Николай Георгиевич Гарин-Михайловский (Nikolaj Georgievich Garin-Mihajlovskij)

(8 февраля [20 февраля] 1852, Санкт-Петербург — 27 ноября [10 декабря] 1906, Санкт-Петербург)

Биография

Русский писатель, публицист, инженер-изыскатель и строитель железных дорог Н.Г. Гарин-Михайловский (настоящее имя и фамилия - Николай Егорович Михайловский) родился 8 (20) февраля 1852 года в Петербурге в семье военного. Семья эта принадлежала к старинному дворянскому роду, когда-то одному из самых богатых и знатных в Херсонской губернии. Так получилось, что крестили мальчика сам царь Николай I и мать революционерки Веры Засулич.

Детские и отроческие годы Николая Михайловского, совпавшие с эпохой реформ 1860-х годов - временем решительной ломки старых устоев, прошли в Одессе, где у его отца, Георгия Антоновича, был небольшой дом и недалеко от города - имение. Первоначальное образование, по традиции дворянских семей, мальчик получил дома под руководством матери, а затем, после недолгого пребывания в немецкой школе, учился в одесской Ришельевской гимназии (1863-1871). В 1871 году, окончив гимназию, Н.Г. Михайловский поступил на юридический факультет Петербургского университета, но проучился там совсем недолго. По окончании первого года обучения он не сдал экзамен по энциклопедии права, зато в следующем году с блеском выдержал вступительный экзамен в Петербургский Институт путей сообщения.

В пору студенческой практики Михайловский ездил кочегаром на паровозе, и уже тогда понял, что в труд надо вкладывать не только ум, физическую силу, но и мужество; что труд и созидание в его профессии связаны воедино, дают богатое знание жизни и побуждают искать пути ее преобразования. До конца своей жизни он занимался изысканиями и строительством дорог - железных, электрических, канатных и других - в Молдавии и Болгарии, на Кавказе и в Крыму, на Урале и в Сибири, на Дальнем Востоке и в Корее. По словам А.И. Куприна "его деловые проекты всегда отличались пламенной, сказочной фантазией". Он был талантливым инженером, неподкупным человеком, умеющим отстаивать свою точку зрения перед любыми инстанциями.

Но это будет потом, а после окончания в 1878 году института со званием "гражданского инженера путей сообщения, с правом производства строительных работ", Михайловского направили в Болгарию, только что освобожденную от османского владычества. Там он строил Бендеро-Галицкую железную дорогу, соединившую Молдавию с Болгарией, а также порт и дороги в районе Бургаса. Проведя на Балканах 4 года, Михайловский был одним из первых русских инженеров, работавших в Болгарии после ее освобождения. Михайловский очень гордился тем, что русские инженеры были первыми, кто пришел в Болгарию не разрушать, а созидать. С тех пор инженер, изыскатель, проектировщик и строитель Н.Г. Михайловский строил тоннели, мосты, прокладывал железные дороги, работал в Батуме, Уфе, в Казанской, Костромской, Вятской, Волынской губерниях и в Сибири. "Специалисты уверяют, - писал Куприн, - что лучшего изыскателя и инициатора - более находчивого, изобретательного и остроумного - трудно себе представить".

В 1880-х годах Михайловский работал инженером на строительстве, Батумской, Либаво-Роменской, Жабинско-Пинской, Самаро-Уфимской железных дорог, участвовал в строительстве Батумского морского порта. Но в начале 1880-х годов он увлекся народничеством и в 1884 году вышел в отставку. Работа на частной железной дороге показала ему невозможность служить одновременно интересам капитала и общества. Гарин-Михайловский решил "сесть на землю" и вступить на путь социального реформаторства, практического народничества, предприняв опыт социалистического переустройства деревни. Для осуществления своей социальной идеи он купил имение в Бугурусланском уезде Самарской губернии, где прожил с семьей три года, занимаясь сельским хозяйством и пытаясь доказать жизненность "общинного быта". Однако такое хозяйничанье не пошло на лад. Как помещик-землевладелец, Гарин-Михайловский был многочисленными нитями связан со старым порядком. Социальное реформаторство закончилось полным крахом, и он отдался железнодорожному строительству.

С 1886 года Гарин-Михайловский вновь на службе, и вновь блистает его выдающийся талант инженера. Во время строительства Уфа-Златоустовской железной дороги (1888-1890) он проводил изыскательские работы. Результатом этих работ явился вариант, дававший колоссальную экономию, и с января 1888 года Гарин-Михайловский приступил к реализации своего варианта дороги в качестве начальника 9-го строительного участка.

