Луи Массиньон (фр. Louis Massignon)

(25 июля 1883, Ножан-сюр-Марн, Валь-де-Марн — 4 ноября 1962, Пордик, Бретань)

Луи Массиньон и современное католическое исламоведение (Журавский А.В. Христианство и ислам: социокультурные проблемы диалога. М.: Наука, 1990. 128 с.)

В начале нашего столетия в католическом исламоведении намечаются существенные сдвиги, связанные с отходом от традиционной интерпретации ислама с позиций конфессиональной исключительности и морально-религиозного патернализма. Решающий шаг в этом направлении был сделан французским востоковедом Луи Массиньоном (1883—1962).

В юности мироощущение Массиньона формируется под влиянием романов католического писателя Леона Блуа и дружбы с "романтиком шпаги и Евангелия" Э.Пишари. Несколько позже его связывает тесная дружба с католическим священником и ученым-востоковедом Шарлем де Фуко, философом-неотомистом Жаком Маритеном и поэтом Полем Клоделем. Всех этих людей, столь несхожих по взглядам, объединяла одна общая черта — каждый в свое время, психологически крайне интенсивно, пережил обращение в католицизм, которое наложило глубокий отпечаток на их творчество. Влияние этих людей на молодого Массиньона было велико.

Профессиональный интерес к исламу пробуждается у Луи Массиньона во время его путешествия по Марокко и Алжиру в 1904 г. Свой первый труд он посвятил истории Северной Африки. Это изданное в 1906 г. исследование "Географическая картина Марокко в первые 15 лет XVI века по Льву Африканскому". Через год после издания своего первого труда Л. Массиньон отправляется в Ирак, где приступает к раскопкам развалин замка ал-Ухайдир. По окончании работ он переезжает в Багдад и занимается изучением средневековой топографии этого города. Результаты исследования нашли отражение в вышедшем в 1910 г. труде "Командировка в Месопотамию" (см. [32, с. 252]).

С первых лет пребывания Л. Массиньона в Ираке его внимание привлек суфийский мистик ал-Халладж, живший в 858—922 гг. Жизнь, учение и мистическое мироощущение ал-Халладжа произвели на Массиньона огромное впечатление и отчасти даже способствовали его духовной переориентации. В феврале 1908 г. он упоминает в своих записях об ал-Халладже как о примере, достойном подражания. В 1921 г. он скажет: "Я пытался следовать его примеру — ничего более" (см. [213, с. 162]). Личность и учение ал-Халладжа становятся излюбленной темой научных изысканий Л.Массиньона. В 1922 г. появляется его двухтомная монография "Страдания ал-Хусайна ибн Мансура ал-Халладжа, мистического мученика ислама" (см. [177]), представленная в Сорбонне в качестве докторской диссертации.

Мы не случайно в разделе о предпосылках исламо-христианского диалога заговорили столь подробно о Л. Массиньоне. По мнению исследователей его творчества, научный труд, духовная позиция и политическая деятельность этого ученого подготовили коренную переориентацию католицизма в его отношениях к исламу (см. [186, с. 31]). Вообще исламоведческий труд Луи Массиньона может быть адекватно понят лишь в контексте его религиозного мироощущения. В нем поразительная эрудиция ученого, глубокие, разносторонние востоковедные знания сочетались с мистико-романтическим религиозным чувством, которым были проникнуты все работы Массиньона. Теологические аспекты массиньоновской интерпретации ислама можно принимать на веру или отвергать, с ними можно соглашаться или не соглашаться, но их необходимо уяснить, потому что без этого невозможно понять отношения современной католической мысли к исламу.

В отличие от патерналистской позиции большинства западных исламоведов отношение Массиньона к исламу основывалось на идее религиозного "приобщения" христиан и мусульман. Именно в этом приобщении перед представителями двух религий открывается перспектива взаимопонимания. Кратко говоря, Массиньон искал примирения интересов европейцев и мусульман в сфере религиозной коммуникации. Следует отметить, что религиозные убеждения Л. Массиньона не отвращали его от злободневной социальной проблематики, а, наоборот, побуждали к активной политической деятельности. Как отмечал Е.А. Беляев, "Л.Массиньон был активным общественным деятелем, преисполненным идей и чувств гуманизма, и примыкал к тем группировкам французской передовой интеллигенции, которые активно содействуют народной борьбе за установление мира, дружбы и сотрудничества между народами, между людьми различных рас, наций и убеждений" [32, с. 255].

