Дени Дидро (фр. Denis Diderot)

(5 октября 1713, Лангр, Франция — 31 июля 1784, Париж, Франция)

Биография (Алексей Веселовский. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890—1907.)

Дидро Дени (Diderot) — знаменитый мыслитель-энцикопедист, род. в октябре 1713 г. в Лангре. На смену долго властвовавших и в социальной жизни и в литературе высших слоев и придворного тона тогда выдвигались новые силы, всего чаще выставляемые здоровым, работящим и даровитым, но еще неполноправным классом тружеников — ремесленников, заводских рабочих, крестьян, столичных и провинциальных разночинцев. Дидро был одним из ранних и типических представителей этой нараставшей общественной силы. Его отец был ножевых дел мастером и "мог гордиться тем, что это ремесло передавалось в его семье из поколения в поколение в течение двухсот лет". Прямодушный, верный своим убеждениям, он пользовался большой популярностью в своем городке, свободно говорил всем правду в лицо, доволен был немногим и скромное свое благосостояние приобрел честным трудом. Влияние его примера и советов на сына несомненно.

Дидро искренно любил сурового, сварливого старика, который умел прощать вспышки его увлекающейся натуры, бывал и требователен, и ласков, и набожен, и весел, с оттенком бойкого, чисто французского юмора, передавшимся также будущему автору "Племянника Рамо". В годы своей знаменитости Дидро находил особое удовольствие побывать на родине, посидеть перед камином в среде семьи, как он делал это в детские годы, слушая рассказы или чтение отца. Жизнь сводила потом Дидро с первыми властителями Европы, доставила ему чуть не царственную роль в области мысли — но и в свободе речей, и в смелости взглядов, и в сочувствии народу, и в простоте одежды, вкусов, образа жизни в нем всегда сказывался выходец из плебейского, дорогого ему общественного слоя.

Отец не сумел определить способностей Дидро и, вероятно, по совету брата своего — каноника отдал его сначала в школу к иезуитам; но потом, заподозрив их в желании совсем разобщить его с сыном и услать мальчика в дальний монастырь, он передумал; мысль сделать его священником была совсем оставлена, и воспитание Дидро приняло (в парижском college d'Harcourt) вполне мирской характер. Если и раньше, в глуши, учение шло неправильно и Дидро скрывался из школы, чтобы бродить по полям, то в Париже его развлекали впечатления столицы, влияние новых идей, уже носившихся в воздухе, чтение украдкой таких книг, направление которых привело бы в ужас отца. Заговорило воображение, разгорелась кровь, и Дидро нельзя было загнать в рамки мудрой и степенной педагогии. Неудачно пошло и приготовление Дидро, после Коллегии, к юридической специальности.

Впоследствии он жалел о том, что не выбрал адвокатской профессии. Действительно, он обладал пламенным красноречием и способностью увлекать и убеждать слушателей. Пришлось растрачивать эти дары по мелочам, в частных беседах, или же свойства блестящей импровизации проявлять в трудах публициста, критика, популяризатора науки. Нежелание его избрать себе определенное дело разозлило наконец отца до такой степени, что он решил предоставить его собственным силам; он перестал посылать ему деньги, и Дидро очутился в Париже одиноким и без средств. Несколько лет провел он, зарабатывая себе кусок хлеба самым неблагодарным, иссушающим мозг трудом — грошовыми уроками, работами на книгопродавцев, заваливших его грудами низкопробных книжек для перевода, даже написанием проповедей для малограмотных аббатов. Он не искал довольства, даже страшился его и однажды покинул место воспитателя в зажиточной семье, как только заметил, что мещанское спокойствие и сытость начинают его затягивать и усыплять.

У него развивались серьезные умственные запросы. Все, что только можно было тогда прочесть во франц. переводах о движении новой философии и точных наук в Англии, шедшей во главе пробуждавшейся Европы, стало ему доступным и увлекало его, возбуждая смелость и пытливость духа. Но его воспитывала и жизнь; уродливые проявления крайнего изуверства и суеверия, поразительные во Франции в середине философского XVIII в., ложные чудеса, экстатические феномены, покаянные выходки фанатиков, возбуждали у поклонника новой науки страстное желание потребовать виновников такого затмения умов к суду разума и доказать несостоятельность и вред их учения. Произвол во внутренней политике, бесправность народа и эксплуатация его сил и средств вызывали умного и наблюдательного молодого плебея к такому же протесту и вмешательству.

Вращаясь среди развитой и стремившейся вперед, но бедной и обездоленной молодежи, ведшей жизнь не лучше позднейшей парижской "богемы", он увидел, что те же идеи привлекают и волнуют ее; среди этих неудачников он встретил не только единомышленников, но друзей — Руссо, д'Аламбера, Кондильяка, адвоката Туссена. Общение с ними довершило его воспитание и поставило его на настоящую дорогу. Впечатлительность и вспышки темперамента, еще ничем не обузданного, могли бы отклонить его в совершенно другое направление: несколько похождений во вкусе Боккаччо, не прерванных даже ранней и неудачной женитьбой, связь с отцветавшей кокеткой, г-жой Пюизьё, влияние веселых нравов парижского полусвета привили было ему вкус к пряной и немного распущенной забаве.

Фантазия его оказалась неисчерпаемой в этой сфере; и в его первых повестях, написанных из-за денег, по заказу, и в эпизодических вставках, введенных в позднейшие замечательные его опыты в повествовательном роде, сохранились любопытнейшие образцы этой стороны его творчества. Но если в первые же годы его писательства встречаются на близком расстоянии такие труды, как переложение "Опыта о человеческом достоинстве и добродетели" Шефтсбери (самая ранняя, 1741, работа Дидро) или "Философские мысли", а с другой стороны — повесть на тему о женском непостоянстве: "Lez bijoux indiscrets", то, к счастью, перевес остался за быстро созревавшим дарованием мыслителя.

"Философские мысли" и "Письмо о слепых" отвели Дидро видное место в рядах распространителей новой опытной науки, предводимых Вольтером. В первой из этих книг собраны отрывочные мысли о религии, нравственности, общественном строе; сжатые, содержательные, остроумные, едкие, часто парадоксальные, они привели к тому, что книга была сожжена по постановлению парламента. Операция доктора Реомюра над слепым от рождения послужила поводом к появлению второй и еще более замеченной работы Дидро Он хотел доказать, в противоположность общепринятой теории о врожденных идеях, что наши нравственные, религиозные и иные представления зарождаются под влиянием опыта; внезапно прозрев, слепец должен будет медленно вырабатывать и усваивать себе самые элементарные понятия, которые вовсе не внушены ему природой.

И само по себе это "Письмо", остроумно и метко прилагавшее к делу взгляды последователей Локка, должно было в правоверных кругах показаться опасным и вольнодумным, а полемическая выходка против Реомюра, отказавшегося допустить присутствие Дидро при операции, но сделавшего исключение для великосветской дамы, увеличила виновность автора, и, по жалобе этой знатной особы, Дидро был заключен на три месяца в Венсеннский замок. Эта расправа со свободным мыслителем не привела к результатам, имевшимся в виду; она послужила для Дидро новым доказательством необходимости побороть наконец нетерпимость, суеверие и произвол, поднять знамя разума и объединить все силы для просветительного похода против старого начала.

Давно уже, еще с 1741 г., грезилось ему такое объединение вокруг какого-нибудь грандиозного научного предприятия; когда же к нему явился книгопродавец Лебретон с предложением принять на себя редакцию перевода английской энциклопедии Чемберса, полезного, но чисто технического справочного сборника, Дидро увидел в этом предложении внушение судьбы. Не рабское переложение чужого труда, но самостоятельный, систематический, способный перевоспитать и образумить человечество обзор всех итогов науки, всех опытов политической, социальной и религиозной свободы, свод всех полезных для народа открытий в мире искусства, ремесел, агрономии — такую книгу, в которой смутные еще стремления обновить и облагородить жизнь находили бы поддержку и руководство, задумал он. Его горячность и вера в успех увлекли издателя, отказавшегося от первоначального плана и, в товариществе с несколькими другими лицами, взявшего на себя денежную сторону предприятия.

Еще сидя в каземате, Дидро написал на краях страниц "Потерянного Рая" план издания (Prospectus), впоследствии развитый в обширном "Вступительном рассуждении"; по выходе из тюрьмы, уже располагая "привилегией" (разрешением), он энергично, с большим знанием людей и отгадкой их способностей, стал группировать вокруг себя сотрудников. Обладая самыми разнообразными знаниями, от техники в ремеслах до эстетики, философии, естествознания или политических наук, он был самым подходящим человеком для центральной, объединяющей роли. Но он искусно провел разделение труда; редакторские обязанности взял на себя его ближайший друг д'Аламбер, своим сдержанным, ровным характером уравновешивавший вечное возбуждение и боевой задор Дидро и внесший в дело глубокие специальные знания по наукам математическим и философским.

Вместе они распределили труд по отделам, привлекая для каждого из них лучших в то время знатоков, заручившись сотрудничеством таких авторитетов, как Вольтер и Монтескье, наконец, создавая себе сотрудников и помощников из новичков, ими выделенных из толпы, вдохновленных открывшейся перед ними задачей и мастерски выполнявших ее. Вместе с д'Аламбером Дидро написал и знаменитый "Discours preliminaire", взяв себе в этом опыте стройной системы человеческих знаний отдел, посвященный словесности и искусству, высказав в этой части своего манифеста требования правды, близости к жизни, свободы творчества и развенчав устарелые и незаслуженные репутации. Но свое участие в гигантском сборнике, осуществление которого было рассчитано на десятки лет, он и не думал замкнуть в рамки одиночного отдела.

Следы его деятельного участия заметны всюду, где только он мог сказать свое полезное слово, напр. даже в описании открытий и усовершенствований в ремеслах и заводских производствах. Связи с рабочим миром облегчили для Дидро специальное их изучение; он расспрашивал и разузнавал все нужное в мастерских, сам учился ремеслам, составлял чертежи и мог ввести в энциклопедию до тысячи статей технического содержания.

В 1751 г. был издан первый том этого небывалого, колоссального сборника. До 1772 г., когда появились последние тома, с чертежами и рисунками, тянется многострадальная, богатая запретами, гонениями и приостановками, история великой Энциклопедии, давшей имя целому периоду в развитии человеческой мысли. Если принять во внимание, что приготовительные работы начаты были значительно раньше, то выступит во всем блеске тот знаменательный факт, что все свои лучшие годы (с лишком тридцать лет) Дидро отдал на эту проповедь освобождающего знания. То была главная цель его жизни; перед ней бледнели все остальные интересы и работы. Довести дело до конца он решил вопреки каким бы то ни было препятствиям. Духовенство и двор, цензура, полиция и иезуиты соединились в борьбе против Энциклопедии; д'Аламбер, наконец, утомился и заявил другу, что не в силах более делить с ним редакционные труды.

Дидро взял эту тяжелую ношу на одного себя и, после перерыва в несколько лет, выпустил в 1765 г. десять новых томов. Ему предлагала облегчить издание, перенеся его за пределы Франции; Фридрих II звал его в Берлин, Екатерина обещала устроить ему удобное печатание в одном из приморских городов, напр. в Риге. Но он остался на своем посту и перед глазами своих противников, пользуясь иногда тайным покровительством людей, обязанных его преследовать (главного блюстителя печати, Мальзерба), он с поразительной, не ослабевавшей настойчивостью шел по намеченному пути все вперед.

И далеко разносилось по свету благовестие Энциклопедии; всюду, где царили произвол, беззаконие, жестокость, душевная тьма (а кроме пробудившейся раньше Англии, вся Европа была тогда в таком состоянии), ее заявления, изложенные не задорно, но в твердом, положительном тоне, основанные на фактах, научных истинах, практическом опыте, проникнутые желанием народного блага (такова, напр., принадлежащая Дидро статья Liberte), действовали необыкновенно благотворно. Скромно обставленный, продолжавший жить в мансарде, испытывавший не раз тяжкие приступы бедности (юношей он найден был однажды в обмороке от голода, в зрелые годы принужден был запродать Екатерине свою библиотеку, чтобы иметь, на что жить, и дать приданое дочери), демократ-проповедник держал в руках своих, подобно Вольтеру, направление европейской общественной мысли. Реформы, вскоре совершившиеся в разных странах, сводились, в исходной точке своей, к тому, что зародилось в голове, среди тюремных впечатлений Венсенна.

Одновременно с большой затратой сил для главного труда шла непрерывная умственная деятельность Дидро в целом ряде других отраслей. Удивительная талантливость и многосторонность доставила Дидро, малоизвестному сначала провинциалу, первенствующее место в главнейших парижских салонах (у г-жи д'Эпинэ, Гольбаха, Гельвеция), где зародились многие из важных начинаний философии, творчества, политики; щедро рассыпая свои дары, он обогащал сочинения своих друзей — Гольбаха, Рейналя, Галиани и друг. — прекрасными оригинальными вставками; несравненный собеседник, он поражал блестящими импровизациями, которые следовало записывать — иначе первоклассные красоты пропадали бесследно. Проницательные или скорее пронырливые приятели вроде Гримма умели эксплуатировать эту неисчерпаемость вдохновения и тонкость вкуса. Гримм (см.) стал выпускать свою "Correspondance litteraire", он сумел обеспечить себе сотрудничество Дидро и часто насиловал его волю, понуждая его к работе.

Он требовал от него отчетов о периодических выставках картин и статуй (так называемых салонах) и этим побудил Дидро оставить весьма заметный след и в художественной критике. До его Salons, которых он написал девять, не было таких тонких оценок технической и вместе с тем культурной стороны произведений, таких искусных характеристик индивидуальности художника, такой смелой полемики против классической строгости старого академизма, таких попыток установить основы искусства будущего, с трезвым и правдивым бытовым направлением, изучением настоящей природы и людей, развитием пейзажа и жанра и, вместе с тем, со способностью будить в сердцах порыв к идеальному. Он энергично защищал новаторов вроде Греза, умевших faire de la morale en peinture и своими картинами, полными реализма, поддерживать гуманное направление новой культуры.

В "Essai sur la peinture" Дидро устанавливает эстетические основы искусства, исходя от того взгляда, что природа — главный источник художественного вдохновения и что подражание ей одно только может обеспечить искусству здоровое развитие. Он, конечно, был дилетантом в вопросах, касавшихся живописи и скульптуры, сам сознавал это и задумал было образовательную поездку в Италию вместе с Гриммом и Руссо, но дарования замечательного отгадчика внушили ему и в этой области много верных взглядов и метких оценок, скрепивших связь между искусством и умственным движением эпохи. Он бросил яркий луч света и на искусство актера, и на законы драмы.

В новейшее время и специалисты по сценической технике, и психологи (напр. Souriau в своем сочинении "La suggestion dans l'art") восстают против одного из положений, введенных Дидро в его "Парадоксе об актере", и находят неисполнимым и нежелательным требование полной безучастности к изображаемому актером душевному состоянию, что, по взгляду Дидро, может будто бы совмещаться с превосходной и верной передачей его одними средствами искусства, тонко обдуманными и примененными. Вопрос этот, однако, все еще остается открытым, и многие из замечательных актеров нашего времени — Сальвини, Росси, Коклен — высказывают о нем противоположные мнения. Если сам Дидро назвал свой остроумный этюд "Парадоксом", то в нем все же есть важные и неоспоримые достоинства; это опять призыв к жизненной правде, протест против манерности и ходульности, заступничество за повседневные чувства и страдания, которым пора дать доступ на сцену, вместо выспренних душевных движений героев трагедий.

Дидро явился убежденным защитником драмы, взятой из "мещанского", т. е. будничного и общечеловеческого быта, и его пропаганда (проведенная им и на практике в пьесах: "Отец семейства" и "Побочный сын", но без особого успеха), поддержанная такими последователями, как Лессинг и Бомарше, так же отмечает собой в драматическом творчестве, как "Парадокс" — в сценическом искусстве, перелом от условного и безжизненного изящества к свободному воспроизведению "громадно несущейся жизни", всей, без исключений и оговорок, с ее пороками, ужасами и несчастьями. Дидро и в Энциклопедии, и в художественной критике, и в теории и практике драмы остался верен себе.

Он знал за собой слабость неумеренной, хотя вполне искренней чувствительности, овладевавшей им, когда его отзывчивую душу поражали людские страдания, зрелище гонимой честности, самоотверженного порыва, его речь в эти минуты переполнялась восклицаниями, патетическими тирадами, в голосе слышалось волнение, слезы; диалог его драм, очевидно глубоко прочувствованных, страдает иногда избытком эмоций. Когда в "Парадоксе" Дидро советует актеру обдумать роль и вжиться в нее, но не играть нервами и постоянно обуздывать их, в этом заметно желание предостеречь других от недостатка, который он сознавал в себе. Но чувствительность уживалась в его характере с другой склонностью, определившейся с ранних лет и изощренной непосредственным знакомством с жизнью.

Если в первых его повестях заметно уже дарование романиста, владеющего тонким юмором, беззаботным смехом и желчной сатирой, то с годами опыт, приобретенный в толпе живых людей, развил в нем способности повествователя-реалиста, дающего полную волю своей наблюдательности и яркими красками рисующего людей и их страсти. Тем же пером, которым написаны чувствительные декламации драм, вызваны к жизни такие украшения романической литературы XVIII в., как "Жак-фаталист", "Монахиня" или получивший форму диалога очерк с натуры: "Племянник Рамо". Часто в этих произведениях фабула ускользает от внимания читателя; в "Жаке" Дидро даже забавляется над его растерявшимся видом, когда на главный сюжет вдруг нагромождаются десятки других, вводятся эпизоды с новыми лицами и событиями. Но сила Дидро — не в систематически выдержанном сюжете.

Величайшие его предшественники — Боккаччо, Рабле — могли бы позавидовать его умению немногими штрихами характеризовать людей, осветить картину так, что она глубоко врежется в память, и затем беспечно перейти к другому, столь же волшебному воспроизведению жизни. "Жак" — несложная, юмористически переданная история странствий двух приятелей, господина и слуги, одинаково вспыльчивых, упрямых, добродушных, падких на сердечные приключения, как будто по добровольному соглашению поделивших между собой роли хозяина и прислужника, а в сущности, просто равноправных друзей. Они кочуют без цели, не пропуская ничего, что дает им жизнь, руководятся фатализмом и не без смеха ожидают, какие случайности пошлет им судьба.

Для понимания характера Дидро неоценимо изображение старшего из путников, которого автор наделил всеми своими свойствами, испытывая потребность в подобной исповеди перед собой и читателем. Не меньше значения имеют эпизодические рассказы, влагаемые в уста то друзей, то хозяйки деревенской гостиницы, где они остановились, в особенности "История г-жи де ла Поммерэ" — повесть о лютой мести покинутой и отжившей светской женщины ее последнему поклоннику, которого она, приняв личину покаявшейся грешницы, знакомит с молодой девушкой будто бы из честной, старой дворянской семьи и, добившись того, что он по любви женится на ней, со злорадством открывает ему двусмысленное ее прошлое.

Глубокий драматизм рассказа (поражающий после ряда юмористических сценок) и мастерство характеристики сделали эту вставную повесть замечательным образцом психологического французского романа. Чувствительная развязка (маркиз, тронутый горем ни в чем не повинной жены, поневоле бывшей свидетельницей ремесла ее матери, и убедившийся в ее любви, прощает ее и увозит с собой) является естественной и дает удовлетворение возмущенному чувству читателя. Такое же сочетание чувствительности с житейской правдой в повести "La religieuse" не помешало, а, быть может, еще содействовало успеху ее, продержавшемуся до наших дней, когда в борьбе против клерикализма во Франции перепечатка "Монахини" явилась одним из сильнодействующих орудий пропаганды, вскрывая фарисейство, насилия над личностью и мрак, господствующий в женских катол. монастырях.

"Племянник Рамо" превосходит все остальные произведения Дидро как повествователя в зрелый период его деятельности. С виду это — просто набросок с натуры, отпечаток одной из случайных встреч Дидро во время его блужданий по Парижу: он любил бродить по Пале-Роялю, заходить в cafe de la Regence и присаживаться к шахматным игрокам. В одно из таких посещений к нему подошел давно знакомый ему и невольно интересовавший его по оригинальной "смеси остроумия и бесстыдства, высокомерия и низости, здравого смысла и безрассудства" искатель приключений, вечно рыскавший по Парижу и всюду умевший втереться. Между ними завязывается беседа, и противоположность убеждений, сочувствий и надежд философа и паразита ярко обрисовываются.

Таково несложное содержание диалога — а между тем, он является и глубоко верной картиной общественных условий, породивших подобный тип, и мастерской характеристикой главного действующего лица, и образцом необыкновенно выразительного разговорного слога, встречаемого, кроме Дидро, у немногих французских прозаиков, переходящего уже в область драматического творчества, осуществляя те требования естественности, которых Дидро не удалось выполнить в его больших драмах. Его герой — лицо собирательное. В него вошли черты, взятые у автора нескольких пасквилей на лучших людей современной Франции, Палиссо. Не менее реальная, но гораздо более безобидная личность — племянник некогда знаменитого композитора Рамо — также могла бы предъявить свои права на значение прототипа и даже ссудила герою диалога свое имя.

