Биография -> Дмитрий Сергеевич Лихачёв (цитаты)

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

(28 ноября 1906 года, Санкт-Петербург, Российская империя — 30 сентября 1999 года, Санкт-Петербург, Российская Федерация)

ru.wikipedia.org

Биография

Молодые годы

Отец — Сергей Михайлович Лихачёв, инженер-электрик, мать — Вера Семёновна Лихачёва, урождённая Коняева.

С 1914 по 1916 года учился в гимназии Императорского Человеколюбивого общества, с 1916 по 1920 реального училища К. И. Мая, затем до 1923 года — в Советской единой трудовой школе им. Л. Д. Лентовской (ныне это средняя общеобразовательная школа № 47 имени Д. С. Лихачёва). До 1928 студент романо-германской и славяно-русской секции отделения языкознания и литературы факультета общественных наук Ленинградского государственного университета.

8 февраля 1928 году арестован за участие в студенческом кружке «Космическая академия наук», где незадолго до ареста сделал доклад о старой русской орфографии, «попранной и искажённой врагом Церкви Христовой и народа российского»; осуждён на 5 лет за контрреволюционную деятельность. До ноября 1931 политзаключённый в Соловецком лагере особого назначения.

В 1930 опубликована первая научная работа Д. С. Лихачёва «Картёжные игры уголовников» в журнале «Соловецкие острова».

Марка России с изображением Д. С. Лихачёва

1931
- В ноябре переведён из Соловецкого лагеря в Белбалтлаг, работал на строительстве Беломорско-Балтийского канала.

1932, 8 августа
- Освобождён из заключения досрочно и без ограничений как ударник. Вернулся в Ленинград.

1932—1933
- Литературный редактор Соцэкгиза (Ленинград).

1933—1934
- Корректор по иностранным языкам в типографии «Коминтерн» (Ленинград) .

1934—1938
- Учёный корректор, литературный редактор, редактор Отдела общественных наук Ленинградского отделения Издательства Академии наук СССР.

1935
- Женился на Зинаиде Александровне Макаровой.
- Публикация статьи «Черты первобытного примитивизма воровской речи» в сборнике Института языка и мышления им. Н. Я. Марра «Язык и мышление».

1936
- 27 июля по ходатайству президента Академии наук А. П. Карпинского снята судимость постановлением Президиума ЦИК СССР.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1937
- Родились дочери-близнецы Вера и Людмила Лихачёвы.

1938—1954
- Младший, с 1941 г. — старший научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР (ИРЛИ АН СССР).

осень 1941 — весна 1942
- Находился с семьей в блокадном Ленинграде.
- Издание первой книги «Оборона древнерусских городов» (1942), написанной совм. с М. А. Тихановой.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1941
- Защитил диссертацию на степень кандидата филологических наук на тему: «Новгородские летописные своды XII века».

июнь 1942
- Вместе с семьёй эвакуировался по Дороге жизни из блокадного Ленинграда в Казань.

1942
- Награждён медалью «За оборону Ленинграда».

1942
- В блокадном Ленинграде умер отец Сергей Михайлович Лихачёв.

Научная зрелость

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1945
- Издание книг «Национальное самосознание Древней Руси. Очерки из области русской литературы 11-17 вв.» М.-Л., Изд-во АН. 1945. 120 с. (фототип. переизд. кн.: The Hugue, 1969) и «Новгород Великий: Очерк истории культуры Новгорода 11-17 вв.» Л., Госполитиздат. 1945. 104 с. 10 т.э. (переизд.: М., Сов. Россия. 1959.102 с.).

1946
- Награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».
- Издание книги «Культура Руси эпохи образования Русского национального государства. (Конец XIV-начало XVI в.)». М., Госполитиздат. 1946. 160 с. 30 т.э. (фототип. переизд кн.: The Hugue, 1967).

1946—1953
- Доцент, с 1951 г. профессор Ленинградского государственного университета. На историческом факультете ЛГУ читал спецкурсы «История русского летописания», «Палеография», «История культуры Древней Руси» и др.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1947
- Защитил диссертацию на степень доктора филологических наук на тему: «Очерки по истории литературных форм летописания XI—XVI вв.».
- Издание книги «Русские летописи и их культурно-историческое значение» М.-Л., Изд-во АН. 1947. 499 с. 5 т.э. (фототип. переизд кн.: The Hugue, 1966).

1948—1999
- Член Учёного совета ИРЛИ АН СССР.

1950
- Издание «Слова о полку Игореве» в серии «Литературные памятники» с переводом и комментариями Д. С. Лихачёва.
- Издание «Повести временных лет» в серии «Литературные памятники» с переводом (совм. с Б. А. Романовым) и комментариями Д. С. Лихачёва (переизд.: СПб., 1996).
- Публикация статей «Исторический и политический кругозор автора „Слова о полку Игореве“» и «Устные истоки художественной системы „Слова о полку Игореве“».
- Издание книги: «Слово о полку Игореве»: Историко-литературный очерк. (НПС). М.-Л., Изд-во АН. 1950. 164 с. 20 т.э. 2-е изд., доп. М.-Л., Изд-во АН. 1955. 152 с. 20 т.э.

1951
- Утвержден в звании профессора.
- Публикация статьи «Литература XI—XIII вв.» в коллективном труде «История культуры Древней Руси». (Том 2. Домонгольский период), получившем Государственную премию СССР.

1952
- Присуждена Сталинская премия второй степени за коллективный научный труд «История культуры Древней Руси. Т. 2».
- Издание книги «Возникновение русской литературы». М.-Л., Изд-во АН. 1952. 240 с. 5 т.э.

1952—1991
- Член, с 1971 — председатель редколлегии серии АН СССР «Литературные памятники».

1953
- Избран членом-корреспондентом Академии наук СССР.
- Публикация статей «Народное поэтическое творчество времени расцвета древнерусского раннефеодального государства (X—XI вв.)» и «Народное поэтическое творчество в годы феодальной раздробленности Руси — до татаро-монгольского нашествия (XII-начало XIII в.)» в коллективном труде «Русское народное поэтическое творчество».

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1954
- Присуждена премия Президиума АН СССР за работу «Возникновение русской литературы».
- Награждён медалью «За трудовую доблесть».

1954—1999
- Заведующий Сектором, с 1986 — Отделом древнерусской литературы ИРЛИ АН СССР.

1955
- Первое выступление в прессе в защиту памятников старины («Литературная газета», 15 янв. 1955).

1955—1999
- Член Бюро Отделения литературы и языка АН СССР.

1956—1999
- Член Союза писателей СССР (Секция критики), с 1992 — член союза писателей Санкт-Петербурга.
- Член Археографической комиссии АН СССР, с 1974 — член Бюро Археографической комиссии АН СССР.

1958
- Первая поездка за рубеж — командирован в Болгарию для работы в рукописных хранилищах.
- Участвовал в работе IV Международного съезда славистов (Москва), где был председателем подсекции древнеславянских литератур. Сделан доклад «Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России».
- Издание книги «Человек в литературе Древней Руси» М.-Л., Изд-во АН. 1958. 186 с. 3 т.э. (переизд.: М., 1970; Лихачёв Д. С. Избранные работы: В 3-х т. Т. 3. Л., 1987) и брошюры «Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России». М., Изд-во АН. 1958. 67 с. 1 т.э.

1958—1973
- Заместитель председателя постоянной Эдиционно-текстологической комиссии Международного комитета славистов.

1959
- Член Учёного совета Музея древнерусского искусства им. Андрея Рублева.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1959
- Родилась внучка Вера, дочь Людмилы Дмитриевны (от брака с Сергеем Зилитинкевичем, физиком).

1960
- Участвовал в I Международной конференции по поэтике (Польша).

1960—1966
- Заместитель председателя Ленинградского отделения Общества советско-болгарской дружбы.

1960—1999
- Член Учёного совета Государственного Русского музея.
- Член Советского (Российского) комитета славистов.

1961
- Участвовал во II Международной конференции по поэтике (Польша).
- С 1961 г. член редколлегии журнала «Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка».
- Издание книг: «Культура русского народа 10-17 вв.» М.-Л., Изд-во АН. 1961. 120 с. 8 т.э. (2-е изд.) М.-Л.,1977. и «„Слово о полку Игореве“ — героический пролог русской литературы». М.-Л., Гослитиздат. 1961. 134 с. 30 т.э. 2-е изд. Л.,ХЛ.1967.119 с.200 т.э.

1961—1962
- Депутат Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся.

1962
- Поездка в Польшу на заседание постоянной Эдиционно-текстологической комиссии Международного комитета славистов.
- Издание книг «Текстология: На материале русской литературы Х — XVII вв.» М.-Л., Изд-во АН. 1962. 605 с. 2500 э. (переизд.: Л., 1983; СПб., 2001) и «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого (конец XIV — начало XV в.)» М.-Л., Изд-во АН. 1962. 172 с. 30 т.э. (переизд.: Лихачёв Д. С. Раздумья о России. СПб., 1999).

1963
- Избран иностранным членом Болгарской академии наук.
- Президиумом Народного Собрания Народной Республики Болгарии награждён орденом Кирилла и Мефодия I степени.
- Участвовал в V Международном съезде славистов (София).
- Командирован в Австрию для чтения лекций.

1963—1969
- Член Художественного совета Второго творческого объединения Ленфильма.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1963
- С 1963 г. член редколлегии серии АН СССР «Научно-популярная литература».

1964
- Присуждена степень почётного доктора наук Университета имени Николая Коперника в Торуне (Польша) .
- Поездка в Венгрию для чтения докладов в Венгерской академии наук.
- Поездка в Югославию для участия в симпозиуме, посвящённом изучению творчества Вука Караджича, и для работы в рукописных хранилищах.

1965
- Поездка в Польшу для чтения лекций и докладов.
- Поездка в Чехословакию на заседание постоянной Эдиционно-текстологической комиссии Международного комитета славистов.
- Поездка в Данию на симпозиум «Юг-Север», организованный ЮНЕСКО.

1965—1966
- Член Организационного комитета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

1965—1975
- Член Комиссии по охране памятников культуры при Союзе художников РСФСР.

1966
- Награждён орденом Трудового Красного Знамени за заслуги в развитии советской филологической науки и в связи с 60-летием со дня рождения.
- Поездка в Болгарию для научной работы.
- Поездка в Германию на заседание постоянной Эдиционно-текстологической комиссии Международного комитета славистов.

1966
- Родилась внучка Зина, дочь Веры Дмитриевны (от брака с Юрием Курбатовым, архитектором).

1967
- Избран почётным доктором Оксфордского университета (Великобритания).
- Поездка в Великобританию для чтения лекций.
- Участвовал в Генеральной ассамблее и научном симпозиуме Совета по истории и философии ЮНЕСКО (Румыния).
- Издание книги «Поэтика древнерусской литературы» Л., Наука. 1967. 372 с. 5200 э., удостоенной Государственной премии СССР (переизд.: Л., 1971; М., 1979; Лихачёв Д. С. Избранные работы: В 3-х т. Т. 1. Л., 1987)
- Член Совета Ленинградского городского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.
- Член Центрального совета, с 1982 — член Президиума Центрального совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

1967—1986
- Член Ученого совета Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР.

1968
- Избран членом-корреспондентом Австрийской академии наук.
- Участвовал в VI Международном съезде славистов (Прага). Прочитал доклад «Древнеславянские литературы как система».

1969
- Присуждена Государственная премия СССР за научный труд «Поэтика древнерусской литературы».
- Участвовал в конференции по эпической поэзии (Италия).

1969
- Член Научного совета по комплексной проблеме «История мировой культуры» АН СССР. С 1970 — член бюро Совета.

Академик

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1970
- Избран действительным членом Академии наук СССР.

1971
- Избран иностранным членом Сербской академии наук и искусств.
- Награждён дипломом 1 степени Всесоюзного общества «Знание» за книгу «Человек в литературе Древней Руси».
- Присуждена степень почётного доктора наук Эдинбургского университета (Великобритания).
- Издание книги «Художественное наследие Древней Руси и современность» Л., Наука. 1971. 121 с. 20 т.э. (совм. с В. Д. Лихачёвой).

1971
- Умерла мать Вера Семёновна Лихачёва.

1971—1978
- Член редколлегии «Краткой литературной энциклопедии».

1972—1999
- Руководитель Археографической группы Ленинградского отделения Архива АН СССР.

1973
- Награждён дипломом I степени Всесоюзного общества «Знание» за участие в коллективном научном труде «Краткая история СССР. Ч. 1».
- Избран почётным членом историко-литературного школьного общества «Боян» (Ростовская область).
- Избран иностранным членом Венгерской академии наук.
- Участвовал в VII Международном съезде славистов (Варшава). Прочитан доклад «Зарождение и развитие жанров древнерусской литературы».
- Издание книги «Развитие русской литературы Х — XVII вв.: Эпохи и стили» Л., Наука. 1973. 254 с. 11 т.э.(переизд.: Лихачёв Д. С. Избранные работы: в 3-х т. Т. 1. Л., 1987; СПб., 1998).

1973—1976
- Член Учёного совета Ленинградского института театра, музыки и кинематографии.

1974—1999
- Член Ленинградского (Санкт-Петербургского) отделения Археографической комиссии АН СССР, с 1975 — член бюро Отделения Археографической комиссии АН СССР.
- Член бюро Археографической комиссии АН СССР.
- Председатель редколлегии ежегодника «Памятники культуры. Новые открытия» Научного совета по комплексной проблеме «История мировой культуры» АН СССР.
- Председатель Научного совета по комплексной проблеме «История мировой культуры» АН СССР.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1975
- Награждён медалью «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».
- Награждён золотой медалью ВДНХ за монографию «Развитие русской литературы Х—XVII вв.».
- Выступил против исключения А. Д. Сахарова из Академии наук СССР.
- Поездка в Венгрию на празднование 150-летия Венгерской академии наук.
- Участвовал на симпозиуме «МАПРЯЛ» (Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы) по сравнительному литературоведению (Болгария).
- Издание книги «Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси» М., Современник. 1975. 366 с. 50 т.э. (перизд.: М., 1980; Лихачёв Д. С. Избранные работы: в 3-х т. Т.2. Л., 1987; 1997).

1975—1999
- Член редколлегии издания Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР «Вспомогательные исторические дисциплины».

1976
- Участвовал в особом заседании Академии наук СССР по книге О.Сулейменова «Аз и Я» (запрещена).
- Участвовал в конференции «Тырновская школа. Ученики и последователи Ефимия Тырновского» (Болгария).
- Избран членом-корреспондентом Британской академии.
- Издание книги «„Смеховой мир“ Древней Руси» Л., Наука. 1976. 204 с. 10 т.э.(совм. с А. М. Панченко; переизд.: Л., Наука. 1984.295 с.; «Смех в Древней Руси» — совм. с А. М. Панченко и Н. В. Понырко; 1997: «Историческая поэтика литературы. Смех как мировоззрение»).

1976—1999
- Член редколлегии международного журнала «Palaeobulgarica» (София).

