. На встрече с деятелями искусства под аплодисменты зала Хрущёв кричит: «Убирайтесь вон, господин Вознесенский, к своим хозяевам. Я прикажу Шелепину, и он подпишет вам заграничный паспорт!» Помогло личное вмешательство президента США Кеннеди, позвонившего Хрущёву лично и попросившего смягчить судьбу поэта. Вознесенскому разрешили выехать в США для выступлений. Он сразу же стал самым популярным из русских поэтов в США. Его стихи переводил Роберт Кеннеди. Вознесенский сдружился с поэтом-битником Алленом Гинзбергом. Вознесенский друг семьи Артура Миллера. Его встреча с Мерилин Монро запечатлелась в строках: «Я Мерилин Мерилин/Я героиня/Самоубийства и героина». Лишь недавно поэт раскрыл тайну подтекста этого стиха. В образе затравленной властями актрисы он изобразил себя. Другие стихи ещё более откровенны:

«В Америке, пропахшей мраком
камелией и аммиаком.
Пыхтя, как будто тягачи,
За мною ходят стукачи…
Невыносимо быть распятым
До каждой родинки сквозя,
Когда в тебя от губ до пяток,
Повсюду всажены глаза…
Пусти красавчик Квазимодо
Душа болит кровоточа
От пристальных очей свободы
И нежных взоров стукача».

Все понимали, что речь идёт не об Америке, а об СССР. Вознесенского продолжают травить. В официальной прессе в «Правде» напечатаны стихи Александра Прокофьева: «В отставку! В отставку!! В от-став-ку/В отставку уходит поэт». Развязана кампания по дискредитации его имени. На улице Горького в окнах сатиры уже в 60-х годах изображён рабочий, выметающий «нечисть» метлой. Среди сора-нечисти изображён Вознесенский со сборником «Треугольная груша». Положение поэта в СССР двойственно, с одной стороны, партийные бонзы заискивают перед его мировой славой, с другой — запрещено упоминание его имени в прессе без специального разрешения идеологического отдела ЦК КПСС. Выходящие по тогдашним меркам малыми тиражами сборники почти не появлялись на прилавках, а продавались из-под полы и распределялись как копчёная колбаса среди партийных вельмож, которые вряд ли что-либо смыслили в этой поэзии. Дошло до того, что Вознесенского сплошь и рядом стали путать с популярным комсомольским поэтом Робертом Рождественским.

Участник альманаха «Метрополь» (1978 г.)

Стихотворный сборник «Антимиры» послужил основой знаменитого спектакля Театра на Таганке в 1965 г. На стихи поэта написаны популярные эстрадные песни: «Мёрзнет девочка в автомате», «Барабан», «Вслед за мной на водных лыжах ты летишь…» и главный хит «Миллион алых роз», где поэт в стихах пересказал новеллу Паустовского о любви художника Пиросмани к одной певице. Лирико-драматическая поэма «Юнона и Авось» на музыку Рыбникова до сих пор не сходит со сцены. Это была первая рок-опера в СССР. «Ты меня никогда не забудешь./Ты меня никогда не увидишь.» Оголтелая кампания по дискредитации имени поэта, как ни странно, повлияла не столько на современников, сколько на последующие поколения. Появился миф о благополучном шестидесятнике-конформисте, якобы обласканном властями и издаваемом крупными тиражами. Парадокс в том, что, когда пришла свобода, пропал интерес к поэзии, как таковой. Вознесенский в рассвете творческих сил. Выпускает сборник за сборником абсолютно новых стихов.

Вознесенский — автор архитектурной части монумента «Дружба навеки» в честь двухсотлетия присоединения Грузии к России на Тишинской площади в Москве. Скульптурная часть памятника выполнена З. Церетели.

Вознесенский дружен со многими деятелями искусства, о встречах с которыми он пишет воспоминания в статьях и романах. Он собеседник Сартра, Хайдеггера, Пикассо.

Живёт и работает в Москве в Переделкине по соседству с дачей-музеем Бориса Пастернака, где два раза в год, 6 февраля (день рождения Пастернака) и 30 мая (день смерти поэта) проводил и проводит поэтические чтения.

Награды

В 1978 г. Вознесенский получил Государственную премию СССР за сборник «Витражных дел мастер» (1976).
Он является почётным членом десяти академий мира, в том числе Российской академии образования (1993), Американской академии литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур, Европейской академии поэзии и других.

