Мудрые мысли

Уильям Сомерсет Моэм (англ. William Somerset Maugham)

(25 января 1874, Париж, Франция - 16 декабря 1965, Ницца, Франция)

Английский писатель, один из самых преуспевающих прозаиков 1930-х.

Цитата: 188 - 204 из 544

Жизнь вовсе не имеет смысла. На земле – спутнике светила, несущегося в бесконечности, все живое возникло под воздействием определенных условий, в которых развивалась эта планета; точно так же как на ней началась жизнь, она под воздействием других условий может и окончиться; человек – всего лишь один из многообразных видов этой жизни, он отнюдь не венец мироздания, а продукт среды.
(«Бремя страстей человеческих»)

Жизнь его казалась ужасной, пока мерилом было счастье, но теперь, когда он решил, что к ней можно подойти и с другой меркой, у него словно прибавилось сил. Счастье имело так же мало значения, как и горе. И то и другое вместе с прочими мелкими событиями его жизни вплетались в ее узор. На какое-то мгновение он словно поднялся над случайностями своего существования и почувствовал, что ни счастье, ни горе уже никогда не смогут влиять на него так, как прежде. Все, что с ним случится дальше, только вплетет новую нить в сложный узор его жизни, а, когда наступит конец, он будет радоваться тому, что рисунок близок к завершению. Это будет произведение искусства, и оно не станет менее прекрасным оттого, что он один знает о его существовании, а с его смертью оно исчезнет.
(«Бремя страстей человеческих»)

Жизнь его нового друга, казавшаяся ему сначала сплошным чудачеством, была полна красоты, которую может дать только полнейшая естественность.
(«Бремя страстей человеческих»)

Жизнь на десять процентов состоит из того, что вы в ней делаете, а на девяносто - из того, как вы ее принимаете.

Жизнь не имеет никакого смысла, и существование человека бесцельно. [...] Зная, что ни в чём нет смысла и ничто не имеет значения, человек всё же может получить удовлетворение, выбирая различные нити, которые он вплетает в бесконечную ткань жизни: ведь это река, не имеющая истока и бесконечно текущая, не впадая в никакие моря. Существует один узор — самый простой и красивый: человек рождается, мужает, женится, производит на свет детей, трудится ради куска хлеба и умирает; но есть и другие, более замысловатые и удивительные узоры, где нет места счастью или стремлению к успеху, — в них скрыта, пожалуй, какая-то своя тревожная красота.
(«Бремя страстей человеческих»)

Жизнь не имеет никакого смысла, и существование человека бесцельно. Но какая же тогда разница, родился человек или нет, живет он или умер? Жизнь, как и смерть, теряла всякое значение. Филип возликовал, как когда-то в юности, – тогда он радовался, что сбросил с души веру в бога: ему показалось, что теперь он избавился от всякого бремени ответственности и впервые стал совершенно свободен. Его ничтожество становилось его силой, и он внезапно почувствовал, что может сразиться с жестокой судьбой, которая его преследовала: ибо, если жизнь бессмысленна, мир уже не кажется таким жестоким. Неважно, совершил ли что-нибудь тот или иной человек или ничего не смог совершить. Неудача ничего не меняет, а успех равен нулю. Человек – только мельчайшая песчинка в огромном людском водовороте, захлестнувшем на короткий миг земную поверхность; но он становится всесильным, как только разгадает тайну, что и хаос – ничто.
(«Бремя страстей человеческих»)

Жизнь не имеет смысла. Всё живое возникло под действием определённых условий, а под воздействием других условий может кончиться. Человек один из многообразных видов этой жизни. Он не венец мироздания, а продукт среды.
(«Луна и грош»)

Жизнь слишком коротка, чтобы делать для себя то, что могут для тебя сделать за деньги другие.
(«Луна и грош»)

Забавно в жизни вот что: если вы отказываетесь принимать любые вещи, кроме самых лучших, то очень часто именно их и получаете.

Зачем же ты тогда читаешь вообще?
– Отчасти для удовольствия – это вошло у меня в привычку, и мне так же не по себе, когда я ничего не читаю, как и когда я не курю, – отчасти же, чтобы лучше узнать самого себя. Когда я читаю книгу, я обычно всего лишь пробегаю ее глазами, но иногда мне попадается какое-нибудь место, может быть, одна только фраза, которая приобретает особый смысл для меня лично и становится словно частью меня самого; и вот я извлек из книги все, что мне было полезно, а ничего больше я не мог бы от нее получить, даже если перечел бы ее раз десять. Видишь ли, мне кажется, что каждый человек – точно нераскрывшийся бутон; то, что он читает или делает, по большей части не оказывает на него никакого воздействия; но кое-что приобретает для каждого из нас особое значение и словно развертывает в тебе лепесток; вот так один за другим раскрываются лепестки бутона и в конце концов расцветает цветок.
(«Бремя страстей человеческих»)

Зло, причиненное тебе, так же легко прощать, как если оно причинено другим. Гораздо труднее прощать людям зло, которое мы сами им причинили; вот это действительно требует большой силы духа.
(«Луна и грош»)

Знаете, а он ведь ничтожество. Он думает, что он гений! Но это неправда. Во-первых, он лентяй. А гений - это беспредельная способность трудиться. Единственный путь - это работать не покладая рук. И, если ты всерьез решил чего-то достигнуть, ты своего добьешься.
(«Бремя страстей человеческих»)

Знаете, в жизни есть две хорошие вещи: свобода мысли и свобода действия. Во Франции вы пользуетесь свободой действия: вы можете поступать, как вам угодно, никто не обращает на это внимания, но думать вы должны, как все. В Германии вы должны вести себя, как все, но думать можете, как вам угодно. Кому что нравится. Лично я предпочитаю свободу мысли. Но в Англии вы лишены и того, и другого: вы придавлены грузом условностей. Вы не в праве ни думать, ни вести себя, как вам нравится. А все потому, что у нас демократическая страна. Наверно, в Америке еще хуже.
(«Бремя страстей человеческих»)

Знакомый оборачивается к тебе только своими лучшими сторонами, он внимателен, учтив, он скрывает свои дурные свойства за маской общепринятой благопристойности.
(«Рождественские каникулы»)

Знать прошлое достаточно неприятно; знать еще и будущее было бы просто невыносимо.
(«Луна и грош»)

Зная, что жизнь бессмысленна, мир уже не кажется таким жестоким, и с ним можно смириться.
(«Луна и грош»)

И вот людям, так же мало осознающим свое «я», как пчелы в улье, суждена в жизни удача: им куда чаще выпадает счастье, ведь их бытие делит с ними все общество, их радости только потому и становятся радостями, что ими тешатся сообща; такие люди пляшут в Духов день на Хэмстед-хит, орут на футбольном матче, машут из окон клубов на Пелл-Мелл королевскому кортежу. Это благодаря им человека прозвали общественным животным.
(«Бремя страстей человеческих»)