Мудрые мысли

Франсуа Шарль Мориак (фр. Francois Charles Mauriac)

(11 октября 1885, Бордо, Франция — 1 сентября 1970, Париж, Франция)

Французский писатель; член Французской академии (1933); лауреат Нобелевской премии в области литературы (1952); награждён Большим крестом ордена Почётного легиона (1958). Один из самых крупных католических писателей XX века.

Цитата: 171 - 187 из 188

…у нас почему-то полагалось восхищаться Брижит. Возможно, мама ее побаивалась. («Фарисейка»)

У писателя, сознающего, что он потерпел поражение и бессилен изобразить жизнь, остается, стало быть, такой творческий стимул и оправдание: каковы бы ни были его герои, они действуют, они оказывают влияние на людей. И если эти персонажи не в состоянии воспроизвести их, они способны смутить их душевный покой и пробудить мысль, а это не так уж мало. Чувство поражения возникает у романиста из-за непомерности его притязаний. Но как только он перестанет претендовать на роль божества, дарующего жизнь, и удовольствуется возможностью прижизненного воздействия на некоторых современников, пусть даже элементарными и условными средствами своего искусства, он обнаружит, что его удел не так уж плох. (*Матерь, Пустыня любви, Тереза Дескейру, Клубок змей*)

У христиан модно нести свой крест, но только на шейной цепочке.

У этих несчастных надежда становится болезнью, неисцелимым недугом, - они и через двадцать лет все еще ждут и смотрят на дверь глазами верной собаки. («Клубок змей»)

Цирк - последнее прибежище чистого искусства.

Часто думая, что Бог не слышит наших вопросов, мы не слышим его ответов.

Часто правильной дорогой оказывается та, на которую трудней всего вступить... («Агнец»)

Человек бывает несчастен только по своей вине. (*Матерь, Пустыня любви, Тереза Дескейру, Клубок змей*)

Чем больше женщин знает мужчина, ием приметивнее его представление о них.

Чрезмерная ласковость - явный признак вероломного поступка. («Клубок змей»)

Что остается от тела, пролежавшего в могиле тридцать лет? А я так хорошо помню аромат твоих волос в ту ночь. («Клубок змей»)

...я не встречал в жизни человека, который был бы так одержим стремлением вкусить счастье, как моя сестра в свои пятнадцать лет. Эта одержимость выказывала себя во всем, даже в манере впиваться зубами, губами в мякоть плода, не просто нюхать розу, а зарываться кончиком носа в самую сердцевину цветка, даже в том, как она, валяясь рядом со мной на траве, умела мгновенно засыпать, будто во власти какого-то магического забытья. («Фарисейка»)

Я не могу поверить, что у жизни нет направления и цели, что у человека нет предназначения, и так же не могу отбросить свидетельство, которое дает эта мысль, слово, лицо человека сами по себе, а может быть еще в большей мере, выраженные в искусстве. Само искусство было бы для меня неопровержимым свидетельством о Боге, Который есть Любовь, если бы у меня не было другого, внутреннего свидетеля — совести, которая меня судит, отвечает на мои вопросы и которой доступны мои самые сокровенные мысли. Философам это может показаться страшно убогим, но я вовсе не собирался поражать своих читателей какими-то красивыми выводами, я хочу изложить им действительные основания моей веры.

Я понял, что ее снова мучают угрызения совести, и возрадовался этому самым недостойным образом: тогда я еще не знал всего ужаса пытки, какую налагают на себя ревнители Бога, не зная, что Бог есть Любовь. («Фарисейка»)

Я принадлежал к числу тех дураков, которые убедили себя, что на свете существуют только две категории женщин: бескорыстные, жаждущие любви, и пройдохи, которые хотят только денег. А между тем у большинства женщин жажда любви уживается с потребностью в поддержке, покровительстве, - им хочется, чтоб кто-нибудь заботился о них, защищал, баловал… («Клубок змей»)

Я стою одной ногой в могиле и не желаю, чтобы мне наступали на другую ногу.

Я уже три дня не просматривал своей корреспонденции. Ах, это ожидание какого-то важного, необыкновенного, нужного, радостного письма, - оно так живуче, все переживает в душе человеческой; вот вам доказательство, что надежда в нас неискоренима, не вырвать ее, как цепкий сорняк пырей. («Клубок змей»)