Библиография

Сборники

«Мозаика» (1960)
«Парабола» (1960)
«Треугольная груша» (1962)
«Антимиры» (1964)
«Мой любовный дневник» (1965, Flegon, без ведома автора)
«Ахиллесово сердце» (1966)
«Тень звука» (1970)
«Взгляд» (1972)
«Выпусти птицу» (1974)
«Дубовый лист виолончельный» (1975)
«Витражных дел мастер» (1976) (Государственная премия СССР, 1978)
«Соблазн» (1978)
«Избранная лирика» (1979)
«Безотчётное» (1981)
«Иверский свет» (1984)
«Прорабы духа. Прозаические и поэтические произведения» (1984)
«Ров. Стихи и проза» (1987)
«10, 9, 8, 7…» (1987)
«Аксиома самоиска» (1990)
«Россія, Poesia» (1991)
«Видеомы» (1992)
«Гадание по книге» (1994)
«Не отрекусь» (1996)
«Casino „Россия“» (1997)
«На виртуальном ветру» (1998)
«Страдивари сострадания» (1999)
«Стихи. Поэмы. Переводы. Эссе» (1999)
«Жуткий кризис „Суперстар“» (1999)
«Стихотворения. Поэмы. Проза» (2000)
«Девочка с пирсингом» (2000)
«Лирика» (2000)
«Моя Россия» (2001)
«Лирика» (2003)
«Избранное» (2003)
«Возвратитесь в цветы!» (2004)
«Избранное» (2006)
«Стихотворения» (2006)
Собрание сочинений в 3 томах. М., 1983—1984.
Собрание сочинений в 7 томах. ВАГРИУС, М., 2000—2006.
«СтиXXI» (М.: Время, 2006)
«Тьмать» (М.: Время, 2009)

Поэмы

«Мастера» (1959) — основа поэмы — пересказ легенды о мастерах, построивших храм Василия Блаженного, и об ослеплении мастеров царём Иваном Грозным
«Лонжюмо» (1963) — посвящена слушателям марксистской школы в Лонжюмо.
«Оза» (1964) — основные темы поэмы: защита личности от бездушной роботизации, любовь и борьба за нее в век великих катаклизмов
«Авось» (1972; рок-опера «Юнона и Авось», постановка 1981) — прообразом поэмы стала история жизни русского государственного деятеля Николая Петровича Резанова
Вечное мясо (1977) — фантастическая история мамонтёнка, найденного в вечной мерзлоте.
Андрей Полисадов (1979) — история прадеда Вознесенского, муромского архимандрита, имевшего грузинское происхождение.
«Ров» (1986) — посвящена истории мародёров, вырывавших драгоценности из захоронений мирных жителей, расстрелянных под Симферополем во время Великой Отечественной войны
Россия воскресе (1993)

Проза

Мемуарная проза, публицистика
книга «Прорабы духа» (1984)

andreyvoznesenski.ru

Андрей Вознесенский в 14-летнем возрасте послал свои стихи Б.Л. Пастернаку. С того момента их встречи и беседы о поэзии стали регулярными. Эта дружба продолжалась до последних дней Пастернака…

Из письма Б.Л. Пастернака Вознесенскому: «Я – в больнице. Слишком часто стали повторяться эти жестокие заболевания. Нынешнее совпало с Вашим вступлением в литературу, внезапным, стремительным, бурным. Я страшно рад, что до него дожил. Я всегда любил Вашу манеру видеть, думать, выражать себя. Но я не ждал, что ей удастся быть услышанной и признанной так скоро».

Творчество Вознесенского универсально во всех своих измерениях. Тематически и лексически это энциклопедизм, полнота обзора, отсутствие в художественной системе запретных тем и слов. Философски – сочетание диалектичности мышления с метафизикой, религиозным исканием, соотнесение конкретного и вневременного. По обращенности и темпераменту – от интимности и исповеди до проповеди и вечевого набата. Обилие цитат и аллюзий указывает на разветвленную корневую систему всей предшествующей литературы, питающую творчество Вознесенского. Неоспоримо метафорическое изобилие стихов поэта, при этом его метафора - это чаще всего вознесение, рывок от традиционно низкого к высокому. В противоположность повествовательности и сложным синтаксическим конструкциям Вознесенский утверждает лаконизм, динамичность стиха, фрагментарность. Богатая звуковая и ритмическая палитра, обилие созвучий, неожиданные рифмы, использование рефренов делают стихи Вознесенского легко запоминающимися.