Л. Массиньон основывает ряд франко-арабских обществ культурного обмена, ведет обширную переписку с политическими и религиозными деятелями как в своей стране, так и в арабском мире. Он выступает в защиту борющихся за независимость народов Ближнего Востока, Вьетнама. Он энергично протестует против массовых политических арестов на Мадагаскаре (1947 г.), осуждает в 1948 г. позицию западных держав по палестинской проблеме, выступает против репрессий в Тунисе и Марокко, требуя предоставления амнистии борцам за независимость. Уже глубоко пожилым человеком он был на сутки арестован за участие в сидячей демонстрации протеста против войны в Алжире. Он вел и большую просветительскую деятельность, выступая с лекциями и докладами перед студентами и рабочими из Северной Африки, которые жили во Франции.

Особую тревогу у Л, Массиньона вызывали последствия конфликта между современной западной цивилизацией и традиционным исламским обществом, в результате которого, по его мнению, это общество оказалось перед реальной угрозой потери своей индивидуальности. В отличие от своих современников-исламоведов Г. Беккера, видевшего возможность адаптации мусульманского мира к современности в модернизации ислама путем отказа от средневековой концепции мира и усвоения им новейших категорий (см. [212, с. 108]), или Снука Хюргронье, считавшего, что единственный путь арабов к современности лежит через западное образование, которое эмансипирует их мышление и постепенно приведет к европеизации (см. [212, с. 246]), или Ж. Берка, утверждавшего несколько позже, что арабские страны смогут спасти свои духовные ценности, если догонят другие народы в техническом развитии и тем самым ответят на вызов "гераклитова будущего" (см. [112, с.184], Луи Массиньон был убежден, что будущее мусульман зависит от их верности "авраамитической традиции", от их способности реконструировать свой истинный духовный мир и свою подлинную культуру. Европейцы, которые несут ответственность за разрушение этого мира и этой культуры, должны стать причастными к исламу и соучаствовать в его возрождении."Мы обратимся в наших отношениях с народами Востока к этой науке сострадания, к этому „соучастию" в строительстве даже их языка, даже их интеллектуальных структур. Мы должны соучаствовать в этом строительстве потому, что оно удостоверяет те ценности, которые принадлежат одновременно и нам, и те, которые мы утратили и должны вновь обрести для себя. Наконец, и потому, что в своем глубоком смысле все существующее есть некоторым образом благо, и эти колонизированные народы существуют не только ради нашей корысти, но и сами по себе" [179, с. 172].

И если для протестантского исламоведа Д. Макдональда ислам — в согласии с традиционной христианской точкой зрения — по своей сущности является христианской ересью, а взгляды Мухаммада близки к учению Ария, исходя из чего он ставил перед миссионерами задачу доработки несовершенного учения пророка мусульман и очищения этого учения от еретических взглядов на личность Христа (см. [212, с. 217]), то для Массиньона ислам больше, нежели одна из христианских ересей: он образует некое самостоятельное единство, наделенное божественной благодатью, и восходит своими истоками ко "второй молитве Авраама в Вирсавии о своем первенце Измаиле и его народе — арабах" (см.: Быт. XVII, 17—18; XXI, 9—21; Коран, 57:25—27). Согласно библейской и коранической традициям, арабы произошли от рода Измаила — сына Авраама и Агари, служанки Сарры. Как пишет Массиньон, "история арабской расы начинается со слез Агари — первых слез в Писании" [179, с. 288].

В сущности, в основе концепции Л. Массиньона лежит мусульманская схема трех богооткровенных религий: иудаизма, христианства и ислама. Последний восходит своими истоками к Измаилу и наследует его "призвание отверженного", поскольку он был исключен из завета, который Бог заключил с Исааком (см. Быт. XVII, 19—21), и не мог в силу этого участвовать в новом завете. Таким образом, иудеи и христиане, в отличие от мусульман, принадлежат к числу "привилегированных" (см. [179, с. 289]). Но в то же время исламу вменяется и позитивная миссия, поскольку мусульмане наследуют "благословение Измаила", а их религия, появившаяся "после Моисея и Иисуса с пророком Мухаммадом — негативным провозвестником страшного суда, который постигнет все творение, — представляет собой таинственный ответ на молитву Авраама об Измаиле и арабах: „И о Измаиле Я услышал тебя" (см. [179, с. 289]). Согласно Массиньону, ислам стал как бы совестью иудаизма и христианства. Его появление в мире — это как бы "божественное предупреждение", напоминающее иудеям о том, что непризнанный ими Мессия уже родился, а христианам — о их долге "освящения всего творения, который надлежит им исполнить как избранным" (см. [178, с. 14]).