Но Дидро хотелось вообще изобразить то развитое и поддержанное старым порядком раболепное, продажное и бесстыдное лизоблюдство, которое втайне и наяву распиналось в нападках на прогресс и его двигателей, с кровожадностью диких зверей рвало на клочья репутацию честных людей и друзей народа, нагло пробиралось к обогащению всеми неправдами и верило в конечное свое торжество над беспокойными просветителями. Племянник Рамо поэтому не только воплотил все свойства французского наглого обскуранта XVIII века, но остается общечеловеческим, всюду понятным типом. И отвращение, и жалость к способному, но безнадежно павшему человеку возбудила в авторе беседа с этим негодяем — а тот и не думает исправляться, ни в чем не раскаивается и еще не знает, кто из них двух, по пословице, будет смеяться последним. Гете справедливо видел мастерство Дидро в том, что "его Рамо и отталкивает нас, и вместе с тем заинтересовывает своей нравственной низостью". Это — лицо почти трагическое.

Действуя в обществе, где подобные личности могли иметь значение, где клеветами и доносами они навлекали гонения на Энциклопедию и на двигателей культуры, Дидро естественно переносился мыслью к иному общественному строю, основанному на личной и общественной свободе, на независимости мысли. В его соображениях об этом лучшем строе есть и осязательные, практически обоснованные планы и советы, есть и грезы; так, под влиянием приукрашенного путешественником Бугэнвиллем описания нравственной чистоты и свободных, естественных отношений у жителей о-ва Таити, он в своем "Supplement au voyage de Bougainville" чуть не готов был идеализировать первобытную простоту жизни и желать возврата ее лучших сторон, не порывая, однако, ради этого, подобно Руссо, с цивилизацией. В "Разговоре отца с детьми" он влагает в уста собеседникам (он сам с братом и старик отец их) мысли о разумной постановке вопроса о браке, о необходимости пересмотра законов в духе гуманности, о свободе личности. В "Разговоре Дидро и д'Аламбера" и в "Сне д'Аламбера" предчувствия великого переворота в познании природы связаны с грезами о грядущем переустройстве жизни человечества на основе свободы. Наконец, Дидро воспел свободу в стихотвор. "Les eleutheromanes". Он понимал, что опережает век свой и смотрит в даль будущего. Зная, что современникам не понять его стремлений, он доверчиво ожидал признания их от позднейшего потомства. В примечательной переписке с скульптором Фальконетом, посвященной этому вопросу, он защищает преимущества посмертной славы перед причудливой и изменчивой известностью, балующей иногда человека при жизни. Но, способный так легко уноситься в мечтах в призрачные миры, он мог трезво и с практическим знанием жизни отзываться на насущные нужды современности. Ему приписывают значительную часть "Истории обеих Индий" Рейналя, энергично восставшего против рабовладения. Его статьи в "Энциклопедии" по вопросам общественным и политическим основаны на фактах и бытовых данных. Деятельность таких людей, как Тюрго, встречала его глубокое сочувствие. Широкие реформы, создающие нечто вроде английского государственного устройства, могли бы еще удовлетворить его; но видя, как в своем ослеплении охранители старого порядка делали все возможное, чтобы раздражить и разорить массу, он в предсмертные свои годы прямо предвещал революцию.

Ни в чем умение Дидро добросовестно изучать житейские нужды и указать средства удовлетворить их не выразилось так ясно, как в разнообразных проектах преобразований, составленных им для России. Сношения Екатерины с Дидро начались с первого же года ее царствования (через девять дней после воцарения) и старательно поддерживались и ею, и такими горячими поклонниками Дидро, как кн. Дашкова или русский посол в Париже, кн. Дидро А. Голицын, друг его и Гельвеция. Ему оказывались различные любезности и услуги, из которых важнейшая — покупка его библиотеки и оставление ее в пожизненном его пользовании. Но заочные сношения не удовлетворяли; потерпев с Вольтером и д'Аламбером неудачу в приглашении их в Россию, Екатерина, опираясь на обоих названных посредников, сумела побудить Дидро, не покидавшего до той поры своего отечества, предпринять в 1773 г. трудное путешествие в Петербург. Русская жизнь с ее особенностями, просветительная миссия Петра, казалось, продолжаемая Екатериной, возможность приложения к делу в здоровой народной среде основных идей энциклопедизма — давно привлекали его внимание; он уже разузнал многое о русском быте и наметил себе наиболее насущные его нужды, и прежде всего — освобождение крестьян. Со стороны Екатерины поездка была обставлена всевозможными удобствами, прием был чрезвычайно сердечный, но несомненно было, что Дидро, долго колебавшийся, опоздал на несколько лет с приездом. Его покровительница теперь гораздо менее расположена была следовать указаниям философов; внутренние неустройства и тревоги, напр. пугачевское восстание, охладили ее преобразовательное рвение, и к Дидро она уже относилась скорее как к высокоинтересному и оригинальному мыслителю, беседа с которым доставляет художественное наслаждение.

Не обращая внимания на придворный этикет, она уединялась с ним, держась демократической простоты, наводила речь на всевозможные темы, любовалась его горячностью и красноречием, но отклоняла практические указания, находя, что у него нет политической опытности. Отголоски их бесед сохранились в различных набросках Дидро То это — остроумная и тонкая игра фантазии, представляющая (в ответ на шутливый вопрос Екатерины, что бы он сделал, если бы был королем) день из царствования Дени Первого, посвященный энергичной расправе со всем, что поддерживает роскошь и пышность при дворе; король-философ сокращает все издержки на этот предмет донельзя, чтобы обратить деньги на нужды народа. То это — бесстрашное напоминание о том, что многие из прекрасных обещаний, данных Екатериной при воцарении и скрепленных ее Наказом, все еще не выполнены, и запрос, намерена ли она сдержать их. То это — протест против воинственного направления русской политики, заявляющий, что "кровь тысячи врагов не возвратит ни одной потерянной капли русской крови", что "частые победы придают блеск царствованиям, но не делают их счастливыми", что "хорошие реформаторы редки там, где они всего нужнее" и что важнее всего заняться упрочением мира, благосостояния и культуры. Екатерина возложила, однако, на Дидро несколько деловых поручений, очевидно, наметив себе те стороны жизни, в которых она считала его вполне компетентным. Это были именно проекты по народному просвещению — план организации низшей и средней школы, университетов, женского образования. С большой любовью к делу и интересом к народным русским потребностям выполнил Дидро эти поручения. В его "Plan d'une universite pour la Russie" находим требование всеобщего, обязательного и бесплатного обучения в элементарных школах, разумную, полную полезных знаний, программу гимназий и тщательно, по всем факультетам и кафедрам, разработанный проект университетского преподавания.

В последнем отделе особенно симпатичны его заботы о развитии русского литературного языка, о необходимости положить конец выписке иностранных ученых и вызвать к возделыванию наук отечественные силы, о правдивом и свободном изложении русской истории, способном развить любовь к истинно великому и героическому, о том, чтобы на богословском факультете обеспечен был возможно больший научный простор и признавалась бы бесспорным догматом свобода совести и т. д. В педагогическом проекте, предназначенном для женского образования в Смольном монастыре, точно так же много новых мыслей, часто опережавших век, напр. совет ввести в программу изучение медицины, в особенности анатомии, снимая этим завесу со многого запретного, таинственного и потому привлекательного, оздоровляя ум и воображение и подготавливая девушек к материнским обязанностям. Многое хотел Дидро узнать о русской жизни вне этих официальных поручений, собирал сведения об экономическом быте, положении крестьянства; но из осторожности не все ему показывали и говорили, и приставленные к нему отменно-культурные царедворцы, вроде Бецкого, все время искусно лавировали с ним. Русские проекты Дидро не имели влияния на наши внутренние дела, как остался невыполненным предложенный Екатериною план издать в России выборку из Энциклопедии применительно к русским потребностям; но живое и участливое отношение к нашей стране и готовность послужить ей лучшими своими силами особенно симпатично дорисовывают нравственный облик философа.

Со времени возвращения своего из России (не обошедшегося без приключений: лед на Двине подломился под его каретой, он едва спасся и увековечил это событие в шутливом стихотворении) Дидро, утомленный поездкой и постоянным возбуждением и простудившийся в пути, не мог уже более возвратить себе прежнего здоровья. С радостью вошел он, после петербургской роскоши, в прежние скромные условия жизни и принялся за тот отдел знаний и работ, к которому чувствовал влечение еще с молодых лет: изучение естественных наук и медицины. Попытки укрепить свои научно-философские воззрения на этой основе и отгадать дальнейший путь прогресса заняли собой его старость и согрели ее чисто юношескими, бодрыми надеждами и стремлениями. Еще в "Bijoux indiscrets" он выразил в аллегорической форме свое благоговение перед быстрым завоевательным движением точных наук. К воздушному замку, где царит седовласый старец, изумляющий народную толпу всякими фантасмагориями и воздушными пузырями, приближается ребенок, с факелом в руках, производя своим приближением невольную тревогу. Он быстро растет, испытующим взглядом окидывает все вокруг; вскоре это уже великан, и от его измерений и исследований ничто укрыться не может. Это — торжествующий опыт, и от его натиска должно рухнуть все здание. Следить за поступательным движением опыта и обобщать добытые им результаты стало одним из любимейших занятий Дидро Среди занятий по Энциклопедии (1757) он сделал первый такой свод в форме "Размышлений об истолковании природы" (Pensees sur l'interpretation de a nature); к среднему периоду его деятельности относятся два названных уже диалога; в последние годы написаны им "Элементы физиологии" и несколько других общедоступно изложенных обозрений успехов науки. Шестидесятишестилетним стариком слушал он курсы наиболее авторитетных ученых, занимался в химической лаборатории у Руэлля, изучал анатомию у Бордэ и г-жи Биэрон, предшественницы женщин-врачей нашего времени, которую он энергично, но безуспешно рекомендовал Екатерине для Смольного.

Более чем когда-либо проникался он убеждением, что общественный прогресс невозможен без освобождения мысли, достижимого лишь изучением природы, и включил в широкий уже круг своих познаний столь обстоятельную эрудицию натуралиста, что и в этом отношении не находил себе сверстника в кругу мыслителей. Творческий ум и дарование гениального отгадчика внушили ему намеки, указания и предчувствия, впоследствии оправдавшиеся и вошедшие в науку. Ему казалось несостоятельным дробление природы на так называемые царства; он верил в существование переходных явлений, бесконечной "цепи организмов", основываясь на ряде опытов, напр. над насекомоядными растениями; ход последовательного развития отдельных органов, естественный отбор, соотношение физических сил, действие закона наследственности — все это намечено в работах Дидро, которого в настоящее время историки дарвинизма называют в числе его предшественников, наряду с Робинэ, Гете и Ламарком. Полет его мысли становился неудержимым и необъятным; "Что значат тысячелетия в мировой жизни!" — восклицал он, когда представлял себе эволюцию, приведшую природу и человека к их современному виду — и с полной верой смотрел вперед, на успехи будущей опытной науки, с ее усовершенствованными орудиями и тонкими наблюдениями. В "Сне д'Аламбера" он умышленно придал этим научным грезам форму болезненного бреда, с вспышками ясного, блестящего здравого смысла. В такой форме можно было свободно коснуться всего, строить и высказывать догадки, которые иным должны были казаться химерическими. Тогда это были действительно мечты; но они были достойны замечательного философа природы, с годами оставившего далеко позади себя своих прежних единомышленников-материалистов вроде Гольбаха или Гельвеция (посмертную книгу которого "О человеке" Дидро остроумно и беспощадно разобрал).

Такова сложная внутренняя история жизни Дидро; внешняя ее история, за исключением нескольких тревожных эпизодов в судьбе Энциклопедии и поездки в Россию, небогата событиями. Он изведал на деле дружбу и единомыслие, не раз встречая людей, преданных ему; но в дружбе был требователен и тиранически строг к малейшей слабости или неустойчивости. Его разрыв с Руссо, называвшим его сначала своим Аристархом, вызван был и болезненной мнительностью женевского философа, и вмешательством посредников вроде Гримма, раздувавших распрю, и горячностью самого Дидро, считавшего аффектацией и ложью отшельничество Руссо, его роль нелюдима, проповедь о вреде культуры. Много страстного и несправедливого было высказано сгоряча с обеих сторон (напр. даже в одной из последних работ Дидро: "Опыт о жизни и произведениях Сенеки"); но и Дидро скорбел о размолвке с другом своей молодости, несколько раз пытаясь примириться с ним, и Руссо оставил в своей исповеди почти сочувственный отзыв о Дидро Изведал он и любовь.

Смолоду смотревший на нее легко, почти с усмешкой, Дидро женился рано и необдуманно, под влиянием утомления от скитальческой и одинокой жизни, на женщине, не понимавшей его стремлений и интересов и с годами уходившей все глубже в узкую набожность, в то время как его мысль становилась все свободнее. Уже в пожилых летах искренно полюбил он молодую девушку, m-lle Volland, разделявшую его убеждения и вкусы. Вся жизнь его осветилась с той поры: его подруга посвящена была во все его помыслы и намерения; с ней он отводил душу, ей написал множество писем, по силе чувства, блеску изложения и разнообразию содержания принадлежащих к числу лучших его произведений; искренностью своей привязанности победил предубеждение ее родных против этого союза — и не мог пережить смерти любимой женщины. Удалившись от шума и суеты и находя в занятиях естествознанием единственное средство рассеять свою грусть, он доживал последние месяцы своей жизни, философски готовясь к концу.

Постепенно сошли в могилу его прежние товарищи и соратники — Руссо, д'Аламбер. 30 июля 1784 г. Дидро последовал за ними; его смерть походила на мирный сон.

Даже беглого знакомства с произведениями Дидро достаточно, чтобы выказать во всем блеске эту необычайно даровитую натуру, одного из немногих "избранных". Ему не суждено было создать своей философской системы; восприимчивый и на все живое быстро отзывавшийся, он раздробил свои силы по многим областям мысли и творчества и только на склоне лет сосредоточился на изучении природы. Но это был человек, призванный всюду пробуждать жизнь, вести людей за собой; одной стороной он еще принадлежит своему веку, но пламенный взор его устремлен вдаль; он увлечен идеей безграничного прогресса. Это вдохновенный апостол знания, которое дорого ему, потому что принесет свет и благо всему человечеству.

Память о Дидро, как основателе великой Энциклопедии, не изгладится никогда: философия, словесность, сцена, искусство, социальные науки, естествознание сохранят следы живительного его влияния; историк вспомнит о нем, как об одном из главных зачинщиков "просветительного века"; психолог укажет на этом увлекательном образце, до какого дивного подъема может дойти духовная природа человека.

Сочинения Дидро появлялись впервые в печати не только при его жизни, но в гораздо большем количестве после его смерти, и были известны дотоле лишь в рукописи или же считались пропавшими, казалось, бесследно, и случайно были найдены. Библиотека Дидро была перевезена в Петербург, где некоторые из его произведений и были поэтому открыты. Родственник Шиллера случайно прочел в Петербурге рукопись "Племянника Рамо", лежавшую вместе с другими бумагами философа, и прислал свой список поэту, который, вместе с Гете, озаботился изданием этого диалога, явившегося сначала в нем. переводе. "Жак-фаталист" напечатан был лишь в 1796 г., по рукописи, уцелевшей у принца Генриха прусского.

Собрания сочинений Дидро поэтому долго не могли быть полными. Первое сколько-нибудь обстоятельное издание их принадлежало его великому поклоннику Нэжону (1798); затем, заслуживает внимания издание Бриэра и Вальфердена (1821); наконец, в наше время (1875-77) вышло монументальное, в двадцати томах, издание, начатое Жюлем Ассезa и оконченное Морисом Турнэ. Несмотря на то, что тут появилось необыкновенно много нового (целых четыре тома), даже и после этого, казалось, полного свода продолжают обнаруживаться новые находки. Морис Турнэ, тщательно исследовавший петербургские библиотеки, извлек оттуда чрезвычайно характеристические наброски Дидро, отчасти описанные выше, и напечатал их в "Nouvelle Revue" (1881, 1 сент.; "Diderot legislateur", и 1883, 1 и 15 сен., "La politique de Diderot") и в газете "Temps" (1886). Несколько писем Дидро издано Русским историч. общ. ("Сборн. т. XIXIII).

Удачная выборка из соч. Дидро издана была ко дню его юбилея, 1884: "Oeuvres choisies, edition du centenaire", в одном томе. Лучшие биографии Дидро принадлежат Джону Морлею, "D. and the encyclopedists" (1878; русский перевод В. Неведомского, 1882 г.), и Карлу Розенкранцу, "Diderots Leben u. Werke" (1866). Есть воспоминания о Дидро дочери его, Madame Vandeul, не вполне надежные. Характеристики Дидро всего удачнее у Сент-Бэва ("Portraits litteraires"), Карлейля ("Critical and historical essays", по-русски "Исторические и критические опыты", М., 1878), Kapo ("La fin du XVIII s.", 1880), Дюбуа-Рэймона "Zu Diderot's Gedachtniss" (1884), и Эдмона Шерера ("Diderot, etude", 1880).

См. также книгу Avezac Lavigne, "D. et la societe du baron d'Holbach" (1875). На русск. яз. статьи Алексея Веселовского, "Дени Дидро, опыт характеристики" ("Вестник Европы", 1884, Х — XI) и книга В. Бильбасова "Дидро в Петербурге" (СПб., 1884, сначала в "Русск. Старине"). Собрания соч. Дидро в русском переводе не существует. Переводы отдельных произведений были особенно многочисленны в прошлом столетии. Драма "Чадолюбивый отец" была переведена два раза (1765 и 1788), "Побочный сын" (1788) выдержал 3 изд., "История г-жи де ла Поммерэ" явилась в 1796 г. под названием "Удивительное мщение одной женщины" (1796), "Жизнь Ричардсона" нап. в Смоленске в 1803 г., и т. д. В новейшее время переведены были "Племянник Рамо" (в приложении к книге Морлея) и "Парадокс об актере".

Биография (Реферат)

Введение

Дидро в течение четверти века стоял во главе грандиозного предприятия – издания знаменитой «Энциклопедии», содействуя пробуждению и росту революционного сознания масс. Материализм Дидро далеко опередил философскую систему Вольтера, патриарха просветителей, их старейшего и всеми признанного вождя. Дидро стоял на пороге диалектического материализма. Жизнь его полна самой напряженной борьбы, самой энергичной деятельности в области мысли и весьма проста, бедна событиями и обыденна в своем внешнем житейском течении.

«Энциклопедия»

Дидро родился в 1713 г. в Лангре, старинном французском городке, славившемся лишь своими историческими достопримечательностями – развалинами римских крепостных сооружений и великолепным собором XII столетия. В XIX в. к достопримечательностям города прибавился монументальный памятник великому мыслителю Франции. Отец Дидро принадлежал к потомственным ремесленникам, которые насчитывали в своем роду немало поколений, передающих от отца к сыну искусство выделки ножей. Семья была зажиточная, что дало возможность Дени Дидро получить образование в одном из лучших учебных заведений столицы, в парижском коллеже Гаркур.

Первоначально Дени прочили в священники, и он сам увлекся было чтением священных книг. Однако пытливая мысль молодого человека не могла удовлетвориться церковными догмами; он пришел первоначально к деизму, а потом и к отрицанию религии.

В коллеже Дидро с интересом изучает древние и новые языки; впоследствии его привлекли точные науки, теоретические основы ремесел, искусство, философия. Отец, видя, что сын не следует его указаниям и не собирается стать священником, отказал ему в материальной поддержке. С 1733 г. Дидро пополнил собой многочисленную парижскую толпу интеллигентов, которые перебивались случайными грошовыми заработками за какие-нибудь литературные работы; утром, просыпаясь, не знали, добудут ли что-нибудь на обед; жили в чердачных помещениях Латинского квартала столицы.

Из того, что писал Дидро, а писал он много, только часть попадала в печать, навлекая на автора ненависть и всяческие кары со стороны властей – светских и духовных. В 1746 г. появились «Философские мысли». Парижский суд (парламент) приговорил это сочинение к уничтожению, и оно было сожжено рукой палача. В 1749 г. Дидро написал «Письмо о слепых в назидание зрячим», явно атеистическое произведение, и был отправлен на сто дней в тюрьму (Венсенский замок).

В 1746 г. издатель Лебретон пригласил его в качестве редактора «Энциклопедии». Лебретон помышлял лишь об издании не претендующего на оригинальность и большую научность словаря, переведенного с какого-нибудь иностранного образца. Дидро превратил этот крохотный коммерческий замысел издателя в мероприятие огромной культурной и политической важности. Вместе со всеми деятелями французского Просвещения он создал монументальное произведение общенационального значения, до конца дней был занят этим делом, преодолевая многочисленные препятствия, сопротивление цензуры, опасения своего издателя, запреты и преследования властей. Он написал сам около тысячи статей для «Энциклопедии».

«Энциклопедия» издавалась в течение 30 лет1. Несколько раз правительство пыталось задушить начатое дело; затравленный д'Аламбер не выдержал напряжения борьбы и отошел от руководства изданием. Дидро один довел дело до конца.

Иногда «Энциклопедию» «спасали» капризы двора. Вольтер рассказывает, что однажды в Трианоне зашел разговор о том, как делают порох (этого не знал герцог Нивернуа), как изготовляют румяна и шелковые чулки (этого не знала всесильная фаворитка короля маркиза Помпадур). Обратились к «Энциклопедии». Узнали и восхитились. Так была решена ее судьба.