По произведениям Андрея Вознесенского ставятся театральные спектакли, написаны многочисленные песни и романсы. Авторские вечера Вознесенского во многих городах мира проходят с неизменным успехом.

Использован материал из статья Георгия Трубникова

Судьба, как ракета, летит по параболе
"Поэтарху" Андрею Вознесенскому - 75 лет
Павел Басинский

"Российская газета" - Неделя №4660 от 15 мая 2008 г.

Андрей Вознесенский и 75 лет - как будто бы вещи несовместные, как гений и злодейство. Однако это так. Патриарх русского поэтического авангарда отмечает свои три четверти века. И в этом есть, несмотря ни на что, нечто прекрасное.

Долгожительство поэтического авангарда говорит о том, что это не что-то мимолетное и случайное, это законное направление многообразной русской поэзии.

Как ни странно, но самые запоминающие строки Андрея Вознесенского, которые знает буквально вся страна, совсем не авангардные. Например, вот эти, из его "Саги", уже четверть века звучащие в рок-опере "Юнона и Авось":

Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.
Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: "Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".
Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.
Не мигают, слезятся от ветра
безнадежные карие вишни.
Возвращаться - плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Когда-то Белла Ахмадулина написала об Андрее Вознесенском, может быть, самые точные, хотя и иронические слова:

... я головой киваю: слаб Андрей!
Он держится за рифму,
как Антей
держался за спасительную
землю.
За ним я знаю недостаток злой:
кощунственно венчать "гараж"
с "геранью",
и все-таки о том судить
Гераклу,
поднявшему Антея над землей.
Оторопев, он свой
автопортрет
сравнил с аэропортом, -
это глупость.
Гораздо больше в нем азарт
и гулкость
напоминают мне автопробег.
И я его корю: зачем ты лих?
Зачем ты воздух детским лбом
таранишь?
Все это так. Но все ж он мой
товарищ.
А я люблю товарищей моих.

И дело здесь не только в чувстве товарищеской солидарности. Главное - в этом: "Зачем ты воздух детским лбом таранишь?"

А зачем вишни "безнадежные"?

Один из своих первых сборников он назвал "Треугольная груша". И вот что любопытно: века и века люди видели, что груша действительно треугольная, а не круглая, как яблоко. Но лишь истинный поэтический взгляд способен не только увидеть очевидное, но и дать этому название. Да еще и такое, которое при всей своей очевидности звучит как неслыханная дерзость. Вот это и значит - таранить воздух детским лбом.

Над Вознесенским часто и много смеялись. "Нет, ты не Гойя, ты - другое". Ну правда же смешно - написать о себе: "Я - Гойя!" Это серьезность, переходящая в шутовство. Но изначально поэты и были шутами. Шутами, которые на странном своем шутовском языке говорили правду королям. Иногда короли смеялись, иногда приходили в неистовый гнев, как и случилось с несчастным голым королем Никитой Сергеевичем, который думал, что обозлился на Вознесенского, а на самом деле - просто вышел из себя, сановного, верховного, - но в этом-то и заключалась задача шута-поэта - вывести человека из сановника.

Вознесенского любят и не любят, ему подражают и его пародируют. Кстати, любой филолог знает, что возможность пародирования является первейшим признаком истинной оригинальности. Нельзя пародировать вторичное. Я и сам по своей литинститутской молодости наговорил много злого о Вознесенском. Нашими кумирами были поэты нового поколения: Жданов, Еременко, Парщиков, ныне уже покойная Нина Искренко... Но сегодня-то понимаешь, что без Вознесенского, без его "Треугольной груши" и "Параболы", не было бы и наших тогдашних кумиров. Дело не в том, что он Первый. До него были Хлебников, Маяковский, Северянин... Пастернак, наконец. Дело в том, что в, может, и неплохие, но эстетически затхлые советские годы Вознесенский взял и откупорил бутыль с джином метафорической свободы. И загнать этого джина обратно были уже не в силах ни Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов. А потом уже появились метаметафористы, куртуазные маньеристы и многие, многие, многие. А Вознесенский так и остался - первой любовью свободной поэтической метафоры в несвободные годы.

И все потому, что он посмел сравнить свой портрет с аэродромом.

Только в "РГ"

Существует классическая закономерность: прозаики с годами стареют и мудреют, а поэты - молодеют и пишут самые рискованные интимные стихи.

Слава богу, Андрей Вознесенский, отмечающий свое 75-летие, не стал исключением из этого классического правила, хотя во всем остальном он - сплошное исключение.