Исходя из этих установок, Л. Массиньон считал возможным и должным для христиан признание "условного авторитета" Корана и частичное признание Мухаммада в статусе пророка. Хотя Мухаммад и провозгласил божественную сущность абсолютно недоступной человеку, отвергнув тем самым идею мистического единения человека с богом, эта идея в рамках ислама была тремя столетиями позже освоена ал-Халладжем и некоторыми другими суфийскими мастиками. Это "восполнение" учения Мухаммада ал-Халладжем — одна из основных идей массиньоновской концепции. Изучая суфизм, он пришел к убеждению, что ислам открыт для "действия благодати" и что в нем возможно "обращение изнутри" (это понятие Л. Массиньон противопоставляет "обращению в другую религию"), например, через мусульманских святых, в пантеоне которых ал-Халладж занимает главенствующее место (см. [213, с. 164]).

В своей монографии и многочисленных статьях Л. Массиньон с исключительной тщательностью реконструировал учение ал-Халладжа. Согласно массиньоновской концепции, ал-Халладж не был ни еретиком, как это утверждали многие суннитские его критики, ни "тайным христианином", как это пытались доказать некоторые европейские исламоведы. Доктрина суфия не противоречила в своих основных положениях правоверному исламу. Массиньон представляет ал-Халладжа верным последователем монотеизма, стоявшим выше интересов представителей различных противоборствующих направлений и сект в исламе. Будучи суннитом, он не относился нетерпимо к другим мировоззренческим направлениям в исламе, стремясь к их примирению. Ал-Халладж, по мнению Массиньона, на базе самого вероучения ислама ближе всех подошел к христианской идее единства абсолютно сущего и абсолютно становящегося (см. [180, с. 31—39]). Эту идею он выразил в знаменитой максиме "ана ал-хакк" ("Я есмь Истинный". В суфизме "ал-хакк" — букв, "истина" — один из синонимов понятия "Бог"). Таким образом, два основных момента — причастность ислама авраамитической традициии восполнение теологической проблематики ислама ал-Халладжем — определяют массиньоновскую интерпретацию религии мусульман.

Большое внимание Л. Массиньон уделял также изучению общих теологических тем и важных, имеющих значение символа, моментов в истории взаимоотношений двух религий: мусульманская христология (см. [181, с. 523—536]); почитание Девы Марии в исламе и христианстве и влияние христианской мариологии на культ Фатимы (дочери пророка Мухаммада) у мусульман (см. [178, с. 7—16]); почитание семи спящих отроков в Эфесе (см. [182, с. 104—118]); Неджранский договор Мухаммада с христианами; мирная экспедиция Франциска Ассизского на Ближний Восток и его проповедь при дворе египетского султана; сравнительное исследование христианской и мусульманской мистики (см. [184, с. 470—484]). Непредвзятая разработка этой проблематики, по мнению Л. Массиньона, должна подготовить платформу для плодотворного теологического диалога между исламом и христианством.

Практическая позиция французского ученого в отношении перспектив исламо-христианского диалога заключалась в следующем: между христианами и мусульманами возможно религиозное взаимопонимание "в совместном поклонении единому Богу", и поэтому церковь может и должна признать ислам в его статусе самостоятельной монотеистической религии. В этой связи Л. Массиньон многократно выступал с инициативами по пересмотру римско-католической церковью своей позиции в отношении ислама. Некоторые исследователи научного творчества Массиньона считают, что его обширная переписка с католическими иерархиями, в частности, личная дружба с Дж. Монтини (будущим папой Павлом VI) в определенной степени подготовили почву для обсуждения на II Ватиканском соборе проблем взаимоотношений церкви с мусульманами.

