Игнатий де Лойола (исп. Ignacio (Inigo) Lopez de Loyola, баск. Inazio Loiolakoa)

(ок. [23 октября [ст. стиль] 1491, Аспейтиа — 31 июля 1556, Рим)

Биография (Владимир ЦВЕТОВ, http://his.1september.ru/2003/32/6.htm)

Они

Они называли себя Обществом Иисуса. Поначалу — всего несколько человек. В церкви Святой Марии, на Монмартре, дали обеты целомудрия и бедности и поклялись ехать в Иерусалим.

До Святой земли не суждено было добраться, зато власть ордена со временем распространилась по всему миру. Едва ли тот, кто их собрал (завербовал? обратил? совратил?), изначально помышлял о мировом господстве... О миссиях в Японии, Африке, Аргентине... О школах в Англии и России...

Кем были они, вездесущие иезуиты, коими до сих пор пугают православных? Лицемерами, мошенниками — или всё же искренними подвижниками, пытавшимися восстановить веру в расколотой Реформацией Европе?

По крайней мере, в 1521 г. в глухой испанской провинции всё начиналось с веры. Истовой, фанатической. Или с того, что под этим словом подразумевалось.

Рыцарь бледный

Идальго бредил. Местные эскулапы ломали ему ногу. Ломали уже во второй раз: после ранения она неправильно срослась.

Будут ломать и в третий, когда окажется, что нога стала короче. Ее засунут в специальный станок, чтобы удлинить...

Он служил Карлу V и по личному приказу короля возглавил гарнизон города Пампелуну. 20 мая 1521 г. французы взяли крепость: их было в десять раз больше, чем испанцев. У дона Иниго во время приступа были перебиты обе ноги: одна — обломком стены, другая — ядром.

Французский маршал был потрясен мужеством испанского капитана, передал раненого личному хирургу, а через две недели освободил офицера без выкупа и отпустил в его родовой замок...

Операции не помогли, о военной службе можно было забыть навсегда.

Во время мучительных повторных переломов рыцарю во сне (в видении?) явился святой Петр и велел терпеть боль.

Страдалец не проронил ни звука. Только попросил после жутких манипуляций костоломов принести любимое чтиво — рыцарские романы.

Набожные близкие помимо сей литературы дали еще Евангелие и жития святых. Они и представить не могли, к каким последствиям (для католического мира) приведет обращение к религии младшего, тринадцатого, сына потомка знатнейших дворян — тридцатилетнего Иниго.

Ну да, ему было тридцать. Но если ты неофит и тебе именно тридцать, и у тебя к тому же пылкое воображение (рыцарские романы распаляли воображение провинциальных дворян вплоть до XVIII в.), и еще — природное честолюбие, и еще — неуемная гордыня... То как не помыслить, что и ты призван? Что и ты, возможно, из лика святых, только не догадывался до сих пор?..

Однако...

Католическая традиция предписывает молящемуся доводить себя до состояния экстаза, провоцировать видения, в которых ожили бы евангельские образы, чтобы буква Священного Писания стала кинематографически зримой... А уж тут рукой подать до осознания сошедшей благодати.

Словом, претендент на святость может запросто стать святым...

Неистовый отшельник

Вдохновленный земными путями святых Франциска и Доминика, идальго Лопес решил стать рыцарем Девы Марии и тайком от родных отправился на богомолье в ближайший монастырь.

Тут мы вступаем в область апокрифов о святом Игнатии Лойоле — под этим именем Иниго Лопес и войдет в мировые анналы.

Жизнеописание его напоминает конспект авантюрного романа (благо, не плутовского, ведь речь о святом, причем канонизированном Ватиканом в 1622 г.).

...Хромого паломника на осле догнал мавр на лошади. Неверный непочтительно отозвался о Святой даме сердца рыцаря, и тот обнажил шпагу. Трусливый иноземец ускакал в селение, по дороге налево. Правая — вела к монастырю. Лопес уже готов был преследовать магометанина, но положился на волю Господа и решил, что поедет туда, куда свернет осел. Животное направилось к обители.

Ночь идальго провел в молитвах, поутру оставил у чудотворной иконы Богородицы свое оружие, отдал нищему доспехи, оделся в рубище и пошел в Иерусалим.

Путь вышел неблизким. В Европе была чума, и Лопес поселился в маленьком монастыре в городе Манресе. Поначалу — среди монахов, потом уединился в пещеру. Там истязал плоть бичеваниями, постился и молился до потери чувств.

Попеременно Лойолу навещали то бесы с искушениями, то святые, одобрявшие избранный путь христианского подвига. Там же он начал писать свои Духовные упражнения: книгу, легшую в основу учения иезуитов (они впоследствии будут утверждать, что Упражнения могут заменить Евангелие; но иезуитам принадлежат и более смелые заявления).

Тем временем в окрестностях Манреса заговорили о появлении нового пещерника-праведника. Особенно усилились эти разговоры после того, как за Иниго пришел его брат Мартин и позвал вернуться домой. Лойола отказался. Выбор был сделан.

Фиаско неофита

У Лойолы поначалу не было духовных наставников: сам себе духовник и учитель. Гордая натура не могла признать никакого авторитета. Даже когда Лойола вписал в устав Общества Иисуса четвертый, довольно оригинальный, монашеский обет (о безоговорочном папе), он, судя по всему, кривил душой... Что показало дальнейшее развитие событий и история ордена: на деле не Ватикан стал диктовать волю новоявленному братству, а генералы ордена благодаря тонкой политике сумели захватить на долгое время власть над католическом миром...

Но до этого — еще далеко.

Пока же, после окончания безудержных аскетических подвигов в манресской пещере, пустынник (не в последнюю очередь благодаря собственным тезисам в Духовных упражнениях) многое пересмотрел в своем неофитстве и нашел избыточный аскетизм неугодным Богу.

Он избрал путь проповеди. Причем задумал начать сразу со Святой земли — насаждать Слово Божие в самом Иерусалиме, среди мусульман и язычников.

Претерпев множество приключений, Лойола попал в Палестину, но там новоявленного проповедника ждало горькое разочарование. Он испросил благословение на проповедь у местного францисканца. Монах, проэкзаменовавший паломника, обнаружил, что тот не только не знает местных языков, но и вообще не искушен в богословии: попросту безграмотен как в теологических вопросах, так и в латыни. Францисканец посоветовал Лойоле уносить ноги из Святой земли.

Экс-капитан королевской службы не успокоился. Чудом добравшись до Венеции, он и там принялся обращать в веру заблудших и закосневших в разврате горожан. Однако первые же попытки участвовать в богословских диспутах привели к полному фиаско. Лойола наконец понял, что без образования — никуда, даже если ты призван...

Тридцатитрехлетний школяр

Как ни относись к исторической и религиозной роли ордена иезуитов за все века их существования (особенно — в поздние), нельзя не признать удивительную силу основателя Общества Иисуса: «Отличительными чертами его характера были, с одной стороны, склонность к самым удивительным мечтаниям, стремление к самым неисполнимым подвигам и предприятиям; с другой стороны, он отличался замечательной твердостью воли в достижении раз намеченной цели» (А.Ильин).

«Он является ... глубоким психологом, изучившим до тонкости все страсти, все иллюзии человеческого сердца и познавшим их тщету. Ему знакомы все движения человеческой души, все мучения слишком чуткой совести... Он обладает великими педагогическими способностями и мастерски воспитывает своих последователей для намеченной им цели», — так характеризует профессор Мюнхенского университета Ж.Губер раннего Лойолу в аскетически-отшельнический период его духовного становления.

Тем удивительнее смирение, с которым великий педагог, тридцати трех лет от роду, садится за школьную парту вместе с десятилетними мальчишками — учить латинскую грамматику. (Кстати, его познания в языках и в дальнейшем оставляли желать лучшего.)

Попутно Лойола не мог угомониться и не оставлял своего желания проповедовать. Проповедовал — и нажил себе тем немало неприятностей. В Испании в ту пору злодействовала секта иллюминатов, и доминиканские инквизиторы заподозрили новоявленного пророка из Барселоны в причастности к ней. Лойола дважды был арестован, но оба раза его выручали из застенка: у проповедника уже были поклонники, последователи, а также богатые и могущественные покровители. Слух о святом распространился за пределами Кастилии: Иниго пытался учить в Алькале и Саламанке, где продолжал свое образование в местных университетах. В Саламанке его арестовали в третий раз и «обязали сначала проучиться четыре года богословию, прежде чем он снова попробует выступать с учением о трудных догматах».

Однако в главную научную обитель того времени — Парижский университет, точнее, на его богословский факультет, преобразованный в отдельное высшее заведение Робертом Сорбонном, имя которого он и получил, — Лойолу не приняли. Но он упрям: почти три года учится в коллегиях Монтегю и Святой Варвары. Здесь опять случился конфликт с инквизицией, но верховный парижский инквизитор Ори отпустил Лойолу с миром.

А у него меж тем появились сателлиты среди однокашников — будущие основатели ордена. Тогда-то в Париже и была принесена клятва, скрепившая поначалу всего шесть человек. Тогда-то и решили будущие иезуиты направить стопы в Иерусалим.

Учитель

Однако, судя по всему, первое и неудачное посещение Святой земли оставило в душе Лойолы неприятный осадок: так или иначе, но братья во Христе прочно и надолго обосновались в Италии, где присягнули на верность папе, а тот, вопреки установленному правилу не благословлять новые ордена, всё же узаконил буллой Общество Иисуса.

Главу Ватикана понять можно: Риму почти не на кого было опереться в борьбе со стремительно распространявшимся учением реформаторов — Лютера, Кальвина, Цвингли. Европа бродила. А тут появились молодые энтузиасты, которые сами предложили услуги. Тем более об иезуитах уже шла слава по всей Италии: они помогали бедным, открывали больницы, школы...

Известность иезуитских учебных заведений дожила до наших дней; они достаточно популярны во всем мире. Да, если объективно и без конфессиональных предрассудков, им вроде бы есть чем гордиться: с одной стороны — отличная организация школьного дела, с другой — сочетание строгой дисциплины и предоставленной ребенку творческой свободы.

Наверное, еще в Испании, сидя за партой с малолетними соотечественниками, Лойола понял, как важно овладеть умами и сердцами детей. Взрослых уже не переиначить (кроме, пожалуй, самых инфантильных и незрелых душой), а вот дети — материал благодатный, и если взяться за дело с умом, то можно не опасаться за судьбу Общества Иисуса.

Поставив всё на педагогику, иезуиты не прогадали — и оказались более чем дальновидными. На протяжении пяти веков из стен их училищ, колледжей, университетов выходили блестяще образованные люди, многие из которых если и не шли по религиозной стезе, то, по крайней мере, проявляли толерантность по отношению к католицизму.

Макиавеллисты?

Главной задачей Лойолы и его сподвижников было распространить власть нового ордена как можно далее и как можно больше. Тут-то и пригодился военный опыт капитана испанской службы.

Иерархия Общества Иисуса была тщательно продумана, выверена, и стратегия первого генерала не могла не увенчаться успехом. Орден держался на строжайшей субординации и дисциплине. Естественно, поощрялось шпионство. Но даже тут иезуиты были последовательны: слежки и доноса не мог избегнуть даже глава (генерал), ведь за ним присматривали ближайшие советники, имевшие право при малейшем отступничестве патрона сместить его.

Однако проявлялись всё большие противоречия в лозунгах и деяниях. Давший на Монмартре обет бедности, сразу же после принесенной клятвы Лойола лично отправился в Испанию, где обратил в капитал недвижимость новых братьев, отказавшихся от собственности.

Со временем Общество Иисуса стало самым богатым монашеским орденом: банки его обосновались на всех континентах, иезуиты участвовали в крупнейших финансовых операциях. Вообще печальную славу мошенников они стяжали, воззрев сквозь пальцы на восьмую заповедь Моисея... Какое уж тут не укради: обман, подкуп, торгашество — всё в ходу.

Но даже не отступление от основополагающего принципа ранних монашеских общин было самым страшным.

Иезуиты приняли сакральную формулу Макиавелли: цель оправдывает средства. Проповедь христианства незаметно уступила место тотальному контролю над умами верующих.

Ватикан поначалу не мог нарадоваться на столь верных слуг папской Церкви, но со временем обнаружилось, что иезуиты частенько действуют не просто в обход главы римской Церкви, а даже вопреки его воле. Стали предприниматься попытки как-то обуздать своевольных монахов. Кончилось это всё запрещением ордена в XVIII в. Но ненадолго — после двадцатилетнего романа конгрегации с Россией — орден вновь был восстановлен, а отношения Александра I c иезуитами к тому моменту как раз испортились, что и обусловило их высылку из пределов России в 1820-м.

Судьба сторожевых псов власти

Именно так, сторожевыми псами царской власти, назвал в письме к Александру российских иезуитов Жозеф де Местр. А в ту пору власть Общества Иисуса в России была безмерной; конечно, не дошло (да и не могло дойти) до тех государственных высот, которые занимали иезуиты при дворах европейских владык — особенно в Португалии, не говоря уж о совершенно фантастическом государстве ордена в Парагвае...

Однако стоит вспомнить, что выпускниками иезуитских школ и колледжей были представители почти всех знатных дворянских родов России. И отпор им давали очень немногие; самым активным борцом слыл обер-прокурор А.Голицын, и каков же был удар, когда католичество принял его племянник...

Таковы последствия принятого Екатериной решения приютить запрещенный орден. Шаг прежде всего политический: в ту пору к России отошли многие западные провинции, основным населением которых были именно католики, а Екатерине Великой вовсе не хотелось, чтобы и туда простерлось влияние Рима. Поэтому верные католики, изгнанные из Европы, были очень кстати. Да и Екатерина чувствовала потенциальную мощь сторожевых псов.

Когда Новиков опубликовал антиезуитское исследование истории ордена, императрица запретила писать против «Общества Иисуса», а ее сын — почти во всем несогласный с матушкой — тем не менее лично писал папе о прощении иезуитов и о разрешении деятельности ордена.

Александр принял важное решение о высылке иезуитов из России, но решение, возможно, слегка запоздавшее. Тем более, что папа к тому моменту уже возобновил деятельность ордена, и иезуитам было куда вернуться...

Между верой и иллюзией

В итоге у иезуитов по сей день странная слава — то ли секты, то ли полузапретного религиозного объединения. И довольно трудно сказать, когда, в какой именно момент чистые сердцем, до самозабвения преданные Спасителю христиане стали властолюбцами, интриганами и попросту финансовыми аферистами.

Можно лишь предположить, что такое может произойти, когда помыслы верующего — даже и не христианина — обращаются не внутрь себя, не к своей совести, а на окружающих — на ленивую, грешную паству, которую надо излечить от пороков во что бы то ни стало, любыми средствами...

Впрочем, было ли чистое сердце, была ли подлинная вера? Не было ли это экстатической иллюзией, искусственно разогретым воспаленным воображением того, кто стал родоначальником ордена?

Иезуитские биографы провозгласили Лойолу святым сразу после его смерти. Противники же Лойолы по мере сил разоблачали и его деятельность, и многочисленные приписанные ему чудеса, пророчества и видения.

Так или иначе, бывший смелый воин остался в истории как хитрый политик, добивавшийся и добившийся власти над душами современников...

Биография

Происходил из знатного, но обедневшего баскского рода. Служил в армии; в 1521 году, оправляясь от тяжелого ранения, дал обет служения католической церкви.

Приобретя аскетический опыт, пройдя курс богословия и пережив ряд божественных озарений, Лойола предпочел монастырскому уединению проповедь в миру.

Поначалу его деятельность вызвала преследования со стороны испанской инквизиции, и ему пришлось перебраться в Париж, где в 1534 году он с единомышленниками принес обеты бедности и целомудрия.

После неудачного паломничества в Святую Землю Лойола отправился в Рим, где папа благословил создание нового ордена, ставшего важнейшим орудием Контрреформации.

В 1542 году Игнатий Лойола был избран пожизненным главой ордена иезуитов.

Лойола выработал организационные и моральные принципы ордена иезуитов. В сочинении Духовные упражнения (1548) он изложил систему иезуитского образования, целью которого считал воспитание людей, абсолютно преданных католичеству.

Во благо церкви Лойола допускал любые средства.

В 1622 году он был причислен к лику святых, его память отмечается 31 июля.

Биография (Михаил Мызгин, http://ehorussia.com/new/node/2451)

Родился Игнатий Лойола 24 октября 1491 года в замке Лойола – во владении своих родителей, что в городе Аспейтиа, в провинции Гипускоа страны Басков. Происходил он из древнего и знатного рода, но обедневшего. Интересно, что Игнатий был 13 ребёнком в семье из 14 и седьмой сын по счёту. По действующему принципу майората, то есть наследования недвижимости только старшим сыном, в перспективе Игнатий оставался ни с чем. При рождении ему было дано имя Иньиго де Оньяс, фамилия Лойола – по принадлежности к родовому замку, а имя Игнатий он взял себе впоследствии. Его отец – сеньор Бельтран Ибаньес де Оньяс, мать – сеньора Мария Санчес де Ликона, также принадлежала к знатному роду из страны Басков. Стоит отметить, что детство его прошло на севере Испании, наименее подвергнутой влиянию мавров части Пиренейского полуострова. Здесь христианская вера со времён готов жила и развивалась.

Он рано лишился родителей. В 1506 или 1507 умирает его мать, ранее умер и его отец.

Так как род его был знатен, Иньиго в детстве становится пажом, попал он ко двору через казначея Кастилии Хуана Веласкеса. Службу он начинает при дворе Фердинанда II Арагонского, мужа Изабеллы I Кастильской. И здесь его служба протекала, ничем особенным не отличаясь.

Время шло, Иньиго стал уже рыцарем при дворе Фердинанда и также жил обычной жизнью для человека его положения. Не были ему чужды все рыцарские развлечения. Как сам он рассказывал, имел большой успех у женщин. И воевал тоже достаточно много.

К 1521 году он становится защитником Памплоны. Идёт война между Францией и Испанией из-за Наварры – пограничной области. И вот оборона Памплоны, руководил которой Иньиго де Лойола, становится поворотной точкой в его жизни. В городе проживало много наваррцев, которые перешли на сторону французов, поэтому Иньиго решил сдать город, а сам с войсками ретировался в крепость. Случилось это 20 мая 1521 года, а на следующий день, 21 мая, противник начал осаду замка, в котором заперлись Испанцы. Превосходство французов было подавляющим, но солдаты Испании, во главе с Иньиго де Лойолой храбро сдерживали натиск французов. В какой-то момент, когда осада длилась уже достаточно долго, Иньиго был тяжело ранен. Снаряд пролетел между его ног, переломав одну из них и немного меньше покалечив другую. В конце концов, замок был сдан, но французы поступили в рыцарском духе. Отметив храбрость и мужество Иньиго, они отдали его своим лекарям, а после отнесли на носилках в замок Лойола.

Приобщение к религии.

Тяжелейшее ранение, полученное Иньиго, потребовало операции. Уже в замке родителей он переносит эту операцию. Всё это занимает месяцы, наполненные нестерпимой болью и мучениями, никакой анестезии, медицина очень слабая. Операция оказалась неуспешной, кость срослась неправильно и Иньиго принимает решение ломать ногу повторно. Сложно представить какие мучения тогда вынес Иньиго де Лойола, кроме физических страданий это ещё и понимание того, что он отныне калека. Наверное, он мог бы вынести какие угодно физические страдания, но осознание того, что теперь он беспомощен должно было сказаться на нём сильнее всего. Ведь он рыцарь! Покоритель дамских сердец и отважный воин! Теперь всё это никогда не вернуть.

В замке Лойола, во время этих страданий, он попросил принести ему рыцарские романы, почитать, отвлечься, развеять скуку. Но их не оказалось, зато была Библия и Жития Святых. Чтение этих книг захватило его серьёзно. И он точно обретает выход из этой, казалось бы, тупиковой жизненной ситуации. Рыцарское служение, но не королю, а Христу – он это видит на примерах канонизированных церковью святых. В этом служении ему пригодятся и его мужество, и его храбрость, и его харизма.

Монтсеррат – это монастырь в центре Каталонии, недалеко от Барселоны, принадлежащий к Ордену святого Бенедикта. Главная его святыня – Чёрная Дева Мария. Это статуя Богоматери, вырезанная из чёрного дерева примерно в XII веке, во все века привлекала к себе паломников. Особенность монастыря – труднодоступное положение в скалах на высоте более 720 метров над уровнем моря.

Неизвестно каким образом взобравшись в этот монастырь на своих искалеченных ногах, он совершает своего рода обряд, и как рыцари служат выбранной даме сердца, он приносит клятву в рыцарском служении Деве Марии. Он уже выглядит не как рыцарь, каким мы его себе представляем, а как странствующий монах, путник, в рубище.

Когда он там находился, в нём начали созревать мысли, которые лягут потом в основы его проповедей, позже составят и устав Общества Иисуса. Это мысли о том, как достигнуть духовного совершенства, как служить богу и тому подобные. Он ещё хотел и всем рассказать, как именно следует служить. Не просто он служит там себе и служит, нет, он других учит, наставляет, показывает «как надо». Впоследствии он разовьёт целую педагогическую систему, приверженцы которой и по сей день существуют по всему миру.

Игнатий постоянно занимался самобичеванием и самоуничижением, соблюдал строгий пост, ухаживал за больными, боялся грехов, исповедовался. Он делал всё это искренне, безусловно, в нём присутствовала большая доля фанатизма, которая зародилась в страданиях в замке Лойола.

В небольшом селении Манреса, находящегося неподалёку от Монтсеррата, где проживал Игнатий в конце 1522 года, у него случилось видение, он получил «великий свет разумения». Теперь он уже не сомневается в том, что должен защищать истинную веру, Католическую церковь, папу, как прямого представителя бога на земле.

Паломничество в Иерусалим.

В начале 1523 года Игнатий отправляется в Святую землю, место, где так много неверных – мусульман. При этом он необразован, но на протяжении пути говорит, что общается с богом, Иисусом Христом и Девой Марией лично. Всё это вызывает подозрение у окружающих. В Иерусалиме ему отказывают в желании остаться в монастыре на святой земле. Он возвращается в Испанию. Тем временем его странное поведение привлекло внимание инквизиции.

Инквизиция.