Присланное специально в "РГ" новое стихотворение Вознесенского дышит весной и фиалковой свежестью. Оно эротично в высоком смысле слова, оно звучит моложе стихов большинства нынешних молодых поэтов и убеждает нас в том, что автор "Параболы" и "Треугольной груши" остался таким же дерзким и непредсказуемым, каким мы знаем его уже полвека.

Ф-ки

Ухаживали. Фаловали.
Тебе, едва глаза протру,
Фиалки -неба филиалы -
Я рвал и ставил поутру.
Они из чашки хорошели.
Стыдясь, на цыпочках, врастяг
К тебе протягивали шеи,
Как будто школьницы в гостях
Одна, отпавшая от сверстниц,
В воде отплывшая по грудь
Свою отдать хотела свежесть
Кому-нибудь, кому-нибудь...
А. Вознесенский

Ныне у Андрея Вознесенского множество громких званий. Он читаем и уважаем. И как-то даже не верится, что этот мэтр русской поэзии не так уж и давно был преследуем и гоним — впрочем, могла ли отличаться безоблачностью во времена СССР жизнь не самого советского творца?

Опальный стихотворец

Родился Андрей Андреевич в семье гидроинженера, где мечтали видеть своего ребенка технарем или, по крайней мере, зодчим. Но поэтическое вдохновение, однажды посетив молодого человека, стало его верным спутником навсегда. Уже в 14 лет Вознесенский отнес свои первые стихи Борису Пастернаку и получил письмо: «Ваше вступление в литературу — стремительное, бурное, я рад, что до него дожил».

В 1957-м окончание Московского архитектурного института Вознесенский отметил стихами: «Прощай, архитектура! Пылайте широко коровники в амурах, сортиры в рококо». Его дерзкое творчество сломало устоявшиеся каноны советской поэзии, заставило вспомнить эпатаж молодого Владимира Маяковского. Сборники Вознесенского, несмотря на многотысячные тиражи, моментально исчезали с прилавков.

А в 1963 году Вознесенский попал в немилость к Хрущеву, который на встрече с интеллигенцией в Кремле подверг поэта резкой критике:

— Меня, 29-летнего, обвинили в том, что я даю провокационные интервью за границей, называю Пушкина и Маяковского своими современниками. Хрущев потребовал меня на трибуну. Мы оба — с микрофонами! У меня был хороший опыт выступлений на стадионах. Хрущев на меня разорался: «Сотрем! Вы позорите наш народ! Антисоветчик! Забирайте паспорт и езжайте к чертовой бабушке!» А зал неистовствовал, заходился в аплодисментах правителю...

Когда Хрущев орал на меня: «Тоже мне, Пастернак нашелся!» — это было не просто пересечение двух линий, «царской» и поэтической. Это была высшая точка, кульминация противостояния поэзии и власти. Выше некуда!

Недавно я вновь прослушал ту пленку с заседания ЦК и поразился, как вообще мог выдержать, не сломаться. Долго она хранилась в архивах КГБ, пока ее не разыскал российский журналист Дмитрий Минченок, от которого она перешла ко мне.

…У Хрущева была истерика, как в ООН. Отрепетированная истерика. Он был классным актером: репетировал перед зеркалом, бабочку надевал. Но я, молодой человек, испытывал страх. Это ужасно, когда друзья, завидев тебя, переходят на другую сторону улицы. Моей матери сказали, что я покончил с собой, она потеряла сознание. Страшно.

Слава Богу, что уже не нужно играть с властью на ее доске ее же фигурами…

Впрочем, ныне, по мнению Андрея Вознесенского, творцы тоже очень не свободны:

— Сейчас еще хуже. Была цензура политическая, стала коммерческая, которая не позволяет пробиться молодым талантам. Раньше выбрасывали отдельные строчки, а теперь — книги.

Правнук священника

Наверняка даже люди, абсолютно равнодушные к поэзии, все же так или иначе прониклись историей «Юноны» и «Авось» — несомненно, лучшего творения поэта.

— Помню, как вышестоящих бесило это произведение, — рассказывает Андрей Вознесенский. — Резанов говорил, что хочет свести Америку с Россией — страшная вещь для этих полуграмотных людей. Их пугала прямая политика, насмешки над правительством: «Поводыри ведут слепых». Сейчас не верится, что были времена, когда запрещалось даже изображение церквей на книгах. А в спектакле — хор певчих, впервые исполнявший литургии со сцены! На премьеру пришел даже новый посол Соединенных Штатов. Был невероятный успех и... нас запретили. Главным цензором был Андропов.

