Мудрые мысли

Станислав Лем (польск. Stanislaw Lem)

(12 сентября 1921, Львов, Польша (сейчас Украина) — 27 марта 2006, Краков, Польша)

Польский писатель, сатирик, философ, фантаст и футуролог. Его книги переведены на 40 языков, продано более 30 млн. экземпляров.

Цитата: 256 - 269 из 269

Это был не обычный, унылый, распухлый багрянец, а все оттенки затуманенного, как бы обсыпанного мельчайшим серебром розового цвета.
(«Солярис»)

Это неслыханно трудное дело, настолько трудное, что следует попытаться осуществить его.

Этот твой бог - существо, для которого его божественность стала безвыходным положением; поняв это, бог впал в отчаяние. Но ведь отчаявшийся бог - это же человек, дорогой мой!
(«Солярис»)

Я был способен на всё. Ради девушки. Не понимал ни как это случилось, ни почему. Не знал, любовь ли это или сумасшествие. Мне было всё равно. Всё, кроме этого чувства, для меня перестало существовать.
(«Возвращение со звёзд»)

я внимательно смотрел, будто на ее лице была написана моя судьба.
(«Возвращение со звезд»)

...Я всегда готов полностью пересмотреть свои суждения, взгляды, оценки, если встречу убедительные доказательства противоположной точки зрения.
(«Нечто вроде кредо»)

Я выключил радио, будто захлопнул мусоропровод.
(«Насморк»)

— Я где-то сказал (кажется, в «Вавилонской башне»), что человек напоминает мне такую вот картину: будто бы кто-то в результате многих сотен веков кропотливого труда вырезал восхитительно прекрасную золотую фигурку, одарив каждый сантиметр ее поверхности изумительной формой. Молчащие мелодии, миниатюрные фрески, красота всего мира — и все это собрано в единое целое, подчинено воздействию тысяч волшебных законов. И эту стройную фигурку вмонтировали в нутро машины, которая перемешивает навозную жижу. Вот вам примерно и место человека на свете.
(Из романа «Больница Преображения»)

Я говорю о боге, чьё несовершенство не является следствием простодушия создавших его людей, а представляет собой его существеннейшее имманентное свойство. Это должен быть бог ограниченный в своём всеведении и всемогуществе, который ошибочно предвидит будущее своих творений, которого развитие предопределённых им самим явлений может привести в ужас. Это бог… увечный, который желает всегда больше, чем может, и не сразу это осознаёт. Он сконструировал часы, но не время, которое они измеряют. Системы или механизмы, служащие для определённых целей, но они переросли эти цели и изменили им. И сотворил бесконечность, которая из меры его могущества, какой она должна была быть, превратилась в меру его безграничного поражения.[...]Это единственный бог, в которого я был бы склонен поверить, чья мука не есть искупление, никого не спасает, ничему не служит, она просто есть.
(«Солярис»)

Я дипломатично промолчал.
(«Возвращение со звёзд»)

Я и не знал, сколько на свете кретинов, пока не заглянул в Интернет.

Я опасался, что в присутствии благородства вы захотите навести тут порядок, что в переводе на язык практики означало бы террор.
(«Эдем»)

Я отвечаю за мир, каков он есть, и за все изъяны людской натуры, поскольку в моей власти было сделать и то и другое лучше.
(«Звездные дневники Ийона Тихого»)

— Я, собственно, не то хотел тебе сказать. Но меня уже и собственная голова не слушается.
— А тебе хорошо, Стефан?
Стефан не знал, что ответить.
— Я не спрашиваю тебя, счастлив ли ты. О том, что счастлив, человек узнает только после, когда это проходит. Человек живет переменой.
(Из романа «Больница Преображения»)

Я съёжился от её голоса. Уже несколько часов я не спал, всматриваясь в темноту. Я лежал, чувствуя себя одиноким, не слыша даже дыхания Хэри, забыв о ней; в спутанном лабиринте ночных мыслей, призрачных, полубессознательных, всё приобретало новый смысл, иное измерение.
(«Солярис»)