Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

(16 апреля 1844, Париж — 12 октября 1924, Сен-Сир-сюр-Луар)

ru.wikipedia.org

Биография

Отец Анатоля Франса был владельцем книжного магазина, специализировавшегося на литературе, посвященной истории Великой французской революции. Анатоль Франс с трудом закончил иезуитский коллеж, в котором учился крайне неохотно, и, провалившись несколько раз на выпускных экзаменах, сдал их только в возрасте 20 лет.

В 1866 Анатоль Франс вынужден был сам зарабатывать на жизнь, и начал карьеру библиографом. Постепенно он знакомится с литературной жизнью того времени, и становится одним из заметных участников парнасской школы.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Во время Франко-прусской войны 1870—1871 Франс некоторое время служил в армии, а после демобилизации продолжал писать и выполнять различную редакторскую работу.

В 1875 у него появляется первая настоящая возможность проявить себя в качестве журналиста, когда парижская газета «Время» («Le Temps») заказала ему серию критических статей о современных писателях. Уже в следующем году он становится ведущим литературным критиком этой газеты и ведёт свою собственную рубрику под названием «Литературная жизнь».

В 1876 он также назначается заместителем директора библиотеки французского Сената и в течение последующих четырнадцати лет занимает этот пост, что давало ему возможность и средства заниматься литературой.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

В 1896 Франс избирается членом Французской академии.

В 1921 удостоен Нобелевской премии по литературе.

В 1922 его сочинения были включены в католический «Индекс запрещённых книг».

Общественная деятельность Франса

Был членом Французского Географического общества.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

В 1898 году Франс принял самое деятельное участие в деле Дрейфуса. Под влиянием Марселя Пруста Франс первым подписал знаменитое письмо-манифест Эмиля Золя «Я обвиняю».

С этих времен Франс стал видным деятелем реформистского, а позже — социалистического лагеря, принимал участие в устройстве народных университетов, читал лекции рабочим, участвовал в митингах, организованных левыми силами. Франс становится близким другом лидера социалистов Жана Жореса и литературным мэтром Французской социалистической партии.

Творчество Франса

Раннее творчество

Роман, принёсший ему известность, «Преступление Сильвестра Боннара» («Le Crime de Silvestre Bonnard»), опубликован в 1881, сатира, в которой легкомыслию и доброте отдаётся предпочтение перед суровой добродетелью.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

В последующих повестях и рассказах Франса с огромной эрудицией и тонким психологическим чутьем воссоздан дух разных исторических эпох. «Харчевня королевы Гусиные лапки» («La Rotisserie de la Reine Pedauque», 1893) — сатирическая повесть во вкусе XVIII века, с оригинальной центральной фигурой аббата Жерома Куаньяра, он благочестив, но ведёт греховную жизнь и оправдывает свои «падения» тем, что они усиливают в нём дух смирения. Того же аббата Франс выводит в «Суждения господина Жерома Куаньяра» («Les Opinions de Jerome Coignard», 1893).

В целом ряде рассказов, в частности, в сборнике «Перламутровый ларец» («L’Etui de nacre», 1892), Франс обнаруживает яркую фантазию; его любимая тема — сопоставление языческого и христианского миросозерцаний в рассказах из первых веков христианства или раннего Возрождения. Лучшие образцы в этом роде — «Святой сатир» («Saint Satyr»). В этом он оказал определённое влияние на Дмитрия Мережковского. Повесть «Таис» («Thais», 1890) — история знаменитой древней куртизанки, ставшей святой — написана в том же духе смеси эпикуреизма и христианского милосердия.

В романе «Красная лилия» («Lys Rouge», 1894), на фоне изысканно художественных описаний Флоренции и живописи примитивов, представлена чисто парижская адюльтерная драма в духе Бурже (за исключением прекрасных описаний Флоренции и картин).

Период социальных романов

Затем Франс начал серию своеобразных острополитических по содержанию романов под общим заглавием: «Современная история» («Histoire Contemporaine»). Это — историческая хроника с философским освещением событий. Как историк современности, Франс обнаруживает проницательность и беспристрастие учёного изыскателя наряду с тонкой иронией скептика, знающего цену человеческим чувствам и начинаниям.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Вымышленная фабула переплетается в этих романах с действительными общественными событиями, с изображением избирательной агитации, интриг провинциальной бюрократии, инцидентов процесса Дрейфуса, уличных манифестаций. Наряду с этим описываются научные изыскания и отвлечённые теории кабинетного учёного, неурядицы в его домашней жизни, измена жены, психология озадаченного и несколько близорукого в жизненных делах мыслителя.

В центре событий, чередующихся в романах этой серии, стоит одно и то же лицо — учёный историк Бержере, воплощающий философский идеал автора: снисходительно-скептическое отношение к действительности, ироническую невозмутимость в суждениях о поступках окружающих лиц.

Сатирические романы

Следующее произведение писателя, двухтомный исторический труд «Жизнь Жанны д’Арк» («Vie de Jeanne d’Arc», 1908), написанный под влиянием историка Эрнеста Ренана, был плохо принят публикой. Клерикалы возражали против демистификации Жанны, а историкам книга показалась недостаточно верной первоисточникам.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Зато пародия на французскую историю «Остров пингвинов» («L’Ile de pingouins»), опубликованная также в 1908, была принята с большим энтузиазмом. В «Острове пингвинов» близорукий аббат Маэль по ошибке принял пингвинов за людей и окрестил их, чем вызвал массу сложностей на небесах и на земле. В дальнейшем в своей непередаваемой сатирической манере Франс описывает возникновение частной собственности и государства, появление первой королевской династии, средние века и Возрождение. Большая часть книги посвящена современным Франсу событиям: попытке переворота Ж. Буланже, клерикальной реакции, делу Дрейфуса, нравам кабинета Вальдека-Руссо. В конце дается мрачный прогноз будущего: власть финансовых монополий и атомный терроризм, разрушающий цивилизацию.

Следующее большое художественное произведение писателя, роман «Боги жаждут» («Les Dieux ont soif», 1912), посвящен французской революции.

Его роман «Восстание ангелов» («La Revolte des Anges», 1914) — это социальная сатира, написанная с элементами игровой мистики. На Небесах царит не всеблагой Бог, а злой и несовершенный Демиург, и Сатана вынужден поднять против него восстание, которое есть своего рода зеркальное отражение социального революционного движения на Земле.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

После этой книги Франс всецело обращается к автобиографическим теме и пишет очерки о детстве и отрочестве, которые впоследствии вошли в романы «Маленький Пьер» («Le Petit Pierre», 1918) и «Жизнь в цвету» («La Vie en fleur», 1922).

Франс и оперное искусство

Произведения Франса «Таис» и «Жонглёр Богоматери» послужили источником либретто опер композитора Жюля Массне.