Он понимает, что ему нужно получить образование. Игнатий изучает латынь в университете городка Алкала де Энарес. И вместе с тем постоянно проповедует, общается со всеми, кто об этом просит. И инквизиция его арестовывает, но, не усмотрев ереси в его действиях и речах, отпускает. Игнатий, дабы не искушать судьбу, покидает Алкалу и отправляется в Саламанку. В Саламанке он вновь имеет сношения с карающим церковным органом. В итоге он принимает решение отправиться в Париж.

Париж.

Стоит отметить, что в Париж он дошёл пешком на своих искалеченных ногах. А для этого, между прочим, надо перейти Пиренеи. Самобичевание у Игнатия не останавливается. Он вновь начинает изучение латыни, а параллельно вокруг него сплачивается нечто вроде кружка. Он своим неординарным поведением обращает на себя внимание. Наконец, он получил звание магистра теологии – уже может проповедовать.

В Париже вокруг Игнатия сплотились такие люди, как Франциск Ксаверий, Яков Лайнез, Пьер Эмиль Лазар Фавр, Альфонсо Салмерон и другие, ставшие впоследствии одними из основателей Общества Иисуса. И вот после долгого общения происходит то, что сблизит их ещё больше. 15 августа 1534 года они собрались в церкви на Монмартре и принесли клятвы идти в Палестину с миссионерской миссией, а также дали обеты целомудрия и бедности. Но пока они должны были все продолжать образование.

Основание Общества Иисуса.

В 1537 году Лойола сотоварищи собрались в Венеции, дабы оттуда отправиться в Палестину и предаться там служению. Пока они ждали возможности отплыть – работали в больницах, помогали страждущим, проповедовали. Но разразившаяся в водах Средиземного моря война не дала им отплыть в Святую землю. Пришлось отправиться в Рим. К этому времени Игнатий Лойола был уже рукоположен в сан священника. В Риме Лойола и его товарищи начинают проповедовать и имеют большой успех, людям очень нравится слушать их речи. Популярность Лойолы возрастает – становится возможна аудиенция у папы.

В это время в самом разгаре идёт борьба Реформации и Контрреформации. Идеи Лютера приобретают все большую популярность. Католическая церковь стремительно теряет свои позиции. На встрече с папой Павлом III, Лойола видимо высказал идеи о создании ордена, одной из главных идей которого станет защита Католической церкви. В такое непростое время это было сродни «манны небесной» для папы Павла III. Игнатий Лойола получает добро на создание Общества Иисуса. Стоит отметить, что Лойола, имевший некую популярность в народе и очаровавший папу, имел много противников и недоброжелателей среди аристократии и даже первейших кардиналов. Но это не помешало созданию его ордена.

Устав ордена Лойола написал лично, в 1540 году этот устав утвердил папа. Главные постулаты ордена – целомудрие, послушание, бедность и преданное служение богу и церкви, безропотное подчинение этой церкви и её главе папе. Строгая иерархия ордена не терпела никаких возражений стоящим выше в этой иерархии членам общества. Орден стал воинственным – защищал церковь от всех посягательств на её могущество.

В 1541 году Игнатий Лойола был избран первым генералом Общества Иисуса. После избрания Лойола несколько дней прислуживал на кухне – элементы самоуничижения в нём не исчезли.

Безропотное подчинение старшему в ордене стали его характерной и главной чертой. Лойола говорил, что церкви нужно отдавать всё, в том числе и свой разум. Идеальный иезуит, по выражению Лойолы, должен смотреть на старшего как на самого Христа. Несмотря на то, что орден Иезуитов был добровольным, нашлось много желающих в него вступить.

Последующую часть своей жизнь Лойола посвятил координации ордена, писанию своих сочинений. А в 1550 году он решил сложить с себя полномочия генерала ордена Иезуитов, чему воспротивились все. После долгих уговоров он остался на своём месте. Так он и умер в этой должности. Случилось это 31 июля 1556 года в Риме, где его и похоронили в церкви Иисуса Христа.

Жизнь после смерти.

В 1622 году Игнатий Лойола был официально канонизирован папой Григорием XV.

Произведения Лойолы стали широко популярны, в особенности знаменитое «Exercitia spiritvalia» - «Духовные упражнения».

Орден Иезуитов обрёл огромную популярность, став впоследствии больше политической организацией, чем Обществом Иисуса. Широкое применение получили иезуитские школы. Иезуиты-миссионеры проникли во многие страны мира, где успешно проповедовали свои идеи. Впоследствии иезуиты во всём мире оказывали огромное влияние на ход истории – во стольком они поучаствовали, что всего и не перечислишь. Но всё это уже имело небольшое отношение к Лойоле. В умах Лойола так и остался «пехотинцем Римского папы».

Духовые упражнения иезуитов (Крис Лоуни, Управленческие секреты иезуитов, журнал «Тоp-Мanager», 2008 г., N 10, с. 240.)

Игнатий Лойолла [1491-1556] основатель ордена иезуитов, стремился воплотить жесткий афоризм Сократа: «Неосознанная жизнь не стоит того, чтобы ее проживать».

«Компания иезуитов разработала универсальную технологию самопознания под названием «Духовные упражнения». Общее участие в упражнениях делало иезуитов единой командой, роднило их на общем пространстве от Рима до Индии. Каждый день иезуиты должны были делать две короткие паузы для самоанализа, которые они называли «экзаменом»

Упражнения требуют полной интеллектуальной, эмоциональной и духовной концентрации. Те, кто ими занимается, поначалу отдают их практике всю энергию и сосредоточенность на протяжении тридцати дней, отведенных для этой работы. Это означает, что человек должен войти и состояние внутренней тишины, отказаться от праздных разговоров, любых источников ненужной информации.

В течение месяца день практикующего состоит из 4-5-часовых размышлений:

- Первая часть упражнений - окунание учеников в ледяную ванну болезненно искренней самооценки. На этой стадии происходит процесс бесстрашной моральной инвентаризации.

- Второй этап - добиться внутреннего бесстрастия, освобождения oт предрассудков и тягостных привязанностей. В этом, по мысли иезуитов, заключался путь к подлинной свободе выбирать любое решение.

Когда Лойола видел, что благодаря размышлениям и труду над собой ученик постигал суть бесстрастия, он позволял ему в дальнейшем руководить собой самостоятельно. Бесстрастный человек, как говорил Лойола, «подобен чаше весов в момент равновесия» и способен рассматривать все стратегические альтернативы беспристрастно, его решения близки к идеальным. В результате человек нарабатывал навык, будучи погружен в суету дел, находить ключевое и размышлять о самом важном, быть созерцательным в действии. Поэтому, Лойола наделял других членов ордена огромными полномочиями, будучи уверен, что «на месте вы лучше увидите, как следует поступить», и не вмешивался в их дела.

Месяцем духовных упражнении работа над анализом своего поведения отнюдь не заканчивалась. Каждый день, пробудившись ото сна, иезуит должен был напоминать себе о своих ключевых личных целях. И каждый день иезуиты должны были делать две короткие паузы для размышлений, которые они называли «экзаменом». Каждый экзамен начинался с воспоминания о позитивном и полном любви отношению к миру. Затем члену ордена следовало вспомнить все события минувшего дня и подумать, что в себе нужно исправить и улучшить. Он должен был заново прожить день час за часом, от момента утреннего пробуждения до этого экзамена,

Самое важное практическое открытие Лойолы в области развития лидерства заключалось в том, что последнее достигалось при помощи самомотиваиии. «Духовные упражнения» позволяли каждому превращать миссию компании в свое личное дело.

Современный лидер, не устающий заниматься самоанализом, счастливо избегнет самой страшной трагедии, которая только может случиться с лидером: однажды утром проснуться и задать себе горестный вопрос: «Что я сделал со своей жизнью в прошлом году, за прошедшие пять лет, тридцать лет?».

Эта привычка к самоанализу так же действенна, как и проста. Более того, «экзамены» создают обратную связь […] В результате человек получает возможность дважды в день извлекать уроки из своих успехов и неудач».

Биография (ru.wikipedia.org)

Орден иезуитов "Общество Иисуса"

Игнатий Лойола хотел, чтобы братство приняло титул «Общество Иисуса», чтобы постоянно напоминать об активной приверженности общества и безоговорочном служению Христу.
Однако, латинское выражение "Societas Iesu", указанное в папской буле (1540 г.), породило термин «иезуит»: «иезуит» появилось позже, около 1545, и никогда не имело официального статуса.

Основатель ордена иезуитов - Игнатий Лойола

Когда группа студентов Парижского университета выражала свои обеты бедности, целомудрия и послушания папе, в церкви Сен-Дени, на Монмартре в 1534 году, Игнатий (Иниго де Лойола) и шесть его товарищей — Navarrese Франциска Ксавьера , Испанец Альфонсо Salmeron , Жак Лайнес и Николай Бобадилья , Португалец Симон Родригес и Савойский Пьер Лефевр — еще не предполагали, что станут ядром одного из самого могущественного и влиятельного монашеского ордена Католической церкви.

В сентябре 1540 года Папа Павел III лицензировал Общество Иисуса, Лойола чувствовал, что он должен основать новый орден, а не работать в рамках уже существовавших.

Основатель Ордена иезуитов, Игнатий Лойола, рассматривался папой в качестве ключевого игрока в борьбе с реформаторами: он должен был стать интеллектуальной контр-силой в противовес протестантизму.

Из-за распространения учения Лютера, многие образованные католики хотели последовать Эразму и Лютеру, и они были готовы признать ошибки папства.
В отличие от Лютера, Игнатий Лойола нашел свое спасение в мистических переживаниях, а не в Писании. Он не чувствовал желания развивать новое вероучение. У него было полное послушание Католической Церкви и ее вере.

В 1541 году Лойола был избран первым Генералом Общества — должность, которую он занимал до самой своей смерти в 1556 году.

В чем состояло отличие Ордена иезуитов от других монашеских обществ

То, что Игнатий Лойола имел звание Верховного Генерала, говорит о том, что перед нами не монах-проповедник (ведь Игнатий предполагал быть миссионером и заниматься апостольской деятельностью), а монах — воин.

Устав ордена,  утвержденный Папой Павлом III, говорит о непосредственном подчинении Святому Отцу, что фактически означало, Орден не подчиняется никому, кроме Папы, ни одному из епископов. Конституции, в соответствии с которыми было создано Общество Иисуса ,  не изменялись вплоть до 1965 года.

Члены братства имели право носит светскую одежду, а не монашеские одеяния, что также отличало Общество Иисуса от остальных монашеских обществ.

Общество Иисуса (Орден иезуитов) — организация со строгой конспирацией. Иезуиты работают как тайная полиция папства.

Орден имел трех уровневую иерархию. Существовал большой упор на личное продвижение в иезуиты верхнего уровня. Это был большой личный вызов  и шанс быть признанным генералами иезуитов. Они были очень хорошо дисциплинированы, Организация иезуитов имела полувоенный порядок.

Члены Ордена были людьми с высокими интеллектуальными качествами: Игнатий Лойола настаивал на том, чтобы его члены  имели хороший уровень общей культуры и были людьми самого высокого образования, это давало им ведущую роль в распространении своего влияния на высоком правительственном уровне. Лойола очень быстро признал важность образования для католического успеха. Иезуитское колледжи, в которых обучались дети из богатых семей, были созданы по всей Европе.

Члены братства освобождались от совместной молитвы и исповеди. По учению Лойолы, в исповедании заключено действие злого духа.  Вместо этого члены братства практиковали Духовные упражнения,  медитации и молитвы,  составленные Игнатием.

С самого начала встал вопрос о не допуске женщин в компанию.  Societas Jesu является католическим религиозным орденом для мужчин. Только одна женщина была принята в компанию в 1555 году по рекомендации Франциска Борджия и с согласия комиссии, утвержденной Игнатием Лойола: Жанна принцесса Испании (или Джоан Габсбург-Австрийская), дочь Карла V и Изабеллы Португальской.

Когда мы выяснили, в чем состояло отличие Ордена иезуитов от других монашеских орденов, становится понятным, почему он становится таким мощным и влиятельным.

История ордена иезуитов

Орден иезуитов - благословение или камень преткновения?

Иезуиты имеют сложную историю. Риттер Игнатий Лойола, его основатель, в молодости — очень амбициозный человек, дебошир, искатель приключений. При основании ордена он опирался на предполагаемое личное указание Девы Марии.

Свое монашеское служение он начинал с ухода за проститутками, а также бедными и больными людьми. Однако, со временем, Орден иезуитов был расширен в послушное орудие политической реакции, основные задачи которого теперь были прописаны в таком порядке: подавление протестантизма, истребление еретиков и борьба за социальный прогресс с целью распространения католической религии.  «Общество Иисуса» стремительно вошло в политику и быстро распространилось по всему миру.

На рубеже 16-го Века появилась первая обеспокоенность тем, что воинствующий религиозный орден присутствует во всех католических странах, крупных деловых финансовых сферах, и имеет реальное политическое влияние  в Индии (с 1542), Японии (с 1549), Китае (с 1563), Филиппинах (с 1594) и в ряде других стран.

Количество членов Ордена выросло в период с 1616 по 1749 из 13 112 до 22589000

Действовал орден в соответствии с принципом: «Цель оправдывает средства» — управление людьми путем конфессиональных злоупотреблений, убийства королей, шпионажа, воспитания детей, массовых казней, инквизиции и вооруженного насилия — все было приемлемо, в зависимости от потребностей и ситуации.

С той же моральной установкой и отсутствием угрызений совести, Орден начал рано совершать выгодные сделки. Под видом христианской и католической миссионерской деятельности иезуиты колонизировали  заморские территории.
Темные махинации иезуитов на экономическом и политическом поле сразу вызвала жесткую критику в некоторых странах против ордена. Даже в тех странах, где католицизм преобладал, раздавались голоса, которые не одобряли нечестивого деяния иезуитов.

Со второй половины 18-го Века, Общество Иисуса («Societas Jesu») стали запрещать в различных странах, а их имущество конфисковывалось. Таким образом, в Португалии 1759, Франции, в 1764 году, Испании и Неаполе в 1767 году под давлением буржуазного просветительства папа Климент XIV был вынужден  запретить орден по Краткой «Dominus Redemptor» от 21 Июль 1773 — запретить полностью.

Только в России нашли иезуиты прибежище при Екатерине II, тогда как Папа Климент XIV в вышеупомянутом «Breve»  назвал Иезуитов «проклятыми» и обвинил их в «ненасытном желании к богатству» .

Мораль папства имела двойное дно. Когда после Французской революции, начался период восстановления политической реакции, орден иезуитов в качестве инструмента понадобился снова. И , конечно, не случайно, иезуиты вновь были легализованы, от 7 августа 1814 года.

Иезуиты не только священники,  они купцы, юристы, редакторы, люди любой профессии, без какого-либо внешнего знака отличия, с помощью которого они могут быть признаны.  Они образованные люди, подготовленные и связанные клятвой — готовы начать действовать в любое время и в любом направлении, и для любой службы, под командованием генерала своего ордена. Они не связаны  ни семьей, ни общиной, ни страной, как обычно бывают связаны люди.

Глава IV. Проповедник Лойола (А. А. Быков Игнатий Лойола Его жизнь и общественная деятельность Биографический очерк Спортретом Лойолы, гравированным в Лейпциге Геданом, http://lib.rus.ec/b/169028/read)

Парижский университет, первый по времени в Европе, был окончательно учрежден в 1200 году французским королем Филиппом П. Ученый англичанин Курсон написал для него устав, который был утвержден королем в 1205 году, а со времен короля Карла V Мудрого университет получил титул “старшей дочери французских королей”. Самое название “университет” было впервые применено к парижскому, так как, по идее Курсона, здесь было всемирное сосредоточие преподавателей и учащихся, “universitas magistrorum et auditorum”. Владея с самого начала обширными привилегиями, университет в Париже приобрел значение особенно в XIV и XV столетиях, вмешиваясь в политические события Франции и имея своих представителей в генеральных собраниях. Из четырех факультетов первенствующую роль играл богословский, преобразованный в 1252 году Робертом Сорбоном в высшее учреждение, с гордостью называемое “непрерывным галльским собором”. Эта Сорбонна всегда стояла на страже чистоты католической религии, была верной помощницей пап в борьбе с ересями, первая начала опровергать Лютера, Кальвина и Цвингли и первая же впоследствии вооружилась против иезуитов. Философская диалектика, преподаваемая в высших учебных заведениях, с давних времен слилась с богословием под общим названием схоластики и достигла своего апогея в XIII и XIV столетиях, но в первой четверти XVI столетия схоластика приходила в упадок благодаря нападкам Оккама, Буридана и других. Однако парижский университет и Сорбонна продолжали еще привлекать тысячи слушателей, желавших работать под руководством Гомбо, Буханана, Говеа, Латомуса, Гильома Бюде, Пьера Данеса, Ласкариса, Жана Салиньяка, Рамуса и других светил науки той эпохи. Правда, все ученые и профессора подчинялись строгому ригоризму схоластики в своих лекциях, не смея на волос уклониться от предначертанных рамок, тем не менее любознательная молодежь стекалась в Париж со всех сторон: одни жаждали укрепиться в догматах веры, другие же, наоборот, стремились ознакомиться с идеями Лютера, Цвингли, Кальвина и Меланхтона.

В этот-то центр умственной кипучей деятельности прибыл в январе 1528 года испанский дворянин Иньиго Лопец, начавший теперь именоваться Лойолой, в честь замка, где он родился; поэтому и мы начнем называть его теперь этим новым именем. Как совершил свое путешествие Лойола, что случилось с ним замечательного дорогою, остается неизвестным, хотя со времени своего появления в Париже он во многих отношениях сильно изменился. Оставаясь прежним пламенным ревнителем своеобразно понимаемого христианства и нравственности, Лойола как-то практически поумнел, перестал подвергать себя публичному осмеянию, как это было в Алкале и Саламанке, резкие психопатические выходки прекратились, а шероховатости упрямого васкона сгладились. Он стал упорно, настойчиво, но осторожно и умно добиваться своей заветной идеи, ясно сформулированной в Венеции: создать духовное братство для борьбы с врагами католической церкви. Рыцарь Св. Девы Марии стушевался куда-то бесследно, явился проповедник нравственности умственной и телесной, будущий основатель ордена иезуитов. Что повлияло так на Лойолу, остается неразгаданным, потому что биографы обходят полным молчанием эту эпоху его жизни. Криминалисты в подобных случаях говорят: “Cherchez la femme”, и, кажется, мы будем очень близки к истине, если укажем на Алиенору Маскареньяс как на тайную вдохновительницу Лопеца; познакомившись с ним в Алкале, а может быть и раньше, эта дама поддерживала с ним оживленную переписку до самой его смерти.

Прибыв в Париж, Лойола поступил 1 февраля 1528 года почему-то не в университет, а в коллегию Монтегю на улице Семи дорог (Sept-Voies), желая ознакомиться с гуманитарными науками. Одновременно с этим он опять взялся за исправление нравов и на первых же порах был схвачен служителями инквизиции; верховный инквизитор парижский, доминиканец Ори, допросил его, удовлетворился представленными объяснениями и отпустил с миром после нескольких дней ареста. Обрадованный успехом Лойола продолжал ревностно свои проповеди, привлек трех новых учеников, имена которых неизвестны, и устроил общежитие. Благотворительность в Париже была очень ничтожна, так что вновь образовавшееся общежитие буквально голодало. Серьезно озабоченный этим, а может быть и по другим причинам, в том же 1528 году Лойола предпринял таинственную поездку во Фландрию и Англию, откуда возвратился с богатым подаянием, которого могло хватить общежитию на несколько лет. После того он начал усердно заниматься и даже для большей успешности сократил число часов, посвящаемых молитве, что для человека набожного, каким был несомненно Лойола, считалось большою жертвою. Однако из восемнадцати месяцев, проведенных в коллегии Монтегю, Лойола мог посвятить собственно учению только шесть; целый год был истрачен на различные поездки, житейские хлопоты и проповеди. Считая себя все-таки достаточно подготовленным, Лойола перешел на философские курсы в коллегию св. Варвары на Реймской улице; эта коллегия была основана в 1460 году профессором из Наварры Ленорманом и управлялась особым советом из монахов, тогда как коллегия Монтегю, основанная в 1314 году руанским архиепископом Жиллем Айселэн де Монтегю, имела характер более светский и управлялась единолично провизором.

Три ученика, завербованные Лойолой, не удовлетворяли его, и он решился усилить состав общежития. С этой целью он начал пропаганду среди товарищей по коллегии. Ораторский талант, несомненно развившийся к этому времени у Лойолы, привлекал к нему множество слушателей, заинтересованных живым словом, а не схоластическою риторикой, лишенною глубины и мысли. Случилось однажды, что целый курс собрался слушать проповедника, оставив старичка-профессора одного в зале; оскорбленный преподаватель пожаловался приору коллегии, что Лойола бунтует студентов, и приор внес в совет монахов требование высечь виновного. Председательствующий монах Говеан, родом из португальских дворян, потребовал Лойолу, выслушал его оправдательную речь, пришел в умиление, расплакался и объявил в совете, что перед ними святой человек. Отпущенный с честью Лойола тем не менее потерял авторитет среди товарищей, которые от него отвернулись, как от предназначенного к сечению. В это же время покинули по неизвестным причинам общежитие и три ученика, быть может, недовольные строгостью своего старшего. Огорченный этими неудачами, Лойола усердно начал заниматься науками, окончил курс в коллегии св. Варвары с ученой степенью того времени “magistre es arts” и в 1532 году поступил на богословские курсы в доминиканский монастырь на улице св. Иакова. Таким образом, за все свое пребывание в Париже Лойола почему-то не нашел нужным слушать лекции университетских профессоров; по недостатку материалов трудно сказать, не было ли связи между этим избеганием университета и путешествием Лойолы от Саламанки до Парижа, а также поездкою его во Фландрию и Англию.