В современном католическом исламоведении существует несколько направлений. Речь идет в данном случае не о научных школах, а о теологических интерпретациях ислама. Позицию Л. Массиньона и его нынешних последователей (отцов И. Мубарака, Ш. Леди, Дж. Базетти-Сани, М. Хай-ека) отец Ж. Анавати определяет как "максималистскую" (см. [102, с. 198]). Ее сторонники в той или иной степени признают богооткровенную природу Корана и в силу этого рассматривают кораническое отрицание христианских догматов триединства и боговоплощения как относительное, а не как абсолютное, видя в нем скорее негативную реакцию Мухаммада на тринитарные и христологические разногласия в самом христианстве. Данная позиция основана на двух принципиальных моментах, которые мы уже встречали у Вл. Соловьева, — историческом и теологическом "оправдании" мусульманства: такое великое дело, как создание ислама, ставшего верой многих народов, и возникновение мусульманской культуры, должно иметь провиденциальное значение; Бог обетовал Аврааму благословение Измаила — праотца арабов: "И о Измаиле Я услышал тебя: вот, Я благословлю его, и возращу его, и весьма, весьма размножу; двенадцать князей родятся от него; и Я произведу от него великий народ" (Бытие, XVII, 20).

Противоположную позицию занимают "минималисты", или, как их называет И. Мубарак, "традиционалисты" (продолжают интерпретировать ислам в худших традициях средних веков). Это, например, X. Закариа, который видит в исламе провалившуюся попытку некоего мекканского раввина обратить в иудаизм арабов, используя с этой целью неграмотного Мухаммада, или Ж. Гарридо, который считает всех христиан, с уважением относящихся к мусульманам, "магометанами" (см. [187, с. 346—349]).

Взгляды "умеренных" католических исламоведов (Л. Гарде, кардинала Журне, отцов Ж.-М. Абд ал-Джалила, Р. Каспара, Ж. Жомье, Ж. Анавати, Ж. Жело и др.) близки к официальной позиции современной Церкви — позиции благожелательности, открытости, диалога с мусульманами. Однако эти исламоведы более сдержанны в определении статуса Мухаммада и природы Корана. В отличие от "максималистов", склонных к свободной интерпретации Корана и личностному переживанию мусульманской духовности, "умеренные" стремятся строить свое понимание ислама исходя из самой мусульманской традиции. Их позиция предполагает диалог и сближение в социально-политической, культурной, духовной сферах, но оставляет неприкосновенной область догматики.

Биография (Большая Советская Энциклопедия)

Массиньон (далее М) (Massignon) Луи (25.7.1883, Ножан, — 4.11.1962, Париж), французский востоковед-исламовед. С 1919 профессор Сорбонны, президент Института иранистики (Сорбонна), член многих академий и научных обществ, иностранный член АН СССР (1924). Редактор журнала "Revue du monde musulman" (с 1918 — "Revue des etudes isiamique") и "Annuaire du monde musulman". Труды М. посвящены проблемам религии, философии, политической и культурной истории мусульманского мира, его взаимоотношениям с другими цивилизациями. Значителен вклад М. в изучение суфизма.

Соч.

* Opera minora, t. 1—3, ., 1969.

Лит.

* Крачковский И. Ю., Бартольд В., Ольденбург С., Записка об ученых трудах Луи Массиньона, "Известия Российской академии наук. серия", 1924, т. 18;
* Беляев Е. А., Луи Массиньон, "Народы Азии и Африки", 1963, № 4.

Луи Массиньон о Т.Э.Лоуренсе.

Массиньон (1883-1962), выдающийся востоковед, арабист и исследователь Ислама, в годы Первой мировой войны служил переводчиком во французской разведке (1) и принял участие в подготовке соглашения Сайкса-Пико. В 1917 французское командование направило Массиньона в Северную Арабскую армию к принцу Файсалу в качестве офицера по связям и военного советника, который должен был сотрудничать с английским военным советником при Файсале — Т.Э.Лоуренсом.

Лоуренс и Массиньон встретился в Арабском бюро в Каире в августе 1917 года — они два часа говорили по-английски, по французски и по-арабски. Хотя беседа была дружеской, позднее Лоуренс заявил, что уйдет в отставку, если Файсал позволит Массиньону остаться. Массиньон объяснил это так: "Я по наивности теоретизировал об арабском мусульманском военном деле, и Лоуренс почувствовал, что я в ущерб ему могу оказать значительное влияние на Файсала"(2). Кроме того, Массиньон имел перед Лоуренсом то преимущество, что мог свободно выражать свои мысли по-арабски. Лоуренс, пишет Массиньон, отвечал ему "на скудном диалекте, горячо, не очень правильно и с запинками" (3).