Писатель К.И. Чуковский отмечал в нем "никогда не угасавший живой интерес к хозяйственному устроению России, к русской экономике и технике". "Про меня говорят, - писал Николай Георгиевич жене, - что я чудеса делаю, и смотрят на меня большущими глазами, а мне смешно. Так мало надо, чтобы все это делать. Побольше добросовестности, энергии, предприимчивости, и эти с виду страшные горы расступятся и обнаружат свои тайные, никому не видимые ходы и проходы, пользуясь которыми можно удешевлять и сокращать значительно линию". Он искренне мечтал о времени, когда Россия покроется сетью железных дорог, и не видел большего счастья, как работать во славу России, приносить "не воображаемую, а действительную пользу". Сооружение железных дорог он рассматривал как необходимое условие развития экономики, расцвета и могущества своей страны. Учитывая недостаток средств, отпускаемых казной, он настойчиво выступал за удешевление постройки дорог за счет разработки выгодных вариантов и внедрения более совершенных методов строительства. На его пути было немало новаторских проектов. На Урале это сооружение туннеля на перевале Сулея, который сократил железнодорожную линию на 10 км и дал экономии 1 млн. рублей; изыскания от станции Вязовой до станции Садки сократили линию на 7,5 верст и сберегли около 400 тысяч рублей; новый вариант линии вдоль реки Юризань дал экономию до 600 тысяч рублей. Заведуя постройкой железнодорожной ветки от ст. Кротовка Самаро-Златоустовской железной дороги до Сергиевска, он отстранил подрядчиков, наживавших огромные барыши за счет грабежа казенных средств и эксплуатации рабочих, создал выборную администрацию. В особом циркуляре к служащим он категорически запретил какие-либо злоупотребления и установил порядок расчета с рабочими под наблюдением общественных контролеров. "Н.Г. Михайловский, - писал 18 августа 1896 года "Волжский вестник", - первый из инженеров-строителей подал свой голос инженера и писателя против практиковавшихся доселе порядков и первый делает попытку ввести новые". На той же стройке Николай Георгиевич организовал первый в России товарищеский суд с участием рабочих и служащих, в том числе женщин, над инженером, принявшим за взятку гнилые шпалы. По словам К.И. Чуковского, он как бы перенес экономику "из области ума в область сердца".

8 сентября 1890 года Гарин-Михайловский выступил на торжествах в Златоусте по случаю прибытия сюда первого поезда. В конце 1890 года он занимается изысканиями на строительстве Златоуст-Челябинской железной дороги, а в апреле 1891 года назначается начальником изыскательской партии на Западно-Сибирской железной дороге. Здесь им был предложен наиболее оптимальный железнодорожный мостовой переход через Обь. Именно Михайловский отклонил вариант возведения моста в районе Томска, и своим "вариантом у села Кривощеково" создал условия для возникновения Новосибирска - одного из крупнейших промышленных центров нашей страны. Так что Н.Г. Гарина-Михайловского можно назвать одним из основателей и строителей Новосибирска.

В статьях о Сибирской железной дороге он с увлечением и страстью отстаивал идею экономии, с учетом которой первоначальная стоимость железнодорожного пути была понижена со 100 до 40 тысяч рублей за версту. Он предложил публиковать отчеты о "рациональных" предложениях инженеров, и выдвинул идею публичного обсуждения технических и других проектов "для избежания прежних ошибок". В сочетании высокого строя души с деловитостью и хозяйственной практикой заключалась особенность творческой личности Николая Георгиевича. "Он был по натуре поэт, это чувствовалось каждый раз, когда он говорил о том, что любит, во что верит. Но он был поэтом труда, человеком с определенным уклоном к практике, к делу", - вспоминал A.M. Горький.

Существует легенда, что на одном из участков строительства железной дороги инженеры столкнулись со следующей проблемой: необходимо было обогнуть крупный холм или утес, выбрав для этого наиболее короткую траекторию (ведь стоимость каждого метра железной дороги была очень высокой). Н.Г. Гарин-Михайловский потратил день на размышления и затем дал указания прокладывать дорогу вдоль одного из подножий холма. Когда его спросили, чем обусловлен выбор, Михайловский ответил, что весь день наблюдал за птицами - вернее, за тем, какой дорогой они облетали холм. Он посчитал, что они летят более коротким путем, экономя усилия, и решил воспользоваться их маршрутом. Впоследствии точные расчеты, основанные на космической съемке, показали, что решение Гарина-Михайловского, принятое по наблюдению за птицами, было верным.

Сибирская эпопея Н.Г. Михайловского была лишь эпизодом в его насыщенной жизни. Но объективно это был высший взлет, вершина его инженерной деятельности - по дальновидности расчетов, по неопровержимости принципиальной позиции, по упорству борьбы за оптимальный вариант и по историческим результатам. Он писал жене: "Я в угаре всевозможных дел и не теряю ни одного мгновения. Я веду самый излюбленный образ жизни, - шатаюсь с изысканиями по селам и весям, езжу в города... агитирую свою дешевую дорогу, веду дневник. Работы по горло..."