1977
- Государственным Советом Народной Республики Болгарии награждён орденом Кирилла и Мефодия I степени.
- Президиумом Болгарской академии наук и Академическим советом Софийского университета имени Климента Охридского награждён премией Кирилла и Мефодия за труд «Големият свят на руската литература».

1978
- Награждён грамотой Союза болгарских журналистов и почётным знаком «Золотое перо» за большой творческий вклад в болгарскую журналистику и публицистику.
- Избран почётным членом литературного клуба старшеклассников «Бригантина».
- Поездка в Болгарию для участия в международном симпозиуме «Тырновская художественная школа и славяно-византийское искусство XII—XV вв.» и для чтения лекций в Институте болгарской литературы БАН и Центре болгаристики.
- Поездка в ГДР на заседание постоянной Эдиционно-текстологической комиссии Международного комитета славистов.
- Издание книги «„Слово о полку Игореве“ и культура его времени» Л., ХЛ. 1978. 359 с. 50 т.э.(переизд.: Л., 1985; СПб., 1998)

1978—1989
- Инициатор, редактор (совм. с Л. А. Дмитриевым) и автор вступительных статей к монументальной серии «Памятники литературы Древней Руси» (12 томов), выходящей в издательстве «Художественная литература» (издание удостоено Государственной премией в 1993 г.).

1979
- Государственным Советом Народной Республики Болгарии присвоено почётное звание лауреата Международной премии имени братьев Кирилла и Мефодия за исключительные заслуги в развитии староболгаристики и славистики, за изучение и популяризацию дела братьев Кирилла и Мефодия.
- Публикация статьи «Экология культуры» (Москва, 1979, № 7)

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1980
- Секретариатом Союза писателей Болгарии награждён почётным знаком «Никола Вапцаров».
- Поездка в Болгарию для чтения лекций в Софийском университете.

1981
- Награждён Почётной грамотой «Всесоюзного добровольного общества любителей книги» за выдающийся вклад в исследование древнерусской культуры, русской книги, источниковедения.
- Государственным Советом Народной Республики Болгарии присуждена «Международная премия имени Евфимия Тырновского».
- Награждён почётным знаком Болгарской академии наук.
- Участвовал в конференции, посвящённой 1300-летию Болгарского государства (София).
- Издание сборника статей «Литература — реальность — литература». Л., Сов.писатель. 1981. 215 с. 20 т.э. (переизд.: Л., 1984; Лихачёв Д. С. Избранные работы: В 3-х т. Т. 3. Л., 1987) и брошюры «Заметки о русском». М., Сов. Россия. 1981. 71 с. 75 т.э. (переизд.: М., 1984; Лихачёв Д. С. Избранные работы: В 3-х т. Т. 2. Л., 1987; 1997).

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1981
- Родился правнук Сергей, сын внучки Веры Тольц (от брака с Владимиром Соломоновичем Тольцем, советологом, уфимским евреем).

1981, 11 сентября
- Погибла в автокатастрофе дочь Вера.

1981—1998
- Член редакционного совета альманаха Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры «Памятники Отечества».

1982
- Присуждена Почётная грамота и премия журнала «Огонёк» за интервью «Память истории священна».
- Избран почётным доктором Университета Бордо (Франция).
- Редколлегией «Литературной газеты» присуждена премия за активное участие в работе «Литературной газеты».
- Поездка в Болгарию для чтения лекций и консультаций по приглашению Болгарской академии наук.
- Издание книги «Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей» Л., Наука. 1982. 343 с. 9950 э. (переизд.: Л., 1991; СПб., 1998).

1983
- Награждён Дипломом почёта ВДНХ за создание пособия для учителей «Слово о полку Игореве».
- Избран почётным доктором Цюрихского университета (Швейцария).
- Член Советского оргкомитета по подготовке и проведению IX Международного съезда славистов (Киев).
- Издание книги для учащихся «Земля родная». М., Дет.лит. 1985. 207 с.

1983—1999
- Председатель Пушкинской комиссии АН СССР.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

1984
- Имя Д. С. Лихачёва присвоено малой планете № 2877, открытой советскими астрономами: (2877) Likhachev-1969 TR2.

1984—1999
- Член Ленинградского научного центра АН СССР.

1985
- Награждён юбилейной медалью «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».
- Президиумом АН СССР присуждена премия имени В. Г. Белинского за книгу «„Слово о полку Игореве“ и культура его времени».
- Редколлегией «Литературной газеты» присвоено звание лауреата «Литературной газеты» за активное сотрудничество в газете.
- Присуждена степень почётного доктора наук Будапештского университета имени Лоранда Этвеша.
- Поездка в Венгрию по приглашению Будапештского университета имени Лоранда Этвеша в связи с 350-летием университета.
- Участвовал в Культурном форуме государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (Венгрия). Прочитан доклад «Проблемы сохранения и развития фольклора в условиях научно-технической революции».
- Издание книг «Прошлое — будущему: Статьи и очерки» Л., Наука. 1985. 575 с. 15 т.э. и «Письма о добром и прекрасном» М., Дет.лит. 1985. 207 с. (переизд.: Токио, 1988; М., 1989; Симферополь, 1990; СПб., 1994; СПб., 1999).

1986
- В связи с 80-летием Присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
- Государственным Советом Народной Республики Болгарии награждён орденом Георгия Димитрова (высшей награды Болгарии).
- Награждён медалью «Ветеран труда».
- Занесен в Книгу почёта Всесоюзного общества «Знание» за активную работу по пропаганде художественной культуры и оказание методологической помощи лекторам.
- Присвоено звание лауреата «Литературной России» за 1986 год и присуждена премия журнала «Огонек».
- Избран почётным председателем Международного общества по изучению творчества Ф. М. Достоевского (IDS).
- Избран почётным членом секции книги и графики Ленинградского Дома учёных им. М.Горького.
- Избран членом-корреспондентом секции «Ирисы» Московского городского клуба цветоводов-любителей.
- Участвовал в советско-американо-итальянском симпозиуме «Литература: традиция и ценности» (Италия).
- Участвовал в конференции, посвящённой «Слову о полку Игореве» (Польша).
- Издана книга «Исследования по древнерусской литературе». Л., Наука. 1986. 405 с. 25 т.э. и брошюра «Память истории священна». М., Правда. 1986. 62 с. 80 т.э.

1986—1993
- Председатель правления Советского фонда культуры (с 1991 — Российского фонда культуры).

1987
- Награждён медалью и премией «Альманаха библиофила».
- Награждён дипломом за фильм «Поэзия садов» (Лентелефильм, 1985), удостоенный второй премии на V Всесоюзном смотре фильмов по архитектуре и гражданскому строительству.
- Избран депутатом Ленинградского городского Совета народных депутатов.
- Избран членом Комиссии по литературному наследию Б. Л. Пастернака.
- Избран иностранным членом Национальной академии Италии.
- Участвовал в международном форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества» (Москва).
- Поездка во Францию на XVI сессию Постоянной смешанной советско-французской комиссии по культурным и научным связям.
- Поездка в Великобританию по приглашению Британской академии и Университета г. Глазго для чтения лекций и консультаций по истории культуры.
-
- Поездка в Италию на заседание неформальной инициативной группы по организации фонда «За выживание человечества в ядерной войне».
- Издание книги «Великий путь: Становление русской литературы XI—XVII вв.». М., Современник. 1987. 299 с. 25 т.э.
- Издание «Избранных работ» в 3-х тт.

1987—1996
- Член редколлегии журнала «Новый мир», с 1997 — член Общественного совета журнала.

1988
- Участвовал в работе международной встречи «Международный фонд за выживание и развитие человечества».
- Избран почётным доктором Софийского университета (Болгария).
- Избран членом-корреспондентом Геттингенской академии наук (ФРГ).
- Поездка в Финляндию на открытие выставки «Время перемен, 1905—1930 (Русский авангард)».
- Поездка в Данию на открытие выставки «Русское и советское искусство из личных собраний. 1905—1930 гг.»
- Поездка в Великобританию для презентации первого номера журнала «Наше наследие».
- Издание книги: «Диалоги о дне вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем». М., Сов. Россия. 1988. 142 с. 30 т.э. (соавтор Н. Г. Самвелян)

1987
- Родилась правнучка Вера, дочь внучки Зинаиды Курбатовой (от брака с Игорем Руттером, художником, сахалинским немцем).

1989
- Присуждена Европейская (1-я) премия за культурную деятельность в 1988 году.
- Присуждена Международная литературно-журналистская премия г. Модены (Италия) за вклад в развитие и распространение культуры в 1988 году.
- Вместе с другими деятелями культуры выступил за возвращение Русской Православной Церкви Соловецкого и Валаамского монастырей.
- Участвовал в совещании министров культуры европейских стран во Франции.
- Член Советского (позднее Российского) отделения Пен-клуба.
- Издание книг «Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет» Л., Сов.писатель. 1989. 605 с. 100 т.э. и «О филологии» М., Высш.шк. 1989. 206 с. 24 т.э.

1989—1991
- Народный депутат СССР от Советского фонда культуры.

1990
- Член Международного комитета по возрождению Александрийской библиотеки.
- Почетный председатель Всесоюзного (с 1991 — Российского) Пушкинского общества.
- Член Международной редколлегии, созданной для издания «Полного собрания сочинений А. С. Пушкина» на английском языке.
- Лауреат Международной премии города Фьюджи (Италия).
- Издание книги «Школа на Васильевском: Книга для учителя». М., Просвещение. 1990. 157 с. 100 т.э.(совм. с Н. В. Благово и Е. Б. Белодубровским).

1991
- Присуждена премия А. П. Карпинского (Гамбург) за исследование и публикацию памятников русской литературы и культуры.
- Присуждена степень почётного доктора наук Карлова университета (Прага).
- Избран почётным членом Сербской Матицы (СФРЮ).
- Избран почётным членом Всемирного клуба петербуржцев.
- Избран почётным членом Немецкого Пушкинского общества.
- Издание книг «Я вспоминаю» М., Прогресс. 1991. 253 с. 10 т.э., «Книга беспокойств» М., Новости. 1991. 526 с. 30 т.э., «Раздумья» М., Дет.лит. 1991. 316 с. 100 т.э.

1992
- Избран иностранным членом Философского научного общества США.
- Избран почётным доктором Сиенского университета (Италия).
- Присвоено звание Почётного гражданина Милана и Ареццо (Италия).
- Участник Международной благотворительной программы «Новые имена».
- Председатель общественного юбилейного Сергиевского комитета по подготовке к празднованию 600-летия преставления преподобного Сергия Радонежского.
- Издание книги «Русское искусство от древности до авангарда». М., Искусство. 1992. 407 с.

1993
- Президиумом Российской академии наук награждён Большой золотой медалью им. М. В. Ломоносова за выдающиеся достижения в области гуманитарных наук.
- Присуждена Государственная премия Российской Федерации за серию «Памятники литературы Древней Руси».
- Избран иностранным членом Американской академии наук и искусств.
- Присвоено звание первого Почётного гражданина Санкт-Петербурга решением Санкт-Петербургского Совета народных депутатов.
- Избран почётным доктором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов.
- Издана книга «Статьи ранних лет». Тверь,Твер. ОО РФК. 1993. 144 с.

1994
- Председатель Государственной Юбилейной Пушкинской комиссии (по празднованию 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина).
- Издание книги: "«Великая Русь: История и художественная культура X—XVII века» М., Искусство. 1994. 488 с. (совм. с. Г. К. Вагнером, Г. И. Вздорновым, Р. Г. Скрынниковым).

1995
- Участвовал в Международном коллоквиуме «Творение мира и предназначение человека» (Санкт-Петербург — Новгород). Представил проект «Декларация прав культуры».
- Награждён Орденом «Мадарски конник» первой степени за исключительные заслуги в развитии болгаристики, за выдвижение роли Болгарии в развитии мировой культуры.
- По инициативе Д. С. Лихачёва и при поддержке Института русской литературы РАН была создана Международная неправительственная организация «Фонд 200-летия А. С. Пушкина».
- Издание книги «Воспоминания» (СПб, Logos. 1995. 517 с. 3 т.э. переизд. 1997, 1999, 2001).

1996
- Награждён Орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени за выдающиеся заслуги перед государством и большой личный вклад в развитие русской культуры.
- Награждён Орденом «Стара Планина» первой степени за огромный вклад в развитие славистики, болгаристики и за большие заслуги в укреплении двусторонних научных и культурных связей между Республикой Болгария и Российской Федерацией.
- Издание книг: «Очерки по философии художественного творчества» СПб, Блиц. 1996. 158 с. 2 т.э.(переизд. 1999) и «Без доказательств» СПб, Блиц. 1996. 159 с. 5 т.э..

1997
- Лауреат Премии Президента Российской Федерации в области литературы и искусства.
- Присуждение премии «За честь и достоинство таланта», учрежденной Международным Литфондом.
- Вручена частная художественная Царскосельская премия под девизом «От художника художнику» (Санкт-Петербург).
- Издание книги «Об интеллигенции: Сборник статей».

1997
- Родилась правнучка Ханна, дочь внучки Веры Тольц (от брака с Йором Горлицким, советологом).

1997—1999
- Редактор (совм. с Л. А. Дмитриевым, А. А. Алексеевым, Н. В. Понырко) и автор вступительных статей монументальной серии "Библиотека литературы Древней Руси (изданы тт. 1 — 7, 9 ?11) — издательство «Наука».

1998
- Награждён орденом апостола Андрея Первозванного за вклад в развитие отечественной культуры (первый кавалер).
- Награждён Золотой медалью первой степени от Межрегионального некоммерческого благотворительного фонда памяти А. Д. Меншикова (Санкт-Петербург).
- Награждён премией имени Небольсина Международного благотворительного фонда и профессионального образования им. А. Г. Небольсина.
- Награждён Международным серебряным памятным знаком «Ласточка мира» (Италия) за большой вклад в пропаганду идей мира и взаимодействия национальных культур.
- Издание книги «Слово о полку Игореве и культура его времени. Работы последних лет». СПб, Logos. 1998. 528 с. 1000 э.

1999
- Один из учредителей «Конгресса петербургской интеллигенции» (наряду с Ж. Алфёровым, Д. Граниным, А. Запесоцким, К. Лавровым, А. Петровым, М. Пиотровским).
- Награждён сувенирной Золотой юбилейной Пушкинской медалью от «Фонда 200-летия А. С. Пушкина».
- Издание книг «Раздумья о России», «Новгородский альбом».

Дмитрий Сергеевич Лихачёв скончался 30 сентября 1999 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на кладбище в Комарово 4 октября.