Несмотря на то, что Лоуренс не захотел сотрудничать, Массиньону он понравился. Лоуренс в его описании — фигура романтическая: «Я удивленно смотрел на англичанина — такой еще юный, такой свободный от всех условностей, почти изгой, но такой сдержанный — одновременно и ласковый, и ожесточенный. То застенчивый, как юная девушка, то говорящий с грубыми интонациями, понизив голос, как арестант.»(4) Это сочеталось с тем, как описал ему Лоуренса доктор Хогарт, рассказавший о недисциплинированности и "дикости" Лоуренса: когда Хогарт хотел получить отчет о деятельности своего ученика в пустыне, ему пришлось запереть дверь и бороться с Лоуренсом, чтобы усадить его за стол и получить вразумительные ответы на свои вопросы (2).

В воспоминаниях Массиньона есть пример того, как вел себя Лоуренс, когда не был похож на «застенчивую юную девушку» (или "притворно застенчивую маленькую школьницу", как описал его Майнерцхаген). Лоуренс был одет не как араб, а как английский офицер, но обмундирование его было далеко не в безупречном порядке (обычное состояние, судя по воспоминаниям других лиц), и когда Массиньон намекнул ему, что надо привести себя в порядок, потому что он может попасться на глаза старшим офицерам, Лоуренс ответил: "Думаете, я хоть немного уважаю этих людей?", сопроводив слова таким жестом, "словно он расстегивал штаны, чтобы помочиться на штаб". Массиньон добавляет: "Если не считать отсутствия жизнерадостности, это было некое отдаленное подобие жеста Томаса Мора в лондонском Тауэре"(5).

Массиньону удалось впоследствии все же подружиться с принцем Файсалом, который выбрал его своим поручителем при подписании договора с Клемансо 6 января 1920 года (6).

Примечания

1. До этого Массиньон сражался на македонском фронте (где получил медаль за храбрость).
2. «I was naively a theorist of an Arab Muslim kriegspiel, and Lawrence felt that this would give me a considerable influence over Faisal, to his own detriment.»;«I spoke of Iraq with Leachman and especially with Hogarth, "manager" of the "colt" Lawrence, who explained to me the latter's "behaviorism," his undisciplined and exciting wildness, and how, in order to make him write his mission reports in the desert, Hogarth had to bolt the door and wrestle with him to make him sit and dictate intelligible answers to his questions.» (Testimonies and reflections: essays of Louis Massignon by Louis Massignon, Herbert Mason - 1989 - p.34.)
3. Другие отзывы о том, как Лоуренс владел арабским: 1) по словам араба, слуги сэра Рональда Сторрса, до войны Лоуренс говорил с "ужасно неправильным произношением" (The Memoirs of Sir Ronald Storrs by Sir Ronald Storrs, 2008, p. 466); 2) по словам Алека Киркбрайда (во время знакомства с Лоуренсом молодого (на 9 лет младше Лоуренса) офицера из разведки, знавшего арабский — Лоуренс пригласил его к себе в Северную Арабскую армию и договорился о его переводе в главном штабе), он говорил достаточно бегло, но с ужасным акцентом ("заговорив, он тут же выдавал свое происхождение") («he betrayed his origin the moment he spoke» — A crackle of thorns: experiences in the Middle East by Alec Kirkbride, 1956, p. 7) ; известный арабист Филби писал, что Лоуренс говорил на плохом арабском, смеси разных диалектов, и "произношение не было хорошим, хотя, конечно, говорил он достаточно бегло" (Arabian Days:An Autobiography by Harry S. Philby, 1948, p. 20 — цитирую по Resurrecting Empire: Western Footprints and America's Perilous Path in the Middle East, Rashid Khalidi, 2005, 181). Сулейман Муса, арабский историк, биограф Лоуренса, писал: "Лоуренс утверждал, что знал двенадцать тысяч арабских слов, но это очевидное преувеличение. На самом деле его арабский мог лишь в некоторых пределах выражать его мысли. Все, с кем я говорил, или кому писал, в один голос утверждают, что лишь стоило Лоуренсу произнести одно слово по-арабски, как всем, кого это касалось, становилось понятно, что он иностранец" (цитирую по Resurrecting Empire: Western Footprints and America's Perilous Path in the Middle East, Rashid Khalidi, 2005, 182).
4. «I saw with surprise an Englishman who was still very young, so free from all conventions, almost an outlaw, but so discreet, at the same time sweet and bitter, with the timidity of a young girl, and then with harsh intonations, in a low voice, like those of a prisoner.» (цитирую по Islam in European thought by Albert Habib Hourani, 1982, p. 117). В другом переводе 'at once gentle and bitter' (Louis Massignon: the crucible of compassion by Mary Louise Gude - 1996, p. 92) а еще в одном 'at at the same time gentle and disappointed, with a shyness of young girl' (The Journal of the T.E. Lawrence Society, T.E. Lawrence Society - 1994.)
5. «And at this moment he made a gesture of opening his pants to urinate in front of the headquarters» (Testimonies and reflections: essays of Louis Massignon by Louis Massignon, Herbert Mason - 1989 - p. 38)
6. Лоуренса тогда уже не было рядом с Файсалом. В письме Ллойду Джорджу 18.9.1919 (цитирует Джереми Уилсон в Lawrence of Arabia: the authorized biography of T.E. Lawrence (1990) на стр. 620) Лоуренс пишет: "я буду послушен министерству иностранных дел и министерству СВ и больше не увижусь с Файсалом". В очерке "Т.Э.Лоуренс и Луи Массиньон" Альберт Хабиб Хурани пишет, что на фотографии, запечатлевшей союзников, вошедших в Иерусалим 11 декабря 1918 года среди высоких английских офицеров на заднем плане можно увидеть маленькую фигурку Лоуренса, а неподалеку от него — Луи Массиньона (Islam in European thought by Albert Habib Hourani, 1982, p. 116) Если я не ошибаюсь, имеется в виду эта фотография, а Массиньон — справа от Лоуренса.