Тогда мы с Марком Захаровым поехали в церковь. Поставили свечку Богородице как главному действующему лицу в спектакле и взяли три иконки, которые в театре я подарил Караченцову, Шаниной и композитору Рыбникову. Не знаю, куда вечером ездил или звонил Захаров, но утром спектакль разрешили. Вот и не верь после этого в Бога... Но на гастроли за границу спектакль не выпускали. Потом постановку увидел Пьер Карден и влюбился в нее. Дай Бог нашим богатым людям быть такими меценатами. Пьер вложил миллионы, чтобы показать спектакль в Париже, в своем театре. Он лично уговорил Андропова отпустить всю «банду» на гастроли.

Надо заметить, Андрей Андреевич всегда верил в Бога:

— Это гены. Все-таки Вознесенский — священническая фамилия, а мой прапрадед-грузин был священником… Когда русские захватывали Кавказ, сопротивляющиеся вожди ушли в горы, а их детей насильно вывозили в Россию. Одного из маленьких заложников, моего предка, отправили в Муромский монастырь, где он был узником. Потом его отправили в семинарию, окончив которую, женился на русской. Таким образом, начался русский род Вознесенских. Моего прапрадеда хорошо знали и уважали императоры Александр I и Николай I. Удостаивали его разными наградами, но из почетной ссылки, из Мурома, не выпускали. Эту историю мне рассказал отец только перед своей смертью. Ведь в те времена иметь подобные корни было весьма опасно.

Деньги пахнут розами

Все мы не раз радовались таким песням, как «Миллион алых роз», «Песня на «бис», «Начни сначала», «Плачет девочка в автомате» и другим. Сейчас Вознесенский далек от создания шлягеров.

— По правде сказать, я давно уже не пишу песен, — говорит поэт. — А из старых особенно нравится та, где есть строчка «Голубые, как яйца дрозда»... Помните? Сочинять для эстрады я начал исключительно ради денег. Пришел к Таривердиеву, а он и говорит: «Напиши для меня». Я и взялся из спортивного интереса. Сперва была песня «Не исчезай». Но она не очень пошла. Тогда мы с Паулсом сделали «Барабан». Песня моментально стала шлягером, ее запели во всех ресторанах страны. Я проснулся от шелеста купюр, они, как листья осенью, сыпались на меня, сделав за короткое время немыслимо богатым человеком. А потом композиторы решили обидеться на Паулса и пошли к Лапину, главному теленачальнику. Кто-то из обиженных сел за рояль и сыграл, слегка переврав, мелодию «Барабана». Получился израильский гимн. Па-ра-па-па-па... Бред полный, но Лапин испугался. Страшно испугался! «Барабан» тут же исключили из репертуара, вычеркнули отовсюду. Мы с Раймондом в отместку написали «Миллион алых роз». К ним придраться не смогли. Песня стала хитом. Пугачева прошла с ней через Театр эстрады, «Олимпийский», Лужники... Дальше идти было некуда. «Миллион» до сих пор любят в Японии и регулярно присылают мне авторские. Поэтому, если и говорить о том, что меня кормит, так это розочки... Смешно сказать, за сборник поэзии можно получить пятьсот долларов. Разве это гонорар? Но все равно продолжаю работать…

Без купюр

По мнению А. Вознесенского, очередное столетие началось апокалиптически:

— Новое мышление оказалось в руках убийц и террористов. Давайте посмотрим на ХХ век — ведь это два креста, Андреевский флаг дважды. ХХI — те же два креста и минарет. Думаю, что он станет веком столкновения идеологий мусульманства и христианства, и дай Бог, чтобы это все мирно кончилось. Я не знаю, кто победит. Не надо побеждать. Нужно, чтобы было и то, и другое.

Но я уверен в том, что пока человек живет, это прекрасно, и в моих стихах, по-моему, виден этот оптимизм. Поэзия дает энергию, если, конечно, ты пишешь не вяло, а энергично. Даже о страшных вещах нужно писать так, чтобы строчка стояла.

Вознесенский признался, что и сейчас подписался бы под каждой из своих строк. В том числе и под поэмой о Ленине «Лонжюмо»:

— Тогда это было искренне и шло с небес. Вот этот ритм, который там есть, и все это... Здесь я шел за Пастернаком. Он встретился у гроба Ленина с Мандельштамом. Оба пришли туда не для того, чтобы плюнуть в него, а чтобы проститься. Поэт Олег Хлебников говорил, что его учитель называл «Лонжюмо» антисоветской вещью. Тогда ведь Ленин был анти-Сталиным. В третьем томе собрания сочинений, выходящего в «Вагриусе», я восстановил «Лонжюмо» так, как было написано. Без купюр.