В издании «Энциклопедии» участвовали все просветители: Руссо писал статьи о музыке, Тюрго – о политэкономии. Статью «Разум» написал Вольтер. Монтескье дал интересную работу по эстетике (статью «Вкус»). По вопросам религии писал Гольбах.

«Энциклопедия» просветителей, конечно, отличается от наших современных энциклопедий. Это скорее огромное коллективное литературно-публицистическое, полемическое произведение, чем научный справочник в его прямом смысле. Сами материалы «Энциклопедии» просветителей свидетельствуют о том, что не было заранее подготовленного и научно обработанного словника с точным расчетом количества строк, столбцов и пр. в зависимости от важности и значения слова, как это делается в настоящее время при подобных изданиях. Поэтому современному читателю покажется странным, что для слова «Европа» «Энциклопедия» выделила один столбец (т. IV), а рядом термин «Военные эволюции» занял несколько страниц (169–207), что многие важные слова вообще не объяснены: нет, например, статьи о Шекспире. В ряде случаев материалы, приведенные в «Энциклопедии», не соответствовали даже тогдашнему уровню науки; таковы, например, сведения о России.

Нужно учитывать трудности работы немногочисленных редакторов, не имевших ни соответствующего штата работников, ни достаточного количества добросовестных авторов. «У вас плохие солдаты при хороших генералах», – писал Вольтер д'Аламберу. Редакторы иногда сознательно печатали материалы, противоречащие их собственным взглядам (главным образом по вопросам религии и богословия). Для этого они приглашали в качестве авторов самих духовных лиц. Так, например, в «Энциклопедии» долгое время писал по вопросам религии некий аббат Малле, о статьях которого Вольтер говорил, что его «тошнит от чтения их». Дидро и д'Аламбер во вступлении к IV тому «Энциклопедии» специально декларировали свой принцип: «Мы готовы даже допустить печатание противоположных по точке зрения статей на одну и ту же тему, если вопрос этого заслуживает». Они так и поступали: печатали длинную, тошнотворно скучную богословскую статью, а рядом помещали какой-нибудь анекдот о чудесах, смехотворную историю о святых или иронический каламбур по поводу христианской догмы. Читатели, конечно, проходили мимо рассуждений смиренномудрого аббата, зато читали запоминали и передавали другим какой-нибудь хлесткий антицерковный анекдот.

Замысел энциклопедистов, бесспорно, был разгадан правительством и духовенством. Недаром злейший враг Вольтера и просветителей журналист Фрерон писал о редакторах «Энциклопедии»: «Это опасные волки, перерядившиеся в овец».

Папа Климент XIII в специальном бреве (послании) от 3 сентября 1759 г. осудил «Энциклопедию» на сожжение. Французские иезуиты в память этого события выбили медаль с колоритной латинской надписью «Попранная нечестивая мудрость». На медали были изображены глобус и книга («ложная мудрость»), придавленные («попираемые») крестом («торжествующей церковью»). Вселенский собор (1965) под председательством папы Павла VI отменил Индекс.

Дидро в России

В 1773 г. в жизни Дидро произошло важное событие: он принял предложение Екатерины II приехать в Россию. Основная работа по «Энциклопедии» была закончена, и он мог позволить себе отлучиться на время из Франции.

Россия радушно встретила великого философа, и он преисполнился самой искренней симпатией к русскому народу. Долгое время в науке бытовало мнение, что французский просветитель, пробыв в Петербурге около года, не заинтересовался русской культурой, но, как показали исследования профессора В.И. Чучмарева, Дидро многое сделал по изучению русского языка и литературы и вывез из России целую библиотеку русских книг.

Екатерина II часто беседовала с Дидро и писала Вольтеру самые восторженные отзывы об этих беседах с его собратом. Вряд ли все, что высказывал в этих беседах французский гость, нравилось русской государыне, например нижеследующее его заявление о назначении философа: «Он говорит народам, что сила на их стороне, и если их ведут на бойню, то это потому, что они сами позволяют себя вести». Или: «Результаты революции возмещают ту кровь, которая ради них проливается». Дидро присутствовал однажды в Петербурге на собрании Академии наук и передал академику Эйлеру список вопросов о России. Ответы дал академик Лаксман. Дидро был избран почетным членом Российской Академии наук.

Любопытен его разговор с Екатериной о столице России. Он говорил: «Пограничные города по самой своей природе должны быть крепостями, местом обороны или обмена», «весьма нецелесообразно помещать сердце на кончике пальца». Екатерина ответила, что Москва может стать «местопребыванием двора» не раньше, чем через сотни лет.

Вернувшись во Францию, Дидро больше никуда не выезжал и умер в 1784 г. Незадолго до того Екатерина II купила ему особняк в дворянском районе Парижа в предместье Сен-Жермен, куда писатель переселился из бедной своей квартиры на четвертом этаже одного из домов Латинского квартала. Русская императрица оказала большую материальную поддержку философу, купив у него его личную библиотеку и сделав Дидро ее хранителем. (Жалованье было уплачено за 50 лет вперед, поэтому философ шутил, что честь обязывает его жить еще пятьдесят лет.)

В письме к д'Аламберу Екатерина писала: «Было бы жестоко разлучать ученого с его книгами. Я часто бывала в опасении, чтобы не отняли у меня моих, поэтому прежде у меня было правило никогда не говорить о прочитанном мною. Мой собственный опыт помешал мне причинить такое затруднение другому». Покупка состоялась в 1765 г. Через 20 лет, после смерти Дидро, библиотека поступила в Петербург. Она состояла из 2904 томов. Ныне их судьба неизвестна.

Философские труды Дидро

Начал Дидро с откровенного признания христианского бога. Здесь сказалось влияние господствовавшей идеологии на неопытный и неискушенный еще ум юного мыслителя (вольный перевод и комментарий к книге английского философа Шефтсбсри, которую он выпустил под заглавием «Принципы нравственной философии, или Опыты г-на Шефтсбери о достоинстве и добродетели», 1745).

Через год, в своем первом самостоятельном сочинении «Философские мысли», Дидро уже отрекся от безоговорочного признания христианского бога. Парижский парламент, осудивший это сочинение на сожжение, в своем постановлении писал, что в «Философских мыслях» Дидро «с напускным притворством ставились все религии на один уровень, чтобы не признать в конце концов ни одной». В сочинении «Письмо о слепых в назидание зрячим» он опровергает религию не путем разоблачения нелепостей священного писания, как делал раньше, а изложением основных принципов материализма, ведущих к отрицанию религии. Просветительское движение во Франции в этом сочинении Дидро сказало новое слово, сделало новый шаг вперед.

Геро, ен в дневнике 1842 г. записал: «Продолжаю в свободное время лекции Вильмена. И это мне очень полезно, мы забыли XVIII век; тут он оживает, переносимся снова в те времена Вольтера, Бюффона, – и что ни говори, великие имена. Замечательно следить, как в начале своей карьеры Вольтер дивит, поражает смелостью своих религиозных мыслей, – и через два десятка лет Гольбах, Дидро; он отстал, материализм распахнулся во всей силе. Тут видишь 93 года».

Ученый-математик Саундерсон, выведенный в названном сочинении Дидро, слепой, познавший в практике своей жизни особую силу чувства осязания, отвергает идею бога, ибо его нельзя осязать. Мир материален, мы познаем его путем ощущений через наши органы чувств. Всякая идея есть лишь результат деятельности нашего мозга, она есть отражение определенной материальной сущности. Дидро выступил против субъективного идеализма английского философа первой половины XVII столетия епископа Беркли, тонко подметив, что признание только ощущений может вести и к идеализму (Беркли), и к материализму (Локк). Сочинение свое Дидро послал Вольтеру, желая получить поддержку и одобрение вождя французского Просвещения. Вольтер ответил неодобрительно, заявив, что было бы наглостью хвастаться знанием сущности бога, однако было бы вместе с тем и дерзостью отрицать его существование. Дидро не стал спорить с «мэтром». «Я верю в бога, хотя живу в ладах с атеистами», – уклончиво писал он ему.

Дидро твердо встал на позиции материализма и атеизма. Он глубоко изучил материалистическую литературу прошлого, особенно основателя материализма новейшего времени Бэкона. Последующие философские сочинения Дидро «Мысли об объяснении природы и философские принципы» (1754), «Разговор д'Аламбера с Дидро», «Сон д'Аламбера» (1769), «Элементы физиологии» (1774–1780) и другие в яркой, остроумной форме излагают материалистические принципы.

Политические и социальные идеи Дидро были близки идеям Вольтера. Как и фернейский патриарх, он возлагал большие надежды на просвещенного монарха. «Соедините какого-нибудь государя с философом, и вы получите совершеннейшего государя», – писал он в статье «Философ» (в двенадцатом томе «Энциклопедии»).

Как и все просветители, он верил в основополагающую силу закона («Только закон всесилен», «Народы Европы существуют не для того, чтобы служить капризам дюжины государей»).

Эстетика Дидро

Дидро больше, чем кто-либо из французских просветителей, занимался вопросами теории искусства. Познания его в этой области были чрезвычайно разносторонними: музыка, живопись, скульптура, теория драматургии и сценического мастерства – все это входило в круг его интересов и специальных исследований. Философия искусства Дидро превратилась в стройное эстетическое учение.

Дидро принял участие в издании рукописного журнала «Литературная, философская и критическая корреспонденция», который в количестве 15 экземпляров публиковался в Париже под редакцией Мельхиора Гримма и рассылался коронованным подписчикам тогдашней Европы. Дидро помещал в журнале свои критические обзоры выставок новых картин, открывавшихся регулярно через каждые два года в Лувре и получивших название «Салоны». Под тем же названием шли и корреспонденции. Написанные в яркой полемической форме, обзоры пропагандировали и развивали новые эстетические принципы. Философ, к голосу которого прислушивалась литературная, музыкальная и художественная общественность, весьма эффективно влиял на формирование передового искусства, проникнутого просветительскими идеями. Он утверждал, что порочная социальная система развращает и искажает вкусы. «При деспотизме красота – это красота рабов».

Дидро призывал художников к великой цели – служить народу. «Выставь на позор фанатические народы, пытавшиеся покрыть позором тех, кто их просвещал и открывал им истину, разверни передо мной кровавые сцены фанатизма. Открой властителям и народам, каких великих бедствий следует ждать от этих проклятых проповедников обмана. Почему не хочешь ты восседать среди наставников человечества, среди утешителей его в жизненных скорбях, мстителей за совершенные преступления, среди награждающих его за добродетель?» («Опыты о живописи»),

Дидро ставит серьезнейшую проблему, не раз обсуждавшуюся до и после него в литературе, – о нравственном облике художника. Человек, не воспитавший себя для жизни в обществе, не утвердивший в своем сознании твердые нравственные принципы, не может стать настоящим поэтом, музыкантом, живописцем. Поэтому первая задача художника – правильно формировать свою собственную личность. Эстетика, как наука об искусстве, не может стоять в стороне от вопросов морали, политики, социальной и экономической жизни общества.

«Как может инструмент правильно передать мелодию, если он расстроен? – спрашивает философ. – Составьте себе точное представление о жизни, согласуйте свое поведение с долгом, станьте добродетельным человеком и поверьте, что работа и время, затраченные на человека, не пропадут даром для автора. Моральное совершенство, которое воцарится в вашем характере и нравах, бросит отблеск величия и справедливости на все, что вы напишете».

Он был почитателем таланта Ричардсона. Когда английский писатель в 1761 г. скончался, Дидро посвятил ему сочинение «Похвала Ричардсону», изложив свой взгляд на искусство прозы. Оно заключается в стремлении автора прославить моральную устойчивость простолюдина в отличие от развращенности аристократов. Оно заключается также и в том, что автор наблюдает жизнь в ее реальных проявлениях и заносит на свое художественное полотно конкретные и действительные явления мира. «В романе Ричардсона, как и на свете, люди делятся на два класса: на тех, кто блаженствует, и на тех, кто страдает».

Дидро призывал художников проникать в социальные корни психологии персонажей, находить социальные причины их поступков и поведения. «В обществе каждая среда имеет свой характер и свое выражение – ремесленник, дворянин, простолюдин, писатель, священник, чиновник, военный».

Философ осудил искусство рококо. Наиболее яркого выразителя этого стиля, художника Буше, писавшего на излюбленные аристократами эротические темы, он критиковал беспощадно. Такой же критике подвергались и холодные помпезные картины на исторические темы, в которых аллегорический элемент составляет едва ли не первенствующее место («Аллегория редко бывает величественна, почти всегда она холодна и туманна»).

Он осудил и нормативную эстетику классицизма, пресловутые «правила», тиранически господствовавшие не только в драматургии, но и в других видах искусства: «Правила приводят искусство к рутине», «Нет почти ни одного из этих правил, которого бы не мог с успехом переступить гений».

Устанавливая принципы относительности категории прекрасного в искусстве, Дидро писал: «Порочна та критика, которая выводит абсолютные правила, глядя па совершенные творения, как будто способы нравиться не бесконечны!» Его теория прекрасного исходит из утверждения принципа правдивости искусства.

«Красота в искусстве имеет ту же основу, что и истина в философии. Что такое истина? Соответствие наших суждений вещам. Что такое красота подражания? Соответствие изображения вещи». При этом философ связывает понятие прекрасного с принципом полезности. Прекрасное всегда благотворно. Красота и добро неразрывно связаны. Утверждая приоритет природы над искусством («Гармоничность лучшей из картин – лишь весьма слабое подражание гармоничности природы»), он вместе с тем против копирования природы: «Иногда природа суха, но искусство никогда не должно быть сухим», «Будьте учеником радуги, но не рабом ее», «Если вы умеете передать страсти без присущих им гримас, вы не погрешите ни в чем».

Философ ратует за простоту в искусстве, видя в ней существенный элемент прекрасного. «Простота – одно из главных качеств красоты; она неотъемлемый признак возвышенного». Однако: «Все, что обычно, – просто, но не все, что просто, – обычно». Это же относится и к правдивости искусства: «Все, что правдиво, – естественно, но не все, что естественно, – правдиво».

Дидро размышлял о несравненном совершенстве творений античных мастеров; оно коренилось, по его мнению, в том, что чувство прекрасного было всеобщим, что народ был не только ценителем искусства, но и служил моделью для искусства.

В эстетических трудах Дидро много тонких наблюдений, бесценных для художника и всех ценителей искусства. Например: «Нет ничего более волнующего, чем меланхолическая деталь в сюжете шутливом». В античной скульптурной группе «Лаокоон» он восторгается чувством человеческого достоинства, нашедшим свое выражение даже в страдании.

Драматургическая теория. Драматургическая теория Дидро явилась важнейшим вкладом в область театрального искусства; она знаменовала собой новый этап в истории французского театра. Работы Дидро по теории драматургии («Рассуждение о драматургической поэзии» и др.) были написаны в связи с его драматическими опытами.

Реформа театра, задуманная Дидро, исходила прежде всего из политических задач Просвещения, и критика классицизма велась с тех же позиций. Новый герой должен был прийти в искусство, и театральные подмостки, с которых уже сотни лет величественно декламировал напыщенные александрийские стихи высокопоставленный герой классицистической трагедии, теперь должны принять героя-буржуа, героя-простолюдина. Новые темы, новые проблемы надлежит поставить в пьесах.

«Сын мой, если хотите знать правду, идите в жизнь… ознакомьтесь с различными общественными положениями, побывайте в деревнях, заходите в хижины, расспрашивайте тех, кто там живет, или, лучше, взгляните па их постели, хлеб, жилище, одежду, – и вы узнаете то, что льстецы ваши будут стараться скрыть от вас.

Чаще напоминайте себе… что не природа создала рабов и что ничто под луной не обладает большей властью, чем она, что рабство порождено кровопролитиями и завоеваниями, что всякая система морали, всякий политический строй, направленные на отделение человека от человека, плохи».

Словом, искусство необходимо приблизить к жизни, из небесных сфер, фантазии и иллюзий спустить на матушку-землю со всеми ее земными проблемами и конфликтами: «Гениальные люди нашего века привели философию из воображаемого мира в реальный. Не найдется ли гений, который оказал бы такую же услугу лирической поэзии и который свел бы ее из области фантазии на землю, обитаемую нами?»

Интересны мысли Дидро по проблеме, которую мы в наши дни называем проблемой традиций и новаторства.

Одинаково нехороши как те, кто рабски подчиняется правилам, так и те, кто дерзко отвергает все приобретения человечества в области художественного мастерства: «Один сводит на нет наблюдения и опыт минувших веков и возвращает искусство к его младенчеству, другой останавливает его в данном его состоянии и мешает ему двигаться вперед».

Классицистическую трагедию с ее высокопоставленными героями, с ее устремленностью в древность, в мифологию Дидро предложил заменить новым жанром – драмой («слезной комедией»), посвятив ее современности и героям-простолюдинам. В качестве образца такой драмы он дал театру «Комеди Франсез» свою пьесу «Побочный сын», которая была поставлена на сцене, потерпела провал и была снята с репертуара. Вторая пьеса, «Отец семейства» (1758), уже более зрелая по исполнению, шла в 176! г. в том же театре и имела некоторый успех у зрителя.

В пьесы Дидро в качестве основного эмоционального средства воздействия на зрителя вводит элемент чувствительности. Писатель противопоставлял трогательность нового жанра («слезной комедии») возвышенной патетике старого (классицистической трагедии). Во всех его начинаниях ощущается замысел просветителя: непритязательную красоту обыкновенных нравственных поступков человека писатель ставит выше воинственной героики, столь излюбленной и столь прославляемой в официальном искусстве абсолютистского государства.

«Воспоминания о самых блестящих подвигах не сравнятся с воспоминаниями о стакане воды, поднесенном из человеколюбия тому, кто испытывал жажду».

«Парадокс об актере». Дидро написал специальную работу, посвященную актерскому мастерству, «Парадокс об актере» (1773). Первый вариант этой работы был опубликован в журнале Мельхиора Гримма «Литературная корреспонденция». Полный текст увидел свет после смерти автора, в 1830 г.

Дидро приравнивал мастерство актера к мастерству поэта, драматурга, музыканта, горячо протестовал против презрительного отношения к актеру, господствовавшего тогда (Мольер, как известно, не был избран членом Академии только потому, что не хотел отказаться от сцены, а знаменитая актриса XVIII в. Лекуврер была лишена права погребения но христианскому обычаю). «Я высоко ставлю талант великого актера; такой человек встречается редко, так же редко, и, может быть, еще реже, чем большой поэт».

Дидро опроверг теорию о подсознательном чувстве актера, о его способности целиком перевоплощаться на сцене в представляемого игл героя, отрешаясь от своей собственной личности, что противоречит всем законам естества. Мастерство актера зиждется на большой, кропотливой работе, на глубочайшем знании законов сцены, замыслов автора, сущности художественного образа, знании своих сценических возможностей и великолепном владении собой. «Актеры производят впечатление на публику не тогда, когда они неистовствуют, а когда хорошо играют неистовство». «Парадокс об актере» – первая книга, в которой философия актерского искусства была поставлена на прочные научные основы.

Философские повести Дидро. Художественный талант Дидро проявился не в драматургии, а в его великолепных прозаических новеллах. К. Маркс пришел в восторг, прочитав повесть Дидро «Племянник Рамо». Он писал Ф. Энгельсу в апреле 1869 г.: «Сегодня я случайно обнаружил, что у нас дома имеются два экземпляра «Племянника Рамо», поэтому посылаю тебе один. Это неподражаемое произведение еще раз доставит тебе наслаждение»1. Такого же мнения о новелле Дидро был и Ф. Энгельс, отозвавшийся о ней позднее, во введении к «Анти-Дюрингу», как о произведении «высокого образца диалектики». Гете с восхищением отзывался о повести Дидро «Жак-фаталист».

«Племянник Рамо» – одно из лучших произведений Дидро. Повесть написана в характерной для французских просветителей, воспринятой ими от античных философов форме философского диалога. Это беседа двух остроумных людей, один из которых (сам автор) – человек высокой морали, бедняк, презревший интересы богачей и отдавший себя служению человеческим идеалам, второй (племянник Рамо) – отказавшийся от чувства собственного достоинства, от морали и признавший лишь один жизненный принцип – удовлетворение низменных инстинктов.

Прототип главного персонажа повести действительно существовал и, вероятно, был хорошо известен Дидро. Он в самом деле являлся племянником известного французского композитора Жана Филиппа Рамо, вел жалкую, грязную жизнь пресмыкающегося тунеядца и скончался в 1771 г. в приюте для бездомных.

Дидро увидел в судьбе этого человека характерные черты века и поднял единичную фигуру на высоту большого социального обобщения. Циничные признания Рамо превратились в беспощадное обвинение общества. «Рамо был отвратителен не больше и не меньше других, но более откровенен и последователен, а порой даже глубокомыслен в своей испорченности», – писал Дидро о нем.

Рамо мог быть весьма полезным членом общества. Он умен, проницателен, наблюдения его точны. Он любит музыку и, очевидно, был бы неплохим музыкантом. Здоровье его не оставляет желать ничего лучшего, и он жизнерадостен, несмотря на все свои злоключения. Он перепробовал много профессий и остановился на самой легкой – профессии паразита-прихлебателя.