Звания, награды

- Герой Социалистического Труда (1986)
- Орден Святого Андрея Первозванного (30 сентября 1998) — за выдающийся вклад в развитие отечественной культуры(вручён орден за № 1)
- Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (28 ноября 1996) — за выдающиеся заслуги перед государством и большой личный вклад в развитие русской культуры
- Орден Ленина
- Орден Трудового Красного Знамени (1966)
- Медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (22 марта 1995)
- Медаль Пушкина (4 июня 1999) — в ознаменование 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина, за заслуги в области культуры, просвещения, литературы и искусства
- Медаль «За трудовую доблесть» (1954) <
- Медаль «За оборону Ленинграда»(1942)
- Медаль «30 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1975)
- Медаль «40 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1985)
- Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1946)
- Медаль «Ветеран труда» (1986)
- Орден Георгия Димитрова (НРБ, 1986)
- Два ордена «Кирилла и Мефодия» I степени (НРБ, 1963, 1977)
- Орден «Стара Планина» I степени (Болгария, 1996)
- Орден «Мадарский всадник» I степени (Болгария, 1995)
- Знак Исполкома Ленсовета «Жителю блокадного Ленинграда»

В 1986 году организовал Советский (ныне Российский) Фонд культуры и был председателем президиума Фонда по 1993 год. С 1990 года входит в Международный комитет по организации Александрийской библиотеки (Египет). Избирался депутатом Ленинградского городского Совета (1961—1962, 1987—1989).

Иностранный член академий наук Болгарии, Венгрии, Академии наук и искусств Сербии. Член-корреспондент Австрийской, Американской, Британской, Итальянской, Геттингенской академий, член-корреспондент старейшего общества США — Философского. Член Союза писателей с 1956 года. С 1983 года — председатель Пушкинской комиссии РАН, с 1974 года — председатель редколлегии ежегодника «Памятники культуры. Новые открытия». С 1971 по 1993 год возглавлял редколлегию серии «Литературные памятники», с 1987 года является членом редколлегии журнала «Новый мир», а с 1988 года — журнала «Наше наследие».

Русской академией искусствознания и музыкального исполнительства награждён орденом искусств «Янтарный крест» (1997). Награждён Почётным дипломом Законодательного Собрания Санкт-Петербурга (1996). Награждён Большой золотой медалью имени М. В. Ломоносова (1993). Первый Почётный гражданин Санкт-Петербурга (1993). Почётный гражданин итальянских городов Милана и Ареццо. Лауреат Царскосельской художественной премии (1997).

Общественная деятельность

- Народный депутат СССР (1989—1991) от Советского Фонда культуры.
- В 1993 году подписал Письмо 42-х.
- Член комиссии по правам человека при Администрации Санкт-Петербурга.

Другие публикации

- Иван Грозный — писатель // Звезда. — 1947. — № 10. — С. 183—188.
- Иван Грозный — писатель // Послания Ивана Грозного / Подгот. текста Д. С. Лихачёва и Я. С. Лурье. Пер. и коммент. Я. С. Лурье. Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. — М., Л., 1951. — С. 452—467.
- Иван Пересветов и его литературная современность // Пересветов И. Сочинения / Подгот. текст. А. А. Зимин. — М., Л.: 1956. — С. 28—56.
- Изображение людей в житийной литературе конца XIV—XV века // Тр. Отд. древнерус. лит. — 1956. — Т. 12. — С. 105—115.
- Движение русской литературы XI—XVII веков к реалистическому изображению действительности. — М.: Тип. «На боевом посту», 1956. — 19 с — (Материалы к дискус. о реализме в мировой лит.).
- Заседание, посвящённое творчеству протопопа Аввакума, [состоявшееся 26 апр. в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Академии наук СССР] // Вестник АН СССР. — 1957. — № 7. — С. 113—114.
- Вторая международная конференция по поэтике // Вести АН СССР. — 1962. — № 2. — С. 97—98.
- Древнеславянские литературы как система // Славянские литературы: VI Междунар. съезд славистов (Прага, авг. 1968). Докл. сов. делегации. — М., 1968. — С. 5 — 48.
- Барокко и его русский вариант XVII века // Русская литература. 1969. № 2. С. 18—45.
- Древнерусский смех // Проблемы поэтики и истории литературы: (Сб. ст.). — Саранск, 1973. — С. 73—90.
- Големият свят на руската литература: Изслед. и ст. На болг. яз. / Сост. и ред. П. Динеков. — София: Наука и изкуство, 1976. — 672 с.
- [Выступление на IX Международном съезде славистов (Киев 6—14 сент. 1983 г.) по докладу П. Бухвальд-Пельцевой «Эмблематика Киевской Руси эпохи барокко»] // IX Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 г.
- Материалы дискуссии. Литературоведение и лингвостилистика. — Киев, 1987. — С. 25.
- [Выступление на IX Международном съезде славистов (Киев, 6—14 сент. 1983 г.) по докладу Р. Белкнапа «Сюжет: практика и теория»] // IX Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 г. Материалы дискуссии.
- Литературоведение и лингвостилистика. — Киев, 1987. — С. 186.
- Введение к чтению памятников древнерусской литературы. М.: Русский путь, 2004
- Воспоминания. — СПб.: «Logos», 1995. — 519 стр., ил.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв

Память

- В 2000 году Д. С. Лихачёву посмертно была присуждена Государственная премия России за развитие художественного направления отечественного телевидения и создание общероссийского государственного телеканала «Культура». Изданы книги «Русская культура»; «Небесная линия города на Неве. Воспоминания, статьи».
- Указом Президента Российской Федерации 2006 год объявлен в России годом Дмитрия Сергеевича Лихачёва.
- Имя Лихачёва присвоено малой планете № 2877 (1984).
- Ежегодно в честь Дмитрия Сергеевича Лихачёва в ГОУ гимназии № 1503 города Москвы проводятся Лихачёвские чтения, на которых съезжаются ученики различных городов и стран с выступлениями, посвящёнными памяти великого гражданина России.
- Распоряжением губернатора Санкт-Петербурга в 2000 году имя Д. С. Лихачёва присвоено школе № 47 (Плуталова улица (Санкт-Петербург), дом № 24), где также проводятся Лихачёвские чтения.
- В 1999 году имя Лихачёва присвоено Российскому научно-исследовательскому институту культурного и природного наследия.

Биография

«Источниковедение в школе», №1, 2006

ДУХОВНЫЙ ПУТЬ ДМИТРИЯ СЕРГЕЕВИЧА ЛИХАЧЕВА Совесть не только ангелхранитель человеческой чести, это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной. Д.С.Лихачев

28 ноября 2006 года, в первый день Рождественского поста, исполняется 100 лет со дня рождения академика Российской Академии наук Дмитрия Сергеевича Лихачева. А кончина его земной жизни последовала 30 сентября 1999 года, в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и блаженной матери их Софии. Прожив без малого 93 года, этот великий русский ученый стал свидетелем практически всего XX века.

2006 год объявлен в России «Годом Лихачева», и на всех уровнях проводятся мероприятия, посвященные 100-летию со дня его рождения. Благодаря юбилею появляются новые издания его трудов, печатаются библиографические указатели его многочисленных работ, публикуются статьи о его жизни и творчестве.

Цель настоящих заметок — еще раз внимательно прочесть воспоминания, письма и некоторые научные работы Незабвенного Дмитрия Сергеевича, чтобы понять его духовную жизнь, его духовный жизненный путь, его заветы России.

1. Детская молитва

Вот отрывок из книги Дмитрия Сергеевича «Воспоминания».

«Одно из счастливейших воспоминаний моей жизни. Мама лежит на кушетке. Я забираюсь между ней и подушками, ложусь тоже, и мы вместе поем песни. Я еще не ходил в подготовительный класс.

Дети, в школу собирайтесь,
Петушок пропел давно.
Попроворней одевайтесь!
Смотрит солнышко в окно.

Человек, и зверь, и пташка –
Все берутся за дела,
С ношей тащится букашка,
За медком летит пчела.

Ясно поле, весел луг,
Лес проснулся и шумит,
Дятел носом: тук да тук!
Звонко иволга кричит.

Рыбаки уж тащат сети,
На лугу коса звенит…
Помолясь, за книги, дети!
Бог лениться не велит.

Из-за последней фразы, верно, вывелась эта детская песенка из русского быта, — вспоминает дальше Дмитрий Сергеевич. — А знали ее все дети благодаря хрестоматии Ушинского „Родное слово».

Да, эта трогательная песенка, которой очень многие мамы будили своих детей на Руси (и не только будили, но и настраивали на учебу!), благодаря воинствующему безбожию послереволюционных лет, вывелась из русского быта. Впрочем, это не значит, что сразу же после 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года русские матери перестали петь эту песню своим детям. Те из них, которые сами на всю жизнь запомнили ее с голоса своих матерей, продолжали петь ее по утрам еще и в середине XX века, несмотря на десятилетия гонений на Церковь, на веру, на верующих людей. Но из советских школьных учебников эта песня была изъята, точнее — не допущена, несмотря на то, что главная педагогическая библиотека СССР носила имя К.Д.Ушинского, по учебнику которого ранее эту песню учили миллионы российских детей. А Дмитрий Сергеевич Лихачев, как видно из его воспоминаний, пел эту песенку со своей мамой еще когда не ходил в подготовительный класс. Вот какая была подготовка к школе! Ребенок еще в школу не ходил, а слова «Помолясь, за книги, дети! Бог лениться не велит» уже усваивал своим сердцем.

Осенью 1914 года (только что началась война) восьмилетний Митя Лихачев пошел в школу. Поступил он сразу в старший приготовительный класс гимназии Человеколюбивого Общества. (Какие же были Общества!) Большинство его одноклассников училось уже второй год, пройдя младший приготовительный класс. Митя Лихачев был среди них «новеньким».

Более «опытные» гимназисты както налетели на новенького с кулаками, а он, прижавшись к стене, сначала как мог отбивался. А когда нападавшие вдруг струсили и неожиданно стали отступать, он, почувствовав себя победителем, стал на них наступать. В тот момент потасовку заметил инспектор гимназии. И в дневнике Мити появилась запись: «Бил кулаками товарищей». И подпись: «Инспектор Мамай». Как Митя был поражен этой несправедливостью!

Однако на этом его испытания не закончились. В другой раз мальчишки, кидая в него снежки, ловко сумели подвести его под окна наблюдавшего за детьми инспектора. И в дневнике новичка Лихачева появляется вторая запись: «Шалил на улице. Инспектор Мамай». «И родителей вызвали к директору, — вспоминал Дмитрий Сергеевич. — Как я не хотел ходить в школу! По вечерам, становясь на колени, чтобы повторять вслед за матерью слова молитв, я еще прибавлял от себя, утыкаясь в подушку: „Боженька, сделай так, чтобы я заболел“. И я заболел: у меня стала подниматься каждый день температура?— на дветри десятых градуса выше 37. Меня взяли из школы, а чтобы не пропустить год, наняли репетитора».

Вот такой молитвенный и жизненный опыт получил будущий ученый в первый же год своего обучения. Из этих воспоминаний видно, что молиться он научился у своей матери.

На следующий 1915 год Митя Лихачев поступил в знаменитую гимназию и реальное училище Карла Ивановича Мая, что на 14-й линии Васильевского острова Санкт-Петербурга.

С раннего детства Дмитрию Сергеевичу Лихачеву запомнились «семейные слова», то есть словосочетания, поговорки, шутки, которые часто звучали дома. Из таких «семейных слов» он помнил молитвенные словавоздыхания отца: «Царица Небесная!», «Матерь Божия!». «Не потому ли, — вспоминал Д.С.Лихачев, — что семья была в приходе храма Владимирской Божией Матери? Со словами „Царица Небесная!“ отец и умер во время блокады».

2. По Волге — матушке-реке

В мае 1914 года, то есть еще до первого поступления в школу, Митя Лихачев вместе с родителями и старшим братом Михаилом путешествовал на пароходе по Волге. Вот фрагмент из его воспоминаний об этой поездке по великой русской реке.

«В Троицу (то есть на праздник Святой Троицы) капитан остановил наш пароход (хоть и был он дизельный, но слова „теплоход“ еще не было) прямо у зеленого луга. На возвышенности стояла деревенская церковь. Внутри она вся была украшена березками, пол усыпан травой и полевыми цветами. Традиционное церковное пение деревенским хором было необыкновенным. Волга производила впечатление своей песенностью: огромное пространство реки было полно всем, что плавает, гудит, поет, выкрикивает».

В этих же «Воспоминаниях» Д.С.Лихачев приводит названия пароходов того времени, плававших по Волге: «Князь Серебряный», «Князь Юрий Суздальский», «Князь Мстислав Удалой», «Князь Пожарский», «Козьма Минин», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской», «Алеша Попович», «Добрыня Никитич», «Кутузов», «1812 год». «Даже по названиям пароходов мы могли учиться русской истории», — вспоминал ученый, так любивший Волгу и Россию.

3. Гонения

Свидетельство, выданное Д.С.Лихачеву после его зачисления в Петроградский университет

В Петроградский государственный университет Дмитрий Лихачев поступил, не имея еще полных 17 лет. Учился он на факультете общественных наук, на этнологолингвистическом отделении, где изучались филологические дисциплины. Студент Лихачев выбрал сразу две секции — романогерманскую и славянорусскую. Историографию древней русской литературы он слушал у одного из выдающихся русских археографов Димитрия Ивановича Абрамовича, магистра богословия, бывшего профессора Санкт-Петербургской Духовной Академии, впоследствии членакорреспондента АН СССР. А в то время, когда в Петроградском государственном университете (позже переименованном в Ленинградский) учился Дмитрий Лихачев, бывший профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии был просто Димитрием Ивановичем, так как ученых званий и степеней тогда не было, их в постреволюционном запале отменили или не ввели. Защиты даже докторских работ назывались диспутами. Впрочем, по традиции некоторых старых ученых именовали «профессорами», а о некоторых новых говорили — «красный профессор».

Старый профессор Димитрий Иванович Абрамович был опытнейшим специалистом по древнерусской литературе. В русскую историкофилологическую науку он внес свой вклад фундаментальным исследованием, посвященным Киево-Печерскому Патерику. Не он ли сумел так вдохновить Дмитрия Лихачева, что тот уже на университетской скамье самым серьезным образом принялся за изучение древнерусской литературы — литературы по преимуществу церковной.

Профессор Д.И.Абрамович

Вот как об этом писал сам Дмитрий Сергеевич Лихачев: «К древнерусской литературе в университете я обратился потому, что считал ее мало изученной в литературоведческом отношении, как явление художественное. Кроме того, Древняя Русь интересовала меня и с точки зрения познания русского национального характера. Перспективным мне представлялось и изучение литературы и искусства Древней Руси в их единстве. Очень важным казалось мне изучение стилей в древней русской литературе, во времени».

На фоне несмолкаемых проклятий в адрес прошлого (культурная революция!) проявлять интерес к прошлому — означало плыть против течения.

К этому периоду жизни ученого относится следующее его воспоминание: «Молодость всегда вспоминаешь добром. Но есть у меня, да и у других моих товарищей по школе, университету и кружкам нечто, что вспоминать больно, что жалит мою память и что было самым тяжелым в мои молодые годы. Это разрушение России и Русской Церкви, происходившее на наших глазах с убийственной жестокостью и не оставлявшее, казалось, никаких надежд на возрождение».