Дворянин по происхождению, Н.Г. Гарин-Михайловский сформировался как личность в эпоху общественного подъема в России 1860-1870-х годов. Увлечение народничеством оказалось неудачным, жизненность "общинного быта" доказать не удалось. Он активно общался с народом, обстоятельно знал его жизнь, поэтому разочарование в народничестве привело его в лагерь сочувствующих марксизму. В 1896 году Н.Г. Гарин-Михайловский организовал один из первых в России товарищеских судов над инженером, растратившим казенные деньги. Активно сотрудничал он в марксистских изданиях, а в последние годы жизни оказывал материальную помощь большевикам. "Я думаю, что он считал себя марксистом, потому что был инженером. Его привлекала активность учения Маркса. Марксов план реорганизации мира восхищал его своей широтой, будущее он представлял себе как грандиозную коллективную работу, исполняемую всей массой человечества, освобождённого от крепких пут классовой государственности", - вспоминал М.Горький, а писатель С.Елпатьевский отмечал, что глаза и сердце Н.Г. Гарина-Михайловского "были обращены вперед, к светлому демократическому будущему России".

С середины 1890-х годов Николай Георгиевич участвовал в организации марксистской газеты "Самарский вестник", журналов "Начало" и "Жизнь", входил в редакцию большевистского "Вестника жизни". В 1891 году Гарин купил право на издание журнала "Русское богатство", до 1899 года был его редактором. Он не раз скрывал в своем имении подпольщиков, хранил нелегальную литературу, в частности "Искру". В декабре 1905 года, находясь в Маньчжурии как военный корреспондент, Николай Георгиевич распространял в армии революционно-пропагандистские издания, передавал средства для покупки оружия участникам боев на Красной Пресне в Москве. Не случайно с 1896 года за ним устанавливается негласный надзор, который продолжался до его смерти.

С апреля 1903 года Н.Г. Гарин-Михайловский руководил экспедицией для выполнения проектных работ по строительству железной дороги на южном берегу Крыма. За восемь месяцев экспедиция провела технико-экономические расчеты по двадцати двум вариантам трассы, их стоимость колебалась с 11,3 до 24 млн. рублей золотом. Гарин-Михайловский стремился осуществить проект основательно и с минимальными затратами. На вопрос "Какая линия дороги будет предпочтительнее?" он неизменно отвечал: "Та, что обойдётся дешевле, рекомендую землевладельцам и спекулянтам поумерить свои аппетиты". Современники, близко знавшие писателя-инженера, вспоминали, как он шутил, что постройка южнобережной железной дороги стала бы для него лучшим посмертным памятником. Гарин-Михайловский признавался Куприну, что лишь два дела своей жизни он непременно желал бы выполнить до конца - железную дорогу в Крыму и повесть "Инженеры". Строительству дороги помешала русско-японская война, но материалы изысканий Гаринa-Михайловского были использованы во время строительства автодороги Севастополь-Ялта (1972). Закончить повесть "Инженеры" Н.Гарину помешала смерть.

На литературное поприще Н.Г. Михайловский выступил в 1892 году имевшей успех повестью "Детство Темы" и рассказом "Несколько лет в деревне". Как писатель он выступал под псевдонимом Н.Гарин: от имени сына - Георгий, или, как звали в семье, Гаря. Итогом литературного труда Гарина-Михайловского явилась автобиографическая тетралогия: "Детство Темы" (1892), "Гимназисты" (1893), "Студенты" (1895), "Инженеры" (опубл.1907), посвященная судьбам молодого поколения интеллигенции "переломного времени". Эта тетралогия - наиболее известное из произведений Гарина - задумана интересно, исполнена талантливо и серьезно. "Детство Темы" - лучшая часть тетралогии. У автора есть живое чувство природы, есть память сердца, с помощью которой он воспроизводит детскую психологию не со стороны, как взрослый, наблюдающий ребенка, а со всей свежестью и полнотой детских впечатлений. Но автобиографический элемент слишком им владеет; он загромождает рассказ эпизодами, нарушающими цельность художественного впечатления. Больше всего это заметно в "Студентах", хотя и в них есть очень живо написанные сцены.