Занимаясь богословием у доминиканцев, Лойола приступил в третий раз к вербовке учеников-товарищей для задуманного духовного братства. На этот раз его выбор был удачнее. Первым присоединился молодой священник Лефевр, родом из городка Вилларе в Савойе, тихий и кроткий по характеру, набожный и ученый; суровый и властный Лойола подчинил его своему авторитету без труда, но долго возился, пока справился с Ксавье, вторым учеником. Ксавье родился 4 апреля 1506 года в замке Ксавье близ Пампелуны, столицы испанской Наварры, сошелся с Лойолой еще в коллегии св. Варвары, где окончил курс, и поступил преподавателем философии в Бове, расположенный в 72 километрах от Парижа. Честолюбивый, мечтающий о громкой славе, он долго отказывался войти в союз с Лойолой, и только обещание последнего дать ему возможность прославиться сломило упорство пылкого васкона, каким был будущий “апостол Индии”. Лайнес и Сальмерон явились сами к автору “Духовных упражнений”. Первый из них родился в Альманкарио, селении близ кастильского города Сигвенцы, в 1512 году и слушал лекции сначала в Алкале, а потом у доминиканцев вместе с Лойолой; начитанный, скромный по наружности, с вкрадчивыми манерами и увлекательным красноречием, Лайнес лучше многих оценил достоинство задуманного дела и увлек за собою Сальмерона; последний родился в 1516 году в Толедо и также учился одно время в Алкале. Привлеченные слухами о проповеднике нравственности, к союзу примкнули Альфонс, прозванный по месту рождения Бобадилья, и Родригес, родом из Буцеллы. Таким образом, вокруг Лойолы сошлись шестеро молодых людей с пустыми карманами, но религиозные, послушные воле старшего, преданные католической церкви и готовые бороться за нее с кем угодно. Союзники часто сходились вместе и вели беседу о том, как они покорят без оружия всю Палестину, откуда десять лет тому назад был выгнан печальный рыцарь Св. Девы Марии.

Умудренный опытом прошлого, Лойола не хотел снова терять учеников-союзников и решился торжественно закрепостить их, убедившись, что вся эта молодежь религиозна и совестлива. С этою целью, по его приглашению, все семеро собрались 15 августа 1534 года в одном из подземелий Монмартра, в котором, по преданию, был замучен 9 октября 272 года первый епископ парижский, св. Дионисий, с товарищами Рустиком и Элевферием. В день Успения Богородицы Лефевр в качестве священника отслужил обедню, и затем все поочередно дали перед алтарем обет целомудрия и вечной бедности; кроме того, обещали по окончании ученья ехать миссионерами в Палестину; если же это окажется невозможным почему-нибудь, то явиться в Рим, дать папе клятву безусловного повиновения и отдаться в его полное распоряжение. Относясь серьезно к принятым на себя обязательствам, Ксавье, Сальмерон и Лайнес заговорили о необходимости ехать в Испанию для ликвидации своих имуществ, так как трудно было предрешать заранее, кто из них и когда вернется из Палестины, да еще и вернется ли. Но верховный глава нового союза не хотел отпускать их на родину, откуда они могли и не вернуться, а потому, после зрелого обсуждения, решено было, что вместо них поедет сам Лойола и устроит все дела; духовное же братство, на время его отсутствия, останется под руководством Лефевра, которому Лойола доверял больше, чем остальным. Кроме того, все согласились ожидать Лойолу не в Париже, а в Венеции, куда следовало собраться к 25 января 1537 года, чтобы затем немедленно отправиться морем к берегам Сирии. Покончив все эти дела, Лойола бросил учение у доминиканцев и, снабженный полномочиями товарищей, уехал из Парижа 25 января 1535 года на родину.

В жизни Лойолы наступил для биографа новый пробел, так как нет положительных сведений о том, что он делал в продолжение двух лет, оставаясь в Испании. Не в меру усердные биографы его, иезуиты Рибаденейра, Маффеи и Бутур, рассказывают, что это было вполне триумфальное шествие будущего святого. Лишь только он въехал в Гвипускоа, его встретили чуть не крестным ходом жители Ацпетии, имея во главе Бельтрама Лопеца, племянника Лойолы и старшего представителя дома Лопецев в то время. Прибыв в Гвипускоа, Лойола повидался со своими братьями, которые, конечно, принялись уговаривать его бросить свое ханжество и сделаться достойным своего имени идальго, но Лойола остался непоколебим в своем решении и не захотел даже жить в замке Лойоле, а поселился временно в близлежащем городке Ацпетиа, в приюте для бедных. Тут он со всем жаром принялся за проповеди против распущенности, маловерия и безнравственности. Успех превзошел всякие ожидания, и имя Лойолы приобрело громкую известность; многих он спас от греха, даже подействовал на обленившееся местное духовенство и, так сказать, подтянул его к более ревностному исполнению своих обязанностей. Присоединяя к словам поступки, Лойола раздал бедным свое имущество, которое, как надо полагать, досталось ему по смерти родителей; раздача эта состоялась в виде милостыни просящим бедным и в виде небольших пенсий стыдящимся просить. Кроме того, добавляют биографы-иезуиты, Лойола установил чтение молитвы “Angelus”, принятой впоследствии всей католической церковью. Совершив все это на родине, Лойола поехал в Пампелуну, Алмацан, Толедо и Сигвенцу ликвидировать дела товарищей, а покончив с этим, прямо выехал в Венецию, куда прибыл в конце декабря 1536 года.

Сколько в этом рассказе правды и лжи, решить в настоящее время затруднительно. Во всяком случае более чем странно, что Лойола, сжигаемый нетерпением осуществить давно лелеемую мысль создать духовное братство для борьбы с врагами церкви, решился праздно слоняться с лишком полтора года по деревням Гвипускоа. Очевидно, что цель поездки в Испанию у Лойолы была гораздо серьезнее. Во-первых, биографы сами проговариваются, упомянув об имуществе. Как Лойола ни проповедовал усердно о бескорыстии и вечной бедности, но вся деятельность его, а особенно дальнейшая, указывает, что он не был чужд земному богатству. Тем более, освободившись за десять с лишком лет от психопатического изуверства и фанатизма, хотя он носил маску того и другого, практически оценивший значение денег, Лойола не мог накануне осуществления своей идеи оставаться нищим. Вероятно, еще в Париже он узнал о выпавшем на его долю наследстве, а потому и поспешил явиться лично, чтобы свести счеты с братьями. Во-вторых, Лойола изведал на личном опыте силу и власть инквизиции, сосредоточенной с 1232 года в руках доминиканцев; зная, что его и в Италии и в Палестине могут обвинить в ереси, предусмотрительный васкон мог вступить в переговоры с инквизиционными судилищами в Алкале и Саламанке, чтобы заручиться своевременно оправдательными документами от лиц, судивших студента Лопец де Рекальде. В-третьих, надо с большим вероятием допустить, что в Испании жил тот неизвестный покровитель и вдохновитель, с которым Лойола сошелся во время путешествия из Саламанки в Париж и который сумел из беспокойно метавшегося психопата вновь сделать лукавого васкона.

Как бы то ни было, в конце декабря 1536 года Лойола поселился в Венеции, ожидая товарищей. Между тем оставшийся в Париже кружок не терял времени напрасно. Кроткий и симпатичный Лефевр сумел привлечь к союзу еще трех членов: своего земляка ле Жэ, родом из Аннеси в Савойе; Кодюра, родившегося в Эмбрюне, небольшом городке в Дофине; и Бруэ, пикардийца из Бретанкура возле Амьена. Когда учившиеся члены маленькой общины окончили курс наук, то все девять отправились, согласно уговору, в Венецию, избрав для этого кружной путь через Германию, чтобы испытать свои силы в словесной борьбе с лютеранами и другими отпавшими от католической церкви. В это время враги папы и католицизма держали голову очень высоко, так как протестантские князья силою оружия принудили императора Карла V признать за ними все права гражданства, несмотря на отпадение от Рима. Понятно, что в упоении своей победой половина Германии принялась с горячностью судить и рядить о религии и догматах, хотя многие из рассуждающих были недоучками и даже прямо неучами. Нет ничего удивительного, что небольшая кучка, во главе которой стоял Лефевр, проходя по Германии, часто имела блестящий успех в спорах по религиозным вопросам с тяжеловесными немцами, сбиваемыми с позиции искусной диалектикой и пламенным красноречием. Слава о духовных ратоборцах достигла императора, и затем о них было сообщено его уполномоченному при Ватиканском дворе, Ортицу, так как сделалось известным, что студенты-богословы направляются в Италию. Действительно, пройдя Бургундию, Баден, Вюртемберг, Баварию, Зальцбург, Тироль, 8 января 1537 года Лефевр с товарищами – ядро и фундамент будущего ордена иезуитов – прибыли в Венецию, где почтительно приветствовали своего владыку Лойолу.

Глава V. Павел III и его кардиналы

Эпоха, когда Лойола сошелся с товарищами в Венеции, была очень замечательна. В первой главе мы упоминали, что Мартин Лютер нанес страшный удар власти римского папы над христианским миром, наглядно доказав, что можно быть хорошим христианином и не признавать папу абсолютным владыкою над душою и совестью каждого. С тех пор прошло 20 лет, и заразительный пример Лютера вызвал появление сотни религиозных реформаторов, благодаря которым престол римского первосвященника заколебался в своем основании. У наместника Иисуса Христа отняли Англию, Швейцарию, Палатинат, Франконию, Гессен, Бранденбург, Данию и Швецию с Норвегией, но этого было мало; идеи преобразователей католицизма стали находить доступ в Пьемонте, Савойе, в долинах Альпийских гор, на берегах Рейна, во Франции и даже в Польше. Олеронский епископ Руссель готовил Наварру к отпадению от Рима, пользуясь покровительством своей королевы Маргариты, которая в своей столице Нерак открыто принимала Кальвина под предлогом примирения его с Римом. В самой Италии дела были плохи, так как даже феррарская герцогиня Рене, кузина Маргариты наваррской, училась богословию у того же Кальвина; отважные новаторы рассыпались по всему полуострову, постепенно охватывая кольцом вечный город, и даже появлялись в его церквах. Во всем этом антикатолическом движении народ, еще не приученный к самостоятельности и собственному почину, шел покорно по следам своих правителей, которые давали тон и направление борьбе против папского абсолютизма, громко обличая все грехи римской курии. Положение папы становилось крайне печальным, он терял под ногами почву и не знал, за что ухватиться для спасения своего престола; все средства, считавшиеся прежде неотразимыми, были перепробованы и оказались бессильными помочь горю.

На римском престоле в это время был Павел III из дома Фарнезе. Добродушный и недалекий, он набрался, однако, смелой решимости заглянуть в пропасть, куда начинало скользить католичество, и с этою целью назначил особую верховную комиссию, которой поручил расследовать и донести ему о причинах упадка веры, а также о мерах, которые, по мнению комиссии, следовало принять для исправления совершающегося зла. В эту комиссию вошли: кардиналы Караффа, Контарини, Садолет и Поль, кроме того, салернский архиепископ Фрегозо, бриндизский архиепископ Алессандри, веронский епископ Джиберто, аббат венецианского монастыря св. Георгия Кортези и доминиканец Бадиа. Перечисленные лица, образованнейшие и преданнейшие римскому престолу в ту эпоху, выполнили возложенную на них щекотливую задачу с величайшею добросовестностью и составили обширную докладную записку, в которой изобразили действительное положение папской столицы. Картина, набросанная ими, превзошла своими мрачными красками все, что когда-либо осмеливались говорить лютеране, кальвинисты, англикане, реформаторы, цвинглиане и другие враги католической церкви. Павел III ужаснулся, читая одно перечисление двадцати восьми главнейших зол, превращавших Рим в разнузданный лагерь тунеядцев, развратников и преступников; одно перечисление самых необходимых, по мнению комиссии, мероприятий для поддержания престола св. апостола Петра, давало ясное понятие о том, что делалось среди близорукого католического духовенства в первой половине XVI столетия. Требовалось следующее: суровая цензура над позорным поведением монахов; старательное искоренение предрассудков, поддерживаемых и усиливаемых монастырями; обязательное прекращение развращающей весь причт симонии, или торговли церковными должностями; освобождение духовенства от обетов безбрачия, так как внебрачное сожительство сделалось вполне обыденным явлением и зачастую видели епископов, у которых отец и дед, а иногда мать и бабка были прелатами и князьями церкви; коренное изменение духа и направления университетского преподавания, подрывавшего в корне авторитет церкви; назначение священникам и капелланам определенного жалованья, для уничтожения их алчного лихоимства и мздоимства. Вникнув серьезно в содержание докладной записки, Павел III испугался громадности задуманной реформы и, по обычаю многих своих предшественников, отложил дело в долгий ящик, передав исторический документ комиссии на хранение в ватиканский архив, где он лежит до сих пор.

В это-то тревожное для католической церкви время Лойола поселился в Венеции, ожидая товарищей. Вид республиканского и торгового города напомнил ему минувшие годы, когда он ездил в Иерусалим, и ему очень не хотелось предпринимать поездки в Святую землю, где гордого и самолюбивого васкона могли опять встретить унижения и оскорбления. В конце концов он решился не ездить туда. Когда прибыл Лефевр с товарищами, Лойола представил им трех новых сочленов, завербованных в самой Венеции его стараниями; это были два зажиточных брата из испанской Наварры, Эстебан и Хаим Эгвиа, и талантливый богослов Госец, родом андалузец из полумавританской Малаги. На расспросы прибывших Лойола рассказал, что, покончив дела в Испании, он заехал почему-то в Валенсию, оттуда на корабле достиг Генуи, а затем пешком, побираясь Христовым именем, поплелся на место свидания; так как подаяния были очень скудны, то часто приходилось Лойоле голодать, а под Болоньей он едва не умер от истощения. Трудно верится этому рассказу, так как известно, что у Лойолы были в это время значительные деньги, собранные с собственного наследства и после ликвидации имущества Ксавье, Лайнеса и Сальмерона. На вопрос товарищей, когда же они отправятся в Палестину, он уклончиво объяснил, что теперь зима и потому переезд может быть крайне тяжелым, а лучше всего дождаться весны, то есть марта и апреля. Вслед затем Лойола предложил членам братства не терять даром времени, а принять на себя уход за больными в госпиталях св. Иоанна, св. Павла и для неизлечимых; те последовали безропотно этому приказанию и усердно взялись за дело, причем больше всех прославился Ксавье. Оставшись один, Лойола принялся исправлять и наставлять в делах веры венецианцев, когда-то осмеявших его.

Такое специальное занятие для светского человека не могло остаться безнаказанным. Встревоженные вторжением какого-то иностранца в их область, венецианские священники ополчились против Лойолы и привлекли его к ответу перед духовным судом. Однако глава зарождающейся новой общины не был уже тем наивным рыцарем Св. Девы, который заставлял смеяться судей над своими выходками; он быстро сообразил шансы борьбы и тайно вступил в переговоры с архиепископом театинским Караффой. В чем состояли эти переговоры, осталось тайною, но только талантливый и образованный Караффа принял сторону васконского идальго против венецианских священников и в этом смысле подействовал на папского нунция при республике, Вералли, который председательствовал в суде. Когда наступил день разбирательства, священники просили запретить Лойоле поучать в их приходах, тем более что он не духовное лицо и, кроме того, отъявленный еретик, с позором уже изгнанный из Франции и Испании. Обвиняемый представил свои объяснения, Караффа официально подтвердил их, и Вералли торжественно произнес оправдательный приговор; Лойола вышел из суда с гордо поднятой головой. Вскоре затем Караффа, основавший незадолго на средства графа Гаэтано Тини орден театинцев, или “настоящих клириков”, в видах исправления приходского духовенства, начал убеждать Лойолу поступить со всеми его товарищами во вновь учрежденный орден, так как их цели казались одинаковыми. Но Лойола сам желал основать орден, в котором он был бы полным хозяином, а потому ответил архиепископу решительным отказом. Дружба с прелатом кончилась, но Караффу вскоре вызвали в Рим, сделали кардиналом и назначили в комиссию, о которой было говорено раньше; поэтому размолвка его с Лойолой кончилась пока ничем.

Подошла весна, и члены кружка снова заговорили о поездке в Иерусалим. Зная через Караффу, что на море вскоре возгорится серьезная война против мусульман и, следовательно, переезд будет немыслим, Лойола не противоречил, но доказал на общем собрании, что без благословения святейшего отца предприятие невозможно, иначе в Палестине им будут мешать на каждом шагу. С такими доводами пришлось согласиться, и сообща постановили командировать в Рим Лефевра и Ксавье за благословением всей общине и за разрешением рукоположения в священники светским членам этой общины. Сам Лойола побаивался ехать в Рим, не зная, как отнесется к нему кардинал Караффа. Посланцы прибыли ввечный город и обратились за содействием к имперскому уполномоченному Ортицу, которого Лефевр знал лично. Ортица принял их очень ласково и выхлопотал им аудиенцию у Павла III, рассказав ему, вероятно, о подвигах Лефевра с товарищами в Германии. Первосвященник принял Лефевра и Ксавье благосклонно, благословил их на миссионерский труд в Палестине, подарил им на дорогу 60 дукатов и разрешил принять рукоположение у любого епископа. Вполне довольные посланцы стали собирать деньги на дорогу, преимущественно среди испанских купцов, живущих в Риме, набрали около 150 дукатов и радостно возвратились в Венецию к Лойоле.

Решено было без промедления всем принять священнический сан, кроме Лефевра и Лайнеса, которые были рукоположены еще во Франции. Однако сделавшийся подозрительным Лойола не хотел обращаться к подчиненным Караффе епископам и воспользовался приездом в Венецию арабского епископа из Далмации; тот немедленно согласился, и 24 июня 1537 года состоялось торжественное рукоположение в священники самого Лойолы, Ксавье, Сальмерона, Бобадильи, Родригеца, ле Жэ, Кодюра, Бруэ, Госеца и братьев Эгвиа. Тринадцать священников, связанных между собою клятвою в монмартрском подземелье, были готовы ехать в Обетованную землю проповедовать сарацинам учение Христа, но в это время наступательный союз папы, венецианского дожа и Карла V был формально заключен и турецкому султану объявлена война. Хитрость Лойолы удалась, так как пассажирское сообщение с Азией было прекращено и нежелательная для него поездка отлагалась на неопределенное время. Тогда Лойола предложил рассеяться по всей Италии для вербовки новых членов, а затем, выбрав удобное время, отправиться в Рим и исполнить вторую часть монмартрского договора, то есть поступить в полное распоряжение папы. В скором времени последователи Лойолы появились в Виченцо, Тревизо, Бассано, Падуе, Вероне и других городах, проповедуя против ересей, волнующих католический мир, против распущенности духовенства, против индифферентизма светских лиц и вербуя в то же время новых сочленов в свой кружок.

Сам Лойола, в силу своих тайных соображений, избрал местопребыванием Альбанетту, расположенную под стенами аббатства Монте-Кассино в области Терра ди Лаворо, принадлежащей к Неаполитанскому королевству. С этих пор бывший товарищ превращается в полновластного владыку и начинает поступать, как подобало генералу будущего всемирного ордена; всеми способами, бывшими в его распоряжении, он старается внушить прежним товарищам, что только он один пользуется благоволением свыше, он один обладает даром предвидения и только ему Бог открывает свои тайные намерения. Когда перед разлукою в Венеции захандривший Родригец задумал уйти из кружка, но не говорил об этом никому, Лойола как-то проведал его тайну, но молча уехал в Альбанетту. Родригец собрался уехать из Венеции, но вдруг явился неведомый исполин с мечом в руке и именем Бога запретил ему покидать ряды лойоловой дружины; напуганный страшным ночным посещением, невежественный Родригец покорно сдался, а Лойола из Альбанетты немедленно известил об этом чуде остальных. Затем Лойола через откровение свыше узнал и заявил окружающим, что в ту минуту скончался в отдаленной Падуе Госец, душа которого явилась к Лойоле перед отлетом на небо. При этом совершилось новое чудо. Госец, трудившийся с Кодюром в Падуе, отличался темным цветом лица и был очень безобразен собой; после же смерти лицо его просветлело, и он сделался поразительным красавцем. Такими проявлениями своего неземного могущества Лойола действовал на религиозно суеверных сочленов и убеждал их, что его предприятие находится под специальным покровительством Иисуса Христа и Св. Девы. Тем не менее по внешности Лойола оставался по-прежнему тихим, мягким, ласковым и скромным в костюме и привычках; в случае надобности только обнаруживал он непреклонную стойкость и пламенное красноречие.

Так провела “боевая дружина”, как ее называл сам Лойола, вторую половину 1537 года и большую половину 1538. Проповедуя усердно против ересей и заблуждений, члены дружины громогласно заявляли всем: “Мы соединились под знаменем Иисуса Христа, чтобы бороться с ересями и пороками, поэтому мы образуем товарищество Иисуса”. Итальянцы привыкли, таким образом, видеть во главе духовных борцов за чистоту веры “Товарищество Иисуса”. К ним присоединился на место умершего Госеца первый итальянец по имени Страда, составивший уже себе имя ораторским талантом. Чем занимался все это время глава дружины, остается неизвестным, хотя он, конечно, постоянно следил и руководил действиями сочленов, направлял их в ту или другую сторону – словом, вырабатывал из них достойных представителей будущего ордена иезуитов. Только осенью нашел Лойола уместным отправиться в Рим и для этого вызвал к себе Лефевра и Лайнеса, а остальным предписал также явиться в Рим, но несколько позднее. Чтобы поддержать мужество и энергию в Лефевре и Лайнесе, своих ближайших сотрудниках, Лойола прибегнул опять к чудесам. Не доходя милей двух до Рима из Альбанетты, они остановились в Ла-Сторта, небольшом селении, на выезде из которого стояла полуразвалившаяся часовня. По своему обыкновению Лойола забрался в часовню, чтобы помолиться и поручить себя и нарождающееся общество милосердию Бога; долго пробыл он там, так что товарищи стали беспокоиться; наконец Лойола вышел с сияющим, вдохновенным лицом и объявил, что он сейчас удостоился разговаривать с Богом. Бог явился ему со своим Сыном и поручил последнему покровительствовать новому товариществу и его старшине. Согбенный под тяжестью креста, Спаситель кротко принял изъявления преданности со стороны Лойолы и мягко произнес “Romae tibi propitius ego”, то есть: “В Риме я буду благоприятствовать тебе”. Ободренные таким небесным явлением спутники, с верою в успех задуманного предприятия, вошли в октябре 1538 года в вечный город.

