Мудрые мысли

Уильям Сомерсет Моэм (англ. William Somerset Maugham)

(25 января 1874, Париж, Франция - 16 декабря 1965, Ницца, Франция)

Английский писатель, один из самых преуспевающих прозаиков 1930-х.

Цитата: 477 - 493 из 544

Убеждение в своей правоте ещё ничего не доказывает: все убеждены в своей правоте.
(«Бремя страстей человеческих»)

Увы, в нашем несовершенном мире гораздо легче избавиться от хороших привычек, чем от дурных.

Увы, так всегда бывает. Один любит, а другой разрешает, чтобы его любили.

Увы, так всегда и бывает, - сказал он. – Один любит, а другой разрешает, чтобы его любили...
(«Бремя страстей человеческих»)

Ужасными бывают только актеры, а не роли. - (Джимми Лэнгтон 20-летней Джулии)
(«Театр»)

умирать — скучное и безотрадное дело. Мой вам совет — никогда этим не занимайтесь

Умирать - ужасно скучное и тягостное занятие. Мой вам совет: избегайте чего - либо подобного.

Филип был еще неопытен, не то он бы знал, что, имея дело с женщиной, куда лучше принимать за чистую монету даже самую явную ложь.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филип был еще так молод, что не понимал, насколько меньше чувствуют обязательства те, кому оказывают услугу, чем те, кто ее оказывает.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филип вспомнил рассказ об одном восточном владыке, который захотел узнать всю историю человечества; мудрец принес ему пятьсот томов; занятый государственными делами, царь отослал его, повелев изложить все это в более сжатой форме; через двадцать лет мудрец вернулся — история человечества занимала теперь всего пятьдесят томов, но царь был уже слишком стар, чтобы одолеть столько толстых книг, и снова отослал мудреца; прошло еще двадцать лет, и постаревший, убеленный сединами мудрец принес владыке один единственный том, содержавший всю премудрость мира, которую тот жаждал познать; но царь лежал на смертном одре и у него не осталось времени, чтобы прочесть даже одну эту книгу. Тогда мудрец изложил ему историю человечества в одной строке, и она гласила: человек рождается, страдает и умирает. Жизнь не имеет никакого смысла, и существование человека бесцельно. Но какая же тогда разница, родился человек или нет, живет он или умер? Жизнь, как и смерть, теряла всякое значение.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филип встал с постели и опустился на колени помолиться. Утро было холодное, и его слегка знобило, но дядя внушил ему, что молитва скорее доходит до Бога, если ее читать неодетым, в ночной рубашке. Это его нисколько не удивляло: он уже понимал, что Бог, который его сотворил, любит, чтобы верующие терпели лишения.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филип глядел на нее, похолодев от испуга; никогда еще она не казалась ему такой безобразной. Но делать было нечего. Он закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филип рассматривал школьников с жадным любопытством. Он с грустью думал о том, что его от них теперь отделяет целая пропасть; ему было горько сознавать, как много он хотел совершить и как мало ему удалось. Ему вдруг показалось, что все эти безвозвратно ушедшие годы растрачены им впустую. Эти жизнерадостные юнцы сегодня делали то же, что делал когда-то и он; казалось, и дня не прошло с тех пор, как он покинул школу, однако тут, где он раньше знал всех хотя бы по имени, Филип теперь не узнавал ни души. Пройдет несколько лет, и те, кто пришли на его место, тоже станут здесь чужими; однако эта мысль не принесла ему утешения, она только еще яснее показала ему тщету человеческого существования. Каждое поколение повторяло все тот же незамысловатый путь.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филип шагнул от простодушия младенчества к горькому ощущению своего *я*, подгоняемый насмешками, которым подвергалась его хромота. Условия его существования были необычны; к ним нельзя было применить ходячие правила, и ему волей-неволей приходилось думать самостоятельно.
(«Бремя страстей человеческих»)

Филиппу очень хотелось заплакать, но он с детства не выносил, когда кто-нибудь видел его слезы; сжав зубы, он сдерживал рыдания.
(«Бремя страстей человеческих»)

Фрейлейн Анна подарила ему *Der Trompeter von Sackingen* [*Зекингенский трубач* (нем.)], а он оставил ей на память томик Уильяма Морриса. Но оба они были люди разумные и так и не попытались прочесть эти книги.
(«Бремя страстей человеческих»)

Хейуорд был рад всякой теме, которая не требовала знания грубых фактов; когда мерилом служит чувство, вам наплевать на логику, и это очень удобно, если вы не в ладах с логикой.
(«Бремя страстей человеческих»)