Результатом путешествий по Дальнему Востоку явились путевые очерки "По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову" (1899) и др. В 1898 году, находясь в Корее, Гарин-Михайловский составил сборник "Корейские сказки" (изд. 1899). Горький вспоминал: "Я видел черновики его книг о Маньчжурии и "Корейских сказок"; это была куча разнообразных бумажек, бланки "Отдела службы тяги и движения" какой-то железной дороги, линованные страницы, вырванные из конторской книги, афиша концерта и даже две китайские визитные карточки; всё это исписано полусловами, намеками на буквы. - Как же вы читаете это? - Ба! - сказал он. - Очень просто, ведь это мною написано. И бойко начал читать одну из милых сказок Кореи. Но мне показалось, что читает он не по рукописи, а по памяти".

Литературное творчество принесло Н.Г. Гарину-Михайловскому широкую известность еще при жизни. Его перу принадлежат также повести, рассказы, пьесы, путевые очерки, сказки для детей, статьи по различным вопросам. Рассказы Н.Гарина вышли отдельно под заглавием "Очерки и рассказы" (1893-1895); отдельно были изданы также: "По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову" и "Корейские сказки". Лучшие из его произведений пережили автора. Собрание сочинений Гарина-Михайловского вышло в 8 томах (1906-1910). Книги Н.Г. Гарина-Михайловского и сегодня переиздаются и не задерживаются на прилавках книжных магазинов и полках библиотек. Доброта, искренность, знание глубин человеческой души и сложностей жизни, вера в разум и совесть человека, любовь к Родине и подлинный демократизм - все это и сегодня близко и дорого в лучших книгах писателя нашему современнику.

Тем не менее, к себе как к литератору, он относился недоверчиво и несправедливо. Кто-то похвалил "Детство Тёмы". "Пустяки, - сказал он, вздохнув. - О детях все хорошо пишут, о них трудно написать плохо". И, как всегда, тотчас же уклонился в сторону: "А вот мастерам живописи трудно написать портрет ребёнка, у них дети - куклы. Даже "Инфанта" Ван Дейка - кукла". Талантливый фельетонист С.С. Гусев однажды попенял, что Гарин-Михайловский мало пишет. "Должно быть, потому, что я больше инженер, чем литератор, - ответил Михайловский и невесело усмехнулся. - Инженер я тоже, кажется, не той специальности, мне нужно бы строить не по горизонталям, а по вертикальным линиям. Нужно было взяться за архитектуру". Но о своей работе путейца он рассказывал прекрасно, с великим жаром, как поэт.

Геолог Б.К. Терлецкий, его приемный сын, писал о Николае Георгиевиче: "Передо мной стройная фигура со смуглым лицом, с седыми волосами, с юношески светлыми глазами. Вы не верите, что ему 50 лет. Вы не скажете, что это стареющий человек. Такие горячие глаза, такое подвижное лицо, такая приветливая улыбка могут быть только у юноши". Сохранилось немало фотографий писателя, однако они не отражают до конца динамизма и обаяния этого человека. Пожалуй, более яркое впечатление составляет словесный портрет, написанный А.И. Куприным: "У него была стройная, худощавая фигура, небрежные, быстрые, точные и красивые движения и замечательное лицо, из тех лиц, которые никогда потом не забываются. Всего пленительней был в этом лице контраст между преждевременной сединой густых волос и совсем юношеским блеском живых, смелых, слегка насмешливых глаз. Он вошел и уже через пять минут овладел разговором и сделался центром общества. Но видно было, что он сам не прилагал к этому никаких усилий. Таково было обаяние его личности, его улыбки, его живой, увлекательной речи". Говорил он как будто небрежно, но очень ловко и своеобразно построенными фразами. Замечательно владел вводными предложениями, которые терпеть не мог Чехов. Однако у Гарина-Михайловского не было привычки любоваться своим красноречием. В его речах всегда было "словам тесно, мыслям - просторно". С первой встречи он часто вызывал впечатление, не очень выгодное для себя. Драматург Косоротов жаловался на него: "Мне с ним хотелось о литературе побеседовать, а он меня угостил лекцией о культуре корнеплодов, потом говорил что-то о спорынье". А Леонид Андреев на вопрос: "как понравился ему Гарин?" ответил: "Очень милый, умный, интересный! Но - инженер. Это плохо, когда человек - инженер. Я боюсь инженера, опасный человек! И не заметишь, как он приладит тебе какое-нибудь лишнее колёсико, а ты вдруг покатишься по чужим рельсам. Гарин склонен ставить людей на свои рельсы, да, да! Напористый, толкается..."