Скажу строчечку, которая у меня не опубликована, о Серебряном веке: «Нам, продавшим в себе человека,/ Не помогут ни травка, ни бром,/ Мы балдеем Серебряным веком,/ Как Иуда балдел серебром».

Вертикальное поколение

По мнению А. Вознесенского, его поколение распалось окончательно:

— Время всех разводит. Сначала людей объединяет общая задача, потом в каждом начинает играть индивидуальность, и все расползаются по норам. Но с Беллой (Ахмадуллиной. — И. П.) мы, например, не распадались. Евтушенко? Он теперь преимущественно в Америке… Неустроенный человек, которому сложно жить, ищет выход своей энергии. Он хочет конфликтовать со мной, с Беллой Ахмадулиной, со всеми, кто здесь остался. Я написал о нем статью, и он позвонил: «Андрей, это лучшее, что ты сделал в своей жизни». Мы долго говорили по телефону. Я ему сказал: «У меня нет брата. Будь им. Давай больше не расставаться». «Хорошо», — ответил он. Мы должны были встретиться в октябре, в 18.00. Я готовился как к празднику: надел галстук. Явился в назначенное время. Он опоздал на полтора часа. Окинул меня равнодушным взглядом и... пошел дальше. Не могу я его понять. Евтушенко ежегодно шумно справляет день рождения в Политехническом и при всех заявляет: «Сейчас позвоню Вознесенскому и договорюсь о встрече!» И не звонит...

Поколение — понятие относительное. С Витей Ерофеевым, Володей Вишневским, которые моложе меня, мы общаемся прекрасно. С Женей Поповым, Василием Аксеновым. Я всегда говорил, что поколения надо определять не горизонтально — по возрасту, а вертикально...

Из молодых одним из самых близких себе поэтов Вознесенский называет Земфиру Рамазанову. Он считает, что ее строка «А у тебя СПИД, и, значит, мы умрем!» — это слоган нашего времени.

«Мы живем по циферблату, в котором отломана часовая стрелка, да и минутная тоже. Мы — люди с секундным суетным кругозором», — говорит Вознесенский. Отметим, что, судя по обсуждениям во Всемирной паутине, эта метафора более всего понятна тем, кому еще даже не тридцать. Следует сказать, они с восторгом воспринимают новую манеру Вознесенского преподносить свои творения. Он постоянно использует визуальные эффекты: рисунки, фотографии, лазер.

— Нынче у людей больше развито визуальное восприятие. Вспышки, клипы как метафоры. И молодежи нравятся видеомы. Я их показываю — в зале сначала тишина, напряженная, думающая, а потом аплодисменты. Им интересно. Две трети моих зрителей молодые люди. Не бывает так, чтобы выросло поколение героев, потом — поколение предателей. Процент героев и предателей примерно одинаков. Если говорить об отличиях нынешних двадцатилетних — у них ассоциации богаче и мышление свободней.

Именно молодые прозвали Вознесенского «гражданином соединенных сайтов».

— Я написал недавно: «Русь, куда несешься? Дай ответ!» «В Интернет».

Чаще всего поэту задают вопрос: «Легче ли ныне работать, чем в юности?»:

— Что значит легче?! В молодости я невольно потакал публике, а сейчас пишу для Бога и себя. Это интереснее, но не легче. Никогда не думал, что доживу до таких лет. Не представлял себе этого всерьез, не строил планов, ведь принято думать, что старость сопряжена с упадком сил. Литература дает силы жить, сколь бы нервным ни было это занятие. Я пишу приступами: то пишу, то не пишу. Не знаю, откуда берутся силы: то ли от Бога, то ли от дьявола...