При содействии того же Ортицы странники скоро получили аудиенцию у Павла III, который принял их благосклонно, будучи польщен покорностью людей, уже приобретших себе некоторую известность. Лойола выразил желание создать духовный орден, члены которого имели бы своей задачей обходить весь свет, поражать дурных людей словесным мечом, исправлять возникающее зло, разрушать дьявольские наваждения и стараться всеми силами возвратить католической церкви ее блеск и величие. Папе понравилась мысль, и он обещал подумать, так как в принципе он всегда был против учреждения новых духовных орденов, сознавая всю их бесполезность и даже вред для церкви. На время же Павел III предложил Лефевру и Лайнесу поступить в университет Ла-Сапиенца в качестве преподавателей: первый – священного писания, а второй – схоластики. Что касается Лойолы, то он сам вызвался исправлять нравы римлян; папа согласился на это, поручая ему разделить этот труд с театинцами Караффы, вызванными уже с этою целью из Венеции. Довольный результатами аудиенции, Лойола поселился в доме испанского идальго Гарцонио и приступил к исправлению римских нравов. Он неутомимо посещал церкви, хотя чаще всего был в церкви Богоматери монтесерратской, поучал по-кастильски народ и обличал еретиков в самой резкой и беспощадной форме. Постепенно стали подходить “дружинники” из разных городов, и Лойола распределял между ними городские участки, в пределах которых те занимались также исправлением нравов и обличением еретиков. О них заговорили в Риме и заговорили с уважением как о безупречных людях.

В Риме славился в это время проповедник Аостино, родом из Пьемонта, монах ордена августинов, привлекавший многочисленную толпу благочестивых слушателей. Лойола восстал против этого лукавого и снисходительного проповедника, доказывая, что он, под маскою ложного усердия к престолу св. Петра, сеет в народе ересь Кальвина. Задетый Аостино стал возражать, и между ними возгорелся отчаянный словесный поединок, окончившийся через некоторое время полною победою Лойолы. Тогда униженный августинец сделал донос властям, указывая, что сам Лойола еретик, осужденный инквизиционными судами в Алкала де Генаресе, Париже и Венеции, где его восковое изображение было предано сожжению, так как сам виновный спасся бегством. Этот донос скоро сделался известен по всему городу, и Лойола потерял то уважение и обаяние, какими он пользовался до сих пор. Глубоко оскорбленный в своей гордости Лойола обратился к бертинорийскому епископу Конверсини, исправлявшему должность римского губернатора, с просьбой ускорить по возможности судопроизводство. Папы в это время не было в Риме, он находился в Ницце, где старался помирить германского императора с французским королем. Конверсини, зная, что Лойола пользуется благосклонностью Павла III, исполнил его желание и окончил следствие довольно быстро. Донос не подтвердился, а находящиеся почему-то в Риме инквизиторы Фигвероа, Фриас и Ори, а также легат в Венеции Вералли лично подтвердили на суде, что Лойола был оправдан ими. Суд торжественно оправдал обвиняемого, и Аостино должен был спасаться бегством в Женеву, где вскоре выступил явным врагом католицизма.

Глава VI. Учреждение “Товарищества Иисуса”

Между тем еще в пост 1539 года вся “боевая дружина” Лойолы собралась в римском доме идальго Гарцонио, где начались правильные заседания защитников католической религии. В первом заседании Лойола сказал: “Небо закрыло нам путь в землю Обетованную с той целью, чтобы отдать нам весь мир. Немного нас теперь для такого дела, но мы умножаемся и начинаем формировать батальон. Однако никогда отдельные члены не окрепнут в достаточной степени, если между ними не будет общей связи; поэтому нам необходимо создать устав для семьи, собранной здесь во имя Бога, и дать не только жизнь новоучреждаемому обществу, но и вечность. Помолимся же все вместе, а также и каждый отдельно, чтобы воля Господня исполнилась”. В одном из следующих заседаний Лойола подтвердил свои гордые слова: “Мы, рыцари, призваны самим Богом, чтобы духовно покорить весь мир, поэтому вполне необходимо, чтобы наше товарищество образовало боевую дружину, способную просуществовать до конца мира. Сомневаться же в вечности мы не имеем права, потому что она формально обещана нам Господом Богом и Иисусом Христом”. Единогласно было решено в заседании побудить папу дать согласие на учреждение их товарищества, несмотря на то, что Павел III был вообще против духовных орденов. При этом зашла речь о названии. “Если вы мне доверяете, – заявил Лойола, – то мы назовем наше общество товариществом Иисуса. Это название выше других, и оно внушено мне двукратно свыше: в моем манреском убежище и в последнем видении близ Рима, когда Предвечный Отец сделал меня товарищем Своего Сына (guando el Padre Eterno me puso con su Higo). Поэтому, дорогие братья, не ищите другого названия”. Из этих речей становится очевидным, что в альбанеттском убежище Лойола выработал не спеша и обдуманно полную программу своих будущих действий.

Приближалась суровая и беспощадная зима 1539 года, долго остававшаяся в памяти римлян по своим последствиям: начался голод, и бедняки десятками замерзали на улицах и площадях. В это-то время выступил полузабытый и избегаемый со времени процесса Аостино нищий проповедник Лойола. Он понял, что наступил удобный момент вернуть необходимые ему симпатии жителей Рима, и не пожалел для этого накопленных сообща денежных средств. Его последователи ходили по всему городу, подбирали замерзающих и относили в дом Гарцонио, временно превращенный в обширный приют; здесь их отогревали, кормили, поили, давали одежду и небольшие суммы денег. Затем в свободные минуты обходили дома богачей и собирали щедрое подаяние во имя голодающих; таким образом, весь Рим знал, чем занимается общество Лойолы. Немудрено, что по окончании бедствия, уже весной 1540 года, благодарность народа не знала границ, и все подозрения в ереси, возникшие еще при Аостино, рассеялись бесследно.

Политические затруднения продолжали удерживать Павла III в Ницце, а потому, чтобы не терять бесполезно времени, Лойола составил сжатый проект устава будущего общества и через кардинала Контарини отослал его в собственные руки папы. Последний прочел внимательно проект и радостно воскликнул: “Здесь виден перст Божий!” Дело в том, что кроме трех обычных монашеских обетов в проекте был помещен четвертый: “Посвятить свою жизнь постоянному служению Христу и папе, исполнять военную службу под знаменем креста, служить только Иисусу VI римскому первосвященнику как его земному наместнику; таким образом, только настоящий папа и его преемники будут повелевать орденом в делах спасения душ и распространения веры, и в какие бы он страны для этого ни посылал членов ордена, они, без малейшего замедления и без всяких отговорок, насколько только позволяют им силы, обязаны немедленно исполнять”. Папа понял, что он приобретает могущественного союзника для борьбы с врагами его престола. Не желая, однако, решать такого важного дела единолично, Павел III переслал проект на рассмотрение лучшему богослову и канонисту, кардиналу Гвидиччиони, сам же нашел целесообразным испытать на деле силы нового общества. С этою целью, для борьбы с ересями и религиозными новшествами, Лайнес и Лефевр были посланы с кардиналом Филонарди в Парму, Бобадилья – на остров Искию, ле Жэ – в Бресчиа, Кодюр – в Падую, Бруе и Страда – в Сиенну, Ксавье и Родригец – в Лиссабон. Во всех названных городах поручения Павла III были исполнены в высшей степени удачно, и общее внимание обратилось на этих даровитых и пока вполне скромных слуг папского престола. Лойола же с Сальмероном и братьями Эгвиа оставался в Риме, где продолжал приобретать симпатии жителей и очищать столицу от свободомыслия.

Проект устава между тем сел на мель. Кардинал Гвидиччиони, суровый пурист, придерживающийся буквы закона, отказался даже просмотреть присланный папой проект, опираясь на постановления латеранского и лионского соборов, состоявшихся в 1215 году при Иннокентии III и в 1274 году при Григории X, которыми прямо воспрещалось учреждение новых орденов. Однако Лойола не унывал, извещаемый своевременно многочисленными друзьями, которых он сумел приобрести повсюду, о том, что делается против него и за него. Какие средства были употреблены, чтобы повлиять на строгого кардинала, осталось неизвестным; явно жеЛойола ничего не предпринимал, он только молился, чтобы Бог вразумил Гвидиччиони. Наконец он торжественно обещал отслужить три тысячи обедней, и на кардинала вдруг снизошло наитие свыше: неожиданно для всех он тщательно прочел проект и нашел его превосходным; два других кардинала, составившие с ним комиссию по воле папы, немедленно согласились с его авторитетным мнением, и судьба Лойолы была решена.

Возвратившийся из Ниццы Павел III, которому удалось хотя на время примирить Карла V с Франциском I, был очень доволен согласием кардинальской комиссии. 27 сентября 1540 года была подписана булла “Regimine militandis ecclesiae”, которою учреждалось “Товарищество Иисуса”, или “орден иезуитов”. В этой довольно пространной булле сказано, между прочим: “Товарищество, или общество Иисуса состоит из тех, которые во имя Бога желают быть вооруженными под знаменем креста и служить единому Господу и первосвященнику римскому, Его викарию на земле. Принятые в товарищество должны дать обет целомудрия, бедности, послушания генералу ордена и повиновения правящему церковью папе. Генерал ордена не ограничен в своей власти, но он обязан составить конституцию или устав общества с согласия большинства сочленов, в управлении же делами товарищества ему предоставляется полная свобода. Число членов товарищества не должно превышать шестидесяти”. Одна уже эта выдержка дает полное право предположить, что черновую этой буллы составлял гибкий и изворотливый Лайнес под диктовку Лойолы, так-таки и не выучившегося излагать свои мысли по-латыни. Кроме того, почти в самом начале буллы сказано, что Лойола с товарищами окончили курс Парижского университета; между тем мы видели раньше, что университета Лойола не посещал вовсе и даже не окончил курса в доминиканской коллегии. Употреблено ли это выражение так себе, для большей важности, или васконский идальго представил подложный диплом, остается для нас вполне неизвестным.

Выполнив все возложенные на них поручения, большинство иезуитов, как мы должны теперь называть сподвижников Лойолы, возвратились в Рим, чтобы принять участие в радости своего владыки, заветная мечта которого наконец осуществилась. Не явились только Родригец, снискавший в Лиссабоне полное доверие португальского короля Хуана III и почти неограниченно распоряжавшийся церковными делами Португалии, и Ксавье, отправленный в качестве апостольского легата в Ост-Индию, что всегда составляло его пламенную мечту. Но папа спешил пользоваться трудами “боевой дружины”, овладевшей уже его полным доверием. Вскоре после обнародования буллы Лефевр был командирован с особым поручением в Испанию, Сальмерон и Бруэ отправились в Ирландию поддержать католиков в борьбе с английским королем Генрихом VIII, Бобадилья и ле Жэ были посланы в Германию бороться с протестантизмом, а Лайнес поехал в Венецию улаживать какие-то недоразумения. Благодаря их повсеместному появлению, в Европе скоро заговорили о иезуитах, называя их первое время разными именами: в Венецианской республике их называли театинцами, по сходству первоначальной деятельности с орденом, созданным кардиналом Караффой; в Терра ди Лаворо – езуинами; в Романье – священниками св. Лучии, так как впервые они стали проповедовать в болонской церкви этой святой; в герцогстве феррарском – скофиотти, от головного убора; в Испании – иньигистами, в честь основателя ордена; только во Франции и в Риме их сразу стали называть иезуитами.

Что касается Лойолы, то он тихо и спокойно сидел в Риме, продолжая воздвигать и укреплять новое здание, созданное исключительно его заботами и настойчивостью. Наступило время избрания генерала ордена иезуитов и, по воле Лойолы, все его сподвижники вернулись в дом Гарцонио, за исключением Ксавье, уже уезжавшего в Ост-Индию, и Родригеца, которые прислали свои голоса из Лиссабона. С молитвою приступили иезуиты к баллотировке по запискам и, конечно, единогласно избрали Лойолу, который, ни с того ни с сего, начал скромничать, отказываться от высокой чести и уверять, что такая задача ему не по силам. Хитрый идальго заставил еще два раза повторить баллотировку и только тогда, видя в единодушии бывших товарищей неисповедимую волю Божию, согласился принять должность генерала. На страстной неделе, 17 апреля 1541 года, этот выбор был утвержден Павлом III, и иезуитам оставалось только исполнить еще одну формальность.

22 апреля все наличные иезуиты собрались к обедне в церковь св. Павла, расположенную вне городских стен и называемую поэтому chiesa extramuros. Обедню служил впервые генерал ордена, который перед раздачей причастия громогласно прочел буллу, учреждающую орден, и затем всенародно произнес обеты, указанные в булле. Перед окончанием же обедни Лойола принял перед главным алтарем присягу от своих сочленов, причем последние, в знак покорности, целовали его руку. С этого дня орден иезуитов официально стал существовать и с первых же дней нарушил данный обет быть бедным, так как Пиетро Кодаче, богатый римский дворянин и офицер папской гвардии, давно сделавшийся покорным слугой Лойолы, пожертвовал ордену все свое значительное имущество и сам поступил в иезуиты. В эту эпоху, на пятидесятом году жизни, Лойола вовсе не был похож на бравого когда-то офицера Лопеца де Рекальде; в настоящее время это был человек среднего роста, слегка прихрамывающий, лысый, с лицом оливкового цвета, впалыми щеками, большим лбом, сверкающими и глубоко сидящими глазами; общее выражение лица было несколько загадочно-странное: по мнению друзей на нем лежал отпечаток святости, враги же утверждали, что это просто помешанный человек. На самом деле это был упрямый васкон, задумавший и создавший грозную боевую дружину для охраны и защиты католицизма, могучий оплот обскурантизма и религиозного фарисейства.

Глава VII. Устав ордена иезуитов

Ни одна конституция европейского государства не заставляла так много говорить и писать о себе, как конституция или устав ордена иезуитов. Ее разбирали по косточкам, обсуждали каждую фразу и высказывали самые разнообразные суждения о ее достоинствах и недостатках; а из этих суждений делали те или другие выводы о личности автора конституции, Игнатия Лойолы: одни считали его мировым гением, создавшим устав, выше которого ничего не было и не будет в человеческом обществе; другие высказывали убеждение, что этот устав слеплен из кусочков, сочиненных разными людьми и в разные времена, так что на долю Лойолы приходится самая ничтожная часть. Причина подобных разногласий кроется в том, что Павел III разрешил существование общества, устава которого он не знал, так как этого устава еще не было. Лойола только начал составлять устав в половине 1541 года при содействии Лайнеса и своего секретаря Паланки, переводившего с кастильского на латинский. Когда была окончена работа, неизвестно, но обнародован печатный устав был после смерти Лойолы – по одним сведениям в 1558 году, а по другим в 1584. Таким образом, не имея перед собою кастильского текста, в настоящее время невозможно отграничить произведения Лойолы от позднейших вставок и добавлений его преемников в должности генерала ордена. Приходится делать это наугад, ощупью, соотносясь с характером Лойолы, насколько он известен из разноречивых показаний. По нашему мнению, большинство добавок в уставе относится к правам и обязанностям генерала; остальное, почти целиком, должно быть приписано исключительно Лойоле. Дело в том, что, как кажется, Лойола схитрил перед папою, уверяя его, будто он приступил к составлению устава только после утверждения ордена; на самом деле он занялся этим трудом с половины 1537 года, тотчас по переселении в Альбанетту. Окончив работу, он не показывал ее, а несколько лет исправлял, проверяя сам на практике ее хорошие и дурные стороны. Только таким способом можно объяснить цельность, стройность и живучесть организации, существующей до сих пор и создавшей одно время ордену иезуитов всемирную монархию.

Видя печальное положение католической церкви, поколебленной отпадением нескольких миллионов людей почти одновременно, так что римские первосвященники становились в тупик, не зная, как помочь беде, Лойола или сам додумался или понял из докладной записки верховной комиссии кардиналов в 1537 году, где находится корень всего зла. Павел III отступил перед исполинскою задачей, естественно вытекающей из смысла докладной записки: перевоспитать все католическое общество; самолюбивый васкон отважно и уверенно принял эту задачу на себя и начал приводить ее в исполнение так умело и последовательно, что не встречай орден иезуитов стойкого отпора во Франции, северной Германии и России, то легко могло бы случиться, что весь христианский мир сделался бы католическим. Система, принятая Лойолою, была очень нехитрая, но в этой простоте и заключалось все ее величие; придя к убеждению, что воспитание и образование, даваемое пастве без строгого контроля пастыря, ведет к вольнодумству, свободомыслию и неповиновению, он решил, что воспитание и образование должны быть сосредоточены в одних руках, но в руках надежных. А для того, чтобы орден иезуитов и был “этими надежными руками”, Лойола создал образцовую организацию внутреннего устройства ордена. Таким образом, главною задачей “Товарищества Иисуса” было овладеть воспитанием и образованием молодежи, преподаванием в низших, средних и высших учебных заведениях, – словом, переформировать вполне умственный ценз христианского мира; поэтому благотворительность во всех видах, миссионерство среди нехристиан, разъяснение богословских истин в исповедальне и с церковной кафедры, – все это становилось для иезуитов второстепенною задачей, на которую они сравнительно и не налегали особенно. Не доверяя такого дела папе, находящемуся силой обстоятельств под всеобщим контролем, Лойола создал независимого от него владыку, “черного папу”, который по уставу вполне самостоятельно шел к намеченной цели; и если, по логическому ходу обстоятельств, папы очутились в зависимости от иезуитов, а последние сознательно стремились к всемирному господству, к всемирной монархии, то винить в этом Лойолу нельзя, как нельзя обвинять огонь, что он сжигает все органические тела, оставляя после себя пепел. Своеобразная задача потребовала и своеобразного решения.

Обратимся теперь к уставу, определяющему внутреннее устройство общества, созданного Лойолой. Орден иезуитов распадается на шесть классов: “послушники”, “ученики”, “светские кандидаты”, “духовные кандидаты”, “исповедники трех обетов” и “исповедники четырех обетов”. Эти классы не представляют из себя замкнутых каст, но переход из одного класса в другой вполне зависит от способностей и степени развития экзаменующегося. Низший класс, послушники или новиции, распадается на три параллельных отделения: светские, духовные и безразличные; первые готовятся быть учителями, чиновниками, бухгалтерами и т. д.; вторые – священниками, миссионерами, монахами; третьи – наклонности и дарования которых еще не выяснились. Большею частью это дети или юноши, воспитываемые в духе, желательном ордену; поступить в этот класс извне может всякий, кроме бывшего уже послушником в каком-нибудь духовном ордене. Поступающий в послушники отрекается от своей воли, от своей семьи – от всего, что вообще дорого свободному человеку; он становится рабом ордена, который имеет право помыкать им как вздумается; три вступительных обета, правила повседневной жизни, одежда, пища, жилище – для всех послушников одинаковы безусловно; испытания их полной подготовленности производятся преимущественно в возрасте от 15 до 18 лет. Приносящие с собою движимое или недвижимое имущество имеют право им пользоваться для своих личных потребностей, но отчуждать не смеют, так как этим имуществом распоряжаются старшие начальники. Если послушник почувствует себя неспособным продолжать дальше жизнь в установленных рамках, то заявляет об этом одному из начальников, и тот может его уволить из ордена без всяких стеснений и церемоний.

Второй класс, ученики или схоластики, мало чем отличается от первого; только научные занятия происходят в усиленной степени и дисциплина немного строже. Ученики готовятся к произнесению данных уже ими обетов в более торжественной обстановке; однако если принятая ими на себя задача окажется непосильною, то их также могут уволить из ордена. Нет возврата в мир из третьего класса, светских кандидатов, и параллельного с ним четвертого, духовных кандидатов. Эти два класса подвергаются испытаниям во всевозможного рода занятиях, конечно, сообразуясь со способностями каждого отдельного лица; не менее десяти лет испытаний, при расчете, чтобы испытуемый был не моложе полных 30 лет, дают право произнести свои обеты в торжественной обстановке, в присутствии высшего начальства. Во время испытаний кандидаты духовные могут быть, с разрешения властей, священниками, принимающими исповедь посторонних, миссионерами, пользующимися большой свободой действий, и начальниками иезуитских коллегий; светские кандидаты также, в случае надобности, могут исправлять более или менее ответственные должности, по указанию ближайшего своего начальника.

Произнеся торжественно обеты, кандидаты переходят в пятый класс, исповедников трех обетов, не подвергаемых уже испытаниям, а сознательно несущих свою службу на пользу и процветание ордена. В этот класс принимают на 33-м году жизни, когда характер человека вполне установится и на него можно положиться. Исповедник трех обетов трудится усиленно в различного рода должностях, согласно данной ему инструкции, но, как не подготовленный вполне, часто не знает мотивов того или другого распоряжения. Для того чтобы знать все тайные намерения, планы и соображения распорядителей судьбами ордена, необходимо удостоиться полного доверия со стороны генерала и перейти в последний, шестой, класс исповедников четырех обетов. Право произнести четвертый обет, повиновения римскому папе, предоставляется только лицу, доказавшему свою преданность генералу и ордену, такому лицу, которое не станет повиноваться папе в ущерб интересам своего ордена и сумеет дипломатично вывернуться в затруднительном положении. Строго говоря, единственно шестой класс и заслуживает названия настоящих иезуитов; в их руках находится вся судьба ордена, так как только они распоряжаются низшими классами бесконтрольно, из их среды избираются все высшие начальники и они одни знают все тайны ордена. Поэтому понятно, что число исповедников четырех обетов довольно ограничено и в самую блестящую эпоху развития могущества ордена иезуитов их не бывало больше 50 человек. Но достичь такого блестящего положения можно только после длинного ряда годов, проведенных в трудах и искусах.

Кроме перечисленных шести классов, составляющих собственно орден, в распоряжении иезуитов были и есть так называемые “привлеченные”, или “светские” иезуиты. Эти лица, очень многочисленные, не принадлежат ни к одному из классов и, без всякой видимой связи с орденом, занимают в обществе самые разнообразные положения; тут есть чиновники, священники, военные, профессора, адвокаты, медики, юристы, кокотки, дипломаты, помещики, великосветские дамы, моряки, придворные, писари, модистки, газетные репортеры, нищие, полицейские чины, торговцы, художники, актрисы, литераторы и мастеровые. Большая часть из них воспитывалась в иезуитских учебных заведениях и сохранила связи с бывшими своими наставниками и воспитателями; другие привлечены прямо подкупом или же исполнением их домогательств различного рода, не достижимых обыкновенным путем. В большинстве случаев привлеченные так или иначе зависят от ордена, который ничем не связан с ними и всегда может отречься при промахе или скандалах с их стороны. Между тем польза от привлеченных очень велика и понятна.