Характеристика мировоззрения Франса из энциклопедии Брокгауза

Франс — философ и поэт. Его миросозерцание сводится к утонченному эпикурейству. Он самый острый из французских критиков современной действительности, безо всякой сентиментальности раскрывающий слабости и нравственные падения человеческой натуры, несовершенство и уродство общественной жизни, нравов, отношений между людьми; но в свою критику он вносит особую примиренность, философскую созерцательность и безмятежность, согревающее чувство любви к слабому человечеству. Он не судит и не морализирует, а только проникает в смысл отрицательных явлений. Это сочетание иронии с любовью к людям, с художественным пониманием красоты во всех проявлениях жизни и составляет характерную черту произведений Франса. Юмор Франса заключается в том, что его герой применяет один и тот же метод к исследованию самых разнородных на вид явлений. Тот же исторический критерий, на основании которого он судит о событиях в древнем Египте, служит ему для суждении о дрейфусовском деле и его влиянии на общество; тот же аналитический метод, с которым он приступает к отвлечённым научным вопросам, помогает ему объяснить поступок изменившей ему жены и, поняв его, спокойно уйти, не осуждая, но и не прощая.
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Сочинения

Современная история (L’Histoire contemporaine)

* Под городскими вязами (L’Orme du mail, 1897).
* Ивовый манекен (Le Mannequin d’osier, 1897).
* Аметистовый перстень (L’Anneau d’amethyste, 1899).
* Господин Бержере в Париже (Monsieur Bergeret a Paris, 1901).

Автобиографический цикл

* Книга моего друга (Le Livre de mon ami, 1885).
* Пьер Нозьер (Pierre Noziere, 1899).
* Маленький Пьер (Le Petit Pierre, 1918).
* Жизнь в цвету (La Vie en fleur, 1922).

Романы

* Иокаста (Jocaste, 1879).
* «Тощий кот» (Le Chat maigre, 1879).
* Преступление Сильвестра Боннара (Le Crime de Sylvestre Bonnard, 1881).
* Страсть Жана Сервена (Les Desirs de Jean Servien, 1882).
* Граф Абель (Abeille, conte, 1883).
* Таис (Thais, 1890).
* Харчевня королевы Гусиные Лапы (La Rotisserie de la reine Pedauque, 1892).
* Суждения господина Жерома Куаньяра (Les Opinions de Jerome Coignard, 1893).
* Красная лилия (Le Lys rouge, 1894).
* Сад Эпикура (Le Jardin d’Epicure, 1895).
* Театральная история (Histoires comiques, 1903).
* На белом камне (Sur la pierre blanche, 1905).
* Остров Пингвинов (L’Ile des Pingouins, 1908).
* Боги жаждут (Les dieux ont soif, 1912).
* Восстание ангелов (La Revolte des anges, 1914).

Сборники новелл

* Валтасар (Balthasar, 1889).
* Перламутровый ларец (L’Etui de nacre, 1892).
* Колодезь Святой Клары (Le Puits de Sainte Claire, 1895).
* Клио (Clio, 1900).
* Прокуратор Иудеи (Le Procurateur de Judee, 1902).
* Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов (L’Affaire Crainquebille, 1901).
* Рассказы Жака Турнеброша (Les Contes de Jacques Tournebroche, 1908).
* Семь жен Синей Бороды (Les Sept Femmes de Barbe bleue et autres contes merveilleux, 1909).

Драматургия

* Чем черт не шутит (Au petit bonheur, un acte, 1898).
* Кренкебиль (Crainquebille, piece, 1903).
* Ивовый манекен (Le Mannequin d’osier, comedie, 1908).
* Комедия о человеке, который женился на немой (La Comedie de celui qui epousa une femme muette, deux actes, 1908).

Эссе

* Жизнь Жанны д’Арк (Vie de Jeanne d’Arc, 1908).
* Литературная жизнь (Critique litteraire).
* Латинский гений (Le Genie latin, 1913).

Поэзия

* Золотые поэмы (Poemes dores, 1873).
* Коринфская свадьба (Les Noces corinthiennes, 1876).

Издание сочинений в русском переводе

* Собрание сочинений в 8-ми томах. — М., 1957—1960.
* Собрание сочинений в 4-х томах. — М., 1983—1984.

Михаил Кузмин Анатоль Франс

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Выражаясь пышно, можно было сказать про смерть Анатоля Франса: «Умер последний француз». Это было бы верно, если бы понятие о французе не изменялось, как все вообще понятия, иногда даже выходя из своей периферии.

Франс – классический и высокий образ французского гения, хотя в нем гармонически соединяются свойства, взаимно уничтожающие как бы друг друга. Может быть, существует закон, что качество, доведенное до предела, переходит в противоположное.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Будучи связан глубочайшими и цепкими корнями с французской национальностью, Франс утончил и расширил этот национальный элемент до всемирной интернациональности.

Будучи мыслителем антирелигиозным, во всяком случае, противоцерковным, Франс только и делает, что почерпает вдохновение и мысли из церковной старины и церковных догматов.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Насмехаясь над различными методами историографии, он прибегает к ним же в своих произведениях, носящих исторический характер.

Принципиальный нарушитель традиций, Франс свято и нерушимо соблюдает их.

Враг, в качестве скептика, всяческого фанатизма и энтузиазма, он в самую вражду вносит известную горячность. Хотя, конечно, горячность – наименее подходящее определение для творчества Франса. Теплота, гуманность, либерализм, ирония, сострадание – вот качества, которые вспоминаются, когда произносят имя Франса. Слова не холодные, не горячие – теплые, поддерживающие по-человечески жизнь, но не толкающие на действие. Немыслимые при катастрофах. Во времена Апокалипсиса в действующий его момент Франса «извергли бы из уст», как ангела Лаодикийской церкви, который именно был ни горяч, ни холоден. Апокалипсису такие люди не годятся, так же как всяческие Апокалипсисы подобным людям не могут быть по душе. Это не та атмосфера, где бы они чувствовали себя, как рыба в воде. Так называемые эпохи упадка, предшествующие взрывам, – подходящее время для скептицизма; выветрившиеся балки поддержат ветхое здание, ветер, наверное, уже веет, но недостаточно силен, можно говорить и «да», и «нет» или ни «да», ни «нет» и объективно не приходить ни к какому выводу. Не только война требует воинственных людей, а всякое определенное и сильное действие. Франс был человеком глубоко штатским и словесником. Православие отвергает догмат о чистилище (ни да, ни нет), но на иконах страшного суда иногда изображают души в виде нагого человека, дрожащего в воздухе, грехи не допускают его в рай, а добрые дела спасают от ада. В таком виде представляется мне и Франс. Только он не дрожит, а устроил висячий сад Эпикура и рассуждает умно и либерально о всяческих вещах, пока трубный рев последнего суда не заглушит человеческих слов и не потребует звериного или божественного вопля. Вопля, конечно, Франс не пустит. Не захочет, да и не сможет. Но покуда достаточны интеллектуально человеческие качества – блеск, человечность и ширина мысли, понимание, мягкость, отзывчивость, прелесть и блеск величайшего человеческого таланта, гармония и равновесие, – Франс не имеет себе равных. Искать определенного ответа у него – предприятие, заранее обреченное на неудачу. Приходит на ум анекдот о мудреце, у которого ученик спрашивал совета: жениться ему или не жениться. «Поступай как хочешь, все равно будешь раскаиваться». Франс на все ответил бы: «Поступай как угодно: все равно ошибешься». Ошибки и затруднения он всегда видел зорко и тонко, но затруднился бы указать, где их нет. Он ничего не взял бы на свою ответственность. Он охотно поможет разрушать, но остережется положить кирпич в новую стройку. Если же и положит, то всегда будет сомневаться – не строит ли он вновь только что разрушенное здание. Зданий же, которые бы не подлежали разрушению, по его мнению, нет. На время не стоит труда, А вечно любить невозможно.