Эта роль, впрочем, и трудна, ибо требует большого ума, изобретательности. Даже лесть хозяину, пригласившему к себе на обед, должна быть разнообразна, чтобы не набить оскомину. Даже выставить себя на посмешище следует с особым тактом. Изобретательность и ум нужно проявить даже в том, чтобы доставить богатому патрону удовольствие тебя унизить и оскорбить. А между тем какие неприятные сюрпризы делает природа человеку! Она вдруг в самую неподходящую минуту начинает бунтовать, заявлять о своих правах. «Достоинство, присущее человеческой природе, которого ничто не может заглушить… пробуждается ни с того ни с сего, да, ни с того ни с сего», – жалуется прихлебатель. Рамо ощупью добирается до самых истоков социальных несправедливостей, до их причин: они – в имущественном неравенстве людей. «Что за дьявольское устройство! Одни обжираются, а другие, у которых такой же ненасытный аппетит, не имеют ни куска». Рамо низок и подл, и сам знает это. Однако он нисколько не огорчен этим обстоятельством. Наблюдения над взаимоотношениями людей в социальном мире наталкивают его на самые безрадостные мысли. «В природе пожирают друг друга все виды животных, а в обществе пожирают друг друга все сословия».

За деньги прощается все: «Богатство покрывает пороки и преступления», «Кто богат, не может себя обесчестить, что бы он ни вытворял». Богатые – это разбойники, ограбившие народ. Какой же вывод Рамо делает для себя? Презреть богатство, ибо оно бесчестно? Быть честным в мире подлецов? Ничуть не бывало. «Рамо должен быть счастливым разбойником среди богатых разбойников».

Он не признает морали («предмет столь изменчивый»), он не верит ни в какие идеалы, просветляющие жизнь человека, для него все сосредоточивается в инстинкте самосохранения: «Плевать мне на совершеннейший из миров, если меня нет в нем».

«В последнюю минуту все одинаково богаты – и Самюэль Бернар, оставивший двадцать семь миллионов золотом, нажитых воровством, грабежом, банкротствами, и Рамо, который не оставит ни гроша. Под мрамором ли лежать или гнить под землей, – не все ли равно». Следовательно, надо быть тем, чем выгодно быть: хорошим или дурным, рассудительным или шутом, пристойным или бесстыдным, честным или порочным, смотря по обстоятельствам. Кто же воспитал в Рамо эту чудовищную мораль? Те, перед кем пресмыкался он, подличал, изображая шута ради подачки, вкусного обеда или куска хлеба, – представители господствующих сословий.

«Как-то раз я обедал у министра французского короля. Этот министр – ума палата, так вот он доказал нам, как дважды два – четыре, что для народа нет ничего полезнее лжи и ничего вреднее правды.

Я запамятовал его доказательства, но из них следовало с очевидностью, что гениальных людей следует ненавидеть и что если на лбу новорожденного заметны признаки этого опасного дара природы, то его надо задушить или бросить псам». Рамо – уродливый сын века. Безнравственность господствующих сословий породила его, она же питала всю его жалкую, позорную жизнь.

Особый жанр повести-диалога позволил Дидро использовать один из основных элементов драматургической литературы – разговорную речь. Не только мысли, высказываемые Рамо, характеризуют его нравственный и интеллектуальный облик, но и сам язык, строение фраз, лексика, эпитеты. Речь Рамо насыщена афоризмами. Он циничен, он называет вещи своими именами, отбрасывая все виды смягчений, иносказаний, а также сложные синтаксические построения, которые в устах лицемерных людей часто служат весьма надежным способом скрывать свои мысли. Афоризмы его резки и грубы по форме, как и сама вложенная в них мысль: «Нет славы, зато есть бульон»; «За суповой миской все нищие мирятся»; «Если бы на земле все было превосходно, то ничего не было бы превосходного»; «В мире гораздо больше поз, чем может воспроизвести хореография»; «Я предоставляю облака журавлям и не расстанусь с землей» и т.д.

Дидро начал работать над повестью в 1762 г. Окончательный ее вариант относится к 1779 г. Но повесть не была опубликована при жизни автора и была знакома немногим современникам Дидро лишь по спискам. Одно время она считалась затерянной. В 1805 г. один из ее списков попал в руки Шиллера, а тот передал ее Гете, который опубликовал повесть французского просветителя в собственном переводе на немецкий язык. Только через шестнадцать лет после этого французский читатель познакомился с произведением Дидро; оно было теперь переведено на французский язык с гетевского перевода, и лишь в 1823 г. оригинал был найден и опубликован во Франции.

«Жак-фаталист». Великолепную повесть Дидро «Жак-фаталист и его хозяин» постигла та же судьба. Дидро написал ее, будучи в России, но, вернувшись на родину, не отдал в печать. Она ходила по рукам в списках. В 1785 г. Шиллер перевел на немецкий язык и опубликовал часть повести под заголовком «Месть женщины» («История госпожи Помере»).

Полностью повесть вышла в немецком переводе Милиуса в 1792 г. Во Франции она была напечатана впервые в 1796 г. Здесь также использована форма диалога. Кстати сказать, повесть в переработанном виде увидела сцену в 1850 г. в парижском театре «Варьете» (водевиль «Жак-фаталист»).

В повести много действия, комических ситуаций, много эпизодических лиц, мир изображен шире, полнее, многостороннее. В беседу слуги Жака с хозяином постоянно вмешивается автор, обращающийся непосредственно к читателю.

Хозяин Жака – существо крайне унылое и скучное. Дидро не дал ему имени, сделав его олицетворением всех господ, имеющих слуг. «Кто же был хозяином Жака? Послушайте, разве в мире мало хозяев?» – отшучивается автор. «Он не спит, он также и не бодрствует: он отдается процессу существования; это его обычная функция».

В шутливой форме беззаботного балагурства Дидро выявляет глубокую политическую тенденцию – осуждение тунеядства жизни господствующих сословий. В шутливой аллегории он высказывает не менее смелую мысль о неотчуждаемом праве всех людей в одинаковой степени владеть плодами земли, о недопустимости института земельной собственности. Путешественники отправились «к огромному замку, на фронтоне которого красовалась надпись: «Я не принадлежу никому и принадлежу всем. Вы были там прежде, чем вошли, и останетесь после того, как уйдете», – пишет Дидро.

Образ слуги Жака чрезвычайно колоритен. Все симпатии великого просветителя к народу сказались в той обаятельной теплоте, с которой он рисует представителя народных масс. Жак деятелен и предприимчив, у него острый, практический ум. Он справедлив и бескорыстен и при этом лукав, не даст себя в обиду, сумеет при случае использовать не только силу, но и хитрость. Жак добродушен и жизнелюбив. Оптимизм его неиссякаем, а постоянные его ссылки на волю свыше («так было предначертано свыше») нисколько не содержат в себе мистического смысла. «Так предначертано свыше», – гласит христианская заповедь. Каждый день ее произносят с церковного амвона и повторяют доверчивые прихожане. Народ привык к этой фразе, уверовал в ее мрачный смысл и с философским спокойствием относится к своим несчастьям и общественной несправедливости. Зачем Жак служит своему хозяину? Разве он не умнее, предприимчивее, энергичнее его? «Так, верно, предопределено свыше», – добродушно решает Жак. Зачем парод терпит притеснения власть имущих, всех привилегированных сословий, ведущих паразитическую жизнь, эксплуатирующих ум, энергию, дарования народа? Так, верно, предопределено свыше, решают многомиллионные благородные труженики, простосердечно поддавшиеся обману.

Бескорыстный Жак, возвратившийся к хозяину с золотыми часами и кошельком, утерянными последним, претерпев ради «господского добра» много мытарств и опасностей, встречен ленивым тунеядцем грубой бранью. Хозяин не способен оценить благородство слуги и собирается избить его. За что? – Ему самому неведомо. Просто потому, что Жак – слуга, а слугу полагается бить. «Потише, сударь, я сегодня не в состоянии терпеть удары; один – куда ни шло, но после второго я удеру и оставлю вас здесь», – решается протестовать добродушный Жак. Однако он соглашается на один удар. Почему? Разве он его заслужил? Нет. Но он слуга, а господин вправе бить своего слугу. Почему? Жак не хочет ломать голову над этой проблемой: «Верно, так предопределено свыше». Но читателя эта проблема волнует, тем более что благородный и добродушный Жак ему очень симпатичен.

В образе Жака много от Панурга Рабле, от Санчо Панса Сервантеса. Речь Жака остроумна и выразительна при всей ее грубоватости. «Жак-фаталист и его хозяин» – одно из интереснейших произведений в литературе XVIII в.

В 1760 г. Дидро написал роман «Монахиня», разоблачавший преступления церкви. Девушку Сюзанну Симонен, вопреки ее воле, определяют в монастырь. Девушка умна, красива, здорова. Природа создала ее для жизни. Общество, руководствуясь предрассудками, обрекает ее на аскетическое отречение от всех интересов, желаний, склонностей. Природа создала ее свободной. Общество, руководствуясь противоестественной моралью, проповедуемой церковью, заковало ее в кандалы. И девушка протестует, отстаивая свои права на жизнь и счастье.

В монастырских порядках, которые являют собой самое страшное извращение понятий о природе человека, все противно Сюзанне. Кликушеское самоистязание или патологическое извращение чувств – вот с чем сталкивается Сюзанна, попав в монашескую среду. Игуменья Арпажонского монастыря преследует молодую девушку преступными притязаниями, питая к ней противоестественную страсть. Монахини, утратившие человеческий облик в этом мрачном каземате, учрежденном во имя Христа, склоняют ее на грязное сожительство со старухой. Сюзанна в ужасе. Она бежит из монастыря. Но перед ней грозная сила предрассудков. Теперь она становится человеком вне закона, преступницей, только потому, что не захотела подчиняться преступному закону общества. Она скрывает свое имя и живет в постоянной тревоге, поступив в услужение к прачке и исполняя самую тяжелую работу. При малейшем шуме в доме, па лестнице, на улице ее охватывает страх. И так день за днем.

«Если же придется когда-нибудь вернуться в какой бы то ни было монастырь, то я не отвечаю ни за что: везде есть глубокие колодцы», – говорит девушка. Роман написан в форме записок-исповеди. Сюзанна, как видит ее читатель, – чуткая, отзывчивая, наивная, немножко склонная к рефлексии девушка. Она глубоко религиозна, и тем не менее (в этом проявился исключительный художественный такт Дидро) каждый ее поступок, каждое движение ее сердца являются протестом против религии. Наивность ее олицетворяет собой здравый смысл «естественного человека». Перед взором этого наивного «естественного человека» спадают маски, прикрывающие пороки цивилизации. Излюбленный французскими просветителями XVIII в. прием – судить современную им общественную систему («цивилизацию») судом наивного человека или дикаря.

Наивным простосердечием дышит каждая строка повести: все описания лаконичны, сведены до минимума. Здесь нет многоцветных картин природы, какими полон роман Руссо «Новая Элоиза», нет лирических страниц, раскрывающих поэзию чувств. Перед нами достаточно сухая, почти протокольная запись.

Дидро всегда во всех своих сочинениях – философ, ученый прежде всего. Заметим, кстати, что Бальзак отказал ему в праве именоваться писателем.

Биография

Юность. Годы учения

Мать Дидро, урожденная Анжелика Виньерон, была дочерью кожевника (и сестрой каноника), а отец — Дидье Дидро — ножовщиком. По желанию семьи юный Дени готовил себя к духовной карьере, в 1723-28 учился в лангрском иезуитском коллеже, а в 1726 стал аббатом. В этот период он был религиозен, часто постился и носил власяницу. В 1728 или 1729 Дидро прибыл в Париж для завершения образования. По некоторым свидетельствам, он учился там в янсенистском коллеже д'Аркур, по другим — в иезуитском коллеже Людовика Великого. Предполагают также, что Дидро посещал оба этих учебных заведения и что именно взаимные нападки иезуитов и янсенистов отвратили его от избранной стези. В 1732 он получил магистерскую степень на факультете искусств Парижского университета, подумывал сделаться адвокатом, но предпочел свободный образ жизни.

Брак. Начало творческой деятельности

В 1743 Дени Дидро женился на Анне-Туаннете Шампьон, содержавшей вместе с матерью полотняную лавку. Брак не мешал ему увлекаться другими женщинами. Наиболее глубокое чувство он испытал к Софи Воллан, с которой познакомился в середине 1750-х годов; привязанность к ней он сохранил до самой смерти. Первое время после женитьбы Дидро зарабатывал переводами. В 1743-48 он перевел с английского «Историю Греции» Т. Стениана, «Опыт о достоинстве и добродетели» Э. Э. К. Шефтсбери, «Медицинский словарь» Р. Джеймса. Тогда же были написаны первые его работы, свидетельствовавшие не столько о зрелости, сколько о смелости начинающего автора: «Философские мысли» (1746), «Аллеи, или прогулка скептика» (1747, опубликована), «Нескромные сокровища» (1748), «Письма о слепых в назидание зрячим» (1749). Судя по ним к 1749 Дидро уже был деистом, а затем убежденным атеистом и материалистом. Вольнодумные сочинения Дидро послужили причиной его ареста и заключения в Венсеннский замок (июль — октябрь 1749).

Дидро и энциклопедия

В начале 1740-х у парижского издателя А. Ф. Ле Бретона появилась идея перевести на французский язык «Энциклопедию, или Всеобщий словарь ремесел и наук» англичанина Э. Чемберса. Ле Бретон и его компаньоны (А. К. Бриассон, М. А. Давид и Дюран) после неудачного опыта с первым главным редактором — аббатом Ж. П. Де Гуа де Мальвом — решились в 1747 доверить свое начинание Дени Дидро и Д'Аламберу. Неизвестно, кому в точности — Дидро, Д'Аламберу или аббату де Гуа — принадлежала идея отказаться от публикации слегка измененной версии английского словаря и подготовить самостоятельное издание. Но именно Дидро придал «Энциклопедии» тот размах и полемический запал, который сделал ее манифестом эпохи Просвещения.

На протяжении последующих 25 лет Д. Дидро оставался во главе разросшейся до 28 томов (17 томов статей и 11 томов иллюстраций) «Энциклопедии», которую ему удалось провести через все рифы. А их было не мало: и уже упомянутое тюремное заключение в 1749, и приостановка публикации в 1752, и кризис в 1757-59, приведший к уходу Д'Аламбера и временному запрету издания, и фактическая цензура последних 10 томов Ле Бретоном. В 1772 первое издание «Энциклопедии» было в основном завершено; в ней сотрудничали, помимо Дидро (он написал около 6000 статей) и Д'Аламбера, такие гении Просвещения, как Руссо, Вольтер, Монтескье, Гольбах. Кроме того, статьи по конкретным разделам писали мастера и знатоки своего дела: скульптор Э. М. Фальконе, архитектор Ж. Ф. Блондель, грамматики Н. Бозе и С. Ш. Дю Марсе, гравер и рисовальщик Ж. Б. Папийон, естествоиспытатели Л. Добантон и Н. Демаре, экономист Ф. Кенэ. Итогом явился универсальный свод современных знаний. При этом в статьях на политические темы ни одной из форм правления не отдавалось предпочтения, похвалы Женевской республике сопровождались оговоркой о том, что такая организация власти подходит лишь стране с небольшой территорией. Одни статьи (точнее, их авторы) поддерживали ограниченную монархию, другие — абсолютную, видя в ней гаранта всеобщего благоденствия.

За подданными признавалось право сопротивляться деспотам, а королям вменялось в обязанность подчиняться закону, отстаивать веротерпимость и помогать бедным. Критикуя образ жизни вельмож, «Энциклопедия» признавала, однако, необходимость социальной иерархии в обществе (статья «Роскошь» Ж. Ф. де Сен-Ламбера). Буржуа критиковались за жадность и тягу к приобретению должностей, а откупщики и финансисты признавались паразитической частью третьего сословия. Желая содействовать облегчению участи простого народа, энциклопедисты не призывали, однако, к установлению демократии во Франции; они обращались именно к правительству, когда говорили о необходимости справедливого налогообложения, реформы образования, борьбы с нищетой.

Дидро-философ

В 1751 Дени Дидро опубликовал «Письмо о глухих и немых в назидание тем, кто слышит» рассматривая в нем проблему познания в контексте символики жестов и слов. В «Мыслях об объяснении природы» (1753), созданных по образу и подобию «Нового Органона» Ф. Бэкона, Дидро с позиций сенсуализма полемизировал с рационалистической философией Декарта, Мальбранша и Лейбница, в частности с теорией врожденных идей, видя в накопленных к концу 18 в. научных знаниях (открытия Бернулли, Эйлера, Мопертюи, Д'Аламбера, Бюффона и др.), основу нового, опытного истолкования природы.

Дидро — литератор и художественный критик

В 50-е годы Дени Дидро опубликовал две пьесы — «Побочный сын или Испытания добродетели» (1757) и «Отец семейства» (1758). Отказавшись в них от нормативной поэтики классицизма, он стремился реализовать принципы новой («мещанской») драмы изображающей конфликты между людьми третьего сословия в обыденной житейской обстановке. Главные художественные произведения Дидро — повесть «Монахиня» (1760, изд. 1796), роман-диалог «Племянник Рамо» (1762-1779, издан Гете на нем. яз. в 1805, на франц. яз. вышел в 1823), роман «Жак-фаталист и его хозяин» (1773, изд. на нем. яз. в 1792, на франц. яз. в 1796) — остались неизвестными многим его современникам. Несмотря на разницу жанров, их объединяют рассудочность, реализм, ясный прозрачный стиль, чувство юмора, а также отсутствие словесных украшений. В них нашли выражение неприятие Дидро религии и церкви, трагическое осознание силы зла, а также приверженность гуманистическим идеалам, высоким представлениям о человеческом долге.

Провозглашенные Дидро философские и эстетические принципы проявляются и в его отношении к изобразительному искусству. Обзоры парижских Салонов Дидро помещал с 1759 по 1781 в «Литературной корреспонденции» своего друга Ф. М. Гримма, рукописной газете, рассылавшейся по подписке просвещенным европейским монархам и владетельным князьям. «Салоны» Дени Дидро также не были напечатаны при его жизни; они выходили постепенно в 1795-1857 и лишь в 1875-77 были впервые собраны воедино в собрании его сочинений.

Дидро и Россия

Екатерина II, едва вступив на престол, предложила Дидро перенести в Россию издание «Энциклопедии», испытывавшее немалые трудности во Франции. За жестом императрицы скрывалось не только желание упрочить свою репутацию, но и стремление удовлетворить интерес российского общества к «Энциклопедии». В России вышли на протяжении 18 в. 25 сборников переводов из «Энциклопедии».

Отклонив предложение Екатерины II, Дидро не лишился ее благосклонности. В 1765 она приобрела его библиотеку, выплатив ему 50 тыс. ливров и предоставив право пожизненного хранения книг в своем доме в качестве личного библиотекаря императрицы.

В 1773 Дени Дидро по приглашению Екатерины II посетил Россию. Он прожил в Петербурге с октября 1773 по март 1774, был избран иностранным почетным членом Петербургской Академии наук (1773). По возвращении написал ряд сочинений, посвященных перспективам приобщения России к европейской цивилизации. Скептические высказывания в его «Замечаниях» на наказ Екатерины II (целиком изданы в 1921) вызвали ярость Екатерины (рукопись была доставлена в Петербург уже после смерти философа). (Энциклопедия Кирилл и Мефодий)

Библиография

* Дидро в 20 томах. «Ассеза и М», турне вышло в 1875—1877.
* Сборник избранных сочинений (фр. ?uvres Choisies, edition du centenaire), 1884.
* «Les Bijoux indiscrets» (русск. Нескромные сокровища), 1748
* «La religieuse» (русск. Монахиня), 1760.
* Романы и повести, перевод В. Зайцева, 2 тт., Санкт-Петербург, 1872 (уничтожено цензурой);
* «Племянник Рамо», изд. «Чуйко», в «Библиотека европейских мыслителей и писателей», Санкт-Петербург, 1883;
* «Племянник Рамо», в серии «Русская классическая библиотека А. Чудинова», сер. II, в. XVIII, Санкт-Петербург, 1900;
* «Монахиня», изд. «Атеист», Москва, 1929.
* Морлей Дж., «Дидро и энциклопедисты», Москва, 1882;
* Веселовский Алексей, Дени Дидро, «Вестник Европы», 1884, X-XI (и в «Этюдах и характеристиках»);
* Бильбасов В. А., «Дидро в Петербурге», Санкт-Петербург, 1898;
* Луппол И., «Дени Дидро», Москва, 1924;
* Rosenkranz, «Diderots Leben und Werke», 1866;
* Collignon, «Diderot, sa vie, ses ?uvres, sa correspondance», 1895;
* Avezac-Lavigne, «Diderot et la societe du baron d’Holbach», 1875.
* Sainte-Beuve, «Portraits litteraires»;
* Карлейль, «Critical and historical essays», русск. перев., Москва, 1878;
* Dubois-Reymond, «Zu Diderots Gedachtnis», 1884;
* Scherer E., «Diderot», 1880;
* Busnelli M. D., «Diderot et l’Italie», 1925;
* Ledieu P., «Diderot et Sophie Volland», 1925;
* Palache J. G., «Four novelists, Crebillon, Laclos, Diderot, Restif de la Bretonne», Нью-Йорк, 1926.

Биография (И. Верцман)

ФРАНЦУЗСКИЙ ДЕМОКРАТ И РУССКАЯ ИМПЕРАТРИЦА

Дидро — один из тех деятелей культуры прошлого, кого давно уже во всем мире зачислили в разряд «великих». И вполне заслуженно, если учесть влияние, оказанное им буквально на все области знания». Это не обмолвка: «все области знания». Судите сами.