Что касается внутреннего управления ордена, то во главе его стоит генерал, избираемый верховным советом или Конгрегацией пожизненно и утверждаемый папой; это утверждение обратилось впоследствии в пустую формальность. Все члены ордена повинуются генералу беспрекословно, слепо, не позволяя себе рассуждать; прием и удаление членов вполне зависит от него, он созывает верховный совет, председательствует в нем и пользуется двумя голосами. Ничто не может совершиться в ордене без ведома и согласия генерала, от которого зависят назначения на все должности; только его “ассистенты” и советник, или “адмонитор”, назначаются верховным советом после его избрания. Если генерал уезжает по важным делам из Рима или почему-нибудь не может исполнять своей должности, его замещает им же избранный генерал-викарий; перед смертью генерал назначает своего преемника, но если он не успеет этого сделать, то исповедники четырех обетов собираются и немедленно избирают генерала, чтобы орден ни секунды не оставался без главы. Избираемый не имеет даже права отказаться от ответственной должности. По идее Лойолы суммы, отпускаемые на содержание генерала, расходуются верховным советом, который имеет право, в случае растраты и явно соблазнительного образа жизни, немедленно сместить генерала. Деятельность главы ордена заключается в непрерывном руководстве и контроле всех действий членов, для чего он поддерживает постоянную переписку, причем каждый иезуит имеет право, по делам ордена, прямо адресоваться к генералу, единственной заботой которого должно быть развитие и процветание его всемирной монархии, его государства в государствах; он может обладать научным образованием, но важнее всего для него знание человеческих слабостей, неустанная деятельность, отважная решимость, мудрая осторожность и железная сила воли для достижения намеченной цели.

Ассистенты генерала составляют его тайный совет; это его министры; они являются, в числе пяти, представителями орденских провинций, по именам которых и называются. Они созданы не только для помощи генералу, но и для надзора за ним, поэтому ассистенты могут, в случае серьезной необходимости, созвать верховный совет помимо генерала, даже низложить последнего, заручившись письменным согласием провинций. Шестой член тайного совета, адмонитор, дает секретные советы “в почтительной форме” генералу, в случае его промахов во вред ордену, и также избирается верховным советом. Такая система шпионства по отношению к властелину ордена применяется последним ко всем подчиненным ему в ордене лицам, а при содействии всех членов и “привлеченных” – к заслуживающим внимания лицам вне ордена, почему генерал постоянно знает все, что делается на свете. Необходимо заметить при этом, что шпионство над поведением генерала мало опасно ему в силу его неограниченной власти; весь тайный совет находится прямо в его руках, он может его разогнать, арестовать, наказать, наконец генерал, в силу папской буллы 14 марта 1543 года, может самостоятельно изменить статьи устава и сделать из членов тайного совета прямых исполнителей своих распоряжений. Таким правом пользовались преемники, Лойолы, генералы Лайнес, Борджиа и Аквавива.

Вся иезуитская монархия, для удобства управления, разделяется на провинции, которых по смерти Лойолы уже было двенадцать. Во главе каждой провинции находится “провинциал”, или губернатор, заботящийся о процветании вверенной ему области и получающий приказания прямо от генерала; он назначает преподавателей для “послушников” и “учеников”, прокуроров, ведающих имущественными делами провинции, священнослужителей, светских префектов, научных префектов, санитарных префектов, исповедников, проповедников, совещательных членов, “регентов” или администраторов коллегий, профессоров и членов совета в коллегиях. Только назначение вице-провинциала, старшин домов “исповедников” и “послушников”, ректоров и канцлеров коллегий принадлежит генералу; иногда провинциал может и их назначать, но везде и всегда необходимо утверждение со стороны генерала. Чтобы последний лучше знал, на ком остановить свой выбор, провинциал через каждые три года посылает ему самый полный список всех подчиненных ему лиц, с подробным разъяснением характера, способностей, наклонностей, общественных связей и познаний каждого. В помощь провинциалу существует его тайный совет, состоящий из трех ассистентов и одного адмонитора. В соответствующих условиях находятся старшины, или “настоятели” домов исповедников трех обетов и ректоры коллегий, равноправных, в силу папского разрешения, всем католическим университетам.

Кроме шпионства тайного, но повсеместного, генерал посылает в провинции по временам “комиссаров” и визитаторов для ревизий, исправления нанесенного вреда, приема жалоб и подробного донесения о положении дел. Старшины и ректоры докладывают провинциалу письменно каждую неделю о своих делах, провинциал докладывает генералу ежемесячно, а в январе представляет годичный отчет. Раз в три года созывается провинциальная конгрегация из “исповедников” для обсуждения местных нужд и потребностей; особый депутат отвозит лично генералу полный журнал заседаний и докладывает словесно о том, что опасно доверить бумаге. Общеиезуитский официальный костюм напоминает васкона: сомбреро или шляпа с полями, старинный черный плащ и под ним черная сутана; в случае же надобности иезуит может явиться в омофоре епископа, мантии кардинала, мундире офицера, сюртуке частного лица и фраке светского щеголя. О наружности иезуита есть предписание Лойолы: “Голова слегка наклонена вперед, но не свешена вправо или влево; глаза опущены настолько, чтобы не смотреть на собеседника, а искоса следить за ним; хмуриться и морщить нос не следует, вообще сохранять невозмутимость, но при этом внешний вид иметь больше ласковый и довольный, чем печальный; не разевать рта и не поджимать губы; ходить по возможности всегда степенно”. Прежде чем установить это правило, Лойола долго обдумывал его, плакал и семь раз обращался с молитвою к Богу.

Глава VIII. Генерал Иньиго Лойола

Уступая “настояниям” своего духовника, священника Теодосио при церкви св. Петра монторийского, Лойола принял должность генерала ордена после третьей баллотировки и, чтобы публично показать пример смирения, первые дни исполнял должность кухонного мальчика. Затем он вернулся к своим обычным занятиям в созданной им школе, где обучал очень успешно мальчиков, несмотря на плохое знание итальянского и латинского языков. Бывший офицер приобрел такую славу своими педагогическими приемами, что даже богатые родители охотно помещали своих детей в его скромную школу. Кроме того, он почему-то полюбил евреев и ревностно старался обращать их в христианство; успех подтолкнул его идти дальше, и он нашел новую специальность: исправлять и обращать на путь истины падших женщин. Почти ежедневно он посещал площади, базары, рынки, дома терпимости и разные притоны вечного города; везде раздавалась его страстная, вдохновенная речь, и почти всегда ему удавалось увести раскаявшуюся в особо устроенный им приют, где он также поучал женщин христианским добродетелям и евангельским истинам. Вслед за тем Лойола создал второй приют, где находили убежище одинокие благородные девушки и молодые женщины, спасаясь от мирских соблазнов, а подчас и нищеты. Многие женщины из обоих приютов посвящали себя Богу, поступали в монастыри, принимали на себя обучение детей, и легко понять, как эти “привлеченные” ревностно служили целям ордена, поддержавшего их в тяжелую минуту. Только со вторым приютом случился скандал. Туда попала замужняя женщина, и ее родственники распустили по Риму слух, что она находится в любовной связи с Лойолой и некоторыми его друзьями; весь город заговорил об этом, и сконфуженный генерал вынужден был прибегнуть к декрету Павла III, чтобы разъяснить дело и успокоить общество.

Одновременно с этими делами Лойола составлял по-кастильски конституции, или устав своего ордена. Поклонники его уверяют, будто во всех, мало-мальски затруднительных вопросах генерал обращался за разъяснениями непосредственно к Богу, благодать которого видимо почивала на нем. Обыкновенно, как рассказывают, Лойола излагал сомнительный для него параграф на бумаге, которую помещал на престоле на все время обедни; если по окончании обедни текст оставался без изменения, то Лойола считал одобрение Бога несомненным. Рассматривая этот устав, составленный при божественном сотрудничестве, можно видеть, что главными консервативными тормозами, предохраняющими орден иезуитов от распада, были следующие пункты: система взаимного шпионства, доведенная до виртуозности; формальное запрещение членам ордена принимать должности и звания вне ордена; учреждение цензурной комиссии из трех делегатов, без одобрения которых ни один иезуит не смел напечатать что бы то ни было. Благодаря этим основным правилам орден иезуитов, несмотря на значительные промахи своих отдельных членов, имеет возможность существовать до настоящего времени, правда, не признаваемый многими de jure, но фактически пользующийся большими богатствами, властью, силой и несомненным влиянием.

Занимаясь всем вышесказанным, Лойола зорко следил за первыми шагами в свете своих сочленов, ободряя одних, сдерживая других, исправляя промахи третьих; главнейшая задача ордена преследовалась им неутомимо, и многие из его подчиненных действовали в этом отношении единодушно и с блестящим успехом. Желая поддержать доверие к себе, генерал повторил чудо 1537 года: проезжая с Виоле 29 августа 1541 года по мосту Сикста, он вдруг остановился и с молитвой объявил, что видел улетающую душу Кодюра, который умер в это время в Падуе. Видя рвение и усердие Лойолы в исполнении принятого им на себя обязательства бороться с врагами католической церкви и папского престола, Павел III обнародовал 14 марта 1543 года буллу “Injunctum nobis”, в которой разрешил ордену иметь неограниченное число членов и, кроме того, в знак полного своего доверия дал право генералу изменять статьи устава сообразно с обстоятельствами и требованиями времени, без ведома самого папы. В силу таких обширных полномочий Лойола сделал некоторые изменения во внутреннем устройстве ордена; до сих пор члены ордена делились на два класса: послушников и исповедников четырех обетов; находя это не соответствующим действительным потребностям растущего не по дням, а по часам ордена, Лойола ввел постепенно еще два класса, духовных и светских кандидатов. Эта реформа была одобрена новою буллой 5 июня 1546 года “Exponi nobis”. Затем для послушников Лойола сделал обязательным изучение его “Духовных упражнений”, написанных по-кастильски еще в Манресе. Когда враждующий с иезуитами архиепископ толедский Силичео запретил формально употребление этой книги, переполненной описаниями военных действий Иисуса Христа против сатаны, неугомонный генерал вызвал к себе наиболее образованных “кандидатов” и велел им сделать перевод по-латыни; лучшим переводом оказался труд француза Андре Фрюза. Его перевод напечатали и передали покровителю испанских иезуитов, герцогу Франциску Борджиа-Гандиа, а тот представил его Павлу III; папа рассмотрел и одобрил “Духовные упражнения”, о чем и заявил 31 июля 1548 года в булле “Approbario exercitiotum”, настоятельно рекомендуя их всем набожным людям и порицая сурово хулителей книги.

Родригец и Ксавье были избраны самим Лойолой, когда португальский король Хуан III, снесшись письменно со своим другом Говеаном, провизором коллегии св. Варвары в Париже, обратился "Через своего посланника в Риме Маскареньяса, родственника Алиеноры Маскареньяс и духовного сына самого Лойолы, к папе с просьбой прислать иезуитов для исправления веры и нравов португальцев. Потрудившись сначала совместно и овладев доверием слабохарактерного и недалекого по уму Хуана III, Ксавье отправился в португальскую Ост-Индию в качестве папского легата. Это было в мае 1541 года. Побывав в Мозамбике, Ксавье прибыл в Гоа и принялся ретиво и своеобразно обращать туземцев в христианство; он учил детей молитвам, платя за это сластями, а когда те твердо отвечали урок, приказывал учить родителей и заносил семью в список христиан. Индусы смеялись над оригинальным миссионером и прятались от него, если он являлся с военным конвоем. Недовольный сдержанностью вице-короля, не дававшего ему батальонов, Ксавье заставил Хуана III сместить его, а затем, воспользовавшись случаем, отправился в Индо-Китай, на полуостров Малакку, на Зондские, Молуккские и Филиппинские острова, долго жил в Японии и умер 3 февраля 1552 года у южной границы заветного для него Китая, обратив по своему способу почти 200 тысяч человек в христианство и вытребовав в Гоа доминиканских инквизиторов для поддержания повиновения среди бунтующих туземцев. Ксавье признан, однако, папой святым и прозван апостолом Индии.

Родригец, сын сапожника из Буцеллы, остался один при лиссабонском дворе и повел иезуитскую пропаганду со всею наглостью зазнавшегося простолюдина, попавшего в барские хоромы. Пользуясь покровительством короля, он немедленно, исполняя заветы Лойолы, основал в университетском городе Коимбр первую в Европе иезуитскую коллегию, чтобы бороться со светскими преподавателями; после отъезда Ксавье явилась вторая коллегия в Опорто. Исполняя второй завет Лойолы, Родригец старался снискать расположение знатного дворянства и для этого всеми дозволенными и недозволенными средствами привлекал знатных юношей в ряды иезуитов; таким образом, в списке членов появились в короткое время Баретто, Сильвейра, братья Менесес, Камара, Энрикец и даже Браганца. Последнего, близкого родственника Хуана III, Родригец насильственно увез в дом “исповедников” и заставил принять пострижение. Дворянство, оскорбляемое иезуитами, почти взбунтовалось и подало королю петицию; король стал упрекать Родригеца, но тот с неподражаемой дерзостью обругал за это его и заявил, что если король посмеет настаивать, то он сам уедет и увезет всех иезуитов из Португалии. Хуан III испугался, уступил и стал еще более раболепным; когда Родригец захворал в Альмейрике, то король со всем двором навещал его несколько раз, недовольных иезуитами сажал в тюрьму, поручил Родригецу воспитание своего сына и наследника престола, принца Хуана, и дал средства устроить третью коллегию в Эворе. После 1543 года у большинства аристократов духовниками были иезуиты. Вскоре затем иезуиты проникли в Бразилию, в 1549 году утвердились там, а в 1553 году Лойола должен был назначить туда особого провинциала. Понятно, что Родригец зазнался и начал пренебрегать своими прямыми обязанностями настолько, что коимбрская коллегия вместо соперничества с университетом была заброшена и почти развалилась. Долго переносил Лойола своеволие своего любимца, но последнее обстоятельство вывело его из терпения, и Родригец был смещен из провинциалов, чем крайне огорчился португальский король. Подстрекаемый Родригецом, Хуан III поссорился с Лойолой, но последний сумел внушить к себе доверие и помирился.

Сальмерон и Бруэ были отправлены папой в качестве легатов в Ирландию; злоупотребляя своим положением, они так бесцеремонно и нахально обращались со свободолюбивыми ирландцами, что те несколько раз покушались на их жизнь. Не принеся пользы и спасая свою жизнь, достойные легаты тайком бежали из Дублина в Италию, где дела ордена процветали. Лайнес тактично повел дело в Венеции и снискал доверие общества; Лип-помани подарил ордену дом и землю в Падуе, чтобы устроить первую в Италии иезуитскую коллегию, которой сначала руководили Паланка и Фрюз; то же самое сделал Мендози в Тиволи, Дориа в Генуе и кардинал Карпи в Лоретто. Постепенно основались коллегии в Мессине, Палермо, Неаполе, Турине, Мантуе, Флоренции, Ферраре, Болонье, Парме, Сиенне и Авиньоне; благодаря такому успеху Лойола нашел необходимым разделить Италию на три провинции. Папа разрешил выстроить в Риме огромный дом для надобностей ордена и радовался успеху исполинского предприятия. По указанию Лойолы Сальмерон стал руководить пропагандой в Модоне, Бруэ в Сполето, а Лайнес и Араоц в качестве провинциалов в Венеции, Падуе и Неаполе. Из-за недостатка людей Лойола захотел облегчить условия зачисления в “исповедники”, но случай с Постелем вынудил его оставить прежние условия. Вильгельм Постель, из подонков немецкого бюргерства, обратил на себя внимание генерала и быстро был переведен в старший класс; почувствовав свою силу, он сделался так дерзок и груб, как только может быть зазнавшийся немец, поэтому Лойола вынужден был торжественно выгнать его из состава ордена и удалить даже из Италии. 3 июня 1545 года была обнародована булла “Cum Inter”, которой Павел III разрешал любезным его сердцу иезуитам совершать богослужения во всех церквах, селениях, на всех дорогах и площадях, не испрашивая разрешения местного духовенства, повсеместно проповедовать, поучать, исповедовать, отпускать грехи, кроме указанных в особом списке, изменять сущность даваемых частными лицами обетов и подвергать безапелляционно провинившихся духовному наказанию.

Португальская принцесса Мария, дочь короля Хуана III, выданная по настоянию Родригеца замуж за испанского принца Филиппа, сына Карла V, в 1543 году, привезла с собою в Вальядолид, тогдашнюю столицу Испании, Лефевра и Араоца. Эти два даровитых иезуита приобрели покровительство вице-короля Каталонии, герцога Франциска Борджиа-Гандиа, правнука по матери короля Фердинанда-Католика; этот знатный вельможа, правнук по отцу папы Александра VI и брат двух кардиналов, был ревностный католик и, заботясь о спасении своей души по рецепту Лойолы, дал широкий простор иезуитам в управляемых им областях и поддерживал их при каждом случае. В скором времени в университетском городе Алкала де Генарес была учреждена первая в Испании иезуитская коллегия, а затем коллегии появились в Малаге, Гренаде, Кордове, Севилье, Бургосе, Барселоне, Мурсии и пр. и пр. Блестящи были успехи Лефевра, оставшегося провинциалом после перевода Араоца в Неаполь, но упорна была и борьба его с врагами иезуитов. Кардинал Мендоза дал средства на устройство коллегии в Саламанке, но против этого восстали все профессора университета с Кано во главе; этот знаменитый богослов без стеснения заявлял всем, что приближается конец света, так как появились иезуиты, “предтечи антихриста”. Толедский архиепископ Силичео принял сторону университета, и его викарий принялся выживать последователей Лойолы, подвергнутых отлучению от церкви, из всей саламанкской епархии. Лойола, интересуясь особенно своею родиною, принял деятельное участие в борьбе, и последствия не замедлили показать его могущество; профессор-богослов Кано был командирован представителем Испании на тридентский собор, а затем был назначен епископом Канарских островов; архиепископ Силичео смирился перед буллою 18 октября 1549 года “Licet debitum”, объявившей иезуитов под особым покровительством папского престола, и вскоре почему-то скончался. Провинциал Страда, заменивший Лефевра, отправленного в Германию, с торжеством вернулся в Саламанку, в сопровождении гуэскского епископа, освятившего лично здание коллегии. Торжество иезуитов было полное, и даже малограмотный ректор барселонской коллегии, Виллануово, приобрел множество новых членов ордену.

В Нидерланды, подчиненные также скипетру Карла V, иезуиты попали через Францию и раньше всего основали свою коллегию в Турне, а затем постепенно устроились в Антверпене, Брюгге, Люттихе, Генте, Брюсселе, Монсе, Лилле, Дуэ и Мастрихте; первое время коллегии в этих городах были скромно и даже бедно обставлены, так как духовные ордена не имели права приобретать имущества в Нидерландах, но впоследствии иезуиты сумели обойти этот закон и приобрели дома и земли среди фламандцев и валлонов. В Германии, главном очаге протестантизма, первое время успехи пропаганды были очень слабые. Первыми явились туда ле Жэ и Бобадилья, затем к ним присоединился Лефевр; они участвовали в переговорах на рейхстагах в Регенсбурге и Вормсе, где простой народ был до такой степени раздражен против ле Жэ, что хотел утопить его в Дунае. Пришлось спасаться бегством, и ле Жэ нашел приют в Ингольштадте, где баварский герцог Вильгельм II дал ему профессуру. Бобадилья устроился в Вене под покровительством эрцгерцога Фердинанда, брата императора, а Лефевр поселился в Кельне, начав серьезную борьбу с антикатолическими идеями; при этом он привлек под знамя Лойолы голландца Канизиуса, настоящая фамилия которого была ван Гондт. Этот уроженец ганзейского города Нимвегена пользовался репутацией дельного преподавателя и впоследствии прославился “кратким катехизисом”, принятым во всех учебных заведениях католической Германии. Медленно воздвигались иезуитские коллегии в Вене, Инсбруке, Праге, Мюнхене и Ингольштадте, но со вступлением на императорский престол Фердинанда I дела изменились и быстро появились коллегии в Майнце, Трире, Граце, Галле и Диллингене; затем иезуиты вторглись в Чехию, Мадьярию, Польшу и Литву.

Неурядица в Германии, вызванная религиозным движением, заставила немецких князей просить папу о созыве собора, чтобы разрешить массу возникших вопросов. Долго уклонялся от этого Павел III, сознавая предстоящие затруднения с епископами Германии и Франции, стремящимися свергнуть с себя иго римского первосвященника, но наконец уступил и 31 декабря 1545 года открыл XIX вселенский собор в епископальном городе Триденте. Чтобы отстаивать первенство папского престола, Павел III прислал множество своих приверженцев под видом легатов, а кроме того, просил Лойолу командировать на собор лучших богословов; выбор генерала пал на Лайнеса и Сальмерона, которым он дал особую инструкцию, рекомендуя в ней удерживаться от прений с лучшими богословами Европы, чтобы не обнаружить своего невежества. Хитрый Лайнес лучше понял тайное желание папы и оставил инструкцию своего генерала без внимания. Иезуиты явились в Тридент, где встретили ле Жэ, приехавшего официально от аугсбургского епископа, скромно поселились в госпитале и нахально стали вмешиваться во все учено-богословские споры, поднимая тьму вопросов по предметам, не относящимся до прямого назначения собора. Своими схоластическими рассуждениями о непорочном зачатии и свободной воле Лайнес вывел епископов из терпения, и те пожаловались Павлу III; папа воспользовался этим и под предлогом лучшего руководительства перевел заседания в Болонью; однако многие остались в Триденте, и таким образом собор затянулся на неопределенное время. Ле Жэ между тем снискал расположение эрцгерцога Фердинанда, и тот стал просить папу назначить его епископом триестским; обратились к Лойоле, но генерал формально запретил ле Жэ и думать об епископии, принципиально не желая отпускать из ордена талантливых членов. В то же время, в 1548 году, Бобадилья попал в Аугсбург на интерим, или соглашение католиков с протестантами, грубо удержал баварского курфюрста Фридриха II от перехода в лютеранство и наговорил дерзостей Карлу V; император выгнал его из Германии, и Бобадилья прибыл в Рим, где Лойола громогласно осудил его, чтобы только не раздражать Карла V, хотя тайно одобрил поведение сочлена.