Инна Питя.
Единственная ежедневная газета Харьковского региона
№221

Шестидесятники // Андрей Вознесенский // Юбилейный панегирик в двух частях
Георгий ТРУБНИКОВ

На состоявшейся 7 марта 1963 г. в Кремле встрече руководства КПСС с представителями творческой интеллигенции Никита Хрущев набросился на молодого поэта Андрея Вознесенского.
Хрущев. Почему вы афишируете, что вы не член партии?! "Я не член партии" - вызов дает! Сотрем всех на пути, кто стоит против Коммунистической партии, сотрем!
Вы скажете, что я зажимаю. Я - Секретарь, Председатель. Прежде всего я - гражданин Советского Союза, я боец и буду бороться против всякой нечисти. Мы создали свободные условия не для пропаганды антисоветчины. Мы никогда не дадим врагам воли, никогда! Ишь ты какой - "я не член партии!" Он нам хочет какую-то партию беспартийных создать. Нет, вы член партии, только не той партии... Товарищи, идет борьба, борьба историческая, здесь либерализму нет места, господин Вознесенский!.. Ваши дела говорят об антипартийщине, антисоветчине. Вы говорите ложь!..
Вознесенский. Нет, не ложь!
Хрущев. Молоко еще не обсохло. Ишь какой. Он поучать будет. Обожди еще! Мы предложили Пастернаку, чтобы он уехал. Хотите, завтра получите паспорт, уезжайте к чертовой бабушке, поезжайте туда, к своим.
Вознесенский. Я русский поэт. Зачем мне уезжать?
Хрущев. Ишь ты какие! Думаете, что Сталин умер... Мы хотим знать, кто с нами, кто против нас. Никакой оттепели: или лето, или мороз...

Часть первая, научно-протокольная

Андрей Андреевич Вознесенский, русский поэт, родился ровно 75 лет назад, 12 мая 1933 года в Москве. Окончил Московский архитектурный институт (1957 г.). В четырнадцатилетнем возрасте Вознесенский послал свои стихи Борису Леонидовичу Пастернаку. Тот пригласил подростка к себе; их встречи и беседы о поэзии стали регулярными. Эта дружба продолжалась до последних дней Пастернака.

В 1958 году стихи Вознесенского появляются в периодике. Поэма "Мастера" (1959) сделала его знаменитым. Стремительное вхождение Вознесенского в литературу произошло в период освобождения общества от сталинизма. Миллионами читателей и десятками тысяч слушателей оказались востребованы такие качества поэзии Вознесенского, как искренность, острая современность, свежесть языка, яркость образов, музыкальность. Виртуозная техника стихосложения, дерзкие метафоры, тематические "порывы" ломали устоявшиеся каноны "благополучной" советской поэзии: сборники "Мозаика" и "Парабола" (1960), "Треугольная груша" (1963), поэма "Оза" (1964).

7 марта 1963 года в Кремле во время "собрания представителей художественной интеллигенции" Хрущев обрушился на Вознесенского с яростной руганью, с угрозами выслать его из СССР. Этим был дан сигнал к свертыванию относительных свобод в стране. Для Вознесенского событие, случившееся в Кремле, и последующая травля стали началом нового этапа, когда он решал, казалось бы, несовместимые задачи: оставаясь в несвободной стране, сохранить дар и свободу выхода к широкой читательской аудитории, не поступаясь своим мировоззрением. Эти задачи Вознесенский реализовал чисто художественными средствами, показав, что цензура бессильна против поэтики: сборники "Дубовый лист виолончельный" (1975), "Витражных дел мастер" (1976), "Соблазн" (1978), "Безотчетное" (1981), поэмы "Авось!" (1975), "Вечное мясо" (1977), "Андрей Полисадов (1979), цикл "Мемориал Микеланджело" (1975).

С начала 80-х гг. в творчестве Вознесенского проступает предчувствие готовящихся в стране перемен. Затем в стихах отражается его непосредственное участие в процессе освобождения от тоталитаризма. Заметно усиливается публицистичность поэзии: сборники "Прорабы духа" (1984), "Ров" (1986), "Аксиома Самоиска" (1990). Помимо стихов, Вознесенский публикует статьи о спасении природы и культуры. Увеличивается доля прозы, написанной в форме эссе об ушедших и живых современниках. В дальнейшем, начиная с середины 90-х гг., Вознесенский возвращается к экспериментам в словотворчестве, работает в жанре визуальной поэзии.

Творчество Вознесенского универсально во всех своих измерениях. Тематически и лексически это энциклопедизм, полнота обзора, отсутствие в художественной системе запретных тем и слов. Философски - сочетание диалектичности мышления с метафизикой, религиозным исканием, соотнесение конкретного и вневременного. По обращенности и темпераменту - от интимности и исповеди до проповеди и вечевого набата. Обилие цитат и аллюзий указывает на разветвленную корневую систему всей предшествующей литературы, питающую творчество Вознесенского.