Он был по натуре поэт, это чувствовалось каждый раз, когда он говорил о том, что любит, во что верит. Но он был поэтом труда, человеком с уклоном к практике, к делу. Нередко приходилось слышать от него чрезвычайно оригинальные и смелые утверждения. Гарин мог говорить даже о "паразитоводстве". Он вообще был разносторонне, по-русски даровит и по-русски же разбрасывался во все стороны. Однако всегда было интересно слушать его речи о предохранении ботвы корнеплодов от вредителей, о способах борьбы с гниением шпал, о баббите, автоматических тормозах, - обо всём он говорил увлекательно. Добр он был тоже по-русски. Деньги разбрасывал так, как будто они его отягощали, и он брезговал ими. Первым браком он был женат на богатой женщине, дочери генерала Черевина, личного друга Александра III. Но её миллионное состояние он в краткий срок истратил на сельскохозяйственные опыты и в 1895-1896 годах жил личным заработком. Жил широко, угощая знакомых изысканными завтраками и обедами, дорогим вином. Любил делать подарки и вообще любил делать приятное людям, но не для того, чтоб расположить их в свою пользу, нет, этого он легко достигал обаянием своего таланта и "динамичности". Принимая жизнь как праздник, он бессознательно заботился, чтоб и окружающие его так же принимали её.

Летом 1905 года Н.Г. Гарин привёз М.Горькому деньги для передачи их в партийную кассу. Увидев у Горького очень пёструю компанию, он вздохнул и сказал: "Сколько у вас бывает народа! Интересно живёте! А я вот езжу туда-сюда, как будто кучер дьявола, а жизнь проходит. Скоро 60 лет, а что я сделал?" Про лучшие свои произведения - "Детство Тёмы", "Гимназисты", "Студенты", "Инженеры" он ответил Горькому: "Ведь вы знаете, что все эти книжки можно бы и не писать. Теперь время не для книжек..."

Покой претил кипучей натуре Николая Георгиевича. Он исколесил всю Россию, совершил кругосветное путешествие, а свои произведения писал "на облучке" - в купе вагона, в каюте парохода, в номере гостиницы, в сутолоке вокзала. И смерть настигла его, по выражению Горького, "на ходу". Николай Гарин-Михайловский - вдохновенный инженер-изыскатель, строитель многих железных дорог на огромных пространствах России, талантливый писатель и публицист, видный общественный деятель, неутомимый путешественник и первооткрыватель - умер от паралича сердца на редакционном заседании марксистского журнала "Вестник жизни", в делах которого принимал участие. Гарин-Михайловский сказал горячую речь, вышел в соседнюю комнату, прилёг на диван, и смерть оборвала жизнь этого талантливого человека. Это случилось 27 ноября (10 декабря) 1906 года в Петербурге.

Н.Г. Гарина-Михайловского, отдавшего крупную сумму для нужд революции, оказалось не на что похоронить. Собрали деньги по подписке среди питерских рабочих, интеллигенции. Похоронили его на Литераторских мостках Волковского кладбища. В 1912 году на могиле писателя и инженера установили надгробие с бронзовой горельефной полуфигурой (скульптор Л.В. Шервуд).

Биография (http://www.websib.ru/noos/history/material/garin.htm)

В 1993 году Новосибирск будет отмечать свое 100-летие. Вглядываясь в его историю, мы с благодарностью вспоминаем человека, которому наш город в большой степени обязан своим рождением: Николая Георгиевича Гарина-Михайловского - вдохновенного инженера-изыскателя, строителя многих железных дорог на огромных пространствах России, талантливого писателя и публициста, автора тетралогии "Детство Темы", "Гимназисты", "Студенты" и "Инженеры", видного общественного деятеля, неутомимого путешественника и первооткрывателя.

"Он был разносторонне, по-русски даровит", - писал о нем A.M.Горький.

В 1891 году Н.Г. Гарин-Михайловский руководил изыскательской партией, выбравшей место строительства железнодорожного моста через р. Обь для Великой Сибирской железной дороги, и своим "вариантом на Кривощеково" создал условия для возникновения Новосибирска - одного из крупнейших промышленных, научных центров нашей страны.

Новосибирцы увековечили память о Н.Г. Гарине-Михайловском, присвоив его имя привокзальной площади, станции метро Гарин-Михайловский, школе, одной из библиотек города. Произведения Н.Г. Гарина-Михайловского и материалы о нем не однажды выходили в Западно-Сибирском книжном издательстве и печатались в журнале "Сибирские огни".

В нем все было незаурядным: внешний облик, мысли, дела... "Передо мной вырастает стройная фигура юноши, со смуглым лицом, с седыми волосами, с юношески светлыми глазами. Вы не верите, что ему 50 лет. Вы не скажете, что это стареющий человек. Такие горячие глаза, такое подвижное лицо, такая приветливая улыбка могут быть только у юноши". Так писал о Николае Георгиевиче геолог Б.К. Терлецкий, его приемный сын. Сохранилось немало фотографий, запечатлевших Николая Георгиевича, однако они не отражают до конца динамизма и обаяния этого удивительного человека.