«Почти одновременно с Октябрьским переворотом начались гонения на Церковь. Гонения были настолько невыносимы для любого русского, что многие неверующие начали посещать церковь, психологически отделяясь от гонителей. Вот недокументированные и, возможно, неточные данные из одной книги того времени: „По неполным данным (не учтены Приволжье, Прикамье и ряд других мест), только за 8 месяцев (с июня 1918 по январь 1919 г.)… были убиты: 1 митрополит, 18 архиереев, 102 священника, 154 дьякона и 94 монаха и монахинь. Закрыто 94 церкви и 26 монастырей, осквернено 14 храмов и 9 часовен; секвестированы земля и имущество у 718 причтов и 15 монастырей. Подверглись тюремному заключению: 4 епископа, 198 священников, 8 архимандритов и 5 игумений. Запрещено 18 крестных ходов, разогнана 41 церковная процессия, нарушены церковные богослужения непристойностью в 22 городах и 96 селах. Одновременно происходило осквернение и уничтожение мощей и реквизиция церковной утвари“. Это только за первые месяцы советской власти. А потом пошло и пошло…».

Так Дмитрий Сергеевич разоблачает миф о том, что наиболее страшные репрессии наступили в 1936–1937 годах. Об этом он пишет так: «Одна из целей моих воспоминаний — развеять миф о том, что наиболее жестокое время репрессий наступило в 1936–1937 гг. Я думаю, что в будущем статистика арестов и расстрелов покажет, что волны арестов, казней, высылок надвинулись уже с начала 1918 года, еще до официального объявления осенью этого года „красного террора“, а затем прибой все время нарастал до самой смерти Сталина, и, кажется, новая волна в 1936–1937 гг. была только „девятым валом“».

«Затем начались еще более страшные провокационные дела с „живой церковью“, изъятием церковных ценностей и т.д. и т.п., — продолжает свои воспоминания о гонениях на Русскую Православную Церковь академик Д.С.Лихачев. — Появление в 1927 году „Декларации“ митрополита Сергия, стремившегося примирить Церковь с государством и государство с Церковью, было всеми, и русскими и нерусскими, воспринято именно в этом окружении фактов гонений. Государство было „богоборческим“.

Богослужения в оставшихся православными церквах шли с особой истовостью. Церковные хоры пели особенно хорошо, ибо к ним примыкало много профессиональных певцов (в частности, из оперной труппы Мариинского театра). Священники и весь причт служили с особым чувством <…>

Чем шире развивались гонения на Церковь и чем многочисленнее становились расстрелы на „Гороховой два“, в Петропавловке, на Крестовом острове, в Стрельне и т.д., тем острее ощущалась всеми нами жалость к погибающей России. Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, ее победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, — мы плакали и молились.

С этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 года древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги — это, в сущности, поминальные записочки, которые подают „за упокой“: всех не упомнишь, когда пишешь их, — записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в Древней Руси».

Вот где истоки изумительной любви академика Лихачева к древнерусской литературе, к родному языку, к России…

4. Хельфернак и Братство святого Серафима Саровского

«Я стал задумываться над сущностью мира, как кажется, с самого детства», — вспоминает Дмитрий Сергеевич. В последних классах гимназии будущий ученый стал увлекаться философией и очень рано понял, что полноценное мировоззрение невозможно выработать без религиозной веры, без богословия.

«На помощь мне, — пишет ученый в своих «Воспоминаниях», — приходило богословское учение о синергии — соединении Божественного всевластия с человеческой свободой, делающей человека полностью ответственным не только за свое поведение, но и за свою суть — за все злое или доброе, что в нем заключено».

До конца 1927 года в Ленинграде еще могли действовать различные студенческие Общества и философские кружки. Собирались члены таких Обществ и кружков где могли — в своих учебных заведениях, в Географическом Обществе, а то и просто у коголибо на дому. «Относительно свободно обсуждались различные философские, исторические и литературоведческие проблемы», — вспоминает Д.С.Лихачев.

Дом по улице Блохина, 12 (Бывшая Церковная), где в квартире № 22 в мансардном этаже проходили заседания Хельфернака и Братства святого Серафима Саровского

Школьный преподаватель Дмитрия Лихачева И.М.Андреевский в начале 20х годов организовал кружок «Хельфернак»: «Художественно-литературная, философская и научная академия». «Рассвет Хельфернака приходился на 1921–1925 гг., когда в двух тесных комнатках Ивана Михайловича Андреевского на мансардном этаже дома по Церковной улице № 12 (ныне ул. Блохина) каждую среду собирались и маститые ученые, и школьники, и студенты». Среди участников этих собраний был, например, М.М.Бахтин.

Доклады в Хельфернаке делались на самые разнообразные темы, вопросы рассматривались литературные, философские и богословские. Обсуждения всегда были оживленными.

«Во второй половине 20-х годов кружок Ивана Михайловича Андреевского Хельфернак стал все более и более приобретать религиозный характер. Перемена эта объяснялась, несомненно, гонениями, которым подвергалась в это время Церковь. Обсуждение церковных событий захватывало основную часть кружка. И.М.Андреевский стал подумывать о перемене основного направления кружка и о его новом названии. Все согласились, что кружок, из которого ушли уже многие атеистически настроенные участники, следует назвать „братством“. Но во имя кого Первоначально ратовавший за защиту Церкви И.М.Андреевский хотел назвать его „Братством митрополита Филиппа“, имея в виду митрополита Филиппа (Колычева), говорившего в глаза правду Ивану Грозному и задушенного в Тверском Отроче монастыре Малютой Скуратовым. Потом, однако, под влиянием С.А.Алексеева мы назвались „Братством святого Серафима Саровского“».

В своих воспоминаниях о том времени Димитрий Сергеевич приводит стихотворение-агитку, сочиненную, вероятно, Демьяном Бедным:

Гони, гони монахов,
Гони, гони попов,
Бей спекулянтов,
Дави кулаков…

«Комсомольцы, — вспоминает Д.С.Лихачев, — вваливались в церкви группами в шапках, громко говорили, смеялись. Не буду перечислять всего того, что тогда делалось в духовной жизни народа. Нам было тогда не до „тонких” соображений о том, как сохранить Церковь в обстановке крайней враждебности к ней власть предержащих».

«У нас возникла идея — посещать церковь совместно. Мы, пять или шесть человек, пошли все вместе в 1927 году на Крестовоздвижение в одну из впоследствии разрушенных церквей на Петроградской стороне. Увязался с нами и Ионкин, о котором мы еще не знали, что он провокатор. Ионкин, притворявшийся религиозным, не знал, как себя вести в церкви, боялся, жался, стоял позади нас. И тут я впервые почувствовал к нему недоверие. Но потом выяснилось, что появление в церкви группы рослых и не совсем обычных для ее прихожан молодых людей вызвало в причте церкви переполох, тем более что Ионкин был с портфелем. Решили, что это комиссия и церковь будут закрывать. На этом наши „совместные посещения“ и прекратились».

У Дмитрия Сергеевича всегда сохранялось особое чутье на провокаторов. Когда он, оказавшись в заключении на Соловках, провожал посетивших его родителей и один человек попросил его отца передать письмо на материк, то Дмитрий Сергеевич приостановил отца. И был прав. «Проситель» оказался провокатором.

А вот еще одно воспоминание о студенческих годах ученого: «Помню, что однажды на квартире у своего учителя я встретил настоятеля Преображенского собора отца Сергия Тихомирова и его дочь. Отец Сергий был чрезвычайно худ, с жидкой седой бородой. Не был он ни речист, ни голосист и, верно, служил тихо и скромно. Когда его „вызвали“ и спросили об отношении к советской власти, он ответил односложно: „от Антихриста“. Ясно, что его арестовали и очень быстро расстреляли. Было это, если не ошибаюсь, осенью 1927 года, после Крестовоздвижения (праздник, в который, по народным поверьям, бесы, испуганные крестом, особенно усердствуют напакостить христианам)».

В Братстве святого Серафима Саровского до его закрытия успели провести всего три или четыре заседания. Приблизилось время, когда власть стала пресекать деятельность не только всех православных Братств, но и всех не по приказу сверху организованных Обществ, кружков и студенческих объединений по интересам.

Провокатора Ионкина члены Братства вскоре «раскусили» и имитировали самороспуск Братства, чтобы не подставлять хозяина квартиры И.М.Андреевского. Ионкин «клюнул» на эту уловку (впоследствии Д.С.Лихачев по документам узнал, что в своих доносах Ионкин представлял членов Братства монархистами и ярыми контрреволюционерами, что и требовалось пославшим его). А члены православного студенческого Братства стали собираться по домам.

1 августа 1927 года, в день обретения мощей преподобного Серафима Саровского, они молились в квартире родителей Люси Скуратовой, а служил молебен отец Сергий Тихомиров.

«В русском богослужении проявление чувства всегда очень сдержанно, — вспоминает об этом богослужении Д.С.Лихачев. — Сдержанно служил и отец Сергий, но настроение передавалось всем какимто особым образом. Не могу это определить. Это была и радость, и сознание того, что жизнь наша становится с этого дня какойто совсем другой. Мы расходились по одному. Против дома одиноко стояло орудие, стрелявшее в ноябре 1917 года по юнкерскому училищу. Слежки не было. Братство Серафима Саровского просуществовало до дня нашего ареста 8 февраля 1928 года».

5. Старая русская орфография для «Космической Академии Наук»

Арест Дмитрия Лихачева был связан с его участием не в Братстве святого Серафима Саровского, а в связи с активной деятельностью другого студенческого объединения?— шуточной студенческой «Космической Академии Наук» (сокращенно — КАН). Члены этой «академии» собирались почти еженедельно, нисколько не скрываясь. На заседаниях делали научные доклады, приправляя их изрядной долей юмора.

По докладам между членами этой шуточной академии распределялись «кафедры». Дмитрий Лихачев сделал доклад об утраченных преимуществах старой орфографии (пострадавшей в революционной реформе русского правописания 1918 г.)3. Благодаря этому докладу он «получил» в КАНе «кафедру старой орфографии, или, как вариант — кафедру меланхолической филологии». В заглавии этого его несколько ироничного по форме и достаточно серьезного по содержанию доклада о старой орфографии говорится как о «попранной и искаженной врагом Церкви Христовой и народа российского». За такие словосочетания тогда никого не прощали…

И хотя «Космическая Академия Наук» всегонавсего была шуточным студенческим кружком, а ее работа шла по давно известному в студенческой среде принципу «веселой науки», однако для сверхбдительных органов и шуточная академия показалась отнюдь не шуточным делом. В результате — Дмитрия Лихачева и его друзей судили и отправили учиться жизни в исправительнотрудовые лагеря…

Вспоминая о занятиях «Космической Академии Наук», Дмитрий Сергеевич, в частности, писал:

«Один из постулатов этой „веселой науки“ состоял в том, что мир, который создает наука путем исследования окружающего, должен быть „интересным“, более сложным, чем мир до его изучения. Наука обогащает мир, изучая его, открывает в нем новое, дотоле неизвестное. Если наука упрощает, подчиняет все окружающее двумтрем несложным принципам — это „невеселая наука“, делающая окружающую нас Вселенную скучной и серой. Таково учение марксизма, принижающее окружающее общество, подчиняющее его грубым материалистическим законам, убивающим нравственность, — попросту делающим нравственность ненужной. Таков всякий материализм. Таково учение З.Фрейда. Таков же социологизм в объяснении литературных произведений и литературного процесса. К этому же разряду „ускучняющих“ учений принадлежит и учение об исторических формациях».

Эти слова опубликованы в цитируемой книге Д.С.Лихачева «Избранное. ВОСПОМИНАНИЯ», вышедшей первым изданием в свет в Санкт-Петербурге в 1995 году. Подобное же высказывание встречается в речи, сказанной великим ученым в октябре 1998 года на дискуссии «Россия во мгле: оптимизм или отчаяние?», проходившей во Дворце Белосельских-Белозерских.

«Конечно, у нас сейчас преобладает пессимизм, и это имеет свои корни. 70 лет нас воспитывали в пессимизме, в философских учениях пессимистического характера. Ведь марксизм — это одно из самых отчаянно пессимистических учений. Материя преобладает над духом, над духовностью — одно это положение говорит уже о том, что материя, то есть низменное начало, первична, и с этой точки зрения разбирались все литературные, художественные произведения; в основе всего искали классовую борьбу, то есть ненависть. И на этом воспитывалась наша молодежь. Что же удивляться, что у нас в отношении нравственности установились пессимистические нормы, то есть нормы, разрешавшие любое преступление, потому что исхода нет <…>

Но дело не только в том, что материя не является основой духовности, а в том, что сами законы, которые предписывает наука, порождают этот пессимизм. Если от воли человека ничего не зависит, если история идет своими путями, независимо от человека, то ясно, что человеку не за что бороться, а значит и не нужно бороться <…>

От нас зависит, станем мы проводниками добра или не станем».

Никто до академика Дмитрия Сергеевича Лихачева так просто и ясно не сказал, что марксизм, под флагом которого революционеры обещали осчастливить весь мир — это самое пессимистическое учение! И что проповедь первичности материи и экономики неминуемо ведет к разрушению нравственных норм и в итоге — разрешает любое преступление против человека и человечества, «потому что исхода нет…».

Нынешний директор Института философии Российской Академии наук Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов в статье «О культурологии Д.С.Лихачева» лукавит, когда говорит об отношении Дмитрия Сергеевича к философии: «Лихачев, кажется, не очень любил философию, и я не знаю, насколько хорошо он ее знал. Однажды он даже предложил исключить философию из числа экзаменов кандидатского минимума в аспирантуре, чем огорчил своих коллеггуманитариев из философского цеха».

Нет! Дмитрий Сергеевич очень любил философию (пославянски — любомудрие, то есть «любовь к мудрости»). Он с детства задумывался над сущностью мира. В последних классах гимназии увлекался интуитивизмом А.Бергсона, Н.О.Лосского. Размышляя над соотношением времени и вечности, он продумывал свою концепцию времени — теорию вневременной (в смысле надвременной, сверхвременной) сущности всего существующего.

О времени он мыслил как о способе восприятия мира, как о форме существования и объяснял — зачем нужна эта форма: «Всё убегающее от нас будущее необходимо для сохранения за нами свободы выбора, свободы воли, существующих одновременно с полной Божьей волей, без которой ни один волос не упадет с головы нашей. Время не обман, заставляющий нас отвечать пред Богом и совестью за свои поступки, которые мы на самом деле не можем отменить, изменить, както повлиять на свое поведение. Время — одна из форм реальности, позволяющая нам быть в ограниченной форме свободными. Однако совмещение нашей ограниченной воли с волей Божией, как я уже сказал, — это одна из тайн синергии. Наше неведение противостоит всезнанию Бога, но отнюдь не равняется ему по значению. Но если бы мы все знали — мы не могли бы владеть собой».

Такие рассуждения приводит Д.С.Лихачев, вспоминая свое увлечение философией в юности. Один из его гимназических учителей, Сергей Алексеевич Аскольдов, полагая, что Дмитрий Лихачев станет философом, спросил его в последнем классе гимназии: куда он будет поступать? «Услышав, что я хочу стать литературоведом, он согласился, сказав, что в нынешних условиях литературоведение свободнее, чем философия, и всетаки близко к философии. Тем самым он укрепил меня в моем намерении получить гуманитарное образование вопреки мнению семьи, что я должен стать инженером. „Будешь нищим“, — говорил мне отец на все мои доводы. Я всегда помнил эти слова отца и очень стеснялся, когда по возвращении из заключения я оказался безработным и мне пришлось месяцами жить на его счет».