А покуда что с улыбкой смотреть, как рушатся карточные домики страстей, желаний, философских учений, правлений, империй и солнечных систем. Приблизительно все – одинаковой важности с известной точки зрения. Конечно, это очень безнадежно. Но если рассуждать логически, то, прежде всего, всем нужно повеситься, а там видно будет. Франс же рассуждает по большей части логически, ужасно логически, убийственно логически. И тем не менее вешаться от него не хочется. Не потому, что веревку он предлагает с кротчайшей улыбкой, и даже намылил эту веревку, а потому, что помимо человеческого ума, «все понимающего» печальной логикой, в нем есть что-то, что все это живит. Скептик, атеист, разрушитель и т. п. – все это в нем есть, но отчасти все это – позиция, маска, скрывающая самое ценное, чего Франс никогда не открывал, чего стыдился целомудренно, от чего, пожалуй, отрекся бы в пользу старого скептического сюртука. Может быть, это – любовь, я не знаю и не хочу выведывать тайны. Но она-то и держит всю постройку Франса, несмотря на его извиняющиеся усмешки. Иногда, как в «Восстании ангелов», он совсем близко к ней подходил, слово готово сорваться с губ, но он опять делает диверсию в сторону, снова стыдится, снова – ни да, ни нет. Намек на ключ дается «Святым Сатиром», которого автор едва ли не отождествляет с самим собою.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Обычные личины автора: аббат Куаньяр, г. Бержере, маленький Пьер. В лице ребенка Франс противопоставляет общепринятому здравому смыслу еще более здравый смысл, природный и наивный. Наивность, разумеется, полемический прием, похожий на полемические приемы Льва Толстого, представляющегося, когда ему было нужно, окончательно бестолковым. Следующая стадия полемической наивности – собачка Рикэ – та же личина Франса. Все личины, как и все почти романы, – поводы к рассуждениям. Круг интересов Франса очень велик, и он не упускает случая высказать свое суждение, привести по-своему освещенную цитату, рассказать забытый и едкий анекдот. В этом отношении любопытнейшим образчиком новой формы беллетристического произведения могут служить четыре тома «Современной истории». Конечно, это не романы и не один роман в четырех книгах. Это фельетоны, экскурсия в историю, богословие, этнография, картины нравов. Чуть намеченная двойная фабула борьбы за епископскую кафедру и семейная история г-на Бержере тонет в отступлениях и злободневных диатрибах. Некоторые страницы так ценны для Франса, что он их почти без всяких изменений повторяет в нескольких книгах. Настойчивость эта не всегда соответствует характерности данных мест в творчестве Франса.

Энциклопедизм Франса – большая его начитанность. Великий начетчик. Отсутствие системы в его чтении придает его знаниям свежесть и ширину, но вместе с тем, конечно, роднит его с компиляторами античности, вроде Авла Геллия. Система эта, будучи доведена до попурризаторского абсурда, безусловно приводит к отрывному календарю со сведениями на каждый день. Для чтения Франса будет необходим предметный указатель и список упомянутых авторов. «Мнения аббата Куаньяра» и «Сад Эпикура», совершенно лишенные фабулы, не так отличаются от его романов, как этого нужно было бы ожидать. Новой же формой является «На белом камне», произведение безусловно поэтическое, беллетристическое, но отнюдь не роман в общепринятом значении этого слова.

Цитата, вырванная из книги, живет отдельно, иногда более значительной, чем оставленная в надлежащем месте, жизнью. Она дает простор воображению и раздумью. Эпиграфом взятые строчки из произведений весьма сомнительной значительности впечатляют и волнуют. Странное психологическое это явление Франсу хорошо известно, и он им в свою очередь блестяще пользуется, тем более что прием недоговоренности при внешней ясности производится автором как принцип.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Франс видит четко на близком расстоянии, словно физически близорукий человек. Отсюда отсутствие больших линий. Фантастика, вообще несвойственная латинским расам, слабо проявляется и у Франса. Пользование готовыми мифологическими или легендарными фигурами, вроде ангелов, нимф и сатиров, за фантастический элемент принимать, разумеется, не следует. Легкие отклонения в сторону патологии и телепатии не могут идти в счет. Франс – гений, в высшей степени естественный. Только силою таланта он свою обыкновенность делает необыкновенной в противоположность гениям другого состава, накладывающим миру их неестественность как естественность.

Утопических мечтаний у Франса немного, и все они похожи на сказку о белом бычке. Так и в «Белом камне», и в «Острове пингвинов» картина социалистического строя кончается анархическими восстаниями, выступлением цветных рас, разрушением, одичанием и снова медленным ростом той же самой культуры. Закон связи между доведенными до предела противоположностями особенно ясен в «Восстании ангелов», где тотчас после победы Люцифера над Иеговой, небожитель делается угнетателем, а сверженный деспот – угнетенным бунтовщиком, так что приходится внешнее восстание перенести внутрь себя и каждому в себе низвергать своего собственного Иегову, что, конечно, и труднее, и легче. Перенесение центра тяжести всякого освобождения в область мышления и чувства, а не общественных и государственных условий, отчасти соприкасается с толстовским учением, отчасти повторяет «познай самого себя» древних греков, что может служить или приглашением к плоскому и материальному изучению анатомии и биологии или отводить в мистически безответственные дебри. И все-таки эта формула, похожая на двусмысленное изречение оракула, была, может быть, единственным утвердительным положением Франса.