Хуже всего для иезуитов шли дела во Франции. Не имея в своих рядах французов, первое время иезуиты бесцеремонно выгонялись за границу как испанские подданные по случаю войны между Карлом V и Франциском I. Наконец они втерлись под прикрытием первых французов, привлеченных в орден, Виоле и Пеллетье; те познакомились в Триденте с клермонским епископом Гильомом Дюпра, сыном знаменитого канцлера Франции, кардинала и архиепископа сансского Антуана Дюпра, и тот подарил Виоле принадлежащее ему здание Сен-Женевьевского аббатства в Париже, где немедленно возникла коллегия. Против такого захвата восстал парижский университет, поддержанный парламентом и парижским епископом, энергичным Эсташем дю-Беллэ; пока шла словесная война, иезуиты учредили коллегии в Билломе и Мориака. Интересуясь Францией, где собственно орден и был основан, Лойола воспользовался приездом в Рим кардинала Шарля Лоррен-Гиза и сумел заручиться покровительством этого гордого вельможи для ордена. Кардинал расположил к иезуитам самого короля Франциска I, но враждебная партия взяла верх, и парламент осудил последователей Лойолы, назвав их “безнравственным скопищем, в среде которого множество преступников, заведомых негодяев и незаконнорожденных отрепьев”. Виоле явился в Рим, где состоялось тайное совещание. Мнение генерала одержало верх: он предложил стушеваться и притаиться, пока не уляжется возбуждение и не успокоится общественное мнение. Расчет Лойолы оправдался: 31 марта 1547 года скончался Франциск I и на престол вступил его сын Генрих II, муж знаменитой Катарины Медичи; благодаря итальянской принцессе, иезуиты нахлынули во Францию и долго пользовались громадным политическим влиянием.

Таковы были первые годы жизни ордена иезуитов, созданного Лойолой. Старик продолжал жить в Риме, ревниво оберегая свое детище от возможного крушения. В 1549 году умер Павел III и на престол вступил Гиоччи под именем Юлия III; этот папа также покровительствовал ордену и дал ему еще несколько привилегий. Юлия III сменил в 1555 году Марцелл II, находившийся на престоле всего 23 дня, и затем был избран папой недруг Лойолы, кардинал Караффа, под именем Павла IV. Новый первосвященник относился к ордену сдержанно и холодно. Огорченный и больной генерал стал хиреть, перебрался в новое здание, им же выстроенное, спасаясь от повальной болезни, косившей римлян, и тут скончался на руках своего секретаря Паланки 31 июля 1556 года, не назначив себе преемника. Претендентами на главенство в ордене явились Паланка, Бобадилья и Лайнес. Последний как самый коварный одержал верх на выборах 2 июля 1558 года, и Павел IV признал его вторым генералом иезуитов.

Приводим список генералов ордена иезуитов: Игнатий Лойола, испанец, 1541 – 1556 годы; Яго Лайнес, испанец, 1558 – 1565 годы, уничтожил в уставе многое, стеснявшее неограниченную власть генерала; Франческо Борджиа-Гандиа, испанец, бывший вице-король Каталонии, 1565 – 1572 годы, первый начал вмешиваться в европейскую политику; Эверард Меркуриан, бельгиец, 1572 – 1580 годы; Клавдио Аквавива, неаполитанец, сын герцога Антонио Аквавива-Конверсано, 1580 – 1615 годы, дал окончательную редакцию уставу ордена; при нем значилось официально 10 тысяч 600 иезуитов; Муцио Вителлески, римлянин, 1615 – 1643 годы; при нем папа Григорий XV признал 12 марта 1622 года Лойолу святым; Виченцо Караффа, римлянин, 1643 – 1649 годы; Франческо Пикколомини, флорентиец, 1649 – 1651 годы; Александр Готифредо, римлянин, 1651 – 1652 годы; Госвин Никкель, баварец, 1652 – 1664 годы; Джианпаоло Олива, генуэзец, 1664 – 1681 годы; при нем иезуитов было 17 тысяч 655 человек; Шарль де Нойелль, бельгиец, 1681 – 1686 годы; Тирсо Гонзалец, испанец, 1686 – 1705 годы; Микель-Анджело Тамбурини, моденец, 1705 – 1730 годы, при нем иезуитов было 19 тысяч 988 человек; Франциск Ретц, чех, 1730 – 1750 годы; Игнатий Висконти, ломбард, 1750 – 1757 годы; Луиджи Чентуриони, генуэзец, 1755 – 1757 годы; Лоренцо Риччи, флорентиец, 1757 – 1775 годы, при нем орден был официально закрыт, имея в своих рядах 22 тысячи 589 человек; Станислав Черневич, литвин, 1773 – 1782 – 1785 годы; Гавриил Ленкевич, поляк, 1785 – 1798 годы; Франциск Каре, немец, 1798 – 1802 годы; Гавриил Грубер, австриец, 1802 – 1805 годы; Тадеуш Бржозовский, поляк, 1805 – 1820 годы, при нем орден был официально восстановлен; Людовик Фортис, ломбард, 1820 – 1839 годы; Иоганнес Роотгаан, голландец, 1839 – 1853 годы, при нем иезуитов числилось 5 тысяч 510 человек; Иоганн-Петр Бекс, бельгиец, 1853 – 1884 годы, увеличил число иезуитов до 8 тысяч человек с лишком, а в религиозно-политической борьбе с Германией, известной под именем “Kulturkampf”, одержал победу над князем Бисмарком, заставив его отменить “майские законы”; нынешний генерал ордена Антоний Андерледи с 1884 года, избран после отречения Бекса, родом ирландец.

Носятся слухи, что после Лоренцо Риччи иезуиты избирают двух генералов: одного – настоящего властелина ордена, живущего со своим тайным советом в Америке, а другого – подставного, вроде громоотвода, живущего в Риме и руководящего политикою пап. Насколько это верно, решить, конечно, трудно. Однако наблюдения некоторых лиц, имеющих возможность близко следить за деятельностью ордена, подтверждают отчасти это предположение.

Глава IX. Иезуиты в России

Умирая, Лойола оставил 12 иезуитских провинций и 35 “исповедников четырех обетов”; умно заведенная машина пошла в ход, и, несмотря на громадные препятствия, орден рос, развивался и богател, приобретая земные сокровища во всех частях света, пока единодушный взрыв народного негодования по всей Европе не заставил папу Климента XIV уничтожить это темное царство, эту шайку алчных и развратных интриганов; его булла 21 июля 1773 года “Dominus ас Redemptor noster”, прекращавшая официально существование ордена иезуитов, была встречена с восторгом и благословениями, хотя самому папе стоила жизни, так как он скончался от отравы 22 сентября 1774 года. Но орден продолжал существовать, так как его зависимость от папы была лишь пустым звуком. “Черный папа” фактически гораздо могущественнее “белого папы”, так как он опирается на мастерски выдрессированную боевую дружину, рассеянную по всему свету и скрывающуюся под самыми разнообразными нарядами. Уже покорный слуга “черного папы”, кардинал Чиарамонти, едва вступил на папский престол под именем Пия VII 14 марта 1800 года, как немедленно разрешил существование ордена, но дал свое согласие тайно, опасаясь Наполеона I; 17 августа 1814 года, видя политический хаос в Европе, Пий VII смело обнародовал буллу “Sollicitude omnium ecclesiarum”, в которой восстанавливал орден во всех правах и привилегиях.

После буллы Климента XIV только два государства дали иезуитам позволение существовать официально: Пруссия и Россия. Прусский король Фридрих II, друг Вольтера и д’Аламбера, смотрел не очень благосклонно на последователей Лойолы и собирался выгнать их из своего государства; когда в 1772 году иезуиты стали просить позволения расселиться по всей Пруссии, Фридрих II ответил едкими насмешками и категорично отказал. Но при обнародовании буллы он вдруг признал их педагогические способности и дал им, к удивлению всей Европы, права гражданства. Честолюбивый провинциал Силезии, Троиль, возмечтал сделаться главою ордена и принудил провинциальную конгрегацию избрать его генерал-викарием после ареста Риччи в Риме. Конечно, такой мятеж в благоустроенной иезуитской монархии не мог быть терпим, и Троиль вскоре скончался, громогласно каясь в своей дерзкой выходке; но это не спасло силезской провинции ордену. Уже в 1776 году, удовлетворясь унижением римской курии, Фридрих II принялся бесцеремонно выгонять иезуитов, заявляя, что они плохие преподаватели, а в 1781 году силезская провинция прекратила официально свое существование, хотя, конечно, иезуиты существуют там и до настоящего времени.

В Россию иезуиты попали при совершенно других обстоятельствах. Овладев окончательно Польшею при Стефане Батории, они уже с тех пор стали стремиться в Московию, хотя крайне неудачно; иезуит Антоний Поссевин в качестве королевского посла вел богословские споры с Иваном IV, который одержал верх, благодаря сочинениям какого-то книжника Никиты; папский легат Рангони почти создал в России Смутное время, поддерживая Лжедимитрия I, но и тут пропаганда иезуитизма потерпела крушение. Первые Романовы также не впускали это “темное царство” в свое государство, и только при царевне Софии благодаря князю Василию Васильевичу Голицыну иезуиты устроились в Москве; однако указ императора Петра I от 18 апреля 1719 года заставил их покинуть Россию и прекратить свою пропаганду. Признавая вредное влияние ордена, преемники Петра I держались той же консервативной политики до 1772 года, когда состоялся первый раздел политически умиравшей Польши; под скипетром Екатерины II очутилась вся Белоруссия с католическим, униатским и полузадушенным православным населением. То, что казалось естественным и возможным при польских королях в этой издревле русской и православной области, сделалось невозможным при русской императрице, и Екатерина II деятельно принялась за религиозно-политическую реформу.

Весь присоединенный край был разделен на семь провинций, из которых четыре образовали Могилевскую губернию, а остальные три были присоединены к Псковской губернии. В этих семи провинциях процветали все католические духовные ордена, разрешенные папами в числе 23, но наибольшим значением пользовались иезуиты, создавшие пресловутую унию как переходный мостик для легчайшего совращения православных в католицизм. Еще до присоединения Белоруссии скончался 14 октября 1754 года могилевский епископ Иероним Волчанский, и католики хотели упразднить православную кафедру, но св. синод назначил 20 августа 1755 года епископом Георгия Конисского и этим спас “схизматиков” от окончательной гибели. С 1772 года дела, конечно, переменились, и Екатерина II сразу показала, что она не допустит вмешательства папы в ущерб своим самодержавным правам, хотя желала быть вполне веротерпимою. Униатский епископ Смогоржевский уехал в Варшаву и хотел оттуда управлять епархией, но правительство отказалось признавать его и велело избрать Ираклия Лисовского; с католическим епископом Массальским, жившим постоянно в Вильно, поступили точно так же, и на его место был избран могилевским епископом глубокообразованный Станислав Сестренцевич-Богуш. Все иноверное духовенство почувствовало над собою властную руку императрицы, и папы приходили в отчаяние, видя, что целый край эмансипируется от их произвола. В Литве и Белоруссии при польском владычестве числилось официально 1077 иезуитов; после раздела на долю России пришлось 32 “ученика”, 98 “духовных кандидатов” и 48 “исповедников”; у них было шесть коллегий: в Полоцке, Витебске, Динабурге, Орше, Мстиславле и Могилеве; кроме того, до десяти миссий и резиденций в других местах. Провинциал Казимир Соболевский имел постоянное местопребывание в Варшаве, откуда управлял Польшею, Литвою и Белоруссией, составлявшими одну иезуитскую провинцию; после обнародования буллы Климента XIV Соболевский скромно отрекся от власти и главою иезуитов в России сделался его вице-провинциал Станислав Черневич. Родом литвин, Черневич получил образование в Вильно и долгое время состоял польским делегатом при генерале Риччи в Риме, где и был допущен в шестой класс; возвратясь из Италии, Черневич поступил ректором полоцкой коллегии и совместно с этим сделался вице-провинциалом. Задача, выпавшая на долю его, была не из легких: он видел надвигающуюся на орден грозу и силою обстоятельств сделался подданным государства, крайне нерасположенного к иезуитам; талантливый литвин блестяще решил сложную задачу.

Черневичу нужно было поддержать во что бы то ни стало существование крайне потрясенного ордена, добиться официального признания самого права на его существование, доказать римскому первосвященнику все его бессилие перед “Товариществом Иисуса” и убедить католический мир в могуществе и несокрушимости общества Лойолы, – а для всего этого необходимо было одурачить властных людей России, начиная с дальновидной и самодержавной императрицы и кончая мелкой сошкою, окружавшею белорусского генерал-губернатора, графа Захара Григорьевича Чернышева. Поэтому первым делом Черневича было внушить правительству, что иезуиты самые вернопреданные подданные императрицы; пока католическое духовенство Белоруссии медлило присягать “схизматической” монархине, Черневич собрал всех иезуитов в своей столице, Полоцке, и торжественно привел их к присяге 24 ноября 1772 года, в день ангела Екатерины II, причем патер Катебринг произнес блестящее похвальное слово русской императрице. Такой всенародный поступок богатого и влиятельного ордена произвел сильное впечатление на католиков, и к Новому году все белорусское духовенство было приведено к присяге. Затем Черневич с Катебрингом и ректором полоцкой коллегии, Ленкевичем, приехали в Петербург присягать не только за свою провинцию, но и за заграничных иезуитов; политический намек на иезуитов Польши и Литвы понравился Екатерине II, граф Чернышев был очарован и вскоре подпал влиянию умного и энергичного Черневича.

Существование ордена было обеспечено вполне своевременно, потому что 23 июля 1773 года грянула булла об уничтожении ордена. Епископ Сестренцевич повез ее в Петербург, но Черневич приехал раньше него, побывал у Чернышева, и в результате явилось распоряжение императрицы, не допускающее обнародования буллы. Папские нунции в Варшаве, Гарампи и Аркетти, поддерживаемые из Рима, напрягали все силы заодно с Сестренцевичем, чтобы сломить явных ослушников папской воли, но все их усилия разбились о стойкость и энергию изворотливого провинциала. Устроив арест священника, подосланного в Полоцк из Варшавы нунцием Аркетти, Черневич воспользовался приездом генерал-губернатора и стал официально хлопотать об устройстве новициата для приема “послушников”. В Риме всполошились, и конгрегация “de propagandae fidae” решилась в начале 1777 года на крайнюю меру, предоставив Сестренцевичу, заклятому врагу иезуитов, звание апостолического делегата над всеми католическими орденами в России в расчете, что он сумеет тогда прекратить существование “Товарищества Иисуса”. Между тем изворотливый Черневич заручился содействием возвышающегося Григория Александровича Потемкина и устроил так, что императрица прямо приказала Сестренцевичу открыть новициат в Полоцке; злосчастный епископ вынужден был 30 июня 1779 года подписать окружное послание в пользу иезуитов, а 2 февраля 1780 года состоялось самое открытие новициата при торжественной обстановке, и в Полоцк нахлынули “послушники” из Польши, Германии, Австрии, Италии и даже Америки; выбирались, конечно, самые богатые и знатные, причем Черневич ставил обязательным условием изучение русского языка.

Добившись одного, иезуиты задумали восстановить должность генерала ордена. Снова начался ряд интриг: Екатерину II, проезжавшую через Полоцк, приняли утонченной лестью и роскошью, окончательно овладели Потемкиным, который действовал заодно с Чернышевым, и связали руки Сестренцевичу, выхлопотав ему звание могилевского архиепископа, но приставив ему коадъютором иезуита Бениславского. Архиепископия дана была в январе 1782 года, а уже 17 октября Черневич был избран генералом ордена иезуитов, первого же марта 1783 года Бениславский явился в Рим в качестве русского посланника. Для ответного посольства был избран бывший нунций Аркетти, злейший враг иезуитов; он явился через Тульчин, осыпал укоризнами Сестренцевича и принялся беспощадно бранить всех последователей Лойолы, однако в Петербурге и ему пришлось смириться под давлением Потемкина и Безбородко; кроме того, ему обещали выхлопотать кардинальскую шляпу, и сбитый с толку посол передал 18 октября архиепископский паллиум Сестренцевичу, а Бениславского посвятил в епископа гадаринского. За такую покорность Аркетти получил 14 июля 1784 года наперстный крест стоимостью в 10 тысяч руб. и драгоценные меха в подарок от Екатерины П. Волей-неволей, сознавая свое бессилие, римская курия должна была оставить в покое иезуитов, ставших твердой ногой в России.

Со смертью Черневича в июне 1785 года окончился первый, подготовительный период пребывания иезуитов в России. Им нужно было найти место, где они могли бы сплотиться против ватиканских громов, и благодаря Черневичу задача была выполнена блестяще; умирая, он оставил орден сильным и богатым: официально существовали 6 коллегий, 2 новициата, 10 миссий, разного имущества на 3 миллиона руб. с лишком и 14 тысяч крепостных крестьян, освобожденных от казенных налогов. Преемник Черневича, Габриэль Ленкевич, спокойно и уверенно перешел в наступление, следуя традиционному завету Лойолы стремиться ко всемирной монархии. Началась серьезная пропаганда среди униатов и евреев, привлечен в союз орден базилиан, и иезуиты ретиво принялись совращать православных в католичество; первым был совращен граф Чернышев, выстроивший в своем имении Чашниках католическую церковь. Явился венский уроженец Габриэль Грубер с изумительно разносторонним образованием, и пропаганда перебралась незаметно в Петербург, где иезуиты овладели церковью св. Екатерины на Невском проспекте, втерлись в доверие императора Павла I и его супруги, императрицы Марии Федоровны, переполнили собой ряды мальтийских рыцарей, а в то же время иезуит Зенович изготовлял русские фальшивые ассигнации, Шуазель-Гуффье грабил казну, а д’Огард и Чацкий воровали лучшие книги в императорской публичной библиотеке, пользуясь своим официальным положением. Совращая русских аристократов и богачей, иезуиты рассыпались по всей России, не обращая внимания на закон, ограничивающий их пребывание одной Белоруссией; следы их темной деятельности отразились в обеих столицах, на Кавказе, в Сибири, в Новороссии, Поволжье и Лифляндии; в благодарность за поддержку России в тяжелую для них минуту иезуиты по-своему выразили признательность: они перевоспитали в антигосударственном духе Белоруссию, Литву и Польшу.

Когда началась французская революция, в европейском обществе повеяло реакцией против свободомыслия и либерализма; иезуиты воспользовались умело новыми веяниями, и их влияние возросло. Несколько иезуитов основали в бельгийском городе Лувене “Общество св. Сердца” и, спасаясь от французов, перешли в Лейтерсгофен, возле Аугсбурга, где открыто заявили свою солидарность с белорусскими иезуитами, а затем совершенно слились с ними при генерале Бржозовском. Пармский герцог Фердинанд Бурбон, напуганный революцией, попросил у Ленкевича 23 июля 1793 года помощи, и ему дали Паниццони с несколькими сочленами; Паниццони выгнал из герцогства паканаристов, выдававших себя за иезуитов, овладел воспитанием юношества, основав пять коллегий, и сделался всемогущим. Какой-то образованный москвич, возмущенный наглостью иезуитов, издал брошюру, в которой метко очертил всю их деятельность в прошлом и настоящем; оскорбленный Грубер добился полного изъятия этой брошюры из обращения. Преемник его, Тадеуш Бржозовский, стал хлопотать о предоставлении государственных прав кончающим курс в иезуитских коллегиях и достиг того, что 10 июня 1812 года полоцкая коллегия была торжественно переименована в академию, а через два года Пий VII вернул иезуитам все их права и привилегии.

Император Павел I скончался 11 марта 1801 года, и на престол вступил его сын, Александр Павлович, воспитанный Лагарпом и Самборским в религиозном индифферентизме, но с наклонностью к мистицизму. Понятно, что с гуманными воззрениями, заимствованными у Локка и Руссо, не могло связываться покровительство “Товариществу Иисуса”, и, действительно, император Александр I никогда не был расположен к ним, но терпел их до поры до времени, тем более что характер императора всегда выражал нерешительность, неуверенность в себе и мнительность. Ректор петербургской коллегии, Грубер, хотел воспользоваться переменою монарха и заговорил грубо и дерзко; в ответ на его письмо последовало высочайшее повеление об освобождении митрополита Сестренцевича от полицейского надзора, под который он попал благодаря иезуитам, потеряв все должности и звания; затем благодаря настойчивости генерал-прокурора Беклешова митрополит был восстановлен во всех своих правах. Груберу приходилось вести тяжелую борьбу также за обладание церковью Екатерины, в чем ему немало помогал купец Пирлинг, отец нынешнего старшины русских иезуитов в Париже. Кончилась на первых порах эта борьба тем, что в России было обнародовано бреве папы о восстановлении ордена, хотя в самой Италии Пий VII не решался обнародовать об этом буллы.

Умер генерал Каре, и благодаря содействию князя Кочубея Грубер был избран генералом 10 октября 1802 года, почти без ведома Сестренцевича. Вскоре он перенес свое местопребывание из Полоцка в Петербург и здесь открыл аристократический пансион аббата Николя, с платой по 1500 руб. с каждого воспитанника; в пансионе очутились князья Юсуповы, Голицыны, Орловы, Гагарины, Меншиковы, Волконские, сын принца вюртембергского, Нарышкины, Бенкендорфы, Полторацкие, Плещеевы, Дмитриевы и другие. Но этот пансион был замаскировано иезуитский, а потому Грубер открыл и явно иезуитский, куда поступили Толстые, Голицыны, Гагарины, Кутузовы, Строгановы, Растопчины, Шуваловы, Вяземские, Северины, Одоевские, Пушкины, Глинки, Рюмины, Новосильцевы и Каменские. После того началась вербовка членов за границею, и все, что было иезуитски умного в Европе, все хлынуло в Россию. Сначала соблюдались церемонии и вежливые обходы законов, но потом перестали заботиться об этом: не принимали русского подданства, являлись с фальшивыми паспортами, занимали должности священников, не имея на то никакого права, и т. д. Грубер случайно сгорел в пожаре, но Бржозовский продолжал деятельно пропаганду окатоличивания России, поддерживая усердно снова рассыпавшихся по Европе иезуитов.