Из приведенных воспоминаний следует, что Дмитрий Сергеевич любил философию, потому что был истинным мудрецом. Только он категорически не признавал за философию так называемую марксистсколенинскую философию материализма, десятилетиями обслуживавшую насильнические эксперименты над Россией, оправдывавшую разрушение традиционной российской культуры и культивирующую «советского человека», «советский народ» и «советскую культуру».

«Атеизм — азбука марксизма», — учили классики материалистической философии. А Дмитрий Сергеевич Лихачев очень рано понял, что безбожие лишь разрушает и само ничего не созидает. Будучи человеком мудрым и мирным, он не вступал в публичные споры с последователями марксистсколенинской философии. Но в то же время он мог позволить себе с мудрой улыбкой сделать советским философам предложение — исключить философию из числа кандидатского минимума в аспирантуре. Академик Д.С.Лихачев обладал тончайшим чувством юмора. И нетрудно догадаться, что его предложение исключить экзамен по философии было ничем иным, как протестом против навязывания всем «единственно верного и всепобеждающего учения». Пройдя и тюрьмы, и лагеря, и другие «стройки первых пятилеток», он не был настолько наивным, чтобы думать, что по его призыву будет отменен экзамен, являвшийся тестом на идеологическую благонадежность. Однако он верил в правду и дожил до того времени, когда догматический марксистско-ленинский материализм перестал быть обязательным для всех его соотечественников вероучением.

Но тогда, в 1928 году, безбожная власть только начинала твердой рукой загонять граждан СССР в «светлое будущее». И телеграмма якобы от папы римского с поздравлением к годовщине «Космической Академии Наук» (вероятно, шутка одного из друзей или провокация) привела к аресту «академиков».

В начале февраля 1928 года столовые часы в доме Лихачевых пробили восемь раз. Дмитрий Лихачев находился в доме один, и при бое часов его охватил леденящий душу страх. Дело в том, что отец его не любил боя часов, и бой в часах был отключен еще до рождения Мити. За 21 год его жизни часы пробили впервые, пробили 8 раз — мерно и торжественно… А 8 февраля за Дмитрием Лихачевым пришли из НКВД. Отец его страшно побледнел и опустился в кресло. Вежливый следователь подал отцу стакан воды. Начался обыск. Искали антисоветчину. Собрали котомку, простились на дорогу, и для только что окончившего университет филолога начались другие «университеты»…

В доме предварительного заключения у Дмитрия Лихачева отобрали крест, серебряные часы и несколько рублей. «Номер камеры был 237: градус космического холода».

Не добившись от Лихачева нужных ему сведений (об участии в «преступной контрреволюционной организации»), следователь сказал его отцу: «Ваш сын ведет себя плохо». Для следователя «хорошо» было только в том случае, если подследственный по его предложению признавался, что участвовал в контрреволюционном заговоре.

Следствие длилось полгода. Вот тебе и телеграмма! Дали Дмитрию Лихачеву 5 лет (после тюрьмы отправили на Соловки, а затем перевели на строительство Беломорско-Балтийского канала). Так в 1928 году он и оказался в знаменитом Соловецком монастыре, превращенном советской властью в СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), а затем перепрофилированным в СТОН (Соловецкая тюрьма особого назначения). Простые советские заключенные, «мотавшие срок» на территории Соловецкого монастыря, помнили крик, которым их «приветствовали» лагерные власти, принимая новый этап: «Здесь власть не советская, здесь власть соловецкая!».

6. В Соловецком монастыре

Описывая свою поездку на Соловки в 1966 году, академик Дмитрий Сергеевич Лихачев писал о своем первом (1928–1930) пребывании на этом острове: «Пребывание на Соловках было для меня самым значительным периодом жизни».

Подобные суждения делали люди святой жизни, например, некоторые исповедники Российские, претерпевшие темничные узы во времена советских гонений на веру Православную, на Церковь Христову. Говорили они так, потому что на самих себе удостоверялись, что только в тяжких испытаниях и страданиях усовершается и прямым путем приближается к Богу человек. Многими скорбями, по евангельскому слову Христа Спасителя, надлежит пройти человеку, стремящемуся к Богу и к совершенству в Боге. В мире, пораженном грехом, только вслед за Христом, только через страдания, только через Великий Пяток и Голгофу открывается человеку путь к совершенству, к блаженству, к пасхальной радости Воскресения.

В заметках «О жизни и смерти» Дмитрий Сергеевич писал: «Жизнь была бы неполна, если бы в ней совсем не было печали и горя. Жестоко так думать, но это так». Еще Д.С.Лихачев говорил: «Если человек ни о ком, ни о чем не заботится, его жизнь „бездуховна“. Ему нужно страдать от чегото, о чемто думать. Даже в любви должна быть доля неудовлетворенности („не все сделал, что мог“)». Вот почему он считал Соловки самым значительным периодом жизни.

Сохранились записки Дмитрия Сергеевича, озаглавленные одним словом — «Соловки», опубликованные в его сборнике «Статьи разных лет», изданные в Твери в 1993 году. Но прежде чем прочесть строки из этих записок, необходимо несколько слов сказать о самом лагере.

Купола Соловецкого монастыря. 1930-е гг.

Величественный Кремль славного Соловецкого монастыря (основанного преподобными Зосимой и Савватием Соловецкими в XV в.) при Сталине был превращен в централ «Соловецкого лагеря особого назначения». В чем же заключалось это особое назначение лагеря, размещенного на святой монастырской земле? Здесь ставился безумный социальноутопический эксперимент — твердой рукой загонять в светлое будущее всех, кого привозили сюда по разнарядке или по решению «троек» ОГПУ. В последующем предполагалось этот опыт коммунистической жизни распространить на весь советский народ и на весь мир! По плану тех, кто хотел до самого основания разрушить то, что созидалось ранее, чтобы построить свой «новый мир», мрачное облако ГУЛАГа стало простираться от Соловков до самых окраин России. Вот в чем заключалась особенность Соловецкого лагеря особого назначения. И поскольку зло может существовать лишь паразитируя на добре, то для образцового коммунистического концлагеря было выбрано святое место — древний славный Соловецкий монастырь.

Чем же стали Соловки для только что окончившего университет Дмитрия Лихачева? Вот как пишет о своем невольном монастырском водворении сам академик Д.С.Лихачев. «Вход и выход из Кремля был разрешен только через Никольские ворота. Там стояли караулы, проверявшие пропуска в обе стороны. Святые ворота использовались для размещения пожарной команды. Пожарные телеги могли быстро выезжать из Святых ворот наружу и внутрь. Через них же выводили на расстрелы — это был кратчайший путь из одиннадцатой (карцерной) роты до монастырского кладбища, где производились расстрелы».

Никольские ворота. 1928 г.

Партия заключенных, в которой был Д.С.Лихачев, прибыла на Соловецкий остров в октябре 1928 года. У берегов острова уже появился «припай» — береговой лед. Сначала на берег вывели живых, затем вынесли из трюма трупы задохнувшихся от убийственной тесноты, стиснутых до перелома костей, до кровавого поноса. После бани и дезинфекции заключенных повели к Никольским воротам. «В воротах я, — вспоминает Дмитрий Сергеевич, — снял студенческую фуражку, с которой не расставался, перекрестился. До того я никогда не видел настоящего русского монастыря. Я воспринял Соловки, Кремль не как новую тюрьму, а как святое место».

За вытребованный рубль какой-то мелкий начальник над участком нар дал Дмитрию Лихачеву место на нарах, а место на нарах было очень дефицитным. У простудившегося новичка страшно болело горло, так что без боли он не мог проглотить кусочек сохранившегося печенья. Буквально свалившись на нары, Дмитрий Лихачев очнулся только утром и с удивлением увидел, что вокруг него пусто. «Нары были пустые, — вспоминает ученый. — Кроме меня оставался у большого окна на широком подоконнике тихий священник и штопал свою ряску. Рубль сыграл свою роль вдвойне: отделе€нный не поднял меня и не погнал на поверку, а затем на работу. Разговорившись со священником, я задал ему, казалось, нелепейший вопрос: не знает ли он (в этой многотысячной толпе, обитавшей на Соловках) отца Николая Пискановского. Перетряхнув свою ряску, священник ответил: „Пискановский? Это я!“».

Отец Николай Пискановский до ареста. 1920-е гг.

Еще до прибытия на Соловки, на этапе — на Поповом острове, видя измученного молодого человека, один священник, украинец, лежавший рядом с ним на нарах, сказал ему, что на Соловках ему надо будет найти отца Николая Пискановского — он поможет. «Почему именно он поможет и как — я не понял, — вспоминал Д.С.Лихачев. — Решил про себя, что отец Николай, вероятно, занимает какоето важное положение. Предположение нелепейшее: священник — и „ответственное положение“! Но все оказалось верным и оправдалось: „положение“ заключалось в уважении к нему всех начальников острова, а помог мне отец Николай на годы <…> Сам неустроенный, тихий, скромный, он устроил мою судьбу наилучшим образом. Оглядевшись, я понял, что мы с отцом Николаем вовсе не одни. На верхних нарах лежали больные, а изпод нар к нам потянулись ручки, прося хлеба. И в этих ручках был тоже указующий перст судьбы. Под нарами жили „вшивки“ — подростки, проигравшие с себя всю одежду. Они переходили на „нелегальное положение“ — не выходили на поверки, не получали еду, жили под нарами, чтобы их, голых, не выгоняли на мороз, на физическую работу. Об их существовании знали. Просто вымарывали, не давая им ни пайков хлеба, ни супа, ни каши. Жили они на подачки. Жили, пока жили! А потом мертвыми их выносили, складывали в ящик и везли на кладбище. Это были безвестные беспризорники, которых часто наказывали за бродяжничество, за мелкое воровство. Сколько их было в России! Дети, лишившиеся родителей,—убитых, умерших с голоду, угнанных за границу с Белой армией <…> Мне было так жалко этих „вшивок“, что я ходил как пьяный — пьяный от сострадания. Это было уже не чувство, а чтото вроде болезни. И я так благодарен судьбе, что через полгода смог некоторым из них помочь».

В воспоминаниях Дмитрия Сергеевича Лихачева неоднократно встречаются такие благодарности. Подобно многим русским подвижникам веры и благочестия он благодарит не за то, что ему помогли или послужили, а за то, что сам сподобился помочь, послужить другим людям.

Владыка Виктор (Островидов) в ссылке

Отец Николай познакомил Дмитрия Лихачева с епископом Виктором (Островидовым; 1875–1934). Об этом архипастыреисповеднике Д.С.Лихачев написал в своих «Воспоминаниях» в разделе «Духовенство». Там же помещена и фотография Владыки Виктора в ссылке. Епископ Виктор, по воспоминаниям Д.С.Лихачева, по внешнему виду был похож на простого сельского батюшку, однако был очень образован, имел печатные труды. Будучи до епископства миссионером в Саратове (1904 г.), он читал публичные лекции о «недовольных людях» в произведениях М.Горького. Среди его слушателей был, например, сам саратовский губернатор П.А.Столыпин. «Встречал всех (Владыка Виктор) широкой улыбкой (иным я его и не помню), — вспоминал Д.С.Лихачев.— От него исходило какоето сияние доброты и веселости. Всем стремился помочь и, главное, мог помочь, так как к нему все относились хорошо и его словам верили».

Владыка Виктор посоветовал Дмитрию Лихачеву, назначенному помощником ветеринара, «как можно скорее, любыми средствами, выйти изпод опеки Комчебек-Возняцкого» — «ветеринара», доносчика и авантюриста. И вскоре самого «ветеринара» вывезли в другое место. Д.С.Лихачев пишет и о том, что Владыка Виктор опекал Михаила Дмитриевича Приселкова (1881–1941), профессора Петроградского (Ленинградского) университета, автора многих трудов по истории Киевской Руси и древнерусскому летописанию. Работать в Соловецком музее (было и такое учреждение в СЛОНе) М.Д.Приселков отказался, говоря «за занятия историей меня уже сажали». Его послали в карантинную роту, откуда его выручило окружение Владыки Виктора и Дмитрия Лихачева.

«Умер Владыка (Виктор),— пишет Д.С.Лихачев, — вскоре после „освобождения“ в ссылке в Архангельской области, куда был отправлен после лагеря, в крайней нищете и мучениях».

На Соловках Владыка Виктор оказался за «антисоветскую агитацию», в последнее место заключения (и своей кончины) был сослан за «создание антисоветской организации». Это типичные обвинения, по которым тогда было репрессировано великое множество православного духовенства. Архиерейским Юбилейным Собором Русской Православной Церкви в августе 2000 года Владыка Виктор был причислен к лику Святых Новомучеников и Исповедников Российских. Теперь о нем можно прочесть большую статью в VIII томе «Православной Энциклопедии». Есть там фотография и икона этого священномученика. В пристатейной библиографии имеется указание и на «Воспоминания» Д.С.Лихачева.

«Другим светлым человеком» на Соловках был для Дмитрия Лихачева уже упоминавшийся отец Николай Пискановский. «Его нельзя было назвать веселым, — вспоминает Д.С.Лихачев, — но всегда в самых тяжелых обстоятельствах излучавшим внутреннее спокойствие. Я не помню его смеющимся или улыбающимся, но всегда встреча с ним была какойто утешительной. И не только для меня. Помню, как он сказал моему другу, год мучившемуся отсутствием писем от родных, чтобы он потерпел немного, и что письмо будет скоро, очень скоро. Я не присутствовал при этом и поэтому не могу привести здесь точных слов отца Николая, но письмо пришло на следующий день. Я спросил отца Николая, как он мог знать о письме? И отец Николай ответил мне, что он и не знал, а так както „вымолвилось“. Но таких „вымолвилось“ было очень много. У отца Николая был антиминс, и он шепотом совершал впоследствии Литургию в шестой („священнической“) роте».

Об отце Николае Дмитрий Сергеевич еще на Соловках (в тайном дневнике) записал: «был нашим духовным отцом все время до своего отъезда с Острова». А о первой встрече с ним записал тогда как о чудесном событии: «сидел на подоконнике и мирно штопал рясу, передав мне заряд необыкновенного спокойствия в первое же утро по прибытии на Соловки: чудо! [да так оно и было]».

Рядом с такими людьми Дмитрий Лихачев проходил свой крестный путь на Соловках. Причем, вспоминая о Соловках и Беломорско-Балтийском лагере, он почти все время говорит о других, о их страданиях, о их высоком духовном достоинстве, а не о себе, не о своих тяжелых испытаниях. О себе он упоминает слегка, да и о злых людях пишет довольно скупо, сдержанно. А вот о духовной красоте в страданиях благодатно сияющего милосердием и другими добродетелями человека Д.С.Лихачев готов говорить бесконечно.