Умышленное уничтожение больших обобщающих линий и перспектив в изображении исторических эпох и событий ведет к низведению героизма и к героизации (хотя бы в потенции) ежедневной современности. Ничтожность причин, грандиозность последствий и наоборот. Мимоходом вспомним «Войну и мир» Толстого (Наполеона, Кутузова) и заметки Пушкина по поводу «Графа Нулина». Что, если бы Лукреция просто съездила по морде Тарквиния? Для Франса многие Тарквинии не более как графы Нулины, и история приобретает необыкновенно едкий, близкий и современный характер. У мелочей же нашей жизни вдруг появляются проекции во всемирную историю.

Подобное отношение к истории можно встретить уже у Нибура и, конечно, у Тэна, чей сухой и разъедающий дух был очень близок Франсу. Тэна вообще можно причислить к учителям Франса.

Вольтер, Тэн и Ренан.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Салонное, присяжное зубоскальство, аналитическое, разъедающее уничтожение идеалистических обобщений и семинарский, клерикальный бунт против церкви, главным образом как общеизвестного института. Вольтер, Тэн и Ренан влияли и на стиль, и на язык Франса.

Ясная, меткая, ядовитая фраза, смелость которой всегда сдерживается социабельностью; сухие и четкие определения, нарочито и убийственно материалистические и, наконец, сладостное витийство, мед и елей, когда французский язык обращается в орган, арфу и флейту, церковные светские проповеди и надгробные речи, Боссюэ, Массийон и Бурдалу – сладкоречивый Ренан.

Анатоль Франс (фр. Anatole France; настоящее имя Франсуа Анатоль Тибо, Franсois-Anatole Thibault)

Романы Вольтера – предки по самой прямой линии многих рассказов Франса («Рубашки») и даже эпопеи «Остров пингвинов».

Не только «Боги жаждут» примыкают непосредственно к тэновскому «Происхождению современной Франции», но и к своему времени Франс применяет отчасти тот же метод. «Тома Грандорж», единственный беллетристический опыт Тэна, оказал безусловное влияние на некоторые произведения Франса.

Ренану же Франс обязан, помимо сладчайшего гармонического языка в лирико-философских местах, живописью пейзажей и местной атмосферой (сравн. начало «Жанны д'Арк» с палестинскими пейзажами Ренана).

Объекты нападений и насмешек Франса в области гуманитарной: метод историографии, метод этнографии и толкование фольклора и легенд. Блеск и игра его ума и воображения в данных случаях не имеют себе равных. Но, как он сам неоднократно повторял, старые предрассудки сменяются только новыми предрассудками же. Так и на место осмеянной им истории, этнографии и легенд он ставит собственные, правда очаровательные, легчайшие, но все же сказки и фантазии.

Из учреждений общественных, ненавистных Франсу (хотя ненависть – слишком горячее для него чувство), – суд, церковь и государство. Разбирает он их готовыми, как они существуют, следовательно, он – антиклерикал и социалист. Но мое мнение, что он не признает их, по существу, вообще, как всякое самоутверждающее явление. Невоинствующий анархист, может быть, наиболее точное определение Франса. Элементы анархизма и коммунизма он усматривает в младенческом периоде христианства и из личности Франциска Ассизского («Человеческая трагедия») делает фигуру, весьма показательную для своего мироощущения.

Ни горячий, ни холодный, теплый. Таким Франс пронес себя до конца, удивляя мир, как может быть человек такой значительности и высоты улыбающимся и рассуждающим свидетелем. Тут-то и заключается загадка Франса, столь неподходящего для роли человека с загадкой. Не столько загадка, сколько фигура умолчания. Невысказанные слова. Намеки даны, очень осторожные, но даны. А между тем это слово и держит Франса на недосягаемой высоте. Может быть, оно окажется совсем простым и обманет многие разноречивые мнения об великом писателе.

1925

Франс Анатоль

Франс (France) Анатоль (псевдоним; настоящее имя - Анатоль Франсуа Тибо; Thibault) (16.4.1844, Париж, - 12.10.1924, Сен-Сир-сюр-Луар), французский писатель. Член Французской академии с 1896. Сын букиниста. Литературную деятельность начал как журналист и поэт. Сблизившись с группой "Парнас", опубликовал книгу "А. де Виньи" (1868), сборник "Золотые поэмы" (1873, рус. пер. 1957) и драматическую поэму "Коринфская свадьба" (1876, рус. пер. 1957). В 1879 написал повести "Иокаста" и "Тощий кот", отразившие увлечение позитивизмом, естественными науками. Известность пришла после опубликования романа "Преступление Сильвестра Боннара" (1881, рус. пер. 1899). В 70-80-х гг. писал статьи, предисловия к изданиям классиков французской литературы, составившие затем сборник "Латинский гений" (1913). Под влиянием философии Ж. Э. Ренана Ф. в 80-е гг. противопоставляет пошлости и убожеству буржуазной действительности наслаждение духовными ценностями и чувственными радостями (роман "Таис", 1890, рус. пер. 1891). Наиболее полное выражение философского воззрения Ф. нашли в сборнике афоризмов "Сад Эпикура" (1894, полный рус. пер. 1958). Неприятие буржуазной действительности проявляется у Ф. в форме скептической иронии. Выразитель этой иронии - аббат Куаньяр, герой книг "Харчевня королевы Гусиные лапы" (1892, рус. пер. под название "Саламандра", 1907) и "Суждения господина Жерома Куаньяра" (1893, рус. пер. 1905). Сталкивая своих героев с жизнью королевской 18 в., Ф. иронизирует не только над порядками прошлого, но и над современной ему социальной действительностью Третьей республики. В новеллах (сборники "Валтасар", 1889; "Перламутровый ларец", 1892; "Колодезь святой Клары", 1895; "Клио", 1900) Ф. - увлекательный собеседник, блестящий стилист и стилизатор. Осуждая фанатизм, лицемерие, писатель утверждает величие естественных законов жизни, право человека на радость и любовь. Гуманистические и демократические взгляды Ф. противостояли декадентской литературе, иррационализму и мистике.

В конце 90-х гг. в связи с усилением реакции, одним из проявлений которой было "дело Дрейфуса" (см. Дрейфуса дело), Ф. пишет резкую и смелую сатиру - тетралогию "Современная история", состоящую из романов "Под придорожным вязом" (1897, рус. пер. 1905), "Ивовый манекен" (1897), "Аметистовый перстень" (1899, рус. пер. 1910) и "Господин Бержере в Париже" (1901, рус. пер. 1907). В этом сатирическом обозрении Ф. с документальной точностью воспроизвел политическую жизнь конца 19 в. Через всю тетралогию проходит дорогой автору образ гуманиста, ученого-филолога Бержере. Социальная тема характерна и для большинства рассказов сборника "Кренкебиль, Пютуа, Рике и много др. полезных рассказов" (1904). Судьба зеленщика Кренкебиля, героя одноименного рассказа, ставшего жертвой судебного произвола, безжалостной государственной машины, поднята до большого социального обобщения.