Дидро — философ, исследователь естествознания, пролагатель новых путей в эстетике, критик музыки и живописи, политический теоретик, поэт и беллетрист, его интересуют театр и ремесла, астрономия и журналистика. Новатор во всем, чего касается его ум, Дидро — прямой родич универсально образованных, всесторонне одаренных людей эпохи Возрождения. Наше сравнение не случайно. Время, когда жил Дидро, называют теперь эпохой Просвещения, и это был период подъема человеческой мысли, страстного стремления окончательно разорвать сковывающие разум путы схоластики, богословия, варварских верований. И тогда, в XV—XVI веках, и теперь, в XVIII веке, общество для своего дальнейшего прогресса нуждалось в людях гигантской воли и энергии, несокрушимой уверенности в своей правоте. К таким людям можно с полным правом отнести Дидро.

Поражая не только глубиной мысли, но и мужеством, с каким осуществлял он благородное дело просветителя, не боясь навлечь на себя гнев правительства Франции, католической церкви, янсенистского парламента, Дидро нажил себе многочисленных врагов среди придворных, духовенства, полиции. (Вспомним, что передовые люди Возрождения старались не ссориться с тогдашними правителями и даже служили им, используя их власть как свою опору.)

Дидро и его соратники связывали надежды на обновление общественной жизни с широкой программой философско-научного и политического просвещения народных масс. Не знающая устали деятельность Дидро и всего лагеря просветителей проложила пути к одному из величайших переворотов в истории европейского общества — французской буржуазной революции 1789—1794 годов.

Дидро родился 5 октября 1713 года в небольшом городке Лангре в семье благочестивого ремесленника, мастера по изготовлению ножей. Смешно, если не печально, что суровый отец упорно пытался сделать Дени священником, и свои первые знания мальчик получил от иезуитов, но упрямец проявил непослушание и отлынивал от уроков.

После светского коллежа Аркур Дидро учился два года у прокурора, но и здесь ему не понравилось: крючкотворство, сутяжничество — не в этом состояло его призвание. Пробовал он работу репетитора — она также не удовлетворила его. Вскоре отец перестал посылать ему деньги. Ради заработка Дидро занялся переводами с английского, сочинял даже проповеди для аббатов. Позднее, уже в Париже, Дидро часто захаживал в лавки букинистов, в библиотеки, доставал книги и жадно читал все, что попадало в руки.

Талантливый плебей, Дидро был любимцем светских салонов, однако прокормить свою семью не умел (из четырех детей осталась в живых только дочь). Жил он в конуре под самым чердаком. Некий маршал де Костри однажды сказал: «Бог мой! Куда бы я ни пошел, везде я слышу разговоры только об этом Руссо и об этом Дидро. Можно ли понять такое? Ничтожные люди, у которых нет собственных домов и которые живут на четвертом этаже! Право, к таким вещам привыкнуть невозможно!» При всем том, хотя Дидро жил в бедности, он сохраняет на редкость терпимый, общительный, веселый характер. И как только не использовали его доброту: он пишет целые разделы в сочинениях Туссэна и Рейналя, ему принадлежит вставка в труде Ж. Ж. Руссо «О происхождении неравенства среди людей», он помогает нищему студенту написать памфлет против... самого себя. Вольтер имел все основания назвать его Pantophile — вселюбящий. Дидро удивительно прост в обхождении и, увлекаясь беседой, будь то с рабочим из парижской мастерской или с высокопоставленным вельможей-придворным, ведет себя одинаково непринужденно. Некоторым это казалось чудачеством, между тем Дидро — человек глубокого и трезвого ума, а если в голове его рождаются какие-то неясные представления о вещах, то ищите причину в особенностях исторической обстановки.

В шестидесятилетнем возрасте Дидро из благодарности Екатерине II, купившей его домашнюю библиотеку и оказавшей ему покровительство, в мае 1773 года предпринял путешествие в Петербург, где пробыл около пяти месяцев. Издали царица представлялась великим реформатором, ожидающим только советов философа, чтобы направить свою деятельность в сторону прогрессивных преобразований. И Дидро настроен был так деловито, что не считал нужным соблюдать правила придворного церемониала — на нем был черный костюм, «в котором ходят в чулан», как сообщала позднее дочь писателя. Не напоминает ли это Жана Жака Руссо, однажды явившегося на представление своей оперы бедно и неопрятно одетым, хотя в зале находился Людовик XV со всей своей свитой? Пришлось облачить Дидро в другой костюм — цветной. Дидро возлагал надежды, конечно, не столько на внешнее обаяние Екатерины — ее «чары Клеопатры», сколько на ее «душу Брута», для которой главным интересом должно быть благо всего общества, а не господствующего сословия. Что ж, Дидро удостоился гораздо более теплого приема, чем тот, который выпал на долю Вольтера при дворе прусского короля Фридриха II, и счастливцу-философу разрешено было говорить «все, что только придет в голову». Этой обстановкой свободной беседы, как равный с равным, притом с венценосным собеседником, которому, казалось бы, стоит только захотеть, и сразу же мудрейшие советы философа в мгновение ока будут осуществлены на огромных пространствах великой империи,— Дидро так увлекся, что брал руку императрицы, тряс ее, бил кулаком по столу, пока она, напуганная тем, что «бедра у нее помяты и черны», не поставила между ним и собой столик.

К своему удовлетворению Дидро услышал от Екатерины требование— говорить ей всегда «только правду». При встречах затрагивались вопросы внешней политики, системы образования и обучения, но самым острым и злободневным был, конечно, вопрос о внутреннем положении России, ее экономическом и политическом устройстве. Когда Дидро спросил: «Каковы условия между господином и рабом относительно возделывания земли?», Екатерина прежде всего отвергла замену слова «крепостной» словом «раб», затем сослалась на здравый смысл помещика — чтобы «доить корову по своему желанию», нет пользы ее изнурять. Дидро намекал на то, что «рабство» земледельца снижает «культуру земли», Екатерина же рисовала ему идиллическую картину: вряд ли есть в мире другая страна, где земледелец так любил бы землю и свой домашний очаг. Автор книги «Дидро в Петербурге» (1884) В. А. Бильбасов осторожно называет «смелостью» то, что Екатерина живописует «черное белым»; как и следовало ожидать, «подобные ответы вовсе не представлялись убедительными для Дидро». Миф о «просвещенном монархе» развеяла сама Екатерина, сказавшая философу, что все его проекты освобождения крестьян практически неосуществимы. Вскоре Дидро почувствовал бесплодность возвращения к этой теме и еще до своего отъезда перестал говорить о политике, ограничиваясь только литературой и моралью.

«ПЕРВЫЙ ШАГ В СТОРОНУ ФИЛОСОФИИ — ЭТО НЕВЕРИЕ»

Главным трудом Дидро, которому он отдал 30 лет своей жизни, была задуманная и осуществленная им «Энциклопедия»; ее полное название: «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел, написанная обществом литераторов, составленная и изданная Дидро и Даламбером» (1751—1774). Тут же следует заметить, что соредактор Дидро — математик и литератор Даламбер сотрудничал с ним лишь до 1759 года, до восьмого тома «Энциклопедии». Нервы Даламбера не выдержали преследований, травли, клеветы, которыми наградила реакционная, господствующая часть французского общества составителей и организаторов великого научного труда. Клерикалы и богословы пришли в ужас от того, что воинствующая «Энциклопедия» разрушала их враждебные разуму схоластические концепции, подрывая слепую веру в бога, на которой веками держалась церковь; король и вельможи испугались того, что «Энциклопедия» доказывала бессмысленность режима, при котором сословие бездельников роскошествует за счет закрепощенного и голодающего народа. О том, какой степени достигла ненависть реакционных кругов к энциклопедистам, можно судить по словам одного из членов парламента Дени Паскье, сказавшего: «Достаточно сожгли философских книг — пора жечь самих философов». За свои убеждения материалиста, за свою деятельность передового мыслителя Дидро дважды попадал в тюрьму (в 1749 и в 1757 году); отдельные тома его «Энциклопедии» запрещались или задерживались в печати. И все же реакционным кругам не удалось растоптать это монументальное творение века. «Энциклопедия» была победоносно завершена и завоевала себе мировую славу.

Из философских сочинений Дидро наиболее ясно выражают его материалистическое мировоззрение «Письмо о слепых» (1749) и «Сон Даламбера» (1769). В намерении охватить всю совокупность научного опыта своего века Дидро является продолжателем английского материалиста Бэкона, французов Монтеня, Декарта, Бейля. В широкий круг интересов Дидро входила и техника, он часто посещал мастерские и в сочинениях своих высоко поднимал значение труда, ремесел, вопреки третирующей их придворной культуре. Дидро говорит о природе, не понимая еще всей ее диалектической сложности, но по отношению ко многому в ее процессах у него рождаются гениальные догадки (например в вопросе о непрерывной эволюции и трансформации форм материи). В статьях Дидро о морали и обществе — «Принципы политики государей (1775) и др.— человек рассматривается прежде всего как биологический организм, но вместе с тем общественная жизнь признается неотъемлемым и неустранимым условием нормального человеческого существования. Отсюда и глубокий интерес Дидро к проблемам политики.

Чувствительность Дидро к социальной справедливости отражает созданный Просвещением передовой гуманный этический идеал. Личность в понимании Дидро — частица гражданского мира и должна отдать себя служению общественному благу, счастью всего человечества. Недаром осуждает Дидро склонность писателей XVII века искать пружины человеческого поведения в себялюбии, амбиции; недаром Дидро подвергает критике даже просветителя-материалиста Гельвеция за его мысль сб исконном эгоизме человеческой натуры. Статья Дидро «Политическая власть» для «Энциклопедии» начинается со следующю слов: «Ни один человек не имеет от природы права командовать другими людьми. Свобода — дар неба, и каждый индивидуум имеет праве пользоваться ею, как только он начинает пользоваться разумом». Kaк видим, Дидро считает природу абсолютно неповинной в том зле, которое встречается в обществе с его полной внутренних антагонизмов цивилизацией, неравенством прав, иерархией привилегий.

Политический демократизм Дидро нашел себе выражение не в концепции «просвещенного монарха», которой он заплатил дань, как и другие просветители, а в идее возложить на богачей определенные повинности, в требовании, напоминающем учение Руссо, относительнс права народа свергнуть власть, основанную на голом насилии. Не Дидро не разделял при этом скептицизма Руссо в отношении исторического прогресса, не разделял его презрения к цивилизации, хотя тоже превозносил «естественного человека». Всю свою жизнь Дидро отстаивал право каждого человека на свободную критическую мысль; последние его слова на смертном ложе были: «Первый шаг в сторону философии — это неверие».

Материалист в философии, демократ в науке об обществе, Дидро в эстетике сторонник реализма. Статья «Философские изыскания относительно происхождения и природы прекрасного» (1763) отвергает идеалистические теории прекрасного, определяющие его по каким-то абсолютным нормам, якобы существующим вне реальных связей человека с окружающим его миром вещей. Прекрасное относительно, полагает Дидро, ибо идеи красоты берутся из опыта. Дворянская эстетика требует от художника изображения некоей изысканно изящной природы. В таком требовании Дидро усматривает недооценку наших органов чувств и самой действительности. Прекрасное надо искать и находить в природе, а не навязывать ей наши понятия о красоте, обычно условные и неустойчивые: «Что же люди имеют в виду, когда говорят художнику: подражайте прекрасной природе? Или они не знают, что хотят, или они говорят ему: если вам надо написать цветок и вам безразлично, какой именно, то выберите тот, который красивей всех среди цветов...» Принципы художественного реализма Дидро обосновал и в своих «Салонах», посвященных проблемам и выставкам живописи, и в замечательной статье «О драматической поэзии». В этой статье Дидро утверждает правомерность нового вида драмы — он окрестил ее «серьезная комедия». Героями ее могут быть люди обыденные — ни смешные, ни трагичные, зато куда более естественные именно потому, что они из низших сословий — буржуа, мещане, простые, нетитулованные люди. В этой среде Дидро находит все, что нужно для подлинно художественного произведения: характеры, страсти, разнообразные общественные положения. «Серьезная драма» показывает честность во всех ее незаменимых достоинствах. Дидро стоит за искусство, законы которого заставляют нас любить добродетель и ненавидеть порок. Искусство, убежден Дидро, лишь в том случае способно воспитывать зрителя, если оно правдиво, если цель его — не ослеплять взор, не поражать пышностью зрелища, внешними эффектами, а волновать до глубины души нравственной идеей и естественностью чувств. «Публика,— писал Дидро,— не всегда умеет желать истинного. Когда она погружена в фальшь, то может и оставаться в ней целые века; но она чувствительна к вещам естественным; и однажды испытав их воздействие, она уже не теряет вкуса к ним». Правдивость — таков девиз Дидро в эстетике. Это осуждение манерности, фальши уже измельчавшего, выродившегося в XVIII веке дворянского искусства, содержит в себе глубокую идею: правда художественная совпадает в конечном счете с правдой жизни. Что понять эту идею «светскому человеку» не под силу — Дидро ни капли не сомневался. Но, хотя наш философ — энтузиаст добродетелей «третьего сословия», он почувствовал уже новую опасность, какую несет искусству буржуа с его вульгарным практицизмом. Вспомнив как-то комедию Пирона «Метромания», Дидро остановил свое внимание на главном ее персонаже — г-не Баливо, блистающем отличным пищеварением и умением «надежно помещать свои капиталы». Дидро страшился такого буржуа как заказчика картин, и он знал также, что «в ту минуту, когда художник думает о деньгах, он теряет чувство прекрасного». Гениальное предчувствие положения художника в недалеком капиталистическом мире, и все это, несмотря на то, что Дидро жил еще иллюзиями наступающего «царства разума»!

Поднимая актуальные вопросы эстетики, Дидро вынужден касаться и политической сферы жизни. Легко догадаться, почему он иногда прибегает к неясным намекам насчет того, что деспоты любят красоту, но при деспотизме возможна лишь красота рабов, иногда же использует фигуры умолчания в виде красноречивых многоточий. Вот что мы читаем, например, в одном из «Салонов»: «Задумавшись над значением, которое придаем мы пустякам, тогда как... Но успокойтесь. Я боюсь Бастилии и прикушу свой язычок»,— обрывает сам себя Дидро, уже отведавший тюрьмы из-за своей философской деятельности. А что сказать о таком замечании Дидро, когда к одному из его любимых художников плохо отнеслись при дворе: «Меня обхватывает гнев, и я чувствую, что могу нажить неприятности». В другой раз Дидро вдруг размечтался и заговорил с чрезмерной откровенностью, которая, вероятно, насторожила читавших его статьи графов и маркизов. Сегодня картинные галереи доступны только надменным господам и богатым буржуа, но когда-нибудь сюда придут люди труда, уже знакомые с принципами искусства. «И благословенны те времена, когда станут они (эти принципы.— И. В.) достоянием народа. Именно просвещенность нации не позволяет властителям, министрам, художникам совершать глупости». Вот чего хотелось бы великому демократу, называющему себя «философом природы»!

Осторожность удержала его от вполне логичного умозаключения: очень плохо, когда «властители и министры», пользуясь невежеством и бесправием народа, присваивают себе привилегию выступать от имени всего общества с претензией на обладание единственно правильным и здравым вкусом, а художники и писатели — или одураченные, или из страха и подобострастия — следуют их указаниям. Еще хуже, что развенчать эту претензию, эту присвоенную привилегию для нижестоящих далеко не безопасно. Конечно, Дидро побаивался поставить точку над i, но между строк его вывод читается. Приходится ли удивляться, что такие крамольные мысли-намеки не всегда сходили ему с рук?

ХУДОЖНИК, ОПЕРЕДИВШИЙ ВРЕМЯ

Свои философские сочинения Дидро писал часто в форме диалога, в основе которого лежит как бы спор, конфликт двух или трех идей. Форма диалога вносит своеобразный драматизм даже в отвлеченные размышления Дидро. Это не случайно. Философские работы Дидро рождались как бы непосредственно из споров, которые он всегда готов был вести — и со своими друзьями, и в салонах, и с любым прохожим. Отсюда их полемический тон, их «разговорная», популярная стилистика. И вот почему так трудно отделить у Дидро чисто теоретические сочинения от нетеоретических, цель которых — создать живую картину и яркие образы. Так написана, например, «Беседа Дидро и Даламбера» на философскую тему, но так написан и «Племянник Рамо», а это шедевр Дидро — художника слова. Даже роман «Жак-фаталист и его хозяин» является в сущности длинным диалогом, ибо действия, сюжета в нем почти нет. Стоит здесь вспомнить, что для Лессинга, Гёте, Маркса Дидро был не только философом, но и любимым прозаиком.

Эстетическое свое «кредо» Дидро тоже раскрывает, имитируя диалоги-споры с воображаемым собеседником, как бы стоящим с ним рядом перед картиной. Благодаря этому разбор художественного произведения приобретает у Дидро характер живой сцены, поводом к которой послужила будто бы случайная встреча на выставке или в другом месте с приятелем или старым знакомым. То это Нэжон, то Гримм, то живописец из породы неудачников — Сен-Кантен, изливающий свою желчь на все, о чем он судит.

Порой случайные «встречи» похожи на маленькую новеллу. Однажды Дидро, рассматривая картины, вообразил, будто он находится в деревне неподалеку от моря. Пока знатные бездельники тратят время на охоту, болтовню, ухаживания, пирушки, он в обществе аббата — воспитателя детей помещика «отправляется обозревать прекраснейшие в мире виды». Какое отношение, спросите вы, имеет все это к обзору выставки в Салоне? А вот какое. На прогулке возникает спор, мог бы или нет живописец Берне передать горячее и яркое впечатление, производимое светом, необъятное пространство, легкое облако, летящее по воле ветра, и т. д. Спутник Дидро — скептик в отношении возможностей искусства. «Твердите, сколько угодно: Берне, Берне, — говорит он,— я не променяю природу на ее изображение. Как бы велик ни был человек, все же он не господь бог».— «Согласен,— отвечает Дидро,— но если бы вы чаще общались с художником, он, может статься, научил бы вас видеть в природе то, чего вы в ней не замечаете! Как много обнаружили бы вы в ней достойного изучения! Как много устранило бы искусство из того, что нарушает общую картину и вредит впечатлению». Мысль Дидро — целое открытие: оказывается, в искусстве, помимо его подражательной, воспроизводящей способности, есть еще могучая, творчески преображающая сила. Гениальную догадку великого материалиста следует прямо отнести к диалектике. Но здесь мы восхищаемся не столько глубоким пониманием искусства, сколько тем, как умно и вместе с тем поэтично превратил Дидро картины Берне в реальные ландшафты, вставив их в «рамку беседы» — беседы непринужденной и богатой идеями. Такое сочинить мог только философ, наделенный талантом литератора.

Большинство художественных произведений Дидро, и как раз наиболее талантливых, были изданы уже после его смерти. Вероятно, Дидро не придавал им серьезного значения и не торопился их публиковать, хотя не раз переделывал и дополнял; между тем они прославили его имя не меньше, чем философские этюды. Если вспомнить шутливую фразу Вольтера, то можно сказать, что Дидро тоже любил все жанры, кроме одного — скучного. Он сочинял в стихах послания, шарады, экспромты, в которых звучат знакомые нам просветительские мотивы: презрение к сословным привилегиям и ненависть к абсолютистско-дворянскому строю, утверждение права любого человека на удовлетворение своих материальных и духовных потребностей, а вместе с тем утверждение истинности материализма. Ему ничего не стоит срифмовать eglise — betise (церковь — глупость). Его застольная песенка «Кодекс Дени» — «Le code Denis» (1770) начинается так:
Dans ses Etats, a tout ce qui respire,
Un souverain pretend dormer la loi;
C'est le contraire en mon empire;
Le sujet regne sur le roi.
Diviser pour regner, la maxime est ancienne;
Elle fut d'un tyran; ce n'est done pas la mienne.
Vous unir est mon vceu: j'aime la liberte;
Et si j'ai quelque volonte,
C'est que chacun fasse la sienne (1).
В этих словах — весь Дидро: свободы он желает не для себя только и не для избранных, а для всех, без исключения. Особенно охотно писал Дидро пьесы, новеллы, романы, философские сказки, диалоги, составляющие нечто среднее между сценкой и рассказом. В самых разнородных вещах, порой безделушках, сказались замечательный талант, юмор, остроумие, живая наблюдательность их автора.
Однако незачем перехваливать Дидро; ведь и сам он далеко не всеми своими произведениями был в равной степени доволен: в одних случаях — по причинам моральным, в других случаях — вследствие их художественных недостатков. Так, явно не удалась Дидро его драма «Побочный сын» (1757). Тут мы судим строго с точки зрения эстетической. Ни Дорваль, влюбленный в Розалию и оказавшийся неожиданно для себя ее братом, ни друг Дорваля — Клэрвиль, любящий Розалию, ни его сестра Констанция — никто из них не может увлечь читателя, потому что главное в этой драме — раскрытие тайны рождения и обусловленные этим чисто внешним обстоятельством повороты
-------------------------------------------------
1. Государь в своих владениях желает предписывать законы всему, что дышит; в моей империи — наоборот; здесь подданный властвует над королем. Разделять, чтобы властвовать, — это древняя максима; ее произнес тиран — значит, она не моя. Мое стремление — объединить вас: я люблю свободу; и у меня есть одно желание — чтобы каждый мог действовать сообразно своему желанию.
-------------------------------------------------
событий. Увы, тот же суровый эстетический приговор должен быть вынесен драме «Отец семейства» (1761). Любовь Сент-Альбена к бедной девушке Софи; козни командора — его дяди; ничем не подготовленная развязка, показывающая в выгодном свете г-на д'Орбессона, который на протяжении всей пьесы выглядит черствым и сухим; наконец, противоречие, интересное в «Парадоксе об актере», но в драме имеющее вид загадки: самый обаятельный герой — «неистовый» Сен-Аль-бен, между тем зритель должен проглотить моральную сентенцию «отца семейства»: «...человек не может быть счастлив, когда он вверяет свою судьбу страстям». Чему же верить? Сентиментально-эмоциональному ключу драмы или этой буржуазной расчетливости, этому страху лавочника перед напором чувств? Кажется, сам Дидро не сумел бы на это ответить.