Чаша терпения императора Александра I переполнилась, и 20 декабря 1815 года последовал указ сенату об изгнании иезуитов из пределов России. Ввиду упорства сильно присосавшихся членов “темного царства” этот указ пришлось повторить в 1817 году; но только благодаря энергии министра духовных дел и народного просвещения, князя Голицына, доклад которого был высочайше утвержден 13 марта 1820 года, удалось официально очистить Россию от иезуитов. С этого момента начинается третий период их деятельности в русских пределах, период тайной пропаганды. Из Галиции, из Вены, из Парижа и других мест иезуиты стали вторгаться в Россию под всевозможными видами, с поддельными паспортами, вмешиваясь везде и во все; они до настоящего времени рассеяны по всему нашему отечеству под различными именами и узнают друг друга по условному сгибанию пальцев правой руки. В 60-х годах была обнаружена их пропаганда, направленная из Норвегии к совращению поморов в католичество; обстоятельство это вызвало появление ответных писем Ю. Ф. Самарина иезуиту из русских, Мартынову, в которых мастерски были очерчены последователи Лойолы. История с католическим священником, выпущенным в 1882 году из тюрьмы в Авлонах, после многолетнего заключения снова обратила внимание на иезуитов. Наконец длинный ряд чисто русских имен в списке иезуитов, остановившемся на Рюриковиче, потомке рязанских князей, принявшем в марте 1890 года католичество, постоянно напоминает нам, что Россия не скоро еще избавится от служителей “черного папы”, пользующегося каждым случаем, чтобы попытаться вернуть свое прежнее значение в России.

Биография (http://www.agnuz.info/tl_files/library/books/sikari_portreti/page07.htm)

В 1555 году все профессора Барселонского университета написали Игнатию Лойоле, уже знаменитому основателю "Общества Иисуса", следующее письмо:

"Достопочтенный Отец, когда мы изучаем твои произведения и сравниваем их с произведениями древности, ты предстаешь перед нами поистине благословенным, ибо Христос избрал тебя (...), чтобы ты послужил прочной опорой старым церковным зданиям, грозящим рухнуть из-за своей ветхости и по нерадивости архитекторов, и возвел новые здания.

Именно таковы были в прежние времена деяния Антония и Василия, Бенедикта, Бернарда, Франциска, и Доминика, и многих других прославленных мужей, коих мы почитаем как святых и чьи имена упоминаем с почестями. Наступит время - мы надеемся и желаем этого,- когда и твое имя будет так же почитаться за твои великие дела, и память о тебе будет священна во всем мире".

В это время Игнатию было шестьдесят четыре года, и он умер год спустя.

Именно здесь, в Барселонском университете, в возрасте тридцати трех лет он снова сел на школьную скамью, которую покинул подростком.

Самым трудным для него, снова взявшегося за учебник латинской грамматики, был даже не возраст, слишком уже зрелый для подобного рода учения, но то обстоятельство, что ум его был полностью поглощен мыслью о Боге.

Принимая столь трудное и непреклонное решение, Игнатий руководствовался лишь одним побуждением, о котором очень просто говорит в своей "Автобиографии": "Паломник размышлял, что ему делать. И в конце концов принял решение некоторое время посвятить учебе, чтобы помочь душам". "Паломник" - так называл он себя с того дня, когда Господь привлек его к Себе.

От этого мужественного решения - в 33 года снова взяться, как мальчик, за учебу - зависело (такова тайна христианской истории) само будущее католицизма: вся та огромная "миссионерская" сеть коллегий, школ и университетов, та гуманитарная, научная и богословская работа, благодаря которой иезуиты сумели добиться подъема в Церкви после протестантского кризиса и проповедовать Евангелие "до крайних пределов земных", которые тогда впервые предстали во всей своей немыслимой отдаленности.

Жизнь Игнатия до тридцати лет - это жизнь обычного испанского дворянина. Он родился в Лойоле, в стране басков, в 1491 году. В шестнадцать лет его отправили к знатному родственнику, жившему в окрестностях Авилы и занимавшему видное положение при дворе католических королей. Так он стал "блестящим и изысканным юношей, любящим роскошные наряды".

Сам Игнатий, вспоминая некоторые эпизоды своей жизни, начинает так: "До двадцати шести лет он был человеком, предавшимся тщеславию света. Наибольшее наслаждение доставляло ему владение оружием, сопровождавшееся великим и суетным желанием снискать себе славу" ("Автобиография", 1).

В двадцать пять лет он перешел на службу к вице-королю Наварры, это произошло именно тогда, когда французский король Франциск I, собирался напасть на это королевство. Войска осадили Памплону. Мнения защитников города разделись: многие готовы были сдаться, так что посланное подкрепление отказалось войти в крепость, которую должно было защищать. Но Иниго (таково имя, данное ему при крещении) отказался отступить, сочтя это позором. Встав во главе небольшого отряда, он сумел проникнуть в крепость и забаррикадировался там.

Французы заняли город, затем пошли на приступ замка. Все хотели сдаться, но Иниго настоял на том, чтобы оказать сопротивление, и всех "увлекли его мужество и бесстрашие".

Французы бомбардировали крепость шесть часов, затем перешли к рукопашному штурму. Снаряд попал в Иниго и раздробил ему ноги; как только герой упал, сопротивление было сломлено. Но Иниго были оказаны военные почести, и он был препровожден в свой замок. Рана была столь тяжела и лечение поначалу столь неудачным, что герой оказался при смерти, и над ним даже было совершено таинство Елеосвящения. Игнатий рассказывал, что его кости "потому ли, что их плохо вправили в первый раз, или потому, что они сместились в пути, не давали ране зарубцеваться. И тогда мучения начались сначала. Но больной, как во время предыдущих мучений, так и во время всех, что ему еще предстояло перенести, не сказал ни слова и никак не выказал своих страданий, разве что с силой сжимая кулаки" ("Автобиография", 2).

Вопреки всем ожиданиям, он выздоровел; но кость была искривлена, и осталась сильная хромота. Игнатий хотел ездить верхом, хотел опять носить свои "весьма изящные и элегантные сапоги". Хотя у него уже срослись кости, он решил сделать новую операцию. Обратимся еще раз к его собственному рассказу: "Он никак не мог успокоиться, потому что хотел продолжать вести светскую жизнь, считал себя изуродованным. Он спросил у врачей, можно ли все разрезать заново. Те ответили, что, конечно, разрезать можно, но что боли будут ужаснее уже перенесенных, так как кость выздоровела и операция продлится долго. Несмотря на это, он решил подвергнуть себя этому мучению, из-за собственной прихоти. Старший брат сильно беспокоился и говорил, что ему не вынести такой боли. Раненый однако перенес ее с присущей ему силой духа. Ему разрезали плоть и распилили кривую кость, затем применили различные средства, чтобы нога не была такой короткой: были использованы мази и приборы, которые держали ногу в вытянутом положении. Настоящее мучение. Но Господь Наш постепенно вернул ему здоровье". ("Автобиография", 4-5)

Мы так подробно - как это сделал и сам Игнатий - остановились на этом рассказе, потому что в нем как нельзя лучше проявляется его характер: невероятная сила духа - и поставлена на службу столь непрочным ценностям!

В действительности, за этим стояло не одно только тщеславие: в душе Иниго крылась все объяснявшая тайна, и по сей день раскрытая не до конца. Он сам рассказывал, что в период выздоровления его посетила мысль, которая "так овладела его сердцем, что он погрузился в мечты на три или четыре часа подряд и даже не заметил этого. Он воображал себе героические дела, которые хотел бы совершить в честь одной синьоры, способ, которым приедет в страну, где она живет, слова, которые скажет, военные подвиги, которые совершит в ее честь. Он был настолько погружен в подобные планы, что даже не замечал, насколько неосуществимы они были, потому что эта дама была не из обычного дворянского рода: она не была ни графиней, ни герцогиней, но значительно более высокого ранга" ("Автобиография", 6).

Можно предположить, что речь идет о несчастной принцессе Каталине, сестре Карла V, ставшей впоследствии супругой Жуана III, короля Португалии.

Как раз тогда, когда выздоровление вынуждало Игнатия к неподвижности, Господь наш Иисус решил овладеть его сердцем и направить во благо Своей Церкви всю его энергию и силу самозабвения.

С юных лет Иниго страстно любил рыцарские романы. Он попросил принести несколько подобных книг, чтобы скоротать время, но в замке Лойола их не нашлось: ему принесли "Жизнь Христа" Лудольфа Саксонского и чудесную "Золотую легенду" (Flos Sanctorum) Якопо Ворагинского

Первое открытие, которое сделал для себя больной, заключалось в том, что существует иной мир - мир св. Франциска, св. Доминика и многих других святых, в котором также любят, сражаются, страдают и обретают славу, но во имя иного Господина и иной Любви. И этот "новый мир" заявлял о себе все настойчивее и серьезнее, и его мучил вопрос: "А мог бы я совершить то, что совершили св. Франциск, и св. Доминик?"

В Автобиографии отмечено: "Все его рассуждения сводились к следующему: св. Доминик совершил это, значит, и я должен совершить; св. Франциск совершил то, значит, и я должен совершить".

Но затем мысли и чувства прежних лет вновь овладевали им.

Тем не менее Игнатий, умевший, к счастью, наблюдать за своей внутренней жизнью, подметил некое подобие "закона", который управляет жизнью духа. Он заметил, что размышления о Боге и святых сначала бывают утомительными, но затем исполняют его радостью. И наоборот, размышления о светских героических подвигах и о рыцарских страстях, сначала возбуждают в нем радость и удовольствие, но в конце концов оставляют на душе лишь грусть и беспокойство.

Сам того не ведая, Иниго погрузился во внутренний мир души, начал то рискованное путешествие в ее глубины, в котором он так преуспел впоследствии. И он решил осуществить свое новое призвание: как только он выздоровел, он стал "паломником", решившим дойти до колыбели христианства - Святой Земли.

Первым этапом было аббатство в Монсеррате, где он написал текст своей общей исповеди: на это ушло три дня.

Вечером 24 марта 1533 года, в канун Благовещения, "в совершенной тайне он отправился к одному бедняку, и, сняв с себя одежды, подарил их ему, и надел тунику из очень грубой мешковины"; потом он начал перед алтарем Мадонны свою "ночную стражу": целую ночь он провел в молитве, все время стоя или опустившись на колени, чтобы стать рыцарем Господа и Святой Девы.

Затем Игнатий отправился в Манрезу - город, который он впоследствии называл "своей первой церковью". Здесь ему было ниспослано пять видений, сформировавших его как христианина.

Это важный момент. До обращения Иниго казался себе в общем добрым христианином, несмотря на все свои слабости, и был даже горд своей верой. Но только после обращения он действительно становится христианином: свет Откровения охватывает его и воцаряется в его сердце и уме; притязания и новизна христианского будущего увлекают его и подчиняют себе все его помыслы.

Мы говорим о "видениях", но Игнатий будет всегда настаивать на том, что речь идет не об образах или четко очерченных формах (даже когда он видит Христа или Марию), но скорее о внутренних озарениях. Его формулировка такова: "увидел внутренним взором".

Первое "видение" касалось Троицы: живая, жгучая тайна трех Божественных Лиц проникла в него с такой силой и так сокрушила его сердце, что он долго плакал, и впоследствии это часто будет с ним случаться.

Второе "видение" касалось сотворения мира: "его уму предстало то, каким образом Бог создал мир".

Третье "видение" касалось "Господа нашего, учреждавшего Таинство алтаря".

Четвертое "видение" касалось "человечества Христа и Лика Марии".

Пятое "видение" касалось значения всего существования и было столь значительным, что, как пишет Игнатий, "если сложить все, что он с Божьей помощью выучил за свои полные шестьдесят лет, то и тогда получится, что в тот единственный раз ему открылось больше".

Это видение явилось ему на берегу реки Кардонер. Обратимся все к той же "Автобиографии": "И так он шел, погруженный в свои молитвы, и присел на минуту, обратив лицо к воде, протекающей внизу, и так он сидел, и начали открываться его умственные очи. Не то чтобы имел он видение, но он понял и познал многие вещи из жизни духовной, касающиеся веры и Писания с такой ясностью, что они предстали ему в совершенно новом свете". Человеку, пользовавшемуся его доверием, Игнатий сказал, что тогда ему показалось, "будто он иной человек и его ум отличен от того, каким был раньше".

Троица, сотворение мира, Евхаристия, человеческая природа Христа и Марии, совокупное значение всего этого (сегодня мы бы сказали "новая культура") - вот догматические и духовные основания, на которых Игнатий смог начать свое строительство.

Наметим попутно тему, заслуживающую более развернутого и углубленного изложения: это как раз те основные положения, в которых запуталась теологическая мысль Лютера. Протестантский реформатор был так озабочен проблемой "собственного спасения" (индивидуального спасения верующего), что свел все христианство исключительно к встрече лицом к лицу человека и Бога - встрече, которая происходит, можно так сказать, во Христе (и поэтому Лютер говорил об "одной только вере"), но Лютера так тревожила забота "о себе", что от ускользнула "полнота" Божественного дара. Он возлюбил Христа, но не "все, что от Христа": живой мир, горячий, полный любви к Богу (троическая жизнь Отца, Сына и Святого Духа) почти что ускользнул от него; живой мир, полный любви к Христу (Его Церковь, полная благодати и даров, несмотря на все ее слабости) также ускользнул от него.

Игнатий же даст "миру Божьему" поглотить себя и станет святым Троицы (в своем "Дневнике" он даже отметил, что из-за обилия слез, сопровождавших каждый день его молитву, его беседы с тремя Божественными Лицами, он стал опасаться потерять зрение).

Точно так же Игнатий даст поглотить себя миру Иисуса, так что станет "святым Церкви" - святой, прекрасной, хорошо организованной и активной - той , в которой каждый должен уметь пролить живую кровь своей готовности к служению.

Но вернемся к первым шагам.

Первоначальным его планом было отправиться в Святую Землю и остаться там навсегда. И он действительно туда отправился, но решение остаться там оказалось неосуществимым (ему пришлось вернуться под угрозой отлучения от Церкви); но из своего паломничества Игнатий вынес самое главное. Он отправился туда, чтобы вдохнуть того же воздуха, которым дышал когда-то Христос, увидеть те же места, те же города, пройти по тем же тропам. Он размышлял, восстанавливая в глубине своей души картину природы, звуки, запахи - все необходимое для того, чтобы ни на минуту не померкла реальность Воплощения. По возвращении он даже научился говорить так, как по его мнению, говорил Христос (например, обращался к людям на "вы"!). На этом опыте "погружения" в живую атмосферу воплощенного Христа он основал свою педагогику: к тайне Христа следует подходить, "как если бы мы сами присутствовали и участвовали во всей без исключения его тайне".

Итальянский автор Папини был прав, когда писал: "Благодаря Игнатию христиане вновь смогли вблизи увидеть, услышать, почти что потрогать и почувствовать дыхание Христа, Сына Бога Истинного; его метод переносит нас назад сквозь все прошедшие века и делает всех послушных христиан современниками Пилата и св. Иоанна Крестителя".

Поскольку он не мог больше задерживаться на земле Христовой, у него оставался единственный выход: быть послушным Слову, которым Христос послал учеников своих в мир. Игнатий захотел навсегда остаться с Христом, именно "согласившись на выполнение миссии", в соответствии с евангельским обетованием: "Идите по всему миру... Я пребуду с вами". Поэтому он вернулся назад и решил подготовиться к "миссии", сделав все, что только может для этого потребоваться.

Несмотря на свой возраст, он поступил в университет в Алькала, затем в Саламанке и в Париже, и повсюду объединял вокруг себя товарищей и учил их по своему методу "упражняться": сначала полностью погрузиться в глубины собственного духа, затем целиком отдавать себя Христу и приобретать полную готовность к любого рода миссии. Он носил с собой составленную им самим книжицу, которую дополнял и систематизировал по мере того, как шли годы и возрастал его опыт: "Духовные упражнения" - упражнения, которые направляют человека, дабы он смог победить самого себя и упорядочить свою жизнь...

Месяц размышлений и внутренней работы: четыре недели на то, чтобы под руководством наставника суметь поставить перед собой достойную цель, чтобы принять решение о своей "вербовке" в качестве солдат Христа, великого и живого Царя (Игнатий никогда не забывает Его происхождения и назначения!), чтобы подчинить себя Господу нашему Иисусу, тайнам Его жизни, Его чувствам. Игнатий сам направлял своих друзей, одного за другим, в этой трудной и увлекательной работе "Упражнений", обновлявшей их, делавшей совершенно иными людьми.

Он несколько раз представал перед судом Инквизиции, так как осмеливался учить духовным вещам, не имея образования и не будучи священником. Но его ни в чем не смогли упрекнуть.

В Саламанке, когда он оказался в застенках Инквизиции и некая синьора пожалела его, он ответил со смиренной уверенностью и гордостью: "Во всей Саламанке не найдется такого количества оков и цепей, которого я пожелал бы из любви к Господу".

Но при этом Игнатий настаивал на своей правоте: "Мы не проповедуем, но лишь доверительно разговариваем с людьми о божественных вещах, как мы это делаем после трапезы с теми, кто нас приглашает".

В Париже ему удалось собрать небольшую постоянную группу "друзей Господа", состоявшую из особенно достойных молодых людей. Самым трудным было завоевать Франциска Ксаверия, которого Игнатий "преследовал" очень долго, повторяя ему слова из Евангелия: "Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" В университетских кругах ему предъявили обвинение в совращении студентов.

В 1537 году Игнатий и его первые последователи были наконец рукоположены и вскоре приняли имя "членов Общества Иисуса". Окончательное значение этого имени стало ясным, однако, только из видения, которое было ниспослано Игнатию позже, во время его путешествия в Рим.

Он решил, что в течение целого года после рукоположения не будет служить мессу, чтобы достойно подготовиться к ее служению, и эта подготовка состояла в непрестанной молитве, в которой он просил у Святой Девы "соблаговолить поручить его Своему Сыну". И вот, достигнув часовни в местечке, именуемом "Ла Сторта", неподалеку от Изола Фарнезе, "во время молитвы он почувствовал такую перемену в своей душе и так ясно увидел, что Господь Отец поручил его Сыну Своему Христу, что он не посмел сомневаться в том, что Бог Отец поручил его Своему Сыну".

Мы должны понять эту особую "мистику Игнатия". В другом пересказе этого же эпизода Игнатий уточнил, что Бог Отец "поручил его Христу" и затем сказал: "Хочу, чтобы ты служил Нам".

"Служить" было для Игнатия великим словом: Христос - это Царь, пришедший в наш презренный мир, чтобы завоевать и обогатить его, чтобы вернуть его Богу и Творцу; но его дело еще не завершено: Ему нужны верные друзья и благородные помощники.

И Игнатий открыл новый способ посвящать себя Богу: членов своего Общества он освободил от длительных совместных молитв, покаяния и монастырских обычаев, хотя и относился к ним с уважением - оставил лишь одно: безоговорочное послушание как готовность отправиться в любое место и действовать так, как того требует Слава Христова. Perinde ac cadaver - как труп в руках того, кто для тебя представляет Христа и указывает тебе Его волю. Жесткая и коробящая формула, если не понимать, что она означает полностью отдаться "как бездыханное тело" самой горячей, благородной, деятельной любви.

В Риме новые члены "Общества Иисуса" начали с того, что выступили против некоего знаменитого августинца, в дни Великого поста проповедовавшего с кафедры лютеранское учение. За это их тотчас же обвинили в ереси и отдали под суд: из суда они вышли со славой святых. Только по окончании этого процесса они предстали перед Папой, отдав себя в полное его распоряжение, в соответствии с данным ими обетом. И этот выбор тоже был совершен с железной последовательностью: если Игнатий не мог находиться там, где Христос жил на земле, он должен был находиться там, где был его Наместник, с той же преданностью, с тем же послушанием, с той же готовностью к служению, с той же любовью.

Первую мессу Игнатий отслужил в Рождественскую ночь 1538 года в Санта-Мария-Мадджоре, в часовне, посвященной Рождеству Христову: так он воссоединялся, мистически и вместе с тем реально, с тем "истоком", подле которого хотел остаться навеки.

С тех пор история Игнатия становится историей "Общества Иисуса".

Он больше никогда не покинет Рима, и оттуда - из самого сердца христианства, где физически и духовно ощущается близость к Наместнику Христа,- его сыновья отправятся на завоевание мира, в то время как святой будет направлять их своей сильной и нежной властью.

Игнатий был прирожденным организатором: апостольское служение осуществлялась с помощью системы "дел" и "братств", в зависимости от различных надобностей, на которые он решал употребить своих сыновей и братьев. Отбор их был суров: на основе принципа, согласно которому, "кто не хорош для мира, не хорош и для Общества", а "для Общества хорош лишь тот, кто умеет жить и заставить ценить себя и в миру". Они должны были быть на передовой, должны были отвоевать потерянные (в протестантской Европе) позиции и завоевать еще не завоеванные на огромных миссионерских просторах: в Индии, Конго, Эфиопии, Японии.

И здесь со всею силой заявляет о себе имя св. Франциске Ксаверия, который в Игнатии нашел "своего истинного и единственного отца в сердце Христовом".

В 1540 году Игнатий, больной, не покидающий постели, призвав к себе Франциска, сказал ему, что король Португалии просил четырех членов Общества для своих владений в Индии. Игнатий обещал послать двух братьев, но один из назначенных не смог поехать из-за болезни. "Прекрасно, я готов!" - ответил Франциск. Так началось его легендарное путешествие в миссионерские земли, продлившееся 11 лет. Мы рассказываем здесь не просто о его удивительной судьбе (говорят, что когда восточный флот прибывал в Лиссабонский порт, королю так давали отчет о положении в дальних странах: "В Индии царит мир, потому что там находится отец Франциск"), но о том, как в ней отразилась существенная сторона созданного Игнатием ордена.

Речь идет о страсти, с которой Франциск Ксаверий переживал свою принадлежность к Обществу. Будучи совершенно одиноким в самых дальних пределах, он чувствовал себя связанным со своими братьями больше, чем с кровной семьей: "То что мы творим здесь,- писал он в своих письмах,- это наше с вами общее деяние". Он хотел знать об Обществе все и просил, чтобы ему посылали из Европы "такие длинные письма, чтобы на их чтение уходило по неделе", и сам писал не переставая.

"Когда я начинаю говорить об Обществе, я не могу остановиться, не знаю, как закончить мое письмо.., но надо завершать, вопреки моему желанию, потому что корабли отплывают. И я не нахожу способа закончить лучше, чем поклявшись всем членам Общества, что никогда не забуду его, а если забуду, то пусть у меня отсохнет правая рука!".

"Общество Иисуса - Общество Любви" - такое прекрасное определение давал он ордену, и не боялся показаться сентиментальным, рассказывая: "Сообщаю вам, возлюбленные братья, что из писем, которые вы мне написали, я вырезал ваши имена, написанные собственною рукой вашей, и вместе с моим исповеданием веры всегда ношу их с собой, ибо они приносят мне утешение". И действительно, все это он носил в ладанке на груди.