В начале 20 в. Ф. сблизился с социалистами, с Ж. Жоресом; в газете "Юманите" за 1904 он опубликовал социально-философский роман "На белом камне" (отдельное изд. 1905), основная идея которого - утверждение социализма как закономерного и единственно положительного идеала будущего. Ф.-публицист последовательно выступал против клерикально-националистической реакции (книга "Церковь и республика", 1904). Высший подъем публицистической деятельности Ф. связан с Революцией 1905-07 в России, он - председатель основанного им Общества друзей русского народа и присоединенных к России народов (февраль 1905). Его публицистика 1898-1906 частично вошла в сборники "Социальные убеждения" (1902), "К лучшим временам" (1906). Поражение революции было тяжелым ударом для Ф. В произведениях Ф. выразились и мучительные противоречия, сомнения и еще более обострившаяся и углубившаяся после 1905 критика буржуазного общества: романы "Остров пингвинов" (1908, рус. пер. 1908), "Восстание ангелов" (1914, рус. пер. 1918), новеллы в сборнике "Семь жен Синей бороды" (1909). В историческом романе "Боги жаждут" (1912, рус. пер. 1917) Ф., показывая величие народа, самоотверженность якобинцев, одновременно утверждает пессимистическую идею обреченности революции. В начале 1-й мировой войны 1914-18 Ф. на некоторое время подпал под влияние шовинистической пропаганды, но уже в 1916 понял империалистический характер войны.

Новый подъем публицистической и общественной деятельности Ф. связан с революционными событиями 1917 в России, вернувшими писателю веру в революцию и социализм. Ф. стал одним из первых друзей и защитников молодой Советской республики, протестовал против интервенции и блокады. Вместе с А. Барбюсом Ф. - автор манифестов и деклараций объединения "Кларте". В 1920 он всецело солидаризировался с только что основанной Французской коммунистической партией. В последние годы Ф. заканчивал цикл воспоминаний о детстве и отрочестве - "Маленький Пьер" (1919) и "Жизнь в цвету" (1922) - ранее были написаны "Книга моего друга" (1885) и "Пьер Нозьер" (1899); работал над философскими "Диалогами под розой" (1917-24, опубликованы 1925). Нобелевская премия (1921)

Ф. прошел трудный и сложный путь от утонченного ценителя старины, скептика и созерцателя до писателя-сатирика, гражданина, признавшего революционную борьбу пролетариата, мир социализма. Ценность книг Ф. - в смелом, беспощадном разоблачении пороков буржуазного общества, в утверждении высоких идеалов гуманизма, оригинальном и тонком художественном мастерстве. М. Горький называл имя Ф. в ряду великих реалистов; его высоко ценил А. В. Луначарский.

Соч.: CEuvres completes illustrees, v. 1-25, ., 1925-1935; Vers les temps meilleurs, Trente ans de vie sociale, v. 1-3, ., 1949-1957; в рус. пер. - Полное собрание соч., под ред. А. В. Луначарского, т. 1-14; т. 16-20, М. - Л., (1928)-31; Собр. соч., т. 1-8, М., 1957-1960.

Лит.: История французской литературы, т. 3, М., 1959; Луначарский А. В., Писатель иронии и надежды, в его кн.: Статьи о литературе, М., 1957; Дынник В., Анатоль Франс. Творчество, М. - Л., 1934; Фрид Я., Анатоль Франс и его время, М., 1975; Corday М., A. France d"apres ses confidences et ses souvenirs, ., (1927); Seilliere Е., A. France, critique de son temps, ., 1934; Suffel J., A. France, ., 1946; его же, A. France par luimeme, (., 1963); Cachin M., Humaniste - socialiste - communiste,"Les Lettres francaises", 1949, 6 Oct., №280; "Europe", 1954, №108 (номер посвящен А. Франсу); Ubersfeld A., A. France: De l"humanisme bourgeois a l"humanisme socialiste, "Cahiers du communisme", 1954, №11-12; Vandegans A., A. France. Les annees de formation, ., 1954; Levaililant J., Les aventures du scepticisme. Essai sur l`evolution intellectuelle d`A. France, (., 1965); Lion J., Bibliographic des ouvrages consacres a A. France, ., 1935.

И. А. Лилеева.

Остров пингвинов. Аннотация

Анатоль Франс — классик французской литературы, мастер философского романа. В «Острове пингвинов» в гротескной форме изображена история человеческого общества от его возникновения до новейших времен. По мере развития сюжета романа все большее место занимает в нем сатира на современное писателю французское буржуазное общество. Остроумие рассказчика, яркость социальных характеристик придают книге неувядаемую свежесть.

Прославленный сатирик Анатоль Франс был испытанным мастером парадоксов. Выраженные в кратких сентенциях, отточенных до алмазной остроты, воплощенные в виде целых сцен, ситуаций, сюжетов, нередко определяющие собою замысел произведения, парадоксы пронизывают франсовское творчество, придавая ему блеск и оригинальность. Но это отнюдь не парадоксы заядлого остроумца. В их причудливой форме Франс изображал противоречия буржуазного бытия. Парадоксы Франса не мишурные блестки, а искры, высекаемые при резком столкновении гуманистических идей, дорогих уму и сердцу писателя, с социальной неправдой его времени.

«Остров пингвинов» — самое затейливое творение Анатоля Франса. Смелая игра фантазии, непривычный поворот привычных образов, дерзкое вышучивание общепринятых суждений, все грани комизма — от буффонады до тончайшей насмешки, все средства разоблачения — от плакатного указующего перста до лукавого прищура глаз, неожиданная смена стилей, взаимопроникновение искусных исторических реставраций и злобы дня — все это поразительное, сверкающее разнообразие составляет вместе с тем единое художественное целое. Един замысел книги, едина господствующая в ней авторская интонация. «Остров пингвинов» — подлинное детище искрометней франсовской иронии, пусть резко отличающееся от других, старших ее детищ, таких, например, как «Преступление Сильвестра Бонара» или даже «Современная история», но сохраняющее несомненное «семейное» сходство с ними.

На своем долгом веку Анатоль Франс (1844—1924) писал стихи и поэмы, новеллы, сказки, пьесы, «воспоминания детства» (ввиду недостоверности этих воспоминаний приходится прибегать к кавычкам), политические и литературно-критические статьи; им написана история Жанны д'Арк и многое другое, но главное место во всем его творчестве принадлежит философскому роману. С философского романа «Преступление Сильвестра Бонара, академика» (1881) началась литературная известность Франса, философскими романами («Таис», книги об аббате Куаньяре, «Красная лилия», «Современная история», «Боги жаждут», «Восстание ангелов») отмечены основные этапы его идейно-художественных исканий.