Однако нельзя, отмахнувшись от малоудачных пьес Дидро, забыть его маленький драматургический шедевр «Он добрый? Он злой?» (1781, изд. в 1834 г.); пьеса лишена плаксивой сентиментальности, как и скучной моралистики, поднимает же она один из труднейших вопросов, стоявших перед прогрессивными мыслителями XVIII века. Эти мыслители, в нравственной сфере резко отделявшие «хороших» людей от «плохих», были уверены, что к честной цели можно прийти только прямым путем. И вот Дидро рисует симпатичного писателя Гардуэна, человека удивительно доброго и услужливого, хотя немного безалаберного. Оказывая услуги людям, например стараясь женить бедняка де Крансе на девице де Вертильяк вопреки желанию ее матери, Гардуэн вынужден прибегать к хитростям и уловкам — противоречие, озадачивающее его самого. Полушутя, полусерьезно он произносит такой монолог: «Я добрый человек, как говорят! Нет, я не добрый. Я родился жестоким, злым, извращенным. Я почти до слез тронут нежностью этой матери к своей дочке, ее чувствительностью, ее благодарностью, я даже готов полюбить ее, и вопреки самому себе я настаиваю на этом плане, который, наверно, ее повергнет в горе... Гардуэн, ты забавляешься всем, у тебя нет ничего священного, ты просто настоящее чудовище... это дурно, очень дурно». Такова жизнь — она полна противоречий, вот что говорит нам Дидро своей остроумной пьесой.

Роман «Нескромные сокровища» (1748) написан в духе «галантных романов» и в стиле рококо. В этом романе нет типических образов, картин реальной действительности, зато вы найдете в нем много двусмысленных аллегорий и массу фривольностей — до грани неприличия. За скучающим султаном, его фавориткой и всей восточной экзотикой нетрудно, однако, разглядеть аристократическую и монархическую Францию XVIII века. Мы читаем шутки о браминах — и догадываемся: это католические патеры и монахи; читаем о научных учреждениях принца Мангогуля — и понимаем, что речь идет о парижских академиях. Распри в государстве Конго заставляют вспомнить сатиры Свифта, Вольтера, Монтескье. Здесь у Дидро осмеяна борьба верхушечных партий, точнее — клик господствующего класса, чуждая интересам народных масс. Пусть разоблачительные стрелы Дидро еще походят на игрушечные, раны они наносили чувствительные. И ведь не один Дидро пользовался манерной поэзией рококо как оружием изящной маскировки для пропаганды просветительской критики общества — Вольтер и Монтескье тоже это делали.

Двадцать пять лет спустя, на пути в Россию, Дидро снова пишет крупное произведение: «Жак-фаталист и его хозяин» (1773, изд. в 1791 г.). Теперь Дидро создает свой вариант «философского романа» — жанра, которым все просветители обогатили литературу своего века. Весьма действенный и, так сказать, «лукавый» жанр! Перед нами персонажи с причудливыми, «бурлескными» авантюрами; весело читать об их забавных проделках; в том, что они совершают, много реального и столько же неправдоподобного. Роман не отличается единством и, как мы выше заметили, представляет длинный диалог. Хозяин и его слуга резонерствуют, спорят, особенно по вопросу о свободе воли; причем на равных правах — лакей ощущает себя ничуть не глупее своего господина. Философия Жака держится не на книжной учености, а на непосредственном жизненном опыте, на усвоенной еще в годы солдатской лямки фаталистической мудрости. Эта мудрость опрокидывает все построения схоластов, резонеров, прожектеров и в смешной форме учит идее детерминизма — считаться с объективной связью причин и следствий, с универсальной необходимостью, по отношению к которой бессильны любые предвзятые кодексы морали, любые догмы, включая церковно-религиозные. Устами своего Жака Дидро отзывается положительно о стихийном материализме народа, лишенном заранее ограничивающих норм и правил. В этой книге Дидро сближается с сознанием простолюдина, показывает присущий тому юмор и здравый смысл. Вспомните двух героев Франсуа Рабле — брата Жана и Панурга, и вы скажете: Жак — их потомок. А если обратиться к литературе XVIII века, то в Жаке имеются некоторые черты Фигаро из бессмертной комедии Бомарше. Словом, Жак принадлежит к плеяде плутоватых остроумцев, демонстрирующих превосходство плебейской части третьего сословия над умственно деградирующим дворянством.

Теперь мы отступим от книги о Жаке-фаталисте на 12 лет назад — к 1761 году. В этом году Дидро создал повесть, которая по своим художественным качествам стоит значительно выше его пространного философского романа. В повести «Монахиня» почти не ощущается присущая литературе XVIII века «резонерская» манера — изобразительная сторона здесь богата, содержательна и правдива. Это — история девушки Мари Сюзанны Симонен, которую против ее воли заточили в монастырь, рассказ, перерастающий — без всякого нажима со стороны автора — в обвинительный приговор по отношению к религии и феодальному строю. Дидро показывает, как религиозная мораль превращает в чудовище нормальную мать. Сюзанна — ее «незаконная дочь». И вот, жалкая, двоедушная женщина расплачивается свободой Сюзанны за собственный «грех» молодости. Она угрожает дочери и одновременно молит ее стать монахиней. Сестры Сюзанны — ничтожные, мелочные созданья, завистливые змееныши, роются в матраце умирающей матери, ища денег. Жуткая сцена, достойная пера Бальзака... Так начинается трагическая борьба одинокой девушки с толпой ханжей и фанатиков, с судейским аппаратом и церковными властями. Устами очаровательной и благородной Сюзанны говорит земное, плотское начало, инстинкт природы или, как выражались просветители, «естественное чувство». Сюзанна изумляет нас своей объективностью и наблюдательностью; ее углубленный анализ иногда даже несоразмерен с ее жизненным опытом. Она умеет различать справедливость и чувствительность, абстрактный принцип добродетели и эмоциональное его выражение, антагонизм «рассудка» и «сердца». Она подвергает остроумной критике докладную записку ведущего ее дело формально мыслящего адвоката Манури. Так как Сюзанна сама рассказывает о своей горестной жизни, то нам иногда досадно слышать из ее уст слова и рассуждения, уместные, пожалуй, скорее в устах философа, чем девушки, никогда не читавшей «Энциклопедии». Тем не менее Сюзанна сохраняет облик и душевный строй наивного существа, цельной, непосредственной натуры. Девушка со здоровым душевным складом, она ведет неравную борьбу против черного мира, порождающего истерию садизм, тайные пороки. Особенно интересны те страницы, где описаны моменты внутренней борьбы Сюзанны, когда она с ужасом замечает что ее начинает разрушать изнутри уклад монастырской жизни.

По своей разоблачительной силе трагическая повесть Дидро о монахине-невольнице не имеет себе равных в литературе XVIII века. Проницательно раскрыв психологию религиозного аскетизма, Дидро сумел показать процесс перерождения человеческого сознания под давлением религии, и этим повесть в значительной степени выходит за рамки просветительского мировоззрения — она вполне может занять место в реалистической литературе XIX века.

"РАЗБОЙНИК НА СЛУЖБЕ У БОГАТЫХ РАЗБОЙНИКОВ"

И вот еще одно произведение, принадлежащее больше веку Стендаля и Бальзака, чем Вольтера и Руссо: «Племянник Рамо». Кстати это произведение не было известно его современникам, во всяком случае французскому обществу, в котором жил Дидро. Созданное в 1762 году, оно как-то затерялось в его бумагах, затем после смерти автора рукопись попала в руки Шиллера, а Гёте в 1805 году опубликовал ее в своем переводе на немецкий язык. Французы же только в 1821 году познакомились с произведением Дидро в переводе с немецкого. По истине, каждая книга имеет свою судьбу, и судьбу более причудливую трудно себе представить.

Лучшее из художественных произведений Дидро написано в форме диалога между безымянным философом — в нем легко узнается caм автор — и конкретной, действительно жившей в Париже личностью — Жаном Франсуа Рамо (1716—1782), племянником знаменитого композитора с той же фамилией. Известно, что Жан Франсуа давал уроки пения и клавесина, что он был опустившимся попрошайкой, пронырливым блюдолизом и что его прозвали Rameau le fou (Рамо-шут). Говорят, Дидро даже не был с ним знаком и встречал его только во время прогулок по саду Пале-Рояль или в кафе Регентства, куда часто любил захаживать, чтобы поглядеть на игру шахматистов и прислушаться к пересудам, болтовне завсегдатаев. Тем удивительнее, как сумел Дидро уловить в случайном лице черты, из которых сложился яркий образ. «Племянник Рамо» — не роман, не повесть, не рассказ; это гeниальный этюд, в котором дан «портрет» одного только человека, но такого, что сквозь него просвечивает целое общество, целый уклад жизни, сложный и уже загнивающий мир. Перед нами явление типическое и даже символическое, персонаж, который легко перенести и в роман, и в пьесу — в такие литературные жанры, где жизнь образа развертывается в стремительном действии.

Ни в одном своем диалоге Дидро не удалось так выразительно с таким чувством меры передать интеллектуальный и социальный облик собеседников. Нигде Дидро не сумел так искусно сочетать внешнюю изобразительность с выявлением психологии и характеров, участвующих в разговоре лиц. Мы не только слышим и понимаем Рамо, мы его видим: вот он ходит, выгибает спину, вот характерные для него кошачьи движения, непрерывно меняющееся выражение лица; в наших ушах звучат интонации его голоса.

Как мы уже заметили, Рамо не только резко индивидуализированный «портрет», но также собирательный тип, художественное обобщение и, если угодно, некий грандиозный гротеск. Кто же он такой — этот Жан Франсуа Рамо? Случайный представитель парижской богемы? На первый взгляд именно так: кривляка, продажная душонка, шут, забавляющий вельмож и подбирающий объедки с их стола,— один из многих ему подобных. Однако Рамо не заурядный паразит; разносторонне образованный, человек необыкновенного таланта, он, если хотите, «гений» подобострастия, лести и шутовства. И в качестве такого «гения» он возвышается над собственной «профессией». Да, Рамо унижается, но как великий актер, исполняющий трудную роль на сцене. Он обладает даром перевоплощения и, валяя дурака, незаметно изучает нравы, повадки своих господ. В чем задача Рамо, желающего приспособиться к условиям жизни общества? Рамо определяет ее так: видеть великих, изучать их вкусы, подчинять себя их прихотям, служить их порокам, одобрять их несправедливости — вот в чем секрет. Это наименее честный способ, говорит ему «философ». Зато наиболее легкий и удобный, возражает Рамо. И вот открытие, которое Рамо для себя сделал и которое переносит нас из области лицедейства в область морали. Оказывается, то, что Рамо делает, вовсе не представляется ему дурным, низким, отвратительным — ведь общество, принимающее его, как развлечение, само втайне руководствуется теми же принципами лжи и угодничества, корысти и самоунижения. Рамо замечает свойства своей натуры в других, а на других видит отблеск своего ничтожества. «К счастью, мне нет нужды быть лицемерным,— говорит Рамо, лицемеров уже столько, к тому же — всех цветов и оттенков, не считая тех, кто лицемерит с самим собой...»

Итак, Рамо не более лицемерен, чем хозяева жизни, перед которыми он пресмыкается. Добро оказывается злом; побуждения нравственности — а кто ими руководствуется в обществе, составленном из одних «тиранов и рабов»? В конце концов, все разбойники, следовательно, «надо, чтобы Рамо был тем, что он есть, разбойником на службе богатых разбойников, а не фанфароном добродетели или даже просто добродетельным человеком, который грызет корочку хлеба в одиночестве или в обществе бродяг». Рамо, так сказать, реалист голых фактов, и он не старается быть благороднее других, ведь все общество думает и поступает, как он; что касается морализирующих философов, то их он приравнивает к чудакам или визионерам.

Рамо отличается крайним бесстыдством, но цинизм его — цинизм самого порядка вещей, и благодаря этому он обнажает неприглядную картину окружающей его жизни, механику сталкивающихся своекорыстных интересов. Рамо — болтун, зато он выбалтывает тайну того мира, в котором не только знать, аристократы, вельможи, но и финансисты, лавочники, буржуа презирают в Рамо... самих себя. Рамо принадлежит не только умирающему на его глазах дворянскому миру, но и молодому восходящему миру капиталистического чистогана: Рамо — олицетворение его денежной прозы, его жажды жить за счет других, богатеть без траты сил и труда.

И что еще интересно: Дидро нe знает, как определить свое отношение к Рамо. Дидро не может простить этому прощелыге его софистики, его жадности к одним телесным удовольствиям, его чудовищного безразличия к морали, но восхищается его умом, поразительной наблюдательностью, пониманием людских слабостей и пороков. Подлость сплетается в Рамо с умением видеть изнанку вещей, в нем сосуществуют противоположные свойства: проницательность и лицемерие, пошлая расчетливость и вдохновение. Он — воплощенная диалектика мира частных привилегий и произвола, в котором нормальным является именно нарушение всех моральных норм. В какой-то степени Рамо прав, высмеивая мораль «любви к ближнему», потому что она действительно беспочвенна в обществе, основанном на эгоизме сословий с их привилегиями, классов с их возможностями обогащения отдельных личностей. Рамо отвратителен, страшен, и он тип, символ социального мира. Вместе с тем он как бы наглядное опровержение проекта просветителей построить «царство разума» при сохранении частной собственности. Вот почему Дидро несколько растерялся, встретив Рамо и разобравшись в нем; не скрывая своего смущения, Дидро убедился в собственной «наивности», какую обнаружило его стремление переделать людей путем просвещения и внушения им буржуазных добродетелей. Наконец, сама натура человека в лице Рамо оказалась куда сложнее, чем ее представляли себе просветители, и это еще не вполне осознает, но уже гениально угадывает Дидро задолго до XIX века. Показательно, что К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу от 15 апреля 1869 года высоко оценил произведение Дидро, а Энгельс указывал на то же произведение как на один из образцов диалектики в общественной мысли XVIII века (см. предисловие к «Анти-Дюрингу»).

Гражданственный дух, политическая активность, материалистический образ мыслей и, наконец, язык — доходчивый, истинно популярный, без тени вульгаризации, умение сочетать народную речь, сочную, живую, энергичную, с остроумием, тонкостью, изысканностью аристократической «светской» беседы — все это придает блестящему таланту Дидро глубоко национальный характер. Дидро — «классический» француз своего века, хотя принадлежит всему прогрессивному человечеству.

Вечную славу Дидро составляет его воинствующий материализм и боевой атеизм, его оптимистическая философия жизни, его смелая борьба с абсолютистским государством, его критика всех форм угнетения человека человеком.

Биография

Дидро Дени, писатель, философ-просветитель, родился в 1713 г. во Франции в семье ремесленника. В 1732 г. стал магистром искусств. Из ранних философских трудов известны «Философские мысли» (1746), «Аллеи, или Прогулка скептика» (1747).

Атеистическое сочинение «Письмо о слепых в назидание зрячим» (1749) послужило причиной ареста писателя. Выйдя из тюрьмы, Дидро стал редактором «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» (1751—1780) и сумел, вместе с другими просветителями, Энциклопедию системой научного знания той эпохи и оружием в борьбе с религиозной идеологией. В философских сочинениях «Мысли об объяснении природы» (1754), «Разговор д»Аламбера с Дидро», «Сон д»Аламбера» (1769) «Философские принципы материи и движения» (1770), «Элементы физиологии» (1774—1780) Дидро отстаивал материалистические идеи, рассматривая все сущее как различные формообразования единой несотворенной материи. Согласно его учениям, материя качественно многообразна, в ней есть начало самодвижения, развития. Задолго до Ч. Дарвина Дидро высказал догадку о биологической эволюции. Отрицая божественное происхождение королевской власти, Дидро придерживался теории общественного договора, но со страхом относился к самостоятельному движению низов и связывал свои надежды с просвещенным монархом. В последний период жизни склонялся к идее республики, но считал ее мало пригодной в условиях большого централизованного государства.

Дидро высказывался за реализм итальянской оперы, выдвигал идею среднего жанра между трагедией и комедией, в котором отражались бы горести и радости повседневной жизни человека третьего сословия, старался внести в драму будничность, чтобы приблизить происходящее на сцене к обыденной жизни: «Беседы о «Побочном сыне»« (1757) и «Рассуждение о драматической поэзии» (1758).

Эстетический идеал Дидро неотделим от идеала социального и нравственного. Герои его произведений «Монахиня» (1760), «Племянник Рамо» (1762), «Отец семейства» (1756), «Жак фаталист» (1773) дискутируют о философии и морали, в этих образах воплощен образ народа Франции с его жизнелюбием и житейской мудростью. Дидро придавал огромное значение просвещению и воспитанию человека, хотя и не отрицал, что для развития ребенка большое значение имеют его анатомо-физиологические особенности. Главное в этом деле — выявить природные способности детей и развивать их.

По приглашению Екатерины II в 1773 г. он приехал в Россию, где по просьбе царицы написал «План университета или школы публичного преподавания наук для Российского правительства» и заметки «О школе для молодых девиц», «Об особом воспитании», «О публичных школах» и другие, где рассмотрел весь спектр педагогических проблем. Дидро выступил с проектом государственной системы народного образования на принципах всеобщего бесплатного начального обучения и бессословности. Он стремился обеспечить фактическую доступность школы, считал необходимым организовать материальную помощь государства детям бедняков (бесплатные учебники и питание в начальной школе, стипендии в средней и высшей школе). Умер в 1784 г. в Париже.

Биография (Энциклопедия Кирилл и Мефодий)

Дени Дидро (Denis Diderot) (1713-84) — французский философ-просветитель, писатель, иностранный почетный член Петербургской АН (1773). Основатель и редактор «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» (тома 1-35, 1751-80).

В философских произведениях Дени Дидро — «Письмо о слепых в назидание зрячим» (1749), «Мысли об объяснении природы» (1754), «Сон Д'Аламбера» (1769, издание 1830), «Философские принципы материи и движения» (1770, издание 1798), будучи сторонником просвещенной монархии, выступал с непримиримой критикой абсолютизма, христианской религии и церкви, отстаивал (опираясь на сенсуализм) материалистические идеи. Поддерживал дружеские отношения в Дмитрием Алексеевичем Голицыным, представителем рода Голицыных.

Литературные сочинения Дидро написаны в основном в традициях реалистически-бытового романа Просвещения (проникнутый народным жизнелюбием и житейской мудростью роман «Жак-фаталист», 1773, издание 1796; антиклерикальный роман «Монахиня», 1760, издание 1796; остроумие, диалектическая, не без циничного оттенка, игра ума — в романе «Племянник Рамо», 1762-79, издание 1823). Труды о народном образовании.

Юность. Годы учения

Дени Дидро родился 5 октября 1713, Лангр. Его мать, урожденная Анжелика Виньерон, была дочерью кожевника (и сестрой каноника), а отец — Дидье Дидро — ножовщиком. По желанию семьи юный Дени готовил себя к духовной карьере, в 1723-28 учился в лангрском иезуитском коллеже, а в 1726 стал аббатом. В этот период он был религиозен, часто постился и носил власяницу. В 1728 или 1729 Дидро прибыл в Париж для завершения образования. По некоторым свидетельствам, он учился там в янсенистском коллеже д'Аркур, по другим — в иезуитском коллеже Людовика Великого. Предполагают также, что Дидро посещал оба этих учебных заведения и что именно взаимные нападки иезуитов и янсенистов отвратили его от избранной стези. В 1732 он получил магистерскую степень на факультете искусств Парижского университета, подумывал сделаться адвокатом, но предпочел свободный образ жизни.

Брак. Начало творческой деятельности

В 1743 Дени Дидро женился на Анне-Туаннете Шампьон, содержавшей вместе с матерью полотняную лавку. Брак не мешал ему увлекаться другими женщинами. Наиболее глубокое чувство он испытал к Софи Воллан, с которой познакомился в середине 1750-х годов; привязанность к ней он сохранил до самой смерти. Первое время после женитьбы Дидро зарабатывал переводами. В 1743-48 он перевел с английского «Историю Греции» Т. Стениана, «Опыт о достоинстве и добродетели» Э. Э. К. Шефтсбери, «Медицинский словарь» Р. Джеймса. Тогда же были написаны первые его работы, свидетельствовавшие не столько о зрелости, сколько о смелости начинающего автора: «Философские мысли» (1746), «Аллеи, или прогулка скептика» (1747, опубликована), «Нескромные сокровища» (1748), «Письма о слепых в назидание зрячим» (1749). Судя по ним к 1749 Дидро уже был деистом, а затем убежденным атеистом и материалистом. Вольнодумные сочинения Дидро послужили причиной его ареста и заключения в Венсеннский замок (июль — октябрь 1749).