Так же, с невыразимой верой и страстью, он воспринимал и "общество" самого Игнатия.

Вот как он завершает письмо к Игнатию: "Заканчивая, молю ваше святое милосердие, достопочтенный отец души моей, пока пишу вам, стоя на коленях, как если бы вы сейчас были передо мной, поручить меня заботам Господа Бога нашего.., чтобы он даровал мне в этой жизни благодать познания Его Священнейшей Воли и силы верно выполнить ее. Аминь. Ту же молитву обращаю и ко всем членам Общества. Ваш ничтожный и бесполезный сын, Франциск" .

Нежность "отца" была не меньшей; "Целиком твой, никогда не могущий забыть тебя Игнатий," - так писал он ему.

И Франциск : "Со слезами на глазах читал я эти слова и со слезами на глазах переписываю их, вспоминая о прошлых временах и о великой любви, которую вы всегда питали и питаете ко мне... Вы пишете мне о великом вашем желании видеть меня до окончания этой жизни. Бог свидетель, какое волнение вызвали в душе моей эти слова..."

Это не красивые и пустые слова охваченного ностальгией сентиментального человека -- это сильная и непобедимая привязанность верующего, который во имя Христа достиг таких мест, где до него никто еще не бывал и где над ним постоянно висела угроза мучений и смерти.

Быть может, лучше всего единение учителя и ученика в их общей страсти к общему послушанию выражено в таких словах Франциска: "Страшнее смерти жить, оставив Христа, если уже познал его, жить, следуя своим собственным мнениям и склонностям... Нет в мире муки, подобной этой".

Но вернемся к Игнатию, которого канонизируют в тот же день, что и его возлюбленного сына. Страсть к миссионерству соединялась в нем с необычайно сильной страстью к воспитанию. Поэтому он пожелал, чтобы его сыновья стали воспитателями новых поколений христиан и не только при дворах королей и знати, при самых знаменитых университетах, но и в самых малых деревнях. Один из самых известных воспитателей братства, Хуан Бонифаций, будучи еще совсем молодым человеком, в середине XVI века преподавал гуманитарные науки в Медина дель Кампо.

Он обычно говорил, что "учить детей значит обновлять мир" и не ведал, насколько он был прав: среди детей в его школе был маленький Хуан де Иепес, будущий великий мистик св. Иоанн Креста.

Первые иезуитские коллегии в Италии были основаны в Падуе в 1542, в Болонье в 1546 и в Мессине в 1548 году. Вспомним, в частности, весьма престижную и влиятельную "Римскую коллегию", открытую в 1551 году: "Бесплатная школа грамматики, гуманитарных наук и христианской доктрины",-- такую сразу располагающую к Обществу надпись можно было прочитать на табличке, установленной на первом здании, арендованном для этого учебного заведения. Всего пять лет спустя эта коллегия будет признана Университетом (современный "Григорианский").

До смерти Игнатия, то есть меньше чем за десять лет, помимо обычных домов, где жили и обучались члены ордена, Общество откроет 21 коллегию в Италии, 18 в Испании, 4 в Португалии, 2 во Франции, 5 в Германии, 5 в Индии, 3 в Бразилии, 1 в Японии. И весь орден будет насчитывать уже 11 религиозных провинций, объединяющих около тысячи членов.

Когда же заботы - прежде всего финансовые - слишком докучали, Игнатий говорил: "По сравнению с сокровищем надежд, которое находится в наших руках, все незначительно. Бог дарует их нам, и Он не обманет".

Между тем основатель жил в Риме, в центре христианского мира, и желал, чтобы этот город стал "примером, а не позором мира". Он направлял жизнь своего "Общества" одним единственным девизом, в котором кратко выразились все его духовные устремления: "К вящей Славе Божией", то есть стремиться всегда и всеми способами увеличивать Славу Божию. Служить Богу, служить Церкви и достигать в этой абсолютной преданности вершин созерцания. Быть подобным величайшим мистикам, но послушно предавать себя Христу, и в частности его церкви. Для него была отчеканена новая формула: "in actione contemplativus" - созерцательный в действии.

Его знаменитые "Правила" о чувствах в Церкви вызывают возмущение у всех благонамеренных, потому что понять их может только тот, кто находится во власти великих страстей и великой веры. Игнатий писал: "Чтобы не ошибиться, мы всегда должны помнить, что то что мы видим белым, является черным, если так говорит Церковь. Потому что мы полагаем, что тот дух, который руководит нами и поддерживает нас ради спасения душ наших, является одним и тем же во Христе, Господе нашем, являющемся Супругом, и в Церкви - Его Супруге. Действительно, наша Святая Матерь Церковь направляема и руководима тем же Духом и Господином Нашим, который продиктовал десять Заповедей" (Об истинном критерии воинствующей церкви, XIII правило).

"Восхвалять, а не критиковать. Строить, а не разрушать" - это был его девиз, особенно в отношении Церкви.

На заре 31 июля 1556 года по Риму быстро пронесся слух: "Святой умер!" Случилось то, чего Игнатий ожидал вот уже пять лет с тех пор, как тяжело заболел. "Тогда, записал он в Автобиографии, думая о смерти, он испытывал такую радость и такое великое духовное утешение оттого, что вот-вот умрет, что разражался слезами. Это состояние стало для него непрерывным, так что он даже много раз пытался не думать о смерти, чтобы не испытывать такого чувства утешения".

Вот один из самых удачных его портретов, он принадлежит перу некоего падуанца, описавшего его следующим образом: "Испанец, небольшого роста, прихрамывающий, с веселыми глазами".

Святые - даже величайшие из них - проходят через наш мир просто и непринужденно. Но, следуя за ними, мы встречаемся с Богом.

Биография (ru.wikipedia.org)

Родился около 1491 года[1] в замке Лойола в баскской провинции Гипускоа. При крещении получил имя Иниго (баск. Inigo). После обращения принял имя Игнатий (исп. Ignacio), избрав себе небесным покровителем святого Игнатия Антиохийского. Возможно, послужил прообразом Дон Кихота в одноименном романе Мигеля де Сервантеса. День памяти 31 июля.

Ранние годы (1491(?)-1521)

Происходил из древнего испанского рода. По недокументированным данным, был младшим из 13 детей[1]. В 14 лет Иниго остался круглым сиротой, и старший брат отправил его в Аревалло, к Иоанну Веласкесу, казначею Кастильского двора. Там Иниго служил пажем. Достигнув совершеннолетия, перешёл на военную службу. Впоследствии, рассказывая о своей молодости о. Гонзалесу де Камара, он описывал себя в тот период следующими словами: «Внимательный к своей наружности, падкий на успех у женщин, смелый в своих ухаживаниях, придирчивый в вопросах чести, ничего не боявшийся, дёшево ценивший жизнь свою и других, я предавался роскоши…»

1521 г. Оборона Памплоны

В 1521 году Иниго де Лойола участвовал в обороне Памплоны, которую осаждали французские и наваррские войска под началом Андре де Фуа. В городе проживало много наваррцев, которые перешли на сторону противника, и городские власти решили сдаться. 20 мая 1521 года Андре де Фуа вошёл в город. Иниго, сохранивший верность своему королю, с горсткой солдат отступил в крепость. Осада началась 21 мая. «Приступ длился уже порядочное время, когда я был задет снарядом, который проскочил между моими ногами и ранил одну и сломал другую», — рассказывал он через много лет о. Гонзалесу де Камара. После этого битва завершилась довольно скоро. В течение последующих десяти дней он находился в Памплоне. Французы с уважением отнеслись к его храбрости, Иниго лечили французские врачи, а затем его на носилках перенесли в отцовский замок, в Лойолу.

1521—1522 гг. Замок Лойола

Вскоре стало ясно, что тряска во время пути сказалась на его здоровье, и врачи вынуждены были провести ещё одну — очень тяжёлую — операцию, после которой ему с каждым днём становилось всё хуже и хуже. 24 июня, в день Св. Иоанна Крестителя, врачи, не верившие уже в его выздоровление, посоветовали Иниго исповедаться. Накануне дня Св. Петра, считавшегося покровителем рода Лойола, Иниго причастили и соборовали. Ночью произошло внезапное улучшение, и на следующий день он уже был вне опасности. Но кость срослась неправильно, и пришлось снова делать операцию, ещё более долгую и мучительную, чем все предыдущие. В последовавший затем период выздоровления Иниго попросил, чтобы ему принесли почитать рыцарские романы. Но романов в замке не оказалось — в семейной библиотеке хранились только «Жизнь Иисуса Христа» картезианца Рудольфа и один том «Жития святых».

Пришлось читать то, что есть. И в этих книгах он обнаружил героизм: «героизм этот отличен от моего, и он выше моего. Неужели я не способен на него?» Иниго заметил — и был поражён, — что после чтения нескольких страниц из «Жития святых» его душой овладевал непостижимый мир, в то время как мечты о славе и любви оставляли ощущение опустошённости. «Два противоположных духа действуют во мне. Первый меня смущает: он от дьявола. Второй меня умиротворяет: он от Бога». Он отправляет слугу в Бургос, чтобы тот принёс картезианский устав, и внимательно изучает этот документ.

1522 г. Паломничество в Монсеррат

В марте 1522 года Игнатий собрался совершить паломничество в Иерусалим. Но сначала отправился в Монсеррат (исп. Montserrat) — горное бенедиктинское аббатство близ Барселоны, где хранится чудотворная статуя Мадонны. В пути он принёс обет целомудрия. В городе Игуальда, недалеко от аббатства, он купил рубище кающегося, посох, флягу и полотняные туфли на верёвочной подошве. 21 марта 1522 года он пришёл в Монсеррат и три дня готовился к полной исповеди. 24 марта (в день перед Благовещением) исповедовался, переоделся в рубище, отдал свою одежду нищему и начал «Ночную Стражу» («Ночная стража», предшествующая посвящению в рыцари, состоит из омовения, исповеди, причастия, благословения и вручения меча). Всю ночь он простоял в часовне перед образом Пресвятой Девы, иногда опускаясь на колени, но не позволяя себе садиться, а на рассвете передал своё оружие — меч и кинжал — исповедовавшему его монаху и попросил повесить как приношение в часовне. Отныне он считал себя посвящённым в рыцари Царицы Небесной.

1522—1523 гг. Манреса. Прозрение на Кардонере

С восходом солнца он спустился из Монсеррата и остановился в небольшом городке Манреса (Manresa). Там он нашёл уединённый грот на берегу реки Кардонер, около римского акведука, и решил несколько дней провести в молитве в этом уединённом месте. Он жил на подаяние, соблюдал строгий пост, утром ходил к мессе, ухаживал за больными в местной больнице, вечером молился в соборе. Вскоре он заболел, и его приютили в доминиканском монастыре. Здесь он пережил духовный кризис: сначала возникли сомнения в том, что на исповеди в Монсеррате он действительно раскаялся во всех прежних грехах, и он вновь попытался вспомнить все грехи, совершённые им в жизни. Чем больше он вспоминал, тем более ничтожным и недостойным себе казался. Исповедь не помогала. Возникло искушение покончить самоубийством. В какой-то момент Игнатий задумался о том, откуда приходят эти сомнения и какое действие они производят в его душе, и тогда сознательно решил не исповедоваться больше в прошлых грехах: «Я понял, — говорил он впоследствии, — что в таком исповедании заключено действие злого духа». Вскоре после этого, когда Игнатий шёл вдоль берега реки Кардонер в дальнюю церковь, он остановился, всматриваясь в воду. «Глаза моего разумения начали открываться. Это не было видение, но мне было дано разумение многих вещей, как духовных, так и касающихся веры, а равно и человеческих наук, и с такой большой ясностью… Достаточно сказать, что я получил великий свет разумения, так что, если сложить всю помощь, на протяжении всей жизни полученную мною от Бога, и все приобретенные мною знания, то мне кажется, что это было бы меньше, чем то, что я получил в этом единственном случае. Мне показалось, что я стал иным человеком… Всё это продолжалось самое большее три минуты». Зиму 1522 г., которая оказалась для него очень тяжёлой, он провёл в Манресе.

1523 г. Паломничество в Святую Землю

28 февраля 1523 г. Игнатий направился в Барселону, чтобы оттуда отплыть в Италию и совершить паломничество в Иерусалим. В ожидании корабля он вёл ту же жизнь, что и в Манресе: молился, ухаживал за страждущими в больницах, собирал подаяние. 23 марта 1523 г. он отплыл в Италию и через пять дней прибыл в Геную, а оттуда пошёл в Рим. Получив благословение Папы Адриана IV, он пешком отправился в Венецию и рано утром 15 июня отплыл на корабле. 1 сентября корабль достиг Святой Земли, там паломников встретили францисканцы, которые затем на протяжении двух недель водили их по Иерусалиму, Вифлеему и Иордану. Игнатий обратился с просьбой к настоятелю францисканцев: «Отче, я хотел бы остаток моих дней провести в вашем монастыре». Настоятель согласился, но францисканский провинциал в просьбе отказал, и Игнатий вновь вернулся в Барселону.

1526—1528 гг. Годы учения. Проблемы с инквизицией. Барселона, Алькала, Саламанка

Он понял, что для апостольской деятельности необходимы знания. Поэтому в 33 года начал изучать в начальной школе, вместе с детьми, латинский язык. Жером Ардевол, преподаватель латыни, бесплатно давал ему дополнительные уроки, и через два года объявил своему ученику, что теперь тот знает достаточно, чтобы слушать лекции в университете. В мае 1526 г. Игнатий пешком отправился в Алькалу (там находился университет), расположенную в восьмидесяти милях от Барселоны.

В Алькале, как и в Барселоне, он, помимо занятий в университете, учил детей катехизису и наставлял всех, кто обращался к нему за помощью. В связи с этим на Игнатия поступил донос, он был арестован, и после 42 дней тюремного заключения был оглашён приговор, запрещающий ему наставлять и проповедовать под страхом отлучения от Церкви и вечного изгнания из королевства. После трёх лет запрет могли бы снять, если на это дадут разрешение судья или генеральный викарий. Архиепископ Толедский порекомендовал Игнатию не оставаться в Алькале и продолжить обучение в Саламанке. Однако и в Саламанке почти сразу после прибытия Игнатия пригласили на собеседование в доминиканский монастырь и стали расспрашивать о Духовных Упражнениях, которые он давал в Алькале. Дело передали на рассмотрение церковного суда. Судьи не обнаружили в его учении никакой ереси, и ещё 22 дня спустя он был освобождён. После этого Игнатий принял решение покинуть Испанию и отправился в Париж.

1528—1534 гг. Годы учения. Париж

В 1528 г., когда Игнатий прибыл в Париж, ему было 35 лет. Решив вновь начать образование с нуля и возобновить основы латыни, он поступил в школу Монтегю и оставался там до октября 1529 г. Затем поступил в школу Святой Варвары для изучения философии. В 1532 г., после четырёх лет обучения, незадолго до Рождества он сдал экзамен и получил учёную степень. В феврале 1533 г. Игнатий сдал ещё один экзамен — по грамматике, а затем, предоставив свидетельства о том, что он прослушал курсы комментариев на Аристотеля, изучил арифметику, геометрию и астрономию, после ряда экзаменов и публичного диспута, состоявшегося в церкви Святого Юлиана Бедного, получил диплом магистра. Отныне он имел право «преподавать, участвовать в диспутах, определять и совершать все действия школьные и учительские… как в Париже, так и по всему свету». Оставалось пройти экзамен на доктора. Но перед этим экзаменом Игнатий ещё прослушал курсы богословия у доминиканцев. Докторское испытание состоялось в 1534 г., на Великий пост, Игнатию была присуждена степень и вручён головной убор доктора: чёрная круглая шапочка с квадратным верхом, украшенным кисточкой.

15 августа 1534 г. Обеты на Монмартре

В годы обучения в Париже Игнатий познакомился с Петром Лефевром, Франциском Ксаверием, Яковом Лайнезом, Салмероном, Бобадильей и Симоном Родригесом. Каждому из них он преподал Духовные Упражнения. Всех их объединяло желание создать группу, посвящённую служению Христу.

15 августа 1534 г., в день Успения Пресвятой Богородицы, на Монмартре, в церкви Святого Дионисия, они — все семеро — во время мессы, которую служил Петр Лефевр, принесли обеты нестяжания, целомудрия и миссионерства в Святой Земле. В случае невозможности выполнения последнего обета до 1 января 1538 г. было решено отправиться в Рим и предоставить себя в распоряжение Святому Престолу. Но сначала все должны были закончить обучение.

1535—1537 гг. Венеция. Рукоположение

В 1535 г. Игнатий тяжело заболел. Он был вынужден покинуть Париж и вернуться в Испанию. Почувствовав себя лучше, он пешком отправился в Венецию и пришёл туда в конце 1535 г. Здесь, в ожидании товарищей, он продолжил изучение теологии. Остальные прибыли из Парижа 18 января 1537 г. В это время года сообщения между Венецией и Палестиной не было, и в ожидании лучших дней все они решили работать в больницах. К тому моменту к обществу присоединились ещё пять человек. 24 июня 1537 г. Игнатий и его товарищи были рукоположены? во священники.

1537—1541. Рим. Основание Общества Иисуса (ордена иезуитов)

Поскольку из-за начавшейся войны Венеции с Турцией отплыть в Палестину было невозможно, обет, данный на Монмартре, обязывал их отправиться в Рим. В 1537 г., после аудиенции, Папа Павел III поручил Лайнезу и Петру Лефевру преподавать богословские дисциплины в Римском университете. Народ охотно слушал новых проповедников, но кардиналы и аристократия подняли против них гонение. Игнатий добился личной встречи с Папой Павлом III, и после беседы, продолжавшейся час, Папа принял решение поддержать Игнатия и его товарищей.

На Рождество 1538 г. в церкви Святой Марии Великой в Риме Игнатий отслужил свою первую мессу.

В 1539 г. перед Игнатием и его товарищами встал вопрос: что дальше? Решено было официально образовать сообщество — новый монашеский орден. В том же году Игнатий представил Папе Павлу III Установления — проект будущего Устава, где в дополнение к трём стандартным обетам послушания, целомудрия и нестяжания был добавлен четвёртый: обет непосредственного послушания Святому Отцу. 27 сентября 1540 г. устав нового ордена — Общества Иисуса — был утверждён папской буллой «Regimini militantis ecclesiae».

На Великий пост 1541 г. Игнатий Лойола был избран первым генеральным настоятелем ордена (сокращённо — «генералом»).

1541—1556 гг. Рим

В эти годы Игнатий занимался координацией деятельности ордена, создавал «Конституции», диктовал «Автобиографию». Он умер 31 июля 1556 г. Погребён в Риме, в церкви Иль-Джезу (Иисуса Христа).

1622 г. Канонизация

12 марта 1622 г. был канонизирован вместе с Франциском Ксаверием Папой Григорием XV.

«Духовные упражнения»

«Духовные упражнения» («Exercitia Spiritualia») святого Игнатия, одобренные Папой Павлом III 31 июля 1548 г., представляют собой сочетание испытания совести, размышления, созерцания, молитвы словесной и мысленной. Упражнения распределяются на четыре этапа — недели (название «неделя» — достаточно условное, в зависимости от успехов упражняющегося каждая неделя может быть сокращена или же увеличена). Первая неделя — очищающая (vita purgativa). В этот период человек вспоминает грехи, совершённые в истории мира и им самим, в его личной жизни, прилагая усилия к тому, чтобы «достичь первичного обращения»: выйти из состояния греха и обрести благодать. Вторая неделя — просвещающая (vita illuminativa), она посвящена молитвенным размышлениям о земной жизни Иисуса: от Его Рождества до конца Его общественного служения. Вторая неделя рассматривается как подготовка к решению, ответу на призыв следовать за Христом, к определённому жизненному выбору. Третья неделя — соединение со Христом в Его крестном страдании и смерти. Таким образом, упражняющийся умирает со Христом, чтобы с Ним вместе воскреснуть. Четвёртая неделя — Воскресение и Вознесение. Духовный плод всех недель заключается в высшем созерцании ради обретения любви (contemplatio ad amorem), которое даёт возможность всё возлюбить в Боге, а Бога — во всём.

Любимая молитва Игнатия Лойолы

Anima Christi, sanctifica me. Corpus Christi, salve me. Sanguis Christi, inebria me. Aqua lateris Christi, lava me. Passio Christi. conforta me. О bone lesu, exaudi me. Infra tua vulnera absconde me. Ne permittas me separari a te. Ab hoste maligno defende me. In hora mortis meae voca me. Et iube me venire ad te, ut cum Sanctis tuis laudem te in saecula saeculorum. Amen.

Душа Христова, освяти меня.
Тело Христово, спаси меня.
Кровь Христова, напои меня.
Вода ребра Христова, омой меня,
Страсти Христовы, укрепите меня.
О благий Иисусе, услыши меня:
В язвах Твоих сокрой меня.
Не дай мне отлучиться от Тебя.
От лукавого защити меня.
В час смерти моей призови меня,
И повели мне прийти к Тебе,
Дабы со святыми Твоими
восхвалять Тебя
во веки веков.
Аминь.[2]

Библиография

* Хуго Ранер SJ Игнатий Лойола и историческое становление его духовности. — Москва: Институт философии, теологии и истории.
* Св. Игнатий Лойола Духовные упражнения. Духовный дневник. — Москва: Институт философии, теологии и истории.
* Св. Игнатий Лойола Рассказ паломника о своей жизни, или Автобиография. — Москва: Колледж философии, теологии и истории св. Фомы Аквинского в Москве, 2002. (перевод А. Н. Коваля)
* Мишель Леруа Миф о иезуитах: От Беранже до Мишле — Москва: Языки Славянской Культуры, 2001.
* Генрих Бемер Иезуиты / Иезуиты. Бемер Г.; Инквизиция. Ли Г. Ч. — СПб.: ООО «Издательство ПОЛИГОН», 1999.
* Игнатий Лойола и Дон Кихот / Бицилли П. М. Место ренессанса в истории культуры. — СПб.: Мифрил, 1996. — XIV, 256 с.
* Биографическая библиотека Ф. Павленкова. ЖЗЛ в 3-х томах ISBN 5-224-03120-6

Примечания

1. 1 2 «Игнатий Лойола» //Католическая энциклопедия. Т.2. М.:2005, стр. 36
2. Молитва св. Игнатия.

Дата публикации на сайте: 16 июля 2012.