Пожалуй, еще с большим правом можно назвать философским повествованием и «Остров пингвинов» (1908), воспроизводящий в гротескно окарикатуренном виде историю человеческой цивилизации. Исторические факты и характерные приметы различных эпох Франс, этот неутомимый собиратель старинных эстампов и редких рукописей, тонкий знаток прошлого, умелый воссоздатель далеких, отошедших времен, рассыпает в «Острове пингвинов» щедрой рукой. Все это, однако, отнюдь не превращает «Остров пингвинов» в роман исторический. Сама история, художественно переосмысленная великим французским сатириком, служит ему лишь плацдармом для сатирических атак на современную капиталистическую цивилизацию.

В шутейном предисловии к роману Франс говорит о некоем Жако Философе, авторе комического рассказа о деяниях человечества, куда тот включил и многие факты из истории своего народа, — не подходит ли определение, данное труду Жако Философа, и к «Острову пингвинов», написанному Жак-Анатолем Тибо (подлинное имя Франса)? Не чувствуется ли здесь намерение Франса представить Жако Философа как свое художественное «второе Я»? (Кстати сказать, и прозвище «Философ» в данном случае весьма знаменательно.) Перекличка различных изображаемых эпох — от древнейшей до современной — не только в тематике (собственность как результат насилия, колониализм, войны, религия и т. д.), но и в фабуле (возникновение культа св. Орброзы в первобытные времена и восстановление этого культа политиканами и святошами нового времени) служит Франсу одним из верных художественных средств к философскому обобщению современного, в том числе и самого злободневного, материала французской действительности. Изображение же самих истоков цивилизации, открывающее историю пингвинов, в дальнейшем все более и более конкретно связанную с французской историей, придает и ей более обобщенный характер, распространяет обобщение далеко за пределы Франции, делает его применимым ко всему эксплуататорскому обществу в целом, — недаром Жако Философ, несмотря на многочисленные обращения к фактам из жизни своей родины, называет свой труд рассказом о деяниях всего человечества, а не одного какого-либо народа. Такая связь широкого социально-философского обобщения с конкретными эпизодами французской жизни оберегает художественный мир «Острова пингвинов» от греха абстракции, столь искусительного для создателей философских романов. Кроме того, подобная связь делает забавным, порою уморительно смешным этот философский роман, как ни странно звучит такая характеристика применительно к столь серьезному литературному жанру.

Органическое слияние забавного и глубокомысленного не новость для искусства Франса. Еще в «Современной истории» он не только изобразил монархический заговор против Третьей республики как смехотворный фарс, дерзко смешав в нем эротические приключения светских дам с махинациями политических заговорщиков, — он извлек из этого фарса и глубокие социально-философские выводы о самой природе буржуазной республики. Правомерность сочетания смешного и серьезного Франс провозгласил уже в первом своем романе устами ученейшего Сильвестра Бонара, который был убежден, что стремление к познанию оказывается живым и здоровым лишь в радостных умах, что только забавляясь и можно по-настоящему учиться. В парадоксальной форме (тоже ведь по-своему забавной!) здесь выражена не только плодотворная педагогическая идея, но исконно гуманистический взгляд на жизнеутверждающую природу познания.

Содружество жизнеутверждающего смеха, даже шутовства, и познавательной силы социально-философских обобщений наглядно воплощено в гуманистической эпопее XVI века — «Гаргантюа и Пантагрюэле» великого Рабле. Философские романы Франса вобрали в себя традиции разных мастеров этого жанра — Вольтера и Монтескье, Рабле и Свифта. Но если в книгах 1893 года — «Харчевня королевы Гусиные Лапы» и «Суждения господина Жерома Куапьяра» — у Франса более всего ощущается дух просветителей, особенно Вольтера — и в композиции, и в авантюрном сюжете, и в язвительной иронии, — то в «Острове пингвинов» господствует традиция Рабле, порою в сочетании с традицией Свифта. Вольтеровский язвительный смешок то и дело заглушается здесь раблезианским раскатистым хохотом, а иногда и желчным свифтовским смехом.

Рабле был для Франса самым любимым писателем французского Возрождения, а среди всех вообще его литературных любимцев уступал место, пожалуй, лишь Расину. Рабле, можно сказать, был спутником всей творческой жизни Франса. Франс упивался не только чудовищной игрой его фантазии в «Гаргантюа и Пантагрюэле», но и рассказами о бурной жизни самого Рабле. В своем творчестве Франс еще до «Острова пингвинов» нередко отдавал дань раблезианскому гротеску. Буффонная фантастика Рабле, его изобретательные издевательства над самыми, казалось бы, неприкосновенными понятиями, незыблемыми установлениями, его великолепное озорство при создании образов и ситуаций — все это нашло отражение в франсовском «Острове пингвинов», причем не в отдельных эпизодах и некоторых особенностях стиля, а в основном замысле, во всей художественной природе книги.

Главные темы «Острова пингвинов» определяются уже в предисловии, где Франс дает сжатую в кулак злую сатиру на официальную историческую псевдонауку. В иронически почтительном тоне, пародируя наукообразные суждения и псевдоакадемический язык своих собеседников, рассказчик, якобы обратившийся к ним за консультациями, передает все благоглупости, все нелепости, политическое мракобесие и обскурантизм их советов и рекомендаций историку пингвинов — пропагандировать в своем труде благочестивые чувства, преданность богачам, смирение бедняков, образующие якобы основы всякого общества, с особым пиететом трактовать происхождение собственности, аристократии, жандармерии, не отвергать вмешательства сверхъестественного начала в земные дела и т. п. На протяжении всех последующих страниц «Острова пингвинов» Франс и подвергает безжалостному пересмотру весь набор подобных принципов. Он решительно расправляется с официально насаждаемыми иллюзиями по поводу возникновения собственности, общественного порядка, религиозных легенд, войн, моральных представлений и проч. и проч. Все это сделано так, что меткая и резкая насмешка сатирика рассчитанным рикошетом попадает в самые устои современного ему капиталистического общества, — нет, не только современного, а всякого капиталистического общества вообще: ведь в романе говорится и о будущем. В изображении Франса устои эти оказываются чудовищно нелепыми, их абсурдность подчеркивается и излюбленным художественным средством автора — гротеском.

Заставкой к обширному каталогу нелепостей, в который под пером Анатоля Франса превращается история человечества, служит рассказ о самом возникновении общества пингвинов, о начале их цивилизованной жизни. Ошибка подслеповатого Маэля, ревнителя христианской веры, который случайно крестил пингвинов, приняв их издали за людей, — вот какой грандиозной нелепости обязаны пингвины своим приобщением к человечеству. В лице пингвинов, действительно забавных внешним сходством с человеком, писатель получает в свое распоряжение целую труппу актеров для затеянного им фарса — изображения многовековой человеческой цивилизации.