Дидро и энциклопедия

В начале 1740-х у парижского издателя А. Ф. Ле Бретона появилась идея перевести на французский язык «Энциклопедию, или Всеобщий словарь ремесел и наук» англичанина Э. Чемберса. Ле Бретон и его компаньоны (А. К. Бриассон, М. А. Давид и Дюран) после неудачного опыта с первым главным редактором — аббатом Ж. П. Де Гуа де Мальвом — решились в 1747 доверить свое начинание Дени Дидро и Д'Аламберу. Неизвестно, кому в точности — Дидро, Д'Аламберу или аббату де Гуа — принадлежала идея отказаться от публикации слегка измененной версии английского словаря и подготовить самостоятельное издание. Но именно Дидро придал «Энциклопедии» тот размах и полемический запал, который сделал ее манифестом эпохи Просвещения.

На протяжении последующих 25 лет Д. Дидро оставался во главе разросшейся до 28 томов (17 томов статей и 11 томов иллюстраций) «Энциклопедии», которую ему удалось провести через все рифы. А их было не мало: и уже упомянутое тюремное заключение в 1749, и приостановка публикации в 1752, и кризис в 1757-59, приведший к уходу Д'Аламбера и временному запрету издания, и фактическая цензура последних 10 томов Ле Бретоном. В 1772 первое издание «Энциклопедии» было в основном завершено; в ней сотрудничали, помимо Дидро (он написал около 6000 статей) и Д'Аламбера, такие гении Просвещения, как Руссо, Вольтер, Монтескье, Гольбах. Кроме того, статьи по конкретным разделам писали мастера и знатоки своего дела: скульптор Э. М. Фальконе, архитектор Ж. Ф. Блондель, грамматики Н. Бозе и С. Ш. Дю Марсе, гравер и рисовальщик Ж. Б. Папийон, естествоиспытатели Л. Добантон и Н. Демаре, экономист Ф. Кенэ. Итогом явился универсальный свод современных знаний. При этом в статьях на политические темы ни одной из форм правления не отдавалось предпочтения, похвалы Женевской республике сопровождались оговоркой о том, что такая организация власти подходит лишь стране с небольшой территорией. Одни статьи (точнее, их авторы) поддерживали ограниченную монархию, другие — абсолютную, видя в ней гаранта всеобщего благоденствия.

За подданными признавалось право сопротивляться деспотам, а королям вменялось в обязанность подчиняться закону, отстаивать веротерпимость и помогать бедным. Критикуя образ жизни вельмож, «Энциклопедия» признавала, однако, необходимость социальной иерархии в обществе (статья «Роскошь» Ж. Ф. де Сен-Ламбера). Буржуа критиковались за жадность и тягу к приобретению должностей, а откупщики и финансисты признавались паразитической частью третьего сословия. Желая содействовать облегчению участи простого народа, энциклопедисты не призывали, однако, к установлению демократии во Франции; они обращались именно к правительству, когда говорили о необходимости справедливого налогообложения, реформы образования, борьбы с нищетой.

Дидро-философ

В 1751 Дени Дидро опубликовал «Письмо о глухих и немых в назидание тем, кто слышит» рассматривая в нем проблему познания в контексте символики жестов и слов. В «Мыслях об объяснении природы» (1753), созданных по образу и подобию «Нового Органона» Фрэнсиса Бэкона, Дидро с позиций сенсуализма полемизировал с рационалистической философией Декарта, Мальбранша и Лейбница, в частности с теорией врожденных идей, видя в накопленных к концу 18 в. научных знаниях (открытия Бернулли, Эйлера, Мопертюи, Д'Аламбера, Бюффона и др.), основу нового, опытного истолкования природы.

Дидро — литератор и художественный критик

В 50-е годы Дени Дидро опубликовал две пьесы — «Побочный сын или Испытания добродетели» (1757) и «Отец семейства» (1758). Отказавшись в них от нормативной поэтики классицизма, он стремился реализовать принципы новой («мещанской») драмы изображающей конфликты между людьми третьего сословия в обыденной житейской обстановке. Главные художественные произведения Дидро — повесть «Монахиня» (1760, изд. 1796), роман-диалог «Племянник Рамо» (1762-1779, издан Гете на нем. яз. в 1805, на франц. яз. вышел в 1823), роман «Жак-фаталист и его хозяин» (1773, изд. на нем. яз. в 1792, на франц. яз. в 1796) — остались неизвестными многим его современникам. Несмотря на разницу жанров, их объединяют рассудочность, реализм, ясный прозрачный стиль, чувство юмора, а также отсутствие словесных украшений. В них нашли выражение неприятие Дидро религии и церкви, трагическое осознание силы зла, а также приверженность гуманистическим идеалам, высоким представлениям о человеческом долге.

Провозглашенные Дидро философские и эстетические принципы проявляются и в его отношении к изобразительному искусству. Обзоры парижских Салонов Дидро помещал с 1759 по 1781 в «Литературной корреспонденции» своего друга Ф. М. Гримма, рукописной газете, рассылавшейся по подписке просвещенным европейским монархам и владетельным князьям. «Салоны» Дени Дидро также не были напечатаны при его жизни; они выходили постепенно в 1795-1857 и лишь в 1875-77 были впервые собраны воедино в собрании его сочинений.

Дидро и Россия

Екатерина II, едва вступив на престол, предложила Дидро перенести в Россию издание «Энциклопедии», испытывавшее немалые трудности во Франции. За жестом императрицы скрывалось не только желание упрочить свою репутацию, но и стремление удовлетворить интерес российского общества к «Энциклопедии». В России вышли на протяжении 18 века 25 сборников переводов из «Энциклопедии».

Отклонив предложение Екатерины II, Дидро не лишился ее благосклонности. В 1765 она приобрела его библиотеку, выплатив ему 50 тыс. ливров и предоставив право пожизненного хранения книг в своем доме в качестве личного библиотекаря императрицы.

В 1773 Дени по приглашению Екатерины II посетил Россию. Он прожил в Петербурге с октября 1773 по март 1774, был избран иностранным почетным членом Петербургской Академии наук (1773). По возвращении написал ряд сочинений, посвященных перспективам приобщения России к европейской цивилизации. Скептические высказывания в его «Замечаниях» на наказ Екатерины II (целиком изданы в 1921) вызвали ярость Екатерины (рукопись была доставлена в Петербург уже после смерти философа).

Дени Дидро скончался 31 июля 1784 года, в Париже.

Биография (В. Я. Бахмутский. Большая советская энциклопедия.)

Дени Дидро (Denis Diderot) (5.10.1713, Лангр, - 31.7.1784, Париж), французский писатель, философ-просветитель. Сын ремесленника. В 1732 году получил звание магистра искусств. Ранние философские сочинения ("Философские мысли", 1746, сожжённые по решению французского парламента, "Аллеи, или Прогулка скептика", 1747, изд. 1830) написаны в духе деизма. Философское сочинение "Письмо о слепых в назидание зрячим" (1749), последовательно материалистическое и атеистическое, было причиной ареста Дидро. По выходе из тюрьмы Дидро стал редактором и организатором "Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремёсел" (1751-1780). Вместе с другими просветителями Дидро сумел сделать Энциклопедию не только системой научного знания той эпохи, но и могучим оружием в борьбе с феодальными порядками и религиозной идеологией. Несмотря на преследования реакции, Дидро довёл издание Энциклопедии до конца. В 1773-1474 годах Дидро по приглашению Екатерины II приехал в Россию. Он пытался оказать влияние на политику Екатерины II, склонить её к освобождению крестьян и проведению либеральных реформ.

В своих философских сочинениях (важнейшие из них: "Мысли об объяснении природы", 1754; "Разговор д'Аламбера с Дидро", "Сон д'Аламбера", оба 1769, опубл. 1830; "Философские принципы материи и движения", 1770, опубл. 1798; "Элементы физиологии", 1774-1780, опубл. 1875) Дидро отстаивал материалистические идеи, рассматривая всё сущее как различные формообразования единой несотворённой материи. Согласно Дидро, материя качественно многообразна, в ней есть начало самодвижения, развития; задолго до Дарвина Дидро высказал догадку о биологической эволюции. Основывая теорию познания на сенсуализме Дж. Локка, Дидро в то же время полемизировал с механистическим материализмом своего века, сводившим сложные процессы духовной жизни к простой комбинации ощущений ("Систематическое опровержение книги Гельвеция "Человек", 1773-1774, изд. 1875). Отрицая божественное происхождение королевской власти, Дидро придерживался теории общественного договора, но, как и Вольтер, со страхом относился к самостоятельному движению низов и связывал свои надежды с просвещённым монархом. В последний период жизни склонялся к идее республики, но считал её мало пригодной в условиях большого централизованного государства.

Материализм Дидро сказывается и в его эстетике. Борьба за реалистическое демократическое искусство составляет главное её содержание. В "Салонах" - критических обзорах периодических художественных выставок - Дидро подвергает критике представителей классицизма и рококо (Ж. Вьен, Буше) и защищает жанровую живопись Шардена и Ж. Б. Грёза, которая пленяет его правдивым изображением натуры, буржуазного быта. Борьба с классицизмом пронизывает и работы Дидро, посвящённые вопросам драматургии, театра, музыки. Вместе с другими энциклопедистами он принимает участие в так называемой войне буффонов, отстаивая реализм итальянской оперы. В драме он выдвигает идею среднего жанра, стоящего между трагедией и комедией, правдиво и серьёзно изображающего горести и радости повседневной жизни человека третьего сословия. Дидро требует непредвзятого изображения жизни во всём её неповторимом индивидуальном своеобразии, стремится внести в драму будничный тон, максимально приблизить сцену к обыденной жизни ("Беседы о "Побочном сыне", 1757, и "Рассуждение о драматической поэзии", 1758). Вместе с тем Дидро понимает, что художественный образ не "копия", а "перевод", и потому искусство обязательно включает в себя "долю лжи", которая является условием более широкой поэтической истины. Прекрасное Дидро ищет в отношениях, связывающих между собой многочисленные факты действительного мира. Однако стремление сочетать точное до иллюзии изображение единичных явлений с поэтической правдой целого в эстетике Дидро осталось не осуществлённым. Здесь сказалось противоречие между общедемократическим "всечеловеческим" идеалом Дидро и буржуазным обществом, которое не могло служить ему реальным фундаментом. Дидро поэтому вынужден искать почву для своего идеала не в истории, а в стоящей вне истории абстрактно понятой человеческой природе. С этим связано обращение Дидро к первообразу, идеальной модели, незыблемой и абсолютной норме прекрасного, получившей наиболее полное выражение в греческой классике ("Введение к Салону", 1767). Эти мотивы предвосхищают ту волну классицизма, которая захватит французское искусство в предреволюционные и революционные годы. Те же тенденции пронизывают и "Парадокс об актёре" (1773-1778, изд. 1830). Дидро теперь рассматривает театр как "иной" условный художественный мир. На сцене ничто не совершается, как в жизни, и потому от актёра требуется не "чувствительность", а рассудочность, холодное мастерство, наблюдательность, знание условных правил искусства и умение подчиняться им. Эстетический идеал Дидро неотделим от идеала социального и нравственного.

Художественное творчество Дидро разнообразно по жанрам. Ранние пьесы Дидро "Побочный сын..." (1755, изд. 1757) и "Отец семейства" (1756, изд. 1758) интересны как иллюстрация к драматургической теории "среднего жанра"; в художественном отношении они мало удачны. Интереснее поздняя одноактная пьеса "Хорош он или дурён?" (1781, изд. 1834), в которой проявилась сложная диалектика добра и зла. Выдающимся явлением реализма 18 века была проза Дидро. Роман "Монахиня" (1760, изд. 1796) - яркое антиклерикальное произведение. Монастырь вырастает в романе в грандиозный символ извращённой цивилизации.

В образе слуги Жака (роман "Жак фаталист", написан 1773, издан на немецком языке 1792, на французском 1796) воплощён народ Франции с его жизнелюбием, юмором, житейской мудростью. Слуга и его хозяин спорят по вопросам философии и морали. Хозяин - сторонник свободы воли, ему кажется, что он властвует над миром и способен определять ход вещей. Но это иллюзия. Жак фаталист на своём горьком опыте познал, что человек подвластен обстоятельствам и судьба управляет им. Но фатализм Жака никогда не обрекает его на пассивность, он не столько выражает покорность судьбе, сколько доверие к природе, к жизни в её свободном и стихийном течении. Эта сторона философии Жака близка Дидро, она определяет структуру романа. Рассказ Жака о его любовных приключениях, образующий сюжетную канву книги, всё время прерывается. Дидро предпочитает литературным канонам и штампам стихийное движение жизни во всей её непредрешённости и изменчивости.

Самое значительное произведение Дидро "Племянник Рамо" (1762-1779, изд. 1823) написано в форме диалога между философом и племянником известного французского композитора Рамо. Диалог не имеет строго определённой темы, но обладает внутренним единством, за каждым высказыванием стоит личность собеседника, его характер, концепция бытия, мировоззрение. Рамо - нищий музыкант, представитель парижской богемы, человек аморальный, циничный, беспринципный, друг реакционных продажных журналистов, паразит и прихлебатель в домах богатых аристократов - продукт разложения "старого порядка". Но аморальное поведение Рамо находит своё объяснение в состоянии современного общества. Рамо отвергает нравственные нормы общества, воспринимая их как силу от него отчуждённую, ему враждебную, а потому злую, и единственную жизненную ценность видит в удовлетворении своих естественных страстей и стремлений. Своим аморальным поведением и своими циническими высказываниями Рамо разоблачает окружающий его мир, срывает с общества его лицемерную маску, обнажает его существо. Но Рамо разоблачает нежизненность и отвлечённость и идеалов философа. Он ясно понимает, что главной силой становится богатство, а покуда властвует нужда, всякая свобода призрачна, все принимают позы, играют роли и никто не бывает самим собой. Признавая в конце диалога, что единственно свободной личностью является Диоген в бочке, философ сам утверждает нежизненность своих идеалов.

Не опубликованные при жизни писателя романы и повести Дидро обращены к будущему. Сложной диалектикой мыслей и характеров они перерастают рамки искусства 18 века и предвосхищают последующее развитие европейского реалистического романа. Наследие Дидро продолжает служить прогрессивному человечеству.

Подобно другим французским философам-материалистам 18 века, Дидро придавал огромное значение просвещению. "Образование, - писал он, - придает человеку достоинство, да и раб начинает сознавать, что он не рожден для рабства". Высоко оценивал Дидро роль воспитания в формировании человека. Вместе с тем он считал, что для развития детей существенное значение имеют их анатомо-физиологические особенности. Воспитание, достигая многого, не может сделать всего. Задача состоит в том, чтобы выявить природные способности детей и дать им самое полное развитие.

Мысли Дени Дидро о народном образовании изложены в "Плане университета или школы публичного преподавания наук для Российского правительства", составленном в 1775 году по просьбе Екатерины II, и в ряде заметок, написанных им во время пребывания в Петербурге ("О школе для молодых девиц", "Об особом воспитании", "О публичных школах" и др.). Дидро рассматривал широкий круг педагогических проблем (система народного образования, методы обучения и др.). Он проектировал государственную систему народного образования, отстаивал принципы всеобщего бесплатного начального обучения, бессословности образования. Стремясь обеспечить фактическую доступность школы, Дидро считал необходимым организовать материальную помощь государства детям бедняков (бесплатные учебники и питание в начальной школе, стипендии в средней и высшей школе). Дидро восставал против господствующей в то время во всей Европе системы образования с её классицизмом и вербализмом. На первый план он выдвигал физико-математические и естественные науки, выступая за реальную направленность образования и его связь с потребностями жизни. Дидро стремился построить учебный план средней школы в соответствии с системой научного знания, с учётом взаимозависимости наук, выделяя в каждом году обучения главный предмет (например, 1-й класс - математика, 2-й - механика, 3-й - астрономия и т.д.). Включая в учебный план религию, Дидро отмечал, что делает это, считаясь со взглядами Екатерины II, и в качестве скрытого "противоядия" намечал преподавание морали по материалистическим книгам Т. Гоббса и П. Гольбаха. Дидро писал о важности составления хороших учебников и предлагал привлечь к этому делу крупных учёных. В целях повышения уровня знаний он предлагал 4 раза в год проводить публичные экзамены в средней школе и отсеивать нерадивых или неспособных учащихся. Для лучшего подбора учителей Дидро советовал объявлять конкурсы.

"План" Дидро был опубликован только в 19 веке.

Биография

Французский философ, просветитель, руководитель. Энциклопедист, писатель критик искусства. В месте с Вальтером оказал наибольшее влияние на современную ему общественную мысль.

Дени Дидро родился 5 октября 1713 года в городе Лангре. Его отец был ножевых дел мастером, эта профессия передавалась в семье из поколения в поколение в течение двух столетий. Отец был человеком простым, прямодушным, гордился своей честностью. Его влияние на сына несомненно. По совету своего брата, каноника, отец отдает Дени в школу иезуитов, но потом, заподозрив их в намерении разобщить его с сыном и услать мальчика в дальний монастырь, он оставляет мысль сделать Дени священником. Воспитание Дидро в парижском Сollege dе Harcourt принимает вполне светский характер. В Париже он увлекся новыми идеями, наводнившими столицу, чтением запрещенных книг. Неудачно проходит и подготовка Дидро после окончания колледжа к карьере юриста. Впоследствии он жалел, что не выбрал адвокатской профессии. Дидро действительно обладал пламенным красноречием.

Нежелание Дени избрать определенное дело разоздило, наконец, отца до такой степени, что тот решает предоставить сына самому себе и перестает высылать ему деньги. Таким образом, Дидро очутился в Париже один и без средств. Несколько лет проводит он, зарабатывая на хлеб самым неблагодарным трудом - грошовыми уроками, переводами третьесортных книг, даже писанием проповедей для малограмотных аббатов. Он не ищет довольства и однажды покидает место воспитателя в зажиточной семье, заметив, что мещанские спокойствие и сытость начинают его усыплять. У Дидро в это время появляются серьезные умственные и духовные запросы. Вращаясь среди развитой, но бедной молодежи, он встречает не только единомышленников, но друзей - Руссо, Д'Аламбера, Кондильяка, Туссена. Тогда же произошла его неудачная женитьба на женщине, не понимавшей его стремлений и мыслей. Этот брак продолжался недолго, но был очень тяжелым для обеих сторон.

Прошло несколько лет. В свет выходит достаточно смелое произведение Дидро "Письмо о слепых", где говорится об операциях доктора Реомюра над слепыми. Это "письмо" послужило причиной трехмесячного заключения Дидро в Венсенский замок, после того, как тот предал огласке свой скандал с доктором, не допустившим его присутствовать при операции, но сделавшим исключение для одной богатой особы. Этот арест еще больше развил в Дидро дерзкие, по сути революционные мысли.

Именно в это время Дидро начал главный труд своей жизни - "Энциклопедию".

Еще с 1741 года Дидро мечтал о каком-нибудь грандиозном научном предприятии, которое побороло бы, наконец, нетерпимость и суеверие. В это время к нему явился книгопродавец Лебретон с предложением принять на себя редактуру английской энциклопедии Чемберса, полезного, но чисто технического справочника. Дидро увидел в этом предложении знак судьбы .Он задумал не рабское переложение чужого труда, а самостоятельный и подробный обзор всех достижений науки, всех опытов социальной, политической и религиозной свободы. Его горячность и вера в успех увлекли издателя, и тот принял на себя финансовую сторону предприятия.

Энергично и с большим пониманием людей Дидро стал группировать вокруг себя сотрудников. Обладая самыми разнообразными знаниями, от техники в ремеслах до эстетики, философии, естествознания и политики, он был самым подходящим человеком для центральной, объединяющей роли. Редакторскую работу взял на себя Д Аламбер, своим ровным характером усмирявший вечное волнение и боевой задор Дидро. Он же внес в дело глубокие специальные знания по философским и математическим наукам. Весте они распределили труд по отделам, привлекая для каждого из них лучших специалистов того времени, таких, как Вольтер и Монтескье.

Но свое участие в гигантском сборнике, осуществление которого было рассчитано на десятки лет, он и не думал замкнуть в рамки одиночного дела. Следы его деятельного участия заметны повсюду, даже в описании открытий и усовершенствований в ремеслах и заводских производствах. Связи с рабочим миром облегчили для Дидро специальное его изучение. Он расспрашивал и разузнавал все нужное в мастерских, сам учился ремеслам и мог внести в Энциклопедию до тысячи статей технического содержания.

В 1751 году был издан первый том. До 1772 года, когда вышли последние тома, тянется многострадальная, богатая гонениями, запретами и приостановками история великой Энциклопедии, давшей имя целому периоду в развитии человеческой мысли. Всего на работу над ней ушло более тридцати лет, то есть все лучшие годы Дидро потратил на этот труд. Он решил довести дело до конца вопреки всем препятствиям. Духовенство и двор, цензура, полиция, иезуиты - все объединились в борьбе против него. Д Аламбер, наконец, утомился и заявил другу, что не в силах больше делить с ним редакционные труды. Дидро взял эту тяжелую обязанность на себя и после перерыва в несколько лет выпустил в 1765 году десять новых томов. Ему предлагали облегчить дело издания, перенеся его за границы Франции, Фридрих второй звал его в Берлин, Екатерина обещала устроить ему удобное печатание в одном из приморских городов России, например в Риге. Но он остался на своем посту, и на глазах своих противников, пользуясь иногда покровительством людей, обязанных его преследовать ( например Мальзабера, главного блюстителя печати), с поразительной настойчивостью шел по намеченному им пути. К этому времени слава Энциклопедии разнеслась по всей Европе. Везде, где царили беззаконие, жестокость, душевная тьма (а кроме пробудившейся раньше Англии вся Европа была тогда в таком состоянии), её статьи, изложенные твердым, научным языком, действовали необыкновенно эффективно.