«Чему я научился в Соловках? — спрашивает себя Дмитрий Сергеевич. — Прежде всего я понял, что каждый человек — человек. Мне спасли жизнь „домушник“ (квартирный вор) и король всех урок на Соловках бандит Иван Яковлевич Комиссаров, с которым мы жили около года в одной камере. После тяжелых физических работ и сыпного тифа я работал сотрудником Криминологического комитета и организовал трудовую колонию для подростков — разыскивал их по всему острову, спасал их от смерти, вел записи их рассказов о себе… Из всей этой передряги я вышел с новым знанием жизни и с новым душевным состоянием. То добро, которое мне удалось сделать сотням подростков, сохранив им жизнь, да и многим другим людям, добро, полученное от самих солагерников, опыт всего виденного породили во мне какоето очень глубоко залегшее спокойствие и душевное здоровье. Я не приносил зла, не одобрял зла, сумел выработать в себе жизненную наблюдательность и даже смог незаметно вести научную работу. Может быть, именно это научное стремление наблюдать помогло мне выжить, сделав меня как бы „посторонним“ всему тому, что со мной происходило».

Из Соловецких записок, сохранившихся с 1928–1930 гг.:
«Было неловко снимать рубашку [носил золотой крест; врачи не обратили внимания]».

Д.С.Лихачев в романовском овчинном полушубке - свидетеле соловецкого заключения. Фотография 1990-х гг.

Дмитрий Сергеевич привез с собой на Соловки «легчайшее детское пуховое одеяло, почти ничего не весившее» (к концу 1920х годов люди уже «знали, что такое тюрьма, этап, лагерь, и знали, как снарядить высылаемых,— что дать им в дорогу. Надо было, чтобы поклажа была легкой»). С трудом укрываясь этим маленьким одеялом, он вспоминал детство, согретое молитвой и родительской любовью: «Лежать под детским одеялом — это ощущать дом, домашних, заботы родителей и детскую молитву на ночь: „Господи, помилуй маму, папу, дедушку, бабушку, Мишу, няню… И всех помилуй и сохрани“. Под подушкой, которую я неизменно крещу на ночь,— маленький серебряный складень. Через месяц его нашел и отобрал у меня командир роты: „Не положено“. Слово, до тошноты знакомое в лагерной жизни!».

7. Один день из соловецкой жизни Дмитрия Сергеевича

Об одном дне жизни Дмитрия Сергеевича Лихачева на Соловках необходимо рассказать особо.

Д.С.Лихачев с родителями. 1929 г.

Свидания с родными на Соловках обычно разрешались два раза в год. Поздней осенью 1929 года к Дмитрию Лихачеву на свидание (во второй раз) прибыли его родители — Сергей Михайлович и Вера Семеновна. В дни, отведенные для свидания, заключенный мог жить не в роте, а, например, в комнате какого-либо вольнонаемного охранника, снятой приехавшими на свидание. На Острове была даже «фотография», где с разрешения лагерного начальства можно было сфотографироваться с посещавшими.

Периодически в лагере проводились «плановые» аресты и расстрелы. Цель их, видимо, была двоякой: во-первых, чтобы держать всех заключенных в страхе, а во-вторых, чтобы освобождать место для новых партий «врагов народа». Расстреливали мнимых «повстанцев» и просто строптивых заключенных, расстреливали часто по ложным доносам и выдуманным обвинениям. «Расстрелянных без постановлений списывали как умерших от болезней».

Как раз во время приезда родителей Д.С.Лихачева пошла волна арестов и расстрелов. Под конец их пребывания на Острове к Дмитрию Сергеевичу вечером пришли из роты и сказали: «За тобой приходили!». «Все было ясно: меня приходили арестовывать, — вспоминает Д.С.Лихачев. — Я сказал родителям, что меня вызывают на срочную работу, и ушел: первая мысль была — пусть арестовывают не при родителях».

Затем он пошел к одному из заключенных — Александру Ивановичу Мельникову, жившему над 6-й ротой у Филипповской церкви, и получил от него строгое внушение: «Если за Вами пришли, нечего подводить других. За Вами могут следить». И вот дальнейшее описание этого страшного дня в жизни Дмитрия Сергеевича: «Выйдя во двор, я решил не возвращаться к родителям, пошел на дровяной двор и запихнулся между поленницами. Дрова были длинные — для монастырских печей. Я сидел там, пока не повалила толпа на работу, и тогда вылез, никого не удивив. Что я натерпелся там, слыша выстрелы расстрелов и глядя на звезды неба (больше ничего я не видел всю ночь)!

С этой страшной ночи во мне произошел переворот. Не скажу, что все наступило сразу. Переворот совершился в течение ближайших суток и укреплялся все больше. Ночь была только толчком.

Я понял следующее: каждый день — подарок Бога. Мне нужно жить насущным днем, быть довольным тем, что я живу еще лишний день. И быть благодарным за каждый день. Поэтому не надо бояться ничего на свете. И еще — так как расстрел и в этот раз производился для острастки, то как я потом узнал: было расстреляно какоето ровное число: не то триста, не то четыреста человек, вместе с последовавшим вскоре. Ясно, что вместо меня был „взят“ ктото другой. И жить надо мне за двоих. Чтобы перед тем, которого взяли за меня, не было стыдно! Чтото было во мне и оставалось в дальнейшем, что упорно не нравилось „начальству“. Сперва я валил все на свою студенческую фуражку, но я продолжал ее упорно носить до Белбалтлага. Не „свой“, „классово чуждый“ — это ясно. К родителям я уже в тот день вернулся спокойный. Вскоре поступило распоряжение прекратить свидания заключенных с родными».

Так Дмитрий Сергеевич научился воспринимать каждый день своей жизни как новый дар Божий. Отсюда его удивительно бережное отношение ко времени, к своим обязанностям, к окружающим людям. Поэтому, описывая свою поездку на Соловки в 1966 году, академик Дмитрий Сергеевич Лихачев написал: «Пребывание на Соловках было для меня самым значительным периодом жизни». Недаром Соловки он воспринял не как лагерь, а как святое место.

…И вновь всплывают вопросы: «За что же посадили Д.С.Лихачева? За защиту старой русской орфографии? За нелепую телеграмму, посланную якобы от папы римского? За участие в „Космической Академии Наук“?»

Не только и, может быть, не столько за это. На Соловках оказались и его друзья по Братству святого Серафима Саровского. В своей работе «Русская интеллигенция» Дмитрий Сергеевич вспоминает, как он и его товарищи слушали приговор, вынесенный им без суда: «Это было в 1928 году, примерно в начале октября. Нас всех по делу студенческого кружка „Космическая Академия наук“ и Братство Серафима Саровского вызвали к начальнику тюрьмы…»3. Значит, по делу проходило и Братство святого Серафима Саровского, а не только «Космическая Академия Наук». И это понятно для тех лет, когда всякая религиозная активность воспринималась безбожной властью как идеологическая диверсия.

Соловки остались в сердце Дмитрия Сергеевича на всю жизнь…

Посетив в 1966 году (впервые после заключения) Соловки, Дмитрий Сергеевич много ходил по острову «в одиночестве, вспоминая места, удивляясь переменам, которые произошли за годы преобразования СЛОНа в СТОН (Соловецкая тюрьма особого назначения). Следы СТОНа были гораздо страшнее следов СЛОНа: решетки были даже на окнах таких зданий, которые считались при СЛОНе непригодными для обитания».

«Приехал я на Соловки, когда остров окутывал густой туман. „Татария“ гудела через равные промежутки времени, чтобы не наткнуться на какоелибо судно. Только вплотную подойдя к пристани, стало видно здание Управления Соловецкого лагеря особого назначения. Уезжал же я с Соловков в чудную солнечную погоду. Остров был виден во всю его длину. Не стану описывать чувств, которые переполняли меня, когда я осознал грандиозность этой общей могилы — не только людей, каждый их которых имел свой душевный мир, но и русской культуры — последних представителей русского „серебряного века“ и лучших представителей Русской Церкви. Сколько людей не оставило по себе никаких следов, ибо и кто их помнил — умер. И не умчались соловчане на юг, как пелось в соловецкой песне, а по большей части погибли либо здесь же на островах Соловецкого архипелага, либо на Севере в опустевших деревнях Архангельской области и Сибири».

Еще один — последний — приезд Д.С.Лихачева на Соловки был связан со съемкой фильма «Я вспоминаю». Съемки прошли удачно, и погода была чудесная. Но в целом Соловки оставили у ученого тяжелое впечатление. «Святые ворота Соловецкого Кремля были снесены <…> на месте Онуфриевского кладбища выросли дома, в том числе и голубой дом на месте расстрелов 1929 года <…> На Большом Заяцком острове Петровская церковь лишилась своей обшивки, содранной для топлива. Чрезвычайные разрушения произошли с памятниками на Анзере, в Муксалме, в Савватиеве…».

«Соловки-монастырь, Соловки-лагерь, Соловки-тюрьма еще более отступили в царство забвения. Один памятник для всех сотен могил, рвов, ям, в которых засыпаны тысячи трупов, открытый уже после моего последнего посещения Соловков, должен, как мне представляется, еще более подчеркивать обезличивание, забвение, стертость прошлого».

Об утраченных памятниках Д.С.Лихачев скорбит как об умерших без должного погребения людях. А против забвенья напоминает нам о памяти: «Память, повторяю, — преодоление времени, преодоление смерти. В этом ее величайшее нравственное значение. „Беспамятный“ — это, прежде всего, человек неблагодарный, бессовестный, а следовательно, в какойто мере и не способный на бескорыстные поступки. Показатель культуры — отношение к памятникам. Вспомните строки Пушкина:

Два чувства дивно близки к нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва…»

Эпиграфом к изданным в 1997 году «Воспоминаниям» Дмитрий Сергеевич поставил слова заупокойной церковной молитвы: «И сотвори им, Господи, вечную память…».

8. Блокада

11 июня 1941 г. Д.С.Лихачев успешно защитил кандидатскую диссертацию о новгородских летописях, а всего одиннадцать дней спустя началась война.

Лихачев явился на призывной пункт, но по состоянию здоровья (подорванного еще на Соловках, где у Лихачева открылась язвенная болезнь) его отказались призвать на фронт и оставили в Ленинграде. Вместе с тысячами ленинградцев Дмитрий Сергеевич и его семья (жена Зинаида Александровна и четырехлетние дочери-близняшки Вера и Людмила) испытали страшные тяготы блокадного времени.

В своих воспоминаниях о блокаде Дмитрий Сергеевич пишет: «В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, беспримерные герои, другие — злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было. Все было настоящее. Разверзлись небеса, и в небесах был виден Бог. Его ясно видели хорошие. Совершались чудеса». Дмитрий Сергеевич, как когдато в лагере, был готов к самопожертвованию ради других. Конечно, он не подчеркивает этого в своих воспоминаниях, но по немногим обмолвкам можно понять, что подчас он совершал поступки, которые требовали поистине героического самоотвержения.

Вот он поддерживает литературоведа В.Л.Комаровича, отдавая ему свою порцию хлеба, подкармливая его сухарями и плиткой глюкозы, вот идет ночью через пустынный морозный город, рискуя упасть и не подняться от истощения, для того, чтобы передать билет на эвакуационный самолет другому своему коллеге Н.П.Андрееву, вот тратит последние силы для того, чтобы затащить в столовую упавшего на ее ступенях человека. Эти и подобные поступки в условиях, когда каждое лишние усилие приближало к смерти, а каждая лишняя крошка хлеба давала надежду выжить, были настоящим самопожертвованием. «Д.С.Лихачев, несмотря на свою дистрофию, являл своим коллегам образец стойкости»,— говорил в своей речи к 90летию ученого Г.К.Вагнер.

Д.С.Лихачев. 1944 г.

Силы для обретения такой стойкости давала Лихачеву вера и молитва. «Утром мы молились, дети тоже»,— рассказывает он о «блокадном» укладе жизни своей семьи. «Когда мы ходили по улице, то обычно выбирали ту сторону, которая была со стороны обстрела — западную, но во время обстрела не прятались. Ясно был слышен немецкий выстрел, а затем на счете 11 — разрыв. Когда я слышал разрыв, я всегда считал и, сосчитав до 11, молился за тех, кто погиб от разрыва». 1 марта 1942 г. скончался от истощения отец Дмитрия Сергеевича. Не было возможности похоронить его в отдельной могиле. Но перед тем как отвезти на детских саночках тело в морг, Дмитрий Сергеевич с домашними повезли его во Владимировский собор, чтобы здесь помолиться за отпеванием. В этом же храме, спустя пятьдесят лет совершится отпевание и самого Дмитрия Сергеевича. Всю ночь накануне погребения ученики и сотрудники будут читать над стоящим здесь его гробом Псалтирь.

Силы для стойкости давал и труд. Пережив трудную блокадную зиму, весной 1942 г. Дмитрий Сергеевич начинает «собирать материал по средневековой поэтике». «Но это же немыслимо! – восклицает Г.К.Вагнер.– До предела истощенный, вечно мечтающий о вкусной еде, никогда не могший согреться, закутанный в невообразимое одеяло, с дрожащими ногами и… думы о средневековой поэтике». Более того, Лихачев не только собирает материалы для будущих трудов, но и апрелемае 1942 г. пишет в соавторстве с М.А.Тихановой целую книгу – «Оборона древнерусских городов». Продолжается жизненный и научный путь Д.С.Лихачева.

9. «Репрессированная наука»

Дмитрий Сергеевич Лихачев всему миру известен как великий ученый. Его имя уже давно вписано золотыми буквами в историю российской и мировой науки. Он написал десятки прекрасных книг, сотни замечательных статей и писем; список трудов ученого превышает тысячу наименований. Сухой перечень научных конференций и других научных мероприятий, в которых он принимал участие, потребовал бы отдельного издания. В науке академик Д.С.Лихачев сделал фантастически много. Но мог сделать неизмеримо больше. Для надлежащей оценки его научного подвига следует учитывать, что только после празднования 1000-летия Крещения Руси, произошедшего в 1988 году, он мог почти свободно, а последние годы жизни совсем открыто писать о древнерусской литературе, об отечественной истории, о родной культуре. А целые десятилетия (1940–70е гг.) великий ученый писал прикровенно…

Священник Павел Флоренский в Соловецком лагере. Рисунок неизвестного художника

Чтобы пояснить это утверждение, хочется привести отрывок из предисловия известного библеиста Анатолия Алексеевича Алексеева к книге Сергея Аверинцева «Другой Рим». Говоря о научной деятельности Сергея Сергеевича Аверинцева (1937–2004), А.А.Алексеев на примере медиевистов показывает, как идеологический надзор со стороны господствовавшего атеизма в те годы не позволял ученым свободно излагать в публикациях результаты своих исследований. «Естественный человеческий и научный интерес к Библии и религии был в те годы подавляем, публичное обсуждение этих вопросов не допускалось. Однако медиевисты, то есть историки средневековой письменности и культуры, не могли обойти их полным молчанием, в том или другом виде они отвоевывали себе место в печати. Иногда достаточно было применить для камуфляжа новую терминологию, назвав, например, церковнославянский язык „древнеславянским литературнописьменным языком“, Евангелие — памятником „традиционного содержания“. В другом случае приходилось подчеркивать социальный и даже антицерковный характер какоголибо источника, чтобы оправдать его изучение: так, получило широкое развитие изучение культуры, литературы и даже богословской мысли старообрядцев, поскольку они составляли „протестную“ группу в истории Русской Церкви, при том, что недопустимым оставалось изучение работ их оппонентов. Лингвистическое или лингвостилистическое исследование какоголибо религиозного источника позволяло слегка касаться вопросов библеистики и богословия, почему в славистике получило широкое распространение изучение библейских рукописей в качестве источников по истории языка, поскольку все почти источники его средневекового периода были церковными, богослужебными или богословскими по своему содержанию».