В таком фарсе Анатоль Франс, уже давно отвергший собственнический строй, проникает в самую его суть, сбрасывает с собственности все фарисейские покровы, изготовленные идеологами буржуазии, и показывает ее как добычу хищников, как результат самого грубого насилия. Наблюдая, как разъяренный пингвин, уже превратившийся волею божьей в человека, кромсает зубами нос своего соплеменника, кроткий старец Маэль в простоте душевной не может понять, в чем смысл подобных жестоких схваток; на помощь недоумевающему старцу приходит его спутник, объясняя, что в этой дикой борьбе закладываются основы собственности, а значит, и основы будущей государственности.

В такого рода сценах былые франсовские парадоксы, воплощаясь в реальные образы, еще удваивают свою сокрушительную силу.

Так же наглядно франсовский гротеск проявляет себя и по отношению к религии и церкви. Антихристианская тема проходит через все творчество Франса. Однако нигде до сих пор атеистические и аитицерковные его убеждения, входящие как органическая часть в «символ веры» этого безбожника, не выражались в столь жгучих сарказмах, как в «Острове пингвинов».

По поводу смехотворной ошибки подслеповатого проповедника Франс инсценирует ученую дискуссию на небесах, в которой принимают участие отцы церкви, учители христианской веры, святые подвижники и сам господь бог. В темпераментной аргументации спорщиков, мешающих в пылу спора высокоторжественный язык Библии с казенным красноречием судейских крючкотворов, а то и с грубой лексикой ярмарочных зазывал, Франс сталкивает между собою различные догматы христианства и установления католической церкви, демонстрируя их полнейшую противоречивость и абсурдность. Еще больше простора антирелигиозному пафосу дано в истории Орброзы, многочтимой пингвинской святой, культ которой возник из сочетания наглого корыстного обмана и дремучего невежества. Писатель не только осмеивает здесь культ св. Женевьевы, выдаваемой католической церковью за покровительницу Парижа, но обращается, так сказать, к истокам всех подобных легенд.

Религия как орудие политической реакции, католическая церковь как союзница расистов и монархических авантюристов Третьей республики, как фабрикаторша чудес, притупляющих народное сознание, уже подвергалась саркастическому рассмотрению в «Современной истории». Кстати, и тема Орброзы там уже намечена: развращенная девчонка Онорнна тешит умиленных слушателей нелепыми россказнями о своих «видениях», чтобы выманивать подачки, которыми она делится с испорченным мальчишкой Изидором на очередном их любовном свидании. Однако тема развратницы и обманщицы, пользующейся религиозным почитанием, получает в «Острове пингвинов» куда более разветвленную и обобщенную трактовку: культ св. Орброзы здесь искусственно возрождается светской чернью нового времени, чтобы служить делу реакции. Франс придаст религиозной теме самую острую злободневность.

Такой же синтез исторического обобщения и политической злобы дня наблюдается и в трактовке военной темы. Здесь особенно заметна идейно-художественная близость Анатоля Франса к Франсуа Рабле: то и дело за плечами пингвинских вояк старых и новых времен виднеется король Пикрохоль со своими советчиками и вдохновителями, отмеченные позорным клеймом в «Гаргантюа и Пантагрюэле». В «Острове пингвинов» тема войны, издавна тревожившая Франса, резко обостряется. Прежде всего это сказалось на изображении Наполеона. Наполеон был, если можно так выразиться, почти навязчивым образом для Франса, — словно бы Франс испытывал к нему неугасимую личную вражду. В «Острове пингвинов» сатирик преследует полководческую славу Наполеона вплоть до статуи императора на вершине гордой колонны, вплоть до аллегорических фигур Триумфальной арки. Он, как всегда, злорадно наслаждается демонстрацией его духовной ограниченности. Мало того, Наполеон утрачивает всякую презентабельность, приобретает шутовской вид персонажа какого-нибудь ярмарочного представления. Даже звучное имя его подменяется в «Острове пингвинов» дурашливым псевдонимом Тринко.

Подобного рода средствами гротескного снижения образа Франс развенчивает не только Наполеона, но и связанное с ним милитаристическое представление о военной славе. Свою сатирическую задачу писатель осуществляет, повествуя о путешествии некоего малайского властителя в страну пингвинов, что дает ему возможность столкнуть застарелые, традицией освященные суждения о военных подвигах со свежим восприятием путешественника, не связанного европейскими условностями и — на манер индейца из вольтеровской повести «Простодушный» или перса из «Персидских писем» Монтескье — своим наивным недоумением помогающего автору вскрыть самую суть дела. Прибегая к такому остранению как к испытанному способу дискредитации, Франс заставляет читателя взглянуть на военную славу глазами махараджи Джамби, и вместо героической гвардии, эффектных батальных сцеп, победных жестов полководца перед ним возникает картина жалких послевоенных будней, неизбежного физического и морального вырождения, которыми народ расплачивается за завоевательную политику своих правителей.

В «Острове пингвинов» Франс убедительно показал неразрывную внутреннюю связь между империалистической политикой и современным капитализмом. Когда ученый Обнюбиль отправляется в Новую Атлантиду (в которой без труда можно узнать североамериканские Соединенные Штаты), он наивно полагает, что в этой стране развитой и цветущей промышленности, уж во всяком случае, нет места позорному и бессмысленному культу войны, с которым он не мог примириться у себя в Пингвинии. Но, увы, все его прекраснодушные иллюзии сразу развеялись, стоило ему посетить заседание новоатлантидского парламента и стать свидетелем того, как государственные мужи голосуют за объявление войны Изумрудной республике, добиваясь мировой гегемонии в торговле окороками и колбасами. Путешествие Обнюбиля в Новую Атлантиду дает возможность автору еще более обобщить сатирическое обозрение современности.

То, что Анатоль Франс, подобно Жако Философу, заимствует многое «из истории своей собственной страны», объясняется не только стремлением автора писать о хорошо ему знакомой жизни, но и той цинической обнаженностью типичных пороков капитализма, какая была характерна для Третьей республики. Монархическая авантюра Буланже, дело Дрейфуса, коррупция правителей и чиновников, предательство лжесоциалистов, заговоры роялистских молодчиков, которым потворствовала полиция, — эта всеобщая свистопляска реакционных сил так и напрашивалась на то, чтобы ядовитый сатирик Франс запечатлел ее в своей книге. А любовь к Франции, к своему народу придала его сарказмам особенную горечь.

Деятели Третьей республики ведут в «Острове пингвинов» гнусную игру. Вымышленные названия и имена не скрывают связи франсовских персонажей и ситуаций с реальными, взятыми из самой жизни: эмирал Шатийон легко расшифровывается как генерал Буланже, «дело Пиро» — как дело Дрейфуса, граф Дандюленкс — как граф Эстергази, которого следовало посадить на скамью подсудимых вместо Дрейфуса, Робен Медоточивый — как премьер-министр Медии, Лаперсон и Ларнве — как Мнльеран и Аристид Бриан и т. п.