Великая Энциклопедия Дидро стала первым научным изданием, содержащим не только чисто техническую информацию, рассчитанную на профессионалов, но и философские рассуждения, что и послужило одной из основных причин столь яростного неприятия властью этой книги. Во многих статьях, например в статье" Свобода", принадлежащей самому Дидро, высказывались достаточно смелые взгляды на жизнь, которые не могли понравиться правительству Франции.

Жизнь Дидро в быту была более чем скромной. Постоянные затруднения в средствах сменяли одно другое. Юношей он был найден однажды у себя на мансарде в голодном обмороке, в зрелом возрасте был вынужден продать русской императрице Екатерине свою библиотеку, чтобы дать приданое дочери и иметь средства к существованию.

Удивительная одаренность Дидро доставила ему, малоизвестному сначала провинциалу, первенствующее место в известнейших салонах Парижа - у г-жи Д'Эпинэ, Гольбаха - где получили начало многие из важнейших начинаний философии, творчества, политики.

В 1762 году, через 9 дней после прихода к власти Екатерины Великой, начались её отношения с Дидро, которые старательно поддерживались такими поклонниками творчества Дидро, как княгиня Дашкова или князь Голицын, в то время русский посол в Париже. Но вскоре заочное общение перестает удовлетворять Екатерину, и, потерпев с Вольтером и Д'Аламбером неудачу в попытке пригласить их в Россию, императрица уговаривает Дидро предпринять трудное путешествие в Петербург. Поездка была обставлена Екатериной с максимальным комфортом, прием был чрезвычайно сердечен. Екатерина возлагает на Дидро несколько деловых поручений. Это были, в основном, проекты народного просвещения в России - план организации низшей и средней школы, университетов, женского образования. Им были написаны такие труды, как "Plan d' une universite pour la Russie" ("педагогический проект для женского образования").

Жизнь Дидро, в целом не богатая событиями, (за исключением нескольких тревожных моментов в судьбе "Энциклопедии" и поездки в Россию), полна странных для обычного человека фактов. В возрасте шестидесяти шести лет он вдруг увлёкся биологией и слушал курсы химии и анатомии у Руэля. Уже в пожилом возрасте Дидро искренне полюбил молодую девушку, m-lle Voland, и женился на ней. Он написал ей множество писем и победил предубеждение её родных своей искренней привязанностью. Она была посвящена во все его помыслы и намерения. Увы, и этот брак был недолгим. Жена умерла, и Дидро не смог перенести ее ранней смерти. Уйдя от шума и суеты, он доживал свои последние месяцы.

Постепенно ушли из жизни его друзья и соратники - Руссо, Д'Аламбер. Тридцатого июля 1784 года Дени Дидро последовал за ними.

Ему не суждено было создать собственной философской теории. Восприимчивый, быстро откликавшийся на все живое, он раздробил свой талант по многим областям мысли и творчества. Это был человек, призванный всюду пробуждать жизнь, вести людей за собой. Круг его научных интересов был чрезвычайно широк. Он писал о естественном отборе и теории наследственности, что дало возможность впоследствии называть Дидро предшественником Дарвина.

"Что значат тысячелетия в мировой жизни!" - восклицал он, говоря об эволюции, приведшей природу и человека к их современному состоянию. Он верил в успехи экспериментальной науки с ее тонкими приборами и точными наблюдениями. В своей работе "Сон д'Аламбера" он умышленно придал своим научным фантазиям форму болезненного бреда со вспышками ясного, здравого смысла. В такой форме можно было строить и высказывать догадки, которые многим должны былым показаться химерическими. Тогда это были действительно мечты, но они были достойны замечательного философа природы, с годами оставившего далеко позади себя своих прежних единомышленников, вроде Гольбаха или Гельвеция.

Дени Дидро занимает одно из центральных мест среди представителей передовой революционной мысли Франции IYIII века. Он был одним из наиболее ярких выразителей материалистического мировоззрения просветительской эпохи на пути к буржуазной революции 1789 года.

Из всех областей мысли, занимавших Дидро, он особенно много внимания уделял проблемам теории познания, религии, этики и теории искусства. Дидро утверждает, что сознание (мышление) и бытие (действительность), несмотря на свою противоположность, едины, так как они оба являются атрибутами одной и той же субстанция - материи. Устойчивость наших знаний проистекает из нашей связи с природой, из нашего жизненного опыта и из нашей способности делать умозаключения на основе этого опыта. Так, агностицизму и грубому субъективизму Дидро противопоставляет возможность и неизбежность объективного отражения и познания действительности.

Критика религии и церкви занимала исключительное место в работе философской мысли ХVIII века, т.к. религия являлась, с точки зрения просветителей, основным предрассудком, тормозившим идейное развитие человечества, и средством порабощения народных масс господствующими сословиями. Крупнейшие представители философской мысли ХVIII века в той или иной степени тяготели к атеизму. Некоторые из них останавливались на полпути, чаще всего склоняясь к осторожно-примирительному деизму. Из всех философов-просветителей Дидро наиболее последовательно подошел к проблеме религиозного сознания.

Уже в своих замечаниях к переводу труда Шафтсбери "Исследование о заслуге и добродетели" Дидро показал себя далеко не правоверным католиком. Здесь он высказывает некоторые атеистические идеи и выражает сомнение в том, что религиозные верования сами по себе способны внушить их обладателю добродетель.

Дидро опирался на материализм и атеизм в своих трудах об эволюции природы и теории ее познания человеком.

На рубеже пятидесятых годов Дидро включил в круг своих интересов вопросы искусства, которыми после этого не переставал заниматься до конца жизни. Вопросы эстетики он поставил перед собой впервые в статье "Прекрасное", напечатанной в Энциклопедии в 1751 году. В этой статье Дидро во многом стоит на позициях абстрактных понятий о красоте, которые были характерны для французской эстетической мысли его времени, но он уже признает объективность красоты и прекрасного.

"Долговечны лишь те красоты, которые основаны на связи с созданиями природы. Красота в искусстве имеет то же основание, что истина в философии", - писал Дидро.

Одним из искусств, более всего интересовавших Дидро, был театр. Его работа "Парадокс об актере" является одним из самых его блестящих произведений. Здесь объединяются и приводятся в систему все вопросы драматургии и практики театрального искусства. В частности, дается обоснование метода актерской игры. Последний вопрос широко обсуждался в критической литературе ХVIII века. Теория "переживания" и теория "представления", теория игры "нутром", то есть эмоциональными данными актера, и теория игры "техникой", руководимой рассудком, - находили себе каждая немало приверженцев. Перевес был явно на стороне тех, кто " защищал" "переживание".

Выступая в "Парадоксе об актере" против "чувствительного" эпигонства классической школы актерской игры, Дидро менее всего имел в виду утверждение рассудочности процесса сценического творчества. Считая разум "универсальным" чувством, контролирующим и организующим ощущения и восприятие действительности, он стремился обосновать руководящую роль разума в создании сценического образа. Как реакция на хаотическую "чувствительность" французской актерской школы второй половины ХVIII века, "Парадокс" имел несомненно прогрессивное значение. Однако, характерная для того времени механистическая постановка вопроса о природе актерского творчества сильно ограничила его практическую и теоретическую ценность. Содержащиеся в нем отдельные догадки знаменовали, впрочем, приближение Дидро к возможному научному обоснованию процесса актерской игры. В дальнейшем его работы были использованы Станиславским в его "Работе актера над собой".

Дидро создал также ряд произведений художественной литературы. Его ранние литературные опыты, например, роман "Нескромные сокровища", написаны в традиции галантной литературы XVIII века. Повесть "Белая птица" представляет собой аллегорическую сказку, где все тот же фантастический покров набрасывается на скептическую усмешку по адресу абсолютизма и аристократии. Но, конечно, не произведениями этого жанра Дидро стяжал себе славу одного из лучших писателей прозаиков Франции. Этим он обязан своим реалистическим романам. Самым известными из них являются роман "Монахиня" и "Жак фаталист", а также знаменитый диалог "Племянник Рамо".

Биография (ru.wikipedia.org)

Мировоззрение

В своих философских воззрениях он был материалистом. Отрицал дуалистическое учение о раздвоении материального и духовного начала, признавая, что существует только материя, обладающая чувствительностью, а сложные и разнообразные явления — лишь результат движения её частиц. Человек представляет собою только то, что из него делают общий строй воспитания и смена фактов; каждое действие человека есть акт, необходимый в сцеплении актов, и каждый из этих последних так же неизбежен, как восход солнца.

По своим политическим воззрениям Дидро был сторонником теории просвещённого абсолютизма. Подобно Вольтеру, он не доверял народной массе, неспособной, по его мнению, к здравым суждениям в «нравственных и политических вопросах», и считал идеальным государственным строем монархию, во главе которой стоит государь, вооружённый всеми научными и философскими знаниями. Дидро верил в благотворность союза монархов и философов, и подобно тому как его материалистическое учение было направлено против духовенства и имело целью передать власть над «душами» философам, так его просвещённый абсолютизм стремился передать этим же философам власть государственную. Известно, чем закончился союз философов и монархов. Последние ухаживали за первыми, но первые не оказали реального влияния на практическую политику просвещённых деспотов. Когда Дидро приехал в Петербург по приглашению Екатерины II, она обласкала мыслителя, беседовала с ним целыми часами, но скептически отнеслась к его проектам об уничтожении роскоши при дворе, обращении освободившихся средств на нужды народа и о всеобщем бесплатном обучении. Знаменитый философ получил от Екатерины крупную сумму денег за свою библиотеку, причём она была оставлена в его распоряжении, и Дидро выплачивалось определённое жалование за заведование этой библиотекой.

Идеологом буржуазии Дидро является и в своих литературных произведениях. Он проложил во Франции путь буржуазно-сентиментальной драме, уже раньше зародившейся в Англии (Лилло, Мур, Камберленд и др.).

Творчество

В 1757 году появилась его первая пьеса «Внебрачный сын» (фр. Un fils naturel), а в следующем 1758 году другая — «Отец семейства» (фр. Pere de famille). Само заглавие обоих произведений указывает на то, что их сюжетами послужили семейные отношения. В первом Дидро защищал права незаконнорождённых детей, во второй — права сына выбирать себе жену по указанию сердца, а не отца. В рассуждениях, сопровождавших эти пьесы, Дидро устанавливает новый вид драматического искусства, который он называет «серьёзным жанром». Классический театр проводил строгое разделение между трагедией, жанром, существовавшим для возвышенных и героических тем, для изображения высшего сословия, с одной стороны, и комедией с будничными темами и героями из простых сословий — с другой. Самый факт установления среднего (между трагедией и комедией) жанра, который получил впоследствии такое распространение под именем драмы, свидетельствовал о том влиянии, которое оказывала буржуазия на развитие литературы. «Серьёзный жанр» снимал границы, отделявшие аристократические классы от низших, возвышенные чувства от будничных. Право на трагическое перестало быть исключительным правом придворного общества.

По учению Дидро, трогательные и возвышенные чувства можно найти и у бедняка. С другой стороны, забавное и смешное не чуждо и придворной аристократии. Если буржуазия стремилась разрушить сословные перегородки между собой и привилегированным дворянством, то Дидро разрушал сословные перегородки в литературных жанрах. Отныне трагедия становилась более очеловеченной. Все сословия могли быть представлены в драматическом произведении. Вместе с тем рационалистическое построение характеров уступило место реальному изображению живых людей. Чувствительность и нравоучение — основные черты нового жанра, вопросы семьи и морали — его главные темы, добродетельные буржуа, бедняки и крестьяне — преобладающие герои. Новый жанр вполне соответствовал задачам Просветительного века, театр стал проводником освободительных идей, вернулся к человеческой природе, отменил все условности, этикет, торжественный стих и высокий стиль классического направления, вполне отвечая вкусам буржуазии, которая не имела героических предков и воспоминаний, любила семейный очаг и жила в атмосфере своих будничных забот.

Эти же взгляды — верность природе, непригодность классических условностей и важное значение нравоучительного элемента в искусстве — Дидро отстаивает и в качестве критика и теоретика искусства. Он писал не только о литературе, но и об изобразительных искусствах («Салоны») и об искусстве актёра («Парадокс об актёре»). В своих «Салонах» он сближал живопись и скульптуру с литературой, требовал «нравственных картин» и рассматривал изобразительные искусства как своеобразное средство воздействия на умы. «Парадокс об актёре» до сих пор не утратил своего значения по богатству и оригинальности мыслей. Дидро — враг актёрской теории «нутра». Актёр должен играть обдуманно, изучив природу человека, неуклонно подражая какому-нибудь идеальному образцу, руководимый своим воображением, своей памятью, — такой актёр будет всегда равно совершенен: все у него размерено, соображено, изучено, приведено в стройный порядок. «Власть над нами принадлежит не тому, кто в экстазе, кто — вне себя: эта власть — привилегия того, кто владеет собой».

Если драмы Дидро сохранили только исторический интерес, то более счастливым оказался Дидро в своих повестях. В них он удачнее проводит то положительное, что внесли идеологи буржуазии в литературу. Здесь ярко выражена зависимость героя от среды, их связь и взаимодействие: герой вставлен в рамки бытовых условий, и человеку вообще, человеку рационалистически, отвлечённо построенному классиками, противопоставляется общественный тип, живой образ, озаряющий смысл целой эпохи. Из беллетристических произведений Дидро наибольшей известностью пользуется «Жак Фаталист» (фр. Jacques le fataliste, 1773) и в особенности «Племянник Рамо» (фр. Le Neveu de Rameau, опубликовано посмертно), лучшее из его художественных произведений. «Жак Фаталист» — повесть о странствиях и приключениях двух приятелей, в которую автор вставил ряд эпизодов. Здесь выведена вереница характерных фигур того времени, подвергнуты критике распущенность, эгоизм, бессодержательность, мелочность и отсутствие глубоких интересов в так называемом «обществе»; этому последнему противопоставляются примеры добродетели, искренность и чувствительность — качества, обретённые Дидро в буржуазной среде. Рамо, герой другой повести — талантливый циник, одновременно отталкивающий своей беспринципностью и привлекающий своими парадоксальными суждениями. В его лице Дидро воплотил всё отвратительное, что таилось в недрах старого общества. Рамо — это накипь, образующаяся на поверхности моря, взволнованного идейными бурями, в эпоху начавшейся ликвидации остатков дворянско-церковного господства. Это — муть, поднявшаяся со дна, когда свежая струя ворвалась в застоявшиеся воды, когда дрогнул и заколебался в своих основах старый мир и связанные с ним понятия. Рамо легко переходит от раболепия к наглости, он — не просто негодяй, он — виртуоз клеветы и обмана, он наслаждается бессилием честных людей в их борьбе с негодяями и испытывает что-то вроде художественного наслаждения, нападая на слабые, уязвимые стороны просветительной философии, любуется своей удобной позицией циника и беззастенчивостью нахала, которая позволяет ему легко и искусно проникать в лазейки, случайно образовавшиеся во время сложной социальной борьбы, есть и пить не без удовольствия и проводить время в праздности. Рамо отрицает всякую мораль — не только те устои, на которых держалось старое общество, но и новую, возникшую вместе с ростом буржуазии. Он враг всякой организованной общественности, типичная богема, индивидуалист, которого возмущает всякая дисциплина, всякое насилие над личностью. И, тем не менее, в Рамо есть нечто от самого Дидро, а именно огромный запас жизненных сил, могучее чувство природы, естественное ощущение своего «я» — то, что являлось существенным элементом в учении энциклопедистов. Дидро в конце концов готов в одном пункте признать его правым: «самое главное, чтобы вы и я существовали и были сами собою, а всё прочее пусть идёт, как может». Следует указать также на повесть Дидро «Монахиня» (фр. La religieuse), где изображены развращённые нравы женского монастыря. Рассказ ведётся от лица молодой девушки-послушницы, не понимающей того, что она переживает. Тонкое сочетание чувствительности, смелого натурализма и психологической правды делает «Монахиню» одним из лучших произведений французской прозы XVIII века. Благодаря своей остро проведённой антиклерикальной тенденции «La religieuse» является великолепным образцом антирелигиозной пропаганды XVIII века.

Автор фразы Лестничный ум (Paradoxe sur le comedien)[источник не указан 189 дней].

«Энциклопедия»

Оригинален и стиль Дидро. Наиболее живой, подвижный ум среди просветителей XVIII века, легко и быстро улавливающий не только общие понятия и формы вещей, но и своеобразие их оттенков, быстро реагирующий на всё и мыслью и чувством, Дидро пишет с большей эмоциональной выразительностью и конкретностью, чем Вольтер. Язык последнего более отточен и сух, менее периодичен, чем речь Дидро, которая однако не столь расплывчата и ораторски-патетична, как слог Руссо. Дидро принадлежит к числу тех цельных натур с законченным миросозерцанием, которые не могут ограничить свой кругозор какой-нибудь специальностью или частными проблемами. Он обладал широким и всесторонним образованием, солидными знаниями в области философии и естествознания, социальных наук, литературы, живописи, театра и т. п. Его величайшим подвигом было создание «Энциклопедии», первый том которой вышел в 1751 году, и которая с перерывами издавалась в течение двадцати девяти лет. Во всех её статьях чувствуется влияние мысли Дидро — идеолога воинствующей буржуазии, захватывавшей в свои руки торговую и промышленную жизнь страны, писателя, окрашивавшего умонастроением тогдашнего передового класса все разнообразные темы, которых он касался.

К 200-летию со дня смерти Дидро в 1984 году французской почтой для заморского департамента Уоллис и Футуна была выпущена почтовая марка номиналом в 100 франков с портретом философа и изображением титульного листа «Энциклопедии».

Работы

* Дидро. Племянник Рамо — текст диалогов на русском и французском языках

Адреса в Санкт-Петербурге

* 08.10.1773 — 05.03.1774 года — Исаакиевская площадь, 9.

Примечания

1. Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. — М.: Сов. энциклопедия, 1986. — С. 390. — 1600 с. — 2 500 000 экз. — ISBN ИБ№115

Библиография

* Дидро в 20 томах. «Ассеза и М», турне вышло в 1875—1877.
* Сборник избранных сочинений (фр. ?uvres Choisies, edition du centenaire), 1884.
* «Les Bijoux indiscrets» (рус. Нескромные сокровища), 1748
* «La religieuse» (рус. Монахиня), 1760.
* Романы и повести, перевод В. Зайцева, 2 тт., Санкт-Петербург, 1872 (уничтожено цензурой);
* «Племянник Рамо», изд. «Чуйко», в «Библиотека европейских мыслителей и писателей». — Санкт-Петербург, 1883.
* «Племянник Рамо», в серии «Русская классическая библиотека А. Чудинова», сер. II, в. XVIII. — Санкт-Петербург, 1900.
* «Монахиня». — М.: Атеист, 1929.
* Морлей Дж. «Дидро и энциклопедисты». — Москва, 1882.
* Веселовский Алексей, Дени Дидро. «Вестник Европы», 1884, X—XI (и в «Этюдах и характеристиках»)
* Бильбасов В. А. «Дидро в Петербурге». — Санкт-Петербург, 1898.
* Луппол И. «Дени Дидро». — Москва, 1924.
* Rosenkranz, «Diderots Leben und Werke». — 1866.
* Collignon, «Diderot, sa vie, ses ?uvres, sa correspondance». — 1895.
* Avezac-Lavigne, «Diderot et la societe du baron d’Holbach». — 1875.
* Sainte-Beuve, «Portraits litteraires»
* Карлейль, «Critical and historical essays» (русск. перев.) — Москва, 1878.
* Dubois-Reymond, «Zu Diderots Gedachtnis». — 1884.
* Scherer E., «Diderot». — 1880.
* Busnelli M. D., «Diderot et l’Italie». — 1925.
* Ledieu P., «Diderot et Sophie Volland» — 1925.
* Palache J. G., «Four novelists, Crebillon, Laclos, Diderot, Restif de la Bretonne». — Нью-Йорк, 1926.

Литература

* Длугач Т. Б. Дени Дидро. — М.: Мысль, 1975. — (Мыслители прошлого).
* Потемкина Л. Я. "Монахиня" Дидро и пути становления французского социального романа в 20-50-х годах XVIII века. Автореф. ... канд. филол. наук. — М.: Мысль, 1961.
* Потемкина Л. Я. Роман Дени Дидро "Монахиня" // Научные записки ДГУ. — 1960. — В. 17. — Т. 70. — С. 253-267.
* Дидро Д. Прощание Дидро с императрицей Екатериной II. (Рассказ в письме к жене от 9 апреля 1774 г.) / Сообщ. Л. Н. Майковым // Исторический вестник. — 1880. — Т. 3. — № 10. — С. 411—415.

Дата публикации на сайте: 17 октября 2012.