Пожалуй, более яркое впечатление составляет словесный портрет, написанный А.И. Куприным: "У него была стройная, худощавая фигура, решительно небрежные, быстрые, точные и красивые движения и замечательное лицо, из тех лиц, которые никогда потом не забываются. Всего пленительней был в этом лице контраст между преждевременной сединой густых волнистых волос и совсем юношеским блеском живых, смелых, прекрасных, слегка насмешливых глаз - голубых, с большими черными зрачками. Голова благородной формы сидела изящно и легко на тонкой шее, а лоб - наполовину белый, наполовину коричневый от весеннего загара - обращал внимание своими чистыми, умными линиями. Он вошел и уже через пять минут овладел разговором и сделался центром общества. Но видно было, что он сам не прилагал к этому никаких усилий. Таково было обаяние его личности, прелесть его улыбки, его живой, непринужденной, увлекательной речи".

Николай Георгиевич Михайловский (как писатель он выступал под псевдонимом Н. Гарин: от имени сына - Георгий, или, как звали в семье, Гаря) прожил удивительно яркую жизнь. Стоит перечитать все написанное им, чтобы глубже познать душу и сердце этого одаренного русского человека, которого современники считали талантливым, веселым и склонным к озорству человеком, умевшим прекрасно рассказывать о своей трудной, но удивительной работе инженера-путейца и не менее талантливо писать о пережитом и виденном.

Родился Николай Георгиевич 8 февраля 1852 года в старинной дворянской семье, когда-то одной из наиболее богатых и знатных в Херсонской губернии. Крестили его царь Николай I и мать революционерки Веры Засулич.

Детские и отроческие годы Николая Георгиевича, совпавшие с эпохой реформ 1860-х гг. - временем решительной ломки старых устоев, прошли в Одессе, где у отца, Георгия Антоновича, был небольшой дом и недалеко от города - имение. Первоначальное образование, по традиции дворянских семей, он получил дома под руководством матери, затем, после недолгого пребывания в немецкой школе, учился в одесской Ришельевской гимназии (1863-1871 гг.).

В 1871 году Н.Г. Михайловский поступил на юридический факультет Петербургского университета, но, не сдав экзамена по энциклопедии права, в следующем году с блеском выдержал экзамен в Институт путей сообщения. В пору студенческой практики Михайловский ездил кочегаром на паровозе, строил дорогу из Молдавии в Болгарию и тогда уже понял, что в труд надо вкладывать не только ум, физическую силу, но и мужество; что труд и созидание в. выбранной им профессии связаны воедино и дают богатое знание жизни и постоянно побуждают искать пути ее преобразования.

После окончания в 1878 году института со званием "гражданского инженера путей сообщения, с правом производства строительных работ", молодого инженера направили в Болгарию, только что освобожденную от многовекового османского владычества. Строил порт и дороги в районе Бургаса. Русские инженеры были первыми, кто пришел в Болгарию не разрушать, а созидать, и Николай Георгиевич этим очень гордился.

С тех пор первоклассный инженер в трех ипостасях: изыскатель, проектировщик и строитель - Николай Георгиевич Михайловский всю жизнь строил тоннели, мосты, прокладывал железные дороги, работал в Батуме, Уфе, в Казанской, Вятской, Костромской, Волынской губерниях и в Сибири. Принимал горячее участие в создании Великой Сибирской железной дороги. "Специалисты уверяют, - писал А.И. Куприн, - что лучшего изыскателя и инициатора - более находчивого, изобретательного и остроумного - трудно себе представить".

И писатель К.И. Чуковский тоже отмечал в нем "никогда не угасавший живой интерес к хозяйственному устроению России, к русской экономике и технике".

"Про меня говорят, - сообщал Николай Георгиевич в одном из своих уфимских писем к жене, - что я чудеса делаю, и смотрят на меня большущими глазами, а мне смешно. Так мало надо, чтобы все это делать. Побольше добросовестности, энергии, предприимчивости, и эти с виду страшные горы расступятся и обнаружат свои тайные, никому не видимые ходы и проходы, пользуясь которыми можно удешевлять и сокращать значительно линию".

Большой патриот, Н.Г. Гарин-Михайловский мечтал о том времени, когда его Родина покроется сетью железных дорог, и не видел большего счастья, как работать во славу России и приносить "не воображаемую, а действительную пользу". Сооружение железных дорог он рассматривал как необходимое условие развития экономики и безопасности государства, будущего расцвета и могущества своей страны. Учитывая недостаток средств, отпускаемых казной, он настойчиво выступал за удешевление постройки линии за счет разработки новых, наиболее выгодных вариантов и внедрения более совершенных методов строительства.

На его пути немало проведенных в жизнь новаторских проектов. На Урале - сооружение туннеля на перевале Сулеи, который сократил железнодорожную линию на 10 с лишним километров и дал экономии 1 млн. рублей, изыскания от ст.