Миссия Массиньона

В советские годы академнаука издала неумный опус, объединив под одной обложкой разбор двух ведущих представителей религиозной мысли Ирана в 20-м столетии – С.Х.Насра и А.Шариати. Самого Насра в свое время мой рассказ об этом немало позабавил, однако сколь бы различны не были эти два деятеля, исток у них все же един – Луи Массиньон.

Это благодаря нему, в конечном итоге, шиизм (религия изначально первертная и плебейская) приобретает некую репрезентативность и привлекательность для западного сознания. Массиньон следует здесь традиции португальских миссионеров 16-го века, у которых Сефевиды позаимствовали для своих ритуалов элементы театральной эстетики (не будем забывать, что Массиньон-востоковед вторичен по отношению к Массиньону-католику; причем Массиньон – не просто искренне верующий католик, но и, как известно, священник греко-униатского прихода в египетской Дамьетте).

«Католический шиизм» Массиньона со ученики акцентируется на поклонении Мадонне (якобы – «Фатиме»). Иранский государственный феминизм – проекция для азиатских «унтереншей» тех попутных импульсов, которые от данной доктрины исходят.

Биография (ru.wikipedia.org)

С 1919 года — профессор Сорбонны, президент Института иранистики (Сорбонна). Член многих академий и научных обществ, иностранный член Академии Наук СССР с 1924 года. Значимое место в исследованиях Л. Массиньона занимает история мусульманской культуры, мистицизма и сектантства, арабской культуры, философии и лингвистики. Труды учёного основаны на использовании огромного количества источников, в том числе многих, ранее не известных. Редактировал журнал «Revue de monde musulman» (c 1918 года «Revue des etudes islamiques»). Среди учеников Массиньона был Анри Корбен.

Сочинения

* La passion d`al-Halladj, martyr mystique de l`islam, Paris 1922
* Essai sur les origines du lexique technique de la mystique musulmane, Paris 1922
* Recueil de textes inedits concernant l?histoire de la myatique en pays d ?islam, Paris 1929.

Литература

* Крачковский И., Бартольд В., Ольденбург С. Записка об учёных трудах Луи Массиньона. «Известия Российской Академии Наук. VI серия», 1924, т.18.
* Беляев Е. А. Луи Массиньон. «НА и А», 1963, № 4.
* Bibliographie de Louis Massignon, reunie et classee par J. Moubarac. Damas, 1956.

Дата публикации на сайте: 24 июля 2012.