Так же и памятники древнерусской литературы и книжности, изучаемые Дмитрием Сергеевичем Лихачевым, почти все были церковными, богослужебными или богословскими по своему содержанию. И чтобы напечатать их в научном или учебном издании, в те годы необходимо было называть их какиминибудь заменяющими словами. Так, например, и членкорреспондент РАН Лидия Петровна Жуковская (1920–1994), написавшая блестящие лингвотекстологические исследования по древнейшим на Руси рукописям богослужебных Евангелий (Апракос), чтобы издать свои труды, должна была в заглавии своих исследований и книг Евангелие называть «памятником традиционного содержания».

Пользуясь подобным терминологическим камуфляжем, настоящие ученые не погрешали против науки, поскольку любое произведение, найденное в древних рукописях, можно назвать памятником литературы. Но настоящий ученыйфилолог (в отличие от поэта или создателя художественной прозы) не будет писать только «в стол». «В стол» он пишет дневник, воспоминание, как это делал, вероятно, и Дмитрий Сергеевич Лихачев. А археографические описания, заново открытые тексты памятников и историкофилологические разработки ученому надо вводить в научный оборот, публиковать. Без этого нет поступательного развития филологической науки.

Поэтому до самого 1000-летия Крещения Руси российским ученым, историкам и филологам, приходилось писать прикровенно. Образно говоря, сама российская наука целую эпоху 70летнего атеистического плена была репрессированной. Это не значит, что ученые люди не могли мыслить или творить. Они и мыслили и творили. Творили великие ученые в «шарашках», описанных А.И.Солженицыным. Творил в концлагерях энциклопедически образованный священник Павел Флоренский. По мере возможности не оставлял своих ученых занятий на Соловках и Дмитрий Лихачев.

Хутынь во время посещения Д.С.Лихачева. Август 1952 г. Фото М.П.Сотниковой

Из-за противодействия партийных органов его не допускали к преподавательской работе, хотя приглашения были. Лишь в 1946 г. Лихачеву удалось устроиться на исторический факультет Ленинградского государственного университета, с которого уже в 1953 г. его „выжили“ не в меру ретивые партийные деятели. Но и за эти шесть лет Лихачев успел завоевать любовь и уважение студентов. Дмитрий Сергеевич читал лекции по древнерусской культуре и древнерусскому летописанию, увлекая своих слушателей миром Древней Руси в то время, когда само занятие медиевистикой выглядело как нечто идеологически неблагонадежное, как «уход в прошлое». Самой своей личностью, своей жизнью он указывал, где находятся духовные истоки великой русской культуры. Одна из тогдашних студенток Д.С.Лихачева М.П.Сотникова (ныне — доктор исторических наук, ведущий специалист отдела нумизматики Государственного Эрмитажа) вспоминает, как в 1952 г. Дмитрий Сергеевич поехал со студентами в Новгород, еще стоявший в послевоенных руинах. Заехали они и в Хутынь — село близ Новгорода, в котором расположен Хутынский монастырь, основанный Святым Варлаамом Хутынским в XII в. «Лекция-экскурсия, проведенная Дмитрием Сергеевичем среди руин Хутынского монастыря, произвела на слушателей удивительное и неизгладимое впечатление,— вспоминает М.П.Сотникова.— О чудесах преподобного Варлаама Дмитрий Сергеевич рассказывал как об исторически достоверных фактах, то есть, как мог говорить только верующий человек. Для его молодых спутников это стало поразительным открытием. Выпускницы университета задним числом поняли, что на лекции и в семинар Дмитрия Сергеевича студентов влекло не одно только стремление учиться у великолепно знающего предмет и парадоксально мыслящего ученого. Было еще и неосознанное желание духовного общения с человеком, особенным тем, что он жил как христианин, чего мы, однако, тогда не подозревали и понять не могли. Своим студентам, выросшим в пионерии и комсомоле если и не атеистами, то уж бездумными безбожниками, Дмитрий Сергеевич внушил необходимую потребность задуматься о человеческом достоинстве, смысле жизни, Боге и обратиться к Евангелию. Для меня это явилось заданием Д.С. на всю последующую жизнь».

Период так называемой «оттепели» почти полностью совпал с яростными хрущевскими гонениями на православную веру, на Русскую Церковь. Год его бесславного отлучения от управления страной (1964) ознаменовался созданием Института научного атеизма при Академии общественных наук (при ЦК КПСС). И этот так называемый «научный атеизм» зорко смотрел, чтобы гделибо под видом науки не просочилось в жизнь советского народа чтонибудь церковное.

Даже за издание в 1972 году сборника жизнеописаний святых Древней Церкви (под заголовком «Византийские легенды») Дмитрий Сергеевич был «вызван на ковер» и получил от высокопоставленного руководителя от культуры выговор за обман — за то, что под названием «легенды» он опубликовал в научном издании жития святых! Разве это не доказательство «от противного», что жития святых — не легенды (в смысле выдумки), а очень важные памятники христианской веры, жизни и мировой литературы?! Поводом же для «разноса» послужил следующий случай. Упомянутый начальник, направляясь утром на работу и проезжая на служебном автомобиле по широкому проспекту северной столицы, вдруг увидел очередь. Очереди в то время (1972 год) были привычным явлением: как только в какомнибудь магазине чтото «давали» (другой интересный термин — «выбрасывали»!), то моментально выстраивалась очередь. Иногда многоопытный народ заранее, с вечера, знал, что утром в томто магазине будут чтото «давать». (А желающие подписаться на Полное собрание сочинений Ф.М.Достоевского записывались за несколько дней и ночами дежурили у книжных магазинов, чтобы не упустить подписки).

Очередь, которую увидел зоркий блюститель советской идеологии, красовалась длинным хвостом как раз у известного книжного магазина. Приехав на работу, он сразу же позвонил своим подчиненным и узнал, что народ стоит за «Византийскими легендами». А что такое «Византийские легенды»? Это жития святых! Налицо страшная идеологическая диверсия. И он, как власть имущий, вызвав великого ученого «на ковер», сделал ему выговор за то, что тот «обманул» советскую науку.

Об этом эпизоде своей жизни Дмитрий Сергеевич вспоминал с иронией: главным для него было то, что книга, несмотря на все идеологические препоны, всетаки вышла в свет и его соотечественники смогут читать в добротных текстах жития великомученика Георгия Победоносца, святителя Николая Чудотворца, преподобной Марии Египетской и других «византийских» святых. Пройдя Соловецкий лагерь и испытав много других скорбей, , Д.С.Лихачев совершенно не боялся говорить и писать то, что думал. Но за десятки лет неусыпного атеистического надзора за советской наукой он хорошо усвоил, что такое советская цензура, что напечатано будет далеко не все, что может написать ученый. И поэтому десятки лет (!) свои глубочайшие исследования он облекал в приемлемую для публикаций словесную форму, нисколько не кривя совестью.

Говоря об академике Лихачеве как о крупнейшем в мире специалисте по древнерусской литературе, хочется еще раз напомнить его уже процитированные выше слова о том, как у него сформировалось стремление заниматься литературой и культурой Древней Руси.

«Чем шире развивались гонения на Церковь и чем многочисленнее становились расстрелы на „Гороховой два“, в Петропавловке, на Крестовом острове, в Стрельне и т.д., тем острее ощущалась всеми нами жалость к погибающей России. Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, ее победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, — мы плакали и молились. С этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 года древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги — это, в сущности, поминальные записочки, которые подают „за упокой“: всех не упомнишь, когда пишешь их, — записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в Древней Руси».

Значит, и написание книг по русской литературе и культуре было для него служением Богу, служением России, служением своему народу. И это не мешало, а помогало ему любить весь мир Божий, уважать всех людей, с почтением относиться к людям другой нации, к их культуре.

Отвечая на вопросы «Как возникла древняя русская литература? Откуда черпала она свои творческие силы?», Дмитрий Сергеевич утверждал, что «появление русской литературы в конце X — начале XI века „дивлению подобно“! Перед нами как бы сразу произведения литературы зрелой и совершенной, сложной и глубокой по содержанию, свидетельствующей о развитом национальном и историческом самосознании».

Говоря «об идеале, которым жила Древняя Русь», Дмитрий Сергеевич писал, что «теперь, когда мы восприняли Европу как свою, оказавшуюся для нас „окном в Древнюю Русь“, на которую мы глядим как чужие, извне, тем яснее для нас, что в Древней Руси существовала своеобразная и великая культура»3. Здесь нетрудно заметить горькую иронию ученого. Он как бы говорит: прорубив окно в Европу, мы восприняли ее как свою, попутно утратив очень многое из родной, самобытной духовности и культуры; но коли мы мним себя европейцами и уже глядим на родную культуру как чужие извне, то пусть хотя бы европейская культура будет для нас «окном в Древнюю Русь»! Ведь десятилетиями научные описания памятников отечественной литературы и культуры (и ксерокопии лучших дореволюционных описаний) советские ученые получали изза границы, например из ГДР. Вот вам и «окно в Древнюю Русь».

Академик Д.С.Лихачев пишет: «В прошлом мы привыкли думать о культуре Древней Руси как об отсталой <...> Если исходить из современных представлений о высоте культуры, признаки отсталости Древней Руси действительно были, но, как неожиданно обнаружилось в XX веке, они сочетаются в Древней Руси с ценностями самого высокого порядка — в зодчестве, иконописи и стенописи, в декоративном искусстве, в шитье, а теперь стало еще яснее: и в древнерусской хоровой музыке и в древнерусской литературе».

Глубокое понимание православного просвещения Руси, начавшегося при княгине Ольге — «деньнице перед солнцем», «зоре перед светом» — и свершившегося при князе Владимире — «Красном Солнышке», позволило Дмитрию Сергеевичу создать бесценное издание «Повести временных лет» (1950 г. изд., 2е изд. — 1996 г.). А гипотетическое «Сказание о первоначальном распространении христианства на Руси», реконструированное им на основе текста «Повести временных лет», он долгое время называл первым произведением русской литературы. Очень любил ученый разбирать и «Речь философа» из «Повести временных лет». Эта «Речь» — самое древнее на Руси описание всемирной истории.

Чтобы яснее представить себе нравственные идеалы Древней Руси, Дмитрий Сергеевич указывает на сборник душеполезных поучений «Измарагд» и пишет, что «огромная роль в создании этих идеалов принадлежит литературе исихастов, идеям ухода от мира, самоотречения, удаления от житейских забот, помогавшим русскому человеку переносить его лишения, смотреть на мир и действовать с любовью и добротой к людям, отвращаясь от всякого насилия».

Суперобложка книги «Великая Русь» М.: Искусство, 1994

В книге «Великая Русь», изданной по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и отпечатанной в Италии в 1994 году, перу Дмитрия Сергеевича принадлежит часть первая — «Литература Руси XI — начала XIII веков», где дан прекрасный анализ таких выдающихся памятников православной культуры Древней Руси, как «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, сочинения князя Владимира Мономаха, «Житие Феодосия Печерского», «КиевоПечерский Патерик», «Хождение игумена Даниила», «Моление Даниила Заточника» и других известных памятников древнерусской церковной литературы.

Обо всех этих произведениях древнерусской литературы Дмитрий Сергеевич писал много раз, писал всю свою многотворческую жизнь. Но в книге «Великая Русь», вышедшей в свет за пять лет до кончины великого ученого, он смог высказаться об этих произведениях древнерусских писателей совершенно свободно, пользуясь всей необходимой ему религиозной терминологией.

Как и в книге «Великая Русь», в статьях последних лет, напечатанных в книге «Русская культура» (посмертном издании 2000 г.), можно найти целые россыпи его высказываний о православной культуре России. Недаром издатели «Русской культуры» на суперобложке книги поместили фрагмент древнерусской иконы, изображающей хиротонию (посвящение, самый трепетный момент православного богослужения) преподобного Димитрия Прилуцкого (†1392), имя которого носил Дмитрий Сергеевич Лихачев.

Едва ли не самым любимым его чтением из древнерусской литературы были наставления Владимира Мономаха, собранные под заглавием «Поучение Владимира Мономаха». В хрестоматиях по древнерусской литературе печатались жалкие выдержки из этого удивительного памятника. Причем вырезались стихицитаты из Псалтири. А поучения Владимира Мономаха вообще построены на Псалтири, и поводом к их написанию стало то, что князь Владимир Мономах открыл Псалтирь и написал то, что написал!

Особенно поражало и удивляло Дмитрия Сергеевича письмо Мономаха знаменитому Олегу Святославичу («Гориславичу», как называет его автор «Слова о полку Игореве», за то горе, которое он принес своими братоубийственными войнами Русской земле). Мономах пишет письмо убийце своего сына. А убитый приходился Олегу крестным сыном. Может быть он ставит какието условия или требует явиться с повинной? «Нет! — пишет Д.С.Лихачев. — Письмо Мономаха поразительно. Я не знаю в мировой истории ничего похожего на это письмо Мономаха. Мономах прощает убийцу своего сына. Более того, он утешает его. Он предлагает ему вернуться в Русскую землю и получить полагающееся по наследству княжество, просит забыть обиды».

«Письмо написано с удивительной искренностью, задушевностью и вместе с тем с большим достоинством. Это достоинство человека, сознающего свою огромную моральную силу. Мономах чувствует себя стоящим над мелочностью и суетой политики. Письмо Мономаха должно занять одно из первых мест в истории человеческой Совести, если только эта История Совести будет когдалибо написана».

Недаром Дмитрия Сергеевича именовали совестью нации.

Чтобы лучше понять духовный мир и духовный путь академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, хорошо также прочесть его «Письма о добром и прекрасном», выходившие в свет в 1985 и 1988 годах.

В письме 25-м «По велению совести» он пишет: «Самое хорошее поведение то, которое определяется не внешними рекомендациями, а душевной необходимостью. Душевная же необходимость — она, пожалуй, особенно хороша, когда безотчетна. Поступать надо правильно, не думая, не размышляя долго. Безотчетная душевная потребность поступать хорошо, делать людям добро — самое ценное в человеке».

А в 7-м письме «Что объединяет людей?» Д.С.Лихачев раскрывает содержание нравственности: «Нравственности в высшей степени свойственно чувство сострадания. В сострадании есть сознание своего единства с человечеством и миром (не только людьми, народами, но и с животными, растениями, природой и т.д.). Чувство сострадания (или чтото близкое ему) заставляет нас бороться за памятники культуры, за их сохранение, за природу, отдельные пейзажи, за уважение к памяти. В сострадании есть сознание своего единства с другими людьми, с нацией, народом, страной, вселенной. Именно поэтому забытое понятие страдания требует своего полного возрождения и развития».

Вышедшая вскоре после кончины академика Дмитрия Сергеевича Лихачева книга «Русская культура» содержит ряд его последних статей, а также тексты некоторых работ прежних лет, которые ранее — в прижизненно издававшихся сборниках его трудов публиковались в сокращении.

Книгу «Русская культура» можно воспринимать как завещание ученого своему народу, особенно же молодому поколению России. В этой книге много ценнейших слов о молодежи и для молодежи.

Первая статья в этой книге называется «Культура и совесть». Вторая — «Культура как целостная среда». Из этих небольших работ сложно приводить цитаты. Лучше бы их прочесть целиком. Вера, совесть, нравственность, культура и жизнь в них предстают в убедительном единстве.

«Страж свободы человека — его совесть».

«Если человек считает, что он свободен, означает ли это, что он может делать все, что ему угодно? Нет, конечно. И не потому, что ктото извне воздвигает ему запреты, а потому, что поступки человека часто диктуются эгоистическими побуждениями. Последние же несовместимы со свободным принятием решения».

10. Святая Русь

Культура у Дмитрия Сергеевича сопрягалась со святостью. Защищая культуру, он защищал святыни Родной Земли.

«Культура — это то, что в значительной мере оправдывает перед Богом существование народа и нации».

«Культура — это святыни народа, святыни нации.

Что такое, в самом деле, старое и уже несколько избитое, затертое (главным образом от произвольного употребления) понятие „Святая Русь“? Это, разумеется, не просто история нашей страны со всеми присущими ей соблазнами и грехами, но — религиозные ценности России: храмы, иконы, святые места, места поклонений и места, связанные с исторической памятью».

В 1992 году Русская Православная Церковь торжественно праздновала 600летие со дня преставления преподобного Сергия Радонежского. Издательством «Московский рабочий» была выпущена замечательная книга «Жизнеописания достопамятных людей земли Русской (X–XX вв.)». Это жития святых, только уже не «византийских», а в земле Российской просиявших. Прекрасные тексты житий (с научными комментариями в конце книги) предваряют два предисловия: одно Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, а другое — академика Д.С.Лихачева. Его предисловие называется «Святая Русь». Всякому человеку, сомневающемуся в православном исповедании Дмитрия Сергеевича, указывая на эту агиографическую миниатюру, можно сказать, «Приди и виждь!».

Вот начало этой удивительной агиографической заставки.

«Как часто в дореволюционной России приходилось слышать слова „Святая Русь“. Их произносили тогда, когда шли или ехали, или плыли на богомолье, а делалось это нередко: шли поклониться образу, мощам, шли просто в святое место. Их вспоминали и тогда, когда, услышав недобрую весть с фронта или весть о недороде, стихийном бедствии, молились и верили: „Бог не допустит гибели Святой Руси“.

Что такое Святая Русь? Это вовсе не то же, что Россия; это не вся страна в целом со всем греховным и низким, что в ней всегда было. „Святая Русь“ — это, прежде всего, святыни Русской Земли в их соборности, в их целом. Это ее монастыри, церкви, священство, мощи, иконы, священные сосуды, праведники, святые события истории Руси. Все это как бы объединялось в понятие „Святая Русь“ освобождаясь от всего греховного, выделялось в нечто неземное и очищенное».

А вот с какой любовью писал Дмитрий Сергеевич о православных русских храмах. В «Заметках о русском» он писал, что ему не кажутся правильными банальные характеристики новгородских и псковских церквей как преисполненных только силы и мощи. «Руки строителей словно вылепили их, а не „вытягивали“ кирпичом и не вытесывали их стены. Поставили их на пригорках — где виднее, позволили им заглянуть в глубину рек и озер, приветливо встречать „плавающих и путешествующих“».

Не противоположны этим простым и веселым строениям и московские церкви. «Пестрые и асимметричные, как цветущие кусты, золотоглавые и приветливые, они поставлены точно шутя, с улыбкой, а иногда и с кротким озорством бабушки, дарящей своим внукам радостную игрушку. Недаром в древних памятниках, хваля церкви, говорили: „Храмы веселуются“. И это замечательно: все русские церкви — это веселые подарки людям, любимой улочке, любимому селу, любимой речке или озеру. И как всякие подарки, сделанные с любовью, они неожиданны: неожиданно возникают среди лесов и полей, на изгибе реки или дороги».

Волотово. Рисунок Д.С.Лихачева 1937 г. Из «Новгородского альбома».

Дмитрий Сергеевич хорошо рисовал. В 1999 году, ровно через неделю после его кончины, вышел в свет его «Новгородский альбом». Девяносто процентов рисунков этого альбома — изображения храмов и монастырей Великого Новгорода. Рисунки были сделаны ученым летом 1937 года. На вопрос: «Дмитрий Сергеевич, Вы так любили рисовать?», он ответил: «Нет, просто тогда у меня не было возможности купить фотоаппарат». В его альбоме новгородские храмы тоже «веселуются».

Дмитрий Сергеевич не только писал научно-исторические работы и статьи о православных русских храмах и монастырях, но и множество раз защищал их от разорения. Он чаще всех (из среды выдающихся деятелей науки и культуры) ходатайствовал о возвращении святынь Русской Православной Церкви.

Его подпись стоит под письмом-ходатайством выдающихся деятелей российской науки и культуры о возвращении Оптиной Пустыни Русской Православной Церкви. Это письмо было направлено Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С.Горбачеву в 1987 г., накануне празднования 1000-летия Крещения Руси. 17 ноября 1987 года Оптина Пустынь была возвращена Русской Православной Церкви.

Ходатайства перед высокими инстанциями о православных храмах, о других архитектурных памятниках России доставляли Дмитрию Сергеевичу много скорбей. В книге «Воспоминания», в конце главы «Проработки», Дмитрий Сергеевич пишет: «Не буду рассказывать всего того, что мне довелось пережить, защищая от сноса Путевой дворец на Средней Рогатке, церковь на Сенной, церковь на Мурине, от вырубок парки Царского Села, от „реконструкций“ Невский проспект, от нечистот Финский залив и т.д. и т.п. Достаточно посмотреть список моих статей, чтобы понять, как много сил и времени отнимала у меня от науки борьба за чистоту русской культуры».

«Культура,— писал Дмитрий Сергеевич,— это огромное целостное явление, которое делает людей, населяющих определенное пространство, из просто населения — народом, нацией. В понятие культуры должны входить и всегда входили религия, наука, образование, нравственные и моральные нормы поведения людей и государства».

11. О религиозном воспитании детей

Дмитрий Сергеевич Лихачев много писал для детей и молодежи. Желая передать подрастающему поколению основы духовнонравственно воспитания, он писал и публиковал письма о добром, составлял на основе Евангелия Христова нравственные заповеди.

Вот некоторые из них.

1. Люби людей — и ближних и дальних.
2. Твори добро, не видя в том заслуги.
3. Люби мир в себе, а не себя в мире.
12.Будь искренним: вводя в заблуждение других, обманываешься сам.
14.Учись читать с интересом, с удовольствием и не торопясь; чтение — путь к житейской мудрости, не гнушайся им!
22.Будь совестлив: вся мораль в совести.
23.Чти прошлое, твори настоящее, верь в будущее.

Всего Д.С.Лихачев написал 25 таких нравственных заповедей.

На одной из заповедей остановимся подробнее. Это его 17-я заповедь: «Будь верующим — вера обогащает душу и укрепляет дух».

В России несколько поколений воспитывалось в безбожии. Сначала воинствующий атеизм, а теперь секулярный (антирелигиозный) гуманизм выработали и в значительной мере внедрили в сознание советских людей утверждение, что ребенка не следует воспитывать в религиозной традиции. Он еще маленький! Пусть подрастет и тогда сделает свой мировоззренческий выбор.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев эту проблему рассматривает совсем иначе. Он пишет:

«В религиозном духе воспитываются с детства. Не сковывает ли это свободу людей в выборе религии, свободу вообще? Нет, так как отказаться от религии легче, чем войти в большую семью верующих <…> Воспитывая детей в заветах определенной религии или вероучения, мы делаем их более свободными в выборе веры, чем тогда, когда даем им безрелигиозное воспитание, ибо отсутствие чегото всегда обедняет человека, а от богатства легче отказаться, чем его приобрести. Религия же — именно богатство. Религия обогащает представление о мире, позволяет верующему ощутить значительность всего происходящего, осмысливать жизнь человека, составляет самую убедительную основу нравственности. Без религии всегда остается соблазн эгоизма, соблазн замкнутости в своих личных интересах».

Говоря о школьном образовании, Дмитрий Сергеевич также самое важное значение придавал духовнонравственному воспитанию. «Средняя школа должна воспитывать человека, способного осваивать новую профессию, быть достаточно способным к различным профессиям и быть прежде всего нравственным. Ибо нравственная основа — это главное, что определяет жизнеспособность общества: экономическую, государственную, творческую. Без нравственной основы не действуют законы экономики и государства, не выполняются указы, невозможно прекратить коррупцию, взяточничество, любое жульничество. Без нравственности невозможно и развитие любой науки, ибо крайне трудно проверить эксперименты, вычисления, ссылки на источники и пр. Воспитывают же людей: впрямую религия, а более сложным путем — музыка (особенно, я бы сказал, хоровое пение), литература, искусство, изучение логики, психологии, изучение языков (даже если их в будущем не придется применять в жизни)».

Идеологи безбожного воспитания детей в СССР много лет внушали нашему народу, что религия — это опиум для народа. Пока так ревностно отделяли детей от Церкви — настоящий опиум проник к детям и молодежи. Те, кто сейчас активно выступают против религиозного образования и воспитания, наркотиков боятся меньше, чем православной веры и культуры. Академик Д.С.Лихачев был убежден, что детей надо воспитывать в религиозном духе с самого детства.

12. О религии, о православии

О своих религиозных чувствах академик Д.С.Лихачев публично не рассуждал, редко писал, но веру свою крепко хранил. В заметках «О жизни и смерти» он писал так: «Религия либо занимает основное место в жизни человека, либо у него ее нет вовсе. Нельзя верить в Бога „попутно“, „между прочим“, признавать Бога как постулат и вспоминать о Нем только, когда спрашивают».

Говоря о православной византийской, болгарской, сербской, а чаще всего русской культуре, академик Д.С.Лихачев чаще всего именовал православную культуру христианской культурой, а православие — христианством, подчеркивая вселенское (всемирное) значение православия.

«Что для меня лично самое важное в православии?— спрашивал великий ученый.— Православное (в отличие от католического) учение о триединстве Бога. Христианское понимание Богочеловечества и Страданий Христа (иначе не было бы оправдания Бога) (кстати, спасение человечества Христом было заложено в надвременной сущности человечества). В православии для меня важна сама древность обрядовой стороны Церкви, традиционность, постепенно отменяемая даже в католичестве. Экуменизм несет в себе опасность безразличия к вере».

Эти слова свидетельствуют о том, как хорошо знал Дмитрий Сергеевич православную догматику и как дорожил святым православием. Глубокая христианская вера наполняла его душу и сердце любовью к родной православной культуре. В 1988 году он славил русскую культуру на праздновании 1000-летия Крещения Руси в любимом граде — Великом Новгороде. Он сотрудничал с Издательским отделом Московского Патриархата. Однажды, будучи в Москве в день памяти своей матери, он горячо молился о ней в храме Преподобного Иосифа Волоцкого Издательского отдела.

Когда в 1996 г. Дмитрию Сергеевичу исполнилось 90 лет, его поздравил митрополит СанктПетербуржский и Ладожский Владимир. Владыка поднес в дар юбиляру икону Божией Матери, Дмитрий Сергеевич благоговейно перекрестился и, как всякий православный христианин, поцеловал образ Богоматери. И по тому, как он перекрестился и как приложился к иконе, было видно, что молился он всегда, молился всю свою долгую и многотрудную жизнь. По телевидению это могла видеть вся страна.

А вскоре в газете «Известия» (30 ноября 1996 года) появилась заметка по случаю юбилея: «Время академика Лихачева». В заметке, в частности, есть такое свидетельство: «Кстати, он был верующим человеком, всегда, в советские времена тоже». Да, действительно Дмитрий Сергеевич всегда был верующим человеком и в вере черпал силы для науки, для спасения памятников культуры, для помощи людям.

Он не отделял науку и культуру от веры христианской, от Церкви Православной, как не отделял жизнь от совести, нравственности и духовности. Именно органичное сочетание веры и знаний, религии и культуры, любви к России и искреннего уважения ко всем народам и людям помогло ему не только сохранить огромную часть российского культурноисторического наследия, но и стать духовнонравственным ориентиром для своих сограждан.

Правительственных и иных наград и почетных званий у Дмитрия Сергеевича не перечесть. Но о некоторых надо упомянуть. В 1996 году (к 90летию) он был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. В 1998 году за великий вклад в развитие отечественной культуры он становится первым кавалером вновь учрежденного (то-есть восстановленного) ордена Святого Апостола Андрея Первозванного «За веру и?верность Отечеству». Теперь это высший орден России.

Госсовет Народной Республики Болгария дважды (1963 и 1977) награждал Дмитрия Сергеевича орденом Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия I степени.

Нам Дмитрий Сергеевич оставил свои книги, статьи, письма и воспоминания. И его литературное наследие останется лучшим свидетельством о его вере, надежде и любви. Как и отошел он ко Господу в именно в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии. «Начало премудрости страх Господень» (Притч. 1:7). Он всю жизнь хранил это благоговейное чувство, и Господь одарил его великой мудростью.

Когда будет осуществлено научное издание полного собрания трудов академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, тогда его духовный и творческий путь раскроется с еще большей широтой и ясностью.

Вместо заключения

В газете «Известия» от 2 августа 2006 года на с. 6 напечатана довольно циничная заметка «За что мне понравился Влад». Подзаголовок: «Прочитано в “The Guardian”. То-есть «Известия» перепечатали заметку из указанной зарубежной газеты. Автор заметки — Ник Пейтон Уолш, проработавший корреспондентом «Гардиан» в Москве 4,5 года. Ернические и пошлые выражения автора заметки комментариям не подлежат — пусть остаются на его совести. Но в этой международноиздевательской публикации есть резюме, которое веселый журналист Ник сообщает нам через «Известия»:

«Россию в нормальное состояние приведет торговля, а не политика. Русские безвозвратно впали в любовь к тому, что называется “denhgi”. Они полюбили мобильность и блага, которые дает глобальный мир».

Итак, нас не только сосчитали, но и оценили…

Великий сын России, духовный путь жизни которого мы старались проследить, не дожил до 2 августа 2006 года. Но как на такую оценку со стороны отреагировал бы Дмитрий Сергеевич Лихачев?

Протоиерей Борис Пивоваров, магистр богословия, учитель высшей квалификационной категории