Вязовой до ст. Садки сократили линию на семь с половиной верст и дали сбережений около 400 тысяч рублей, новый вариант линии вдоль реки Юризань дал экономию казне до 600 тысяч рублей; в Корее - строительство канатной дороги и др.

Николай Георгиевич творил со страстью, вкладывая душу в задуманное дело. По словам К.И. Чуковского, он как бы перенес экономику "из области ума в область сердца".

Заведуя изысканием и постройкой железнодорожной ветки от ст. Кротовка Самаро-Златоустовской железной дороги до г. Сергиевска, он отстранил подрядчиков, наживавших огромные барыши за счет грабежа казенных средств и эксплуатации рабочих, создал выборную администрацию.

В особом циркуляре к служащим категорически запретил какие-либо злоупотребления и установил порядок расчета с рабочими под наблюдением общественных контролеров. "Н.Г. Михайловский, - писал 18 августа 1896 года "Волжский вестник", - первый из инженеров-строителей подал свой обличительный голос инженера и писателя против практиковавшихся доселе порядков и первый делает попытку ввести новые". На той же стройке Николай Георгиевич организовал первый в России товарищеский суд с участием рабочих и служащих, в том числе женщин, над инженером, принявшим за взятку гнилые шпалы.

В статьях о Сибирской железной дороге он с увлечением и страстью отстаивал идею экономии, с учетом которой первоначальная стоимость железнодорожного пути была понижена со 100 до 40 тыс. рублей за версту; предложил публиковать отчеты о "рациональных" предложениях инженеров, и выдвинул идею "суда критики", публичного обсуждения технических и других проектов "для избежания прежних ошибок" и пополнения "копилки человеческого знания".

В сочетании высокого строя души с деловитостью и хозяйственной практикой заключалась особенность творческой личности Николая Георгиевича. "Он был по натуре поэт, это чувствовалось каждый раз, когда он говорил о том, что любит, во что верит. Но он был поэтом труда, человеком с определенным уклоном к практике, к делу", - вспоминал A.M. Горький.

Сибирская эпопея Н.Г. Михайловского была, по сути, лишь эпизодом в его насыщенной жизни. Но объективно, это был высший взлет, вершина его инженерной деятельности -по дальновидности расчетов, по неопровержимости принципиальной позиции, по упорству борьбы за оптимальный вариант и по историческим результатам.

В 1891 году Николай Георгиевич руководил пятой изыскательской партией на участке Челябинск - Обь Западно-Сибирской железной дороги.

Самым трудным участком был подход к Обско-Енисейскому водоразделу. Обсуждалось множество вариантов. В дикой стране с непривычно суровым климатом, невзирая на лишения, колоссальное напряжение сил, изыскательская партия Михайловского скрупулезно прокладывает (один за другим) варианты пересечения Оби и выбирает наилучший, наикратчайший, самый выгодный: там, где великая река течет по скалистому ложу меж скалистых берегов у села Кривощёково. Большую роль в выборе места для железнодорожного моста сыграл инженер Викентий-Игнатий Иванович Роецкий. Именно его отряд, входивший в состав пятой изыскательской партии, проводил подробные изыскания в этом районе.

На правом берегу Оби рос дремучий нетронутый лес. Николай Георгиевич писал в своем дневнике: "Пока здесь вследствие отсутствия... железных дорог все спит... Но когда-нибудь ярко и сильно сверкнет еще здесь, на развалинах старой - новая жизнь".

Работа изыскателя все время толкала Гарина-Михайловского в гущу народной жизни. "Я в угаре всевозможных дел, - пишет он жене, - и не теряю ни одного мгновения...". "Я веду самый излюбленный образ жизни, - сообщает он Иванчину-Писареву, - шатаюсь с изысканиями по селам и весям, езжу в города... агитирую свою дешевую дорогу, веду дневник. Работы по горло...".

Активное общение с народом, обстоятельное знакомство с его жизнью, неудовлетворенность российской действительностью, близость с видными социал-демократами привели его после разочарования в народничестве в лагерь сочувствующих марксизму. A.M. Горький отмечал: "Марксов план реорганизации мира восхищал его своей широтой, будущее он представлял себе как грандиозную коллективную работу, исполняемую всей массой человечества, освобожденного от крепких пут классовой государственности...".

С середины 90 годов Николай Георгиевич участвовал в организации первой легальной марксистской газеты "Самарский вестник", журналов "Начало" и "Жизнь", входил в редакцию большевистского "Вестника жизни".

Он не раз скрывал в своем имении подпольщиков, хранил нелегальную литературу, в частности "Искру". В годы первой русской революции через A.M. Горького передавал крупные суммы в партийную кассу.