Франс сочетает в своем изображении подлинный материал с вымышленным, а нередкие в книге эротические эпизоды придают изображаемому еще более подчеркнутый памфлетный характер. Таков, например, эпизод с участием обольстительной виконтессы Олив в подготовке заговора Шатийона. Такова и амурная сцена на «диване фаворитки» между женой министра Сереса и премьер-министром Визиром, повлекшая за собой падение министерства. Такова и поездка роялистского заговорщика монаха Агарика в обществе двух девиц сомнительного поведения в автомобиле принца Крюшо.

Франс не оставил, кажется, ни одного уголка, куда могли бы укрыться от его бдительности сатирика позорная нечистоплотность, моральное и политическое разложение, корыстолюбие и опасная для человечества агрессивность реакционных сил. Уверенность Франса в том, что капиталистическое общество неисправимо, уже не позволяла ему здесь (как это было в «Преступлении Сильвестра Бонара») апеллировать исключительно к заветам гуманизма либо утешать себя (подобно г-ну Бержере из «Современной истории») мечтою о социализме, который изменит существующий строй «с милосердной медлительностью природы». Характерно, что давний, излюбленный персонаж Франса — человек интеллектуального труда и гуманистических убеждений — в «Острове пингвинов» почти совсем стушевался, если не считать отдельных эпизодов. Да и в этих эпизодах франсовский герой изображен совершенно иначе. Юмор, и прежде окрашивавший подобного рода фигуры, придавал им лишь особую трогательность, а в «Острове пингвинов» он выполняет совсем иную, куда более горестную для них функцию — подчеркивает их нежизнеспособность, смутность их идей и представлений, их бессилие перед напором действительности.

Юмором отмечены уже сами имена этих эпизодических персонажей: Обнюбиль (лат. obnubilis) — окруженный облаками, окутанный туманом; Кокий (франц. coquille) — раковина, скорлупа; Тальпа (лат. talpa) — крот; Коломбан (от лат. columba) — голубь, голубка и т.п. И персонажи оправдывают свои имена. Обнюбиль действительно витает в облаках, идеализируя новоатлантидскую лжедемократию, летописец Иоанн Тальпа действительно слеп, как крот, и спокойно пишет свою летопись, не замечая, что вокруг все разрушено войной; Коломбан (его Франс изображает с особенно горьким юмором — ведь под этим именем выведен Эмиль Золя, снискавший безграничное уважение Франса за свою деятельность в защиту Дрейфуса) и в самом деле чист, как голубь, но и, как голубь, беззащитен перед разъяренной сворой политических гангстеров.

Юмористическую переоценку своего излюбленного героя Франс этим не ограничивает: Бидо-Кокий представлен в наиболее шаржированном виде: из мира уединенных астрономических вычислений и размышлений, куда Бидо-Кокий был запрятан, как в раковину, он, обуреваемый чувством справедливости, бросается в самую гущу борьбы вокруг «дела Пиро», но, убедившись в том, сколь наивно было тешить себя надеждой, будто одним ударом можно утвердить в мире справедливость, снова уходит в свою раковину. Эта краткая вылазка в политическую жизнь демонстрирует всю иллюзорность его представлений. Франс не щадит Бидо-Кокия, заставляя его пережить балаганный роман с престарелой кокоткой, вздумавшей украсить себя ореолом героической «гражданки». Не щадит Франс и себя, ибо многими чертами характера Бидо-Кокий, несомненно, автобиографичен (заметим, кстати, что первая часть фамилии персонажа созвучна с фамилией Тибо, подлинной фамилией самого писателя). Но именно способность так смело пародировать собственные гуманистические иллюзии — верный симптом того, что Франс уже стал на путь их преодоления. Путь предстоял нелегкий.

В поисках реального общественного идеала Франсу не могли помочь французские социалисты его времени, — слишком явны были их оппортунистические настроения, неспособность возглавить революционное движение трудящихся масс Франции. О том, насколько ясно видел Франс плачевный разброд, характеризовавший идеологию и политические выступления французских социалистов, свидетельствуют многие страницы «Острова пингвинов» (особенно VIII глава 6-й книги) и многие персонажи романа (Феникс, Сапор, Лаперсон, Лариве и др.).

Убедившись в том, что его мечта о справедливом общественном строе неосуществима и в государствах, именующих себя демократическими, доктор Обнюбиль с горечью думает: «Мудрец должен запастись динамитом, чтобы взорвать эту планету. Когда она разлетится на куски в пространстве, мир неприметно улучшится и удовлетворена будет мировая совесть, каковой, впрочем, не существует». Мысль Обнюбиля о том, что земля, взрастившая позорную капиталистическую цивилизацию, заслуживает полного уничтожения, сопровождается весьма важной скептической оговоркой — о бессмысленности такого уничтожения.

Этот гневный приговор и эта скептическая оговорка как бы предвосхищают мрачный финал всего произведения. Повествовательный стиль Франса приобретает здесь интонации апокалипсиса, давая выход социальному гневу писателя. И вместе с тем последнее слово в «Острове пингвинов» остается за неистощимой иронией Франса. Книга восьмая, озаглавленная «Будущее», носит Знаменательный подзаголовок: «История без конца». Пускай пингвины, возвращенные социальною катастрофой к первобытному состоянию, какое-то время ведут пастушескую мирную жизнь на развалинах былых гигантских сооружении, — в эту идиллию снова врываются насилие и убийство — первые признаки будущей антигуманной «цивилизации». И снова человечество свершает свой исторический путь по тому же замкнутому кругу.

Подвергнув скептическому анализу собственный грозный вывод о том, что капиталистическая цивилизация должна быть стерта с лица земли, сам же Франс этот вывод и опроверг. Скептицизм его был скептицизмом творческим: помогая писателю постигнуть не только противоречия жизни, но и противоречия своего внутреннего мира, он не позволил ему удовлетвориться анархической идеей всеобщего разрушения, как ни была она для него соблазнительна.

«Островом пингвинов» открывается для Франса новый период в его поисках социальной правды, период, пожалуй, наиболее сложный. От идеи анархического разрушения цивилизации, отвергнутой в «Острове пингвинов», его испытующая мысль обратилась к революции. И если в романе «Боги жаждут» (1912) Анатоль Франс еще не нашел выхода из противоречий общественной борьбы, то помогла ему в этом Октябрьская революция. Есть глубокий смысл в том, что великий скептик, проницательный сатирик буржуазной цивилизации уверовал в советскую социалистическую культуру.

Интерактивное уличное произведение от художника Roa

Доломитовые Альпы