Неоспоримо метафорическое изобилие стихов Вознесенского, при этом его метафора - это чаще всего вознесение, рывок от традиционно низкого к высокому. В противоположность повествовательности и сложным синтаксическим конструкциям Вознесенский утверждает лаконизм, динамичность стиха, фрагментарность. Богатая звуковая и ритмическая палитра, обилие созвучий, неожиданные рифмы, использование рефренов делают стихи Вознесенского легко запоминающимися.

На стихи Вознесенского написаны многочисленные песни и романсы. На его либретто А.Л. Рыбниковым создана рок-опера "Юнона и Авось". По стихам Вознесенского ставятся театральные спектакли. Авторские вечера Вознесенского во многих городах мира проходят с неизменным успехом. В 1996 г. газета "Нувель Обсерватер" назвала его "самым великим поэтом современности". Вознесенский - член десяти академий, почетный доктор многих университетов.

Часть вторая, лирическая

В 1960-м, в студенческой стенгазете я прочел:
Дали девочке искру.
Не ириску, а искру,
искру поиска, искру риска...

От произнесения этих строчек вслух кололо и обжигало губы. Вот ведь, оказывается, как можно писать! Тогда, как говорится, вся Россия писала и читала стихи. Сейчас понимаешь, что это не было романтическим умопомешательством. Просто поэзия нам заменяла религию. Мы исцелялись. Мы обретали внутреннюю неистребимую свободу. Позже нас назвали шестидесятниками.

В 1963-м я обрел "Треугольную грушу" и понял, что русская поэзия без меня обойдется, - мне так сроду не написать. Но этот вывод не привел меня в уныние. "Не получилось писать для народа - надо писать для конкретных людей". Существует и прикладная поэзия, ее тоже нужно уметь делать. К тому же можно пропагандировать Вознесенского. И я читал его подшефным школьникам - наряду с Блоком, Маяковским, Есениным.
Я - семья
во мне как в спектре живут семь "я"
несовместимых как семь зверей
а самый синий
свистит в свирель!
а весной
мне снится
что я -
восьмой

В 1975-м мне дали почитать сборник "Дубовый лист виолончельный". Я переписывал стихи от руки и, как выяснилось, запомнил наизусть всё, что переписал. Запоминаемость стихов Вознесенского удивительна. В лучшие мои годы я мог прочесть слушателям 140 стихотворений и две поэмы. И не потому, что у меня хорошая память. Я и на других людях проверял. Помню, Димка Винокуров с двух раз запомнил с моего голоса "Заповедь". А ведь запоминаемость, если вдуматься, - родовое качество поэзии. Для чего всё это - ритмика, метрика, рифмовка, аллитерации? Да для того, чтобы люди запомнили дословно, чтобы унесли с собой, чтобы повторяли про себя, постепенно понимая весь смысл сказанного, а не только поверхность.

Это как прививка. Как медицинская прививка, создающая в твоем организме иммунитет - в данном случае от всяческой пошлости. И как прививка садовника, когда на твоих корнях дикого подвоя произрастают прекрасные плоды культурного привоя: "Я занимаюсь биологией стиха".

Где только я ни читал Вознесенского... В школах, в студенческих общежитиях, клубах и красных уголках предприятий, в библиотеках, в литературных объединениях. Я видел глаза слушателей, чувствовал, что всё получается. Каждый раз приходилось объяснять, что не я хороший чтец, а стихи гениальные. Самые продвинутые оставались пошептаться. Они не могли понять, как эти стихи, пропитанные свободой и непринятием системы, построенной на лжи, могли быть напечатанными.

Цензура была бессильна перед мощью таланта. Она могла убрать какую-то крамольную строчку, но смысл стихотворения не мог измениться. А запретную строку Вознесенский произносил на своем литературном вечере, и она становилась известна читателю. Во все времена он читал в переполненных залах, пока позволяло здоровье.

Жить одной жизнью со своим несвободным народом и в полный голос петь свободу.

Быть остросовременным и сшивать собою века.

Видеть трагический мир таким, каков он есть, и любить его. Кто еще это сумел?
...Избегаю понятия "литература",
но за дар твоей речи
отдал голову с плеч.
Я кому-то придурок,
но почувствовал шкурой,
как двадцатый мой век
на глазах
превращается
в Речь.
Его темное слово,
пока лирики телятся,
я сказал по разуму своему
на языке сегодняшней
русской интеллигенции,
перед тем как вечностью
стать ему.

Умом понимаешь, что никогда больше поэзия не будет играть той роли, какую играла на протяжении последних двух веков. Но ее усилия были отнюдь не напрасны. Каким-то образом они скажутся.

12/5/2008