В декабре 1905 года, находясь в Маньчжурии как военный корреспондент, Николай Георгиевич участвовал в работе по распространению в армии революционно-пропагандистских изданий.

Не случайно с 1896 года за ним устанавливается строжайший негласный надзор, который с того времени продолжался до его кончины.

Покой претил кипучей натуре Николая Георгиевича. Его стихия - движение. Он исколесил всю Россию, совершил кругосветное путешествие и, по свидетельству современников, свои произведения писал "на облучке" - в купе вагона, в каюте парохода, в номере гостиницы, в сутолоке вокзала. И смерть настигла его "на ходу". Николай Георгиевич умер вскоре после возвращения из армии, на редакционном заседании журнала "Вестник жизни". Это случилось 27 ноября 1906 года. Его, отдавшего крупную сумму для нужд революции, оказалось не на что похоронить. Собрали деньги по подписке среди питерских рабочих, интеллигенции.

Царский режим не жаловал ярких самородков, подобных Гарину-Михайловскому. Его дважды увольняли из системы Министерства путей сообщения, травили, держали под надзором полиции. При жизни к нему пришла слава как к писателю Н. Гарину. А сейчас он известен и как выдающийся инженер-созидатель, беззаветный русский просветитель.

По-современному звучит его вдохновенный призыв: "Нет выше счастья, как работать во славу своей Отчизны!"

Биография (А. Мартиновкая. http://samaralit.ru/?p=10247)

Свыше 20 лет жизни известного русского писателя и талантливого инженера-путейца Николая Георгиевича Гарина-Михайловского связаны с нашим краем. В конце 1882 года он уходит в отставку и вместе с женой Надеждой Валериевной, имеющей в Самарской губернии небольшое имение, приезжает в Самару. Весной они продают старое имение и приобретают в Бугурусланском уезде новое – Гундоровку. Семья поселяется в ней и живет почти постоянно до 1886 года, а затем часто сюда возвращается, в 1903 году Гундоровку продают.

В начале 80-х годов Н.Г.Михайловский разделял иллюзорные суждения либеральных народников о незыблемости патриархального общинного уклада и надеялся, что крестьяне, научившись новым формам обработки земли, поймут важность сплочения и укрепят общину. Беря пример с немцев-колонистов, Михайловский «за три года поставил хозяйство на твердую почву».

Н.Г.Михайловский преимущественно занимался в Гундоровке сельским хозяйством и вел дневник, явившийся впоследствии основой очерков «Несколько лет в деревне».

…Жители окрестных деревень глубоко уважали Михайловского. Так, если соседние помещики сдавали землю по 15-20 рублей за десятину, то Михайловский за 6-7 рублей, а многосемейные, сироты и вдовы пользовались землей бесплатно. Поденная же плата в страдные дни уборки урожая у него доходила до 3-5 рублей, у других же составляла 40-60 копеек. В июне 1885 года Михайловский уговорил гундоровских крестьян попробовать продать хлеб без помощи скупщиков. Вместе с сергиевским купцом Юшковым он сплавил свой и крестьянский хлеб на барже по Соку и Волге в Рыбинск, где цены были на 25 процентов дороже, чем в Самаре, а всю прибыль отдал крестьянам.

Постепенно Н.Г. Михайловский убеждался в иллюзорности народнических воззрений на деревню. Кулаки, стремясь выжить его из деревни, в течение лета с осени 1886 года устраивают три поджога. Они сжигают мельницу и молотилку, сарай с урожаем подсолнухов, амбары с запасом только что собранного хлеба. Михайловские перебираются в Самару и зиму 1886 года проживают в ней, а Николай Георгиевич вновь устраивается на службу.

Весной 1886 года Михайловского приглашают на строительство Самаро-Уфимской железной дороги. С 1887 по 1990 год Михайловские живут на Урале. Осенью 1990 года их посетил один из самарских знакомых, ехавший в Москву. Он заинтересовался причинами отъезда Михайловских из Гундоровки. Николай Георгиевич прочитал ему очерки «Несколько лет в деревне», гость одобрил рукопись и предложил отвезти ее в Москву на суд литераторов.

В 1891 году в Поволжье был голод. С горечью писал Н.Г. Михайловский в очерках «В сутолоке провинциальной жизни»: «Скажу только, что в моих очерках («Деревенские панорамы», «На ходу», «Сочельник в русской деревне») переданы действительные факты, и фактов этих в каждой голодающей деревне было всегда больше, чем надо».

…Очерки и рассказы, написанные на материале Поволжья и типизирующие жизнь русской деревни 80-90-х годов ХIХ века, привлекли внимание читателей. Но народническая критика обвинила писателя в искажении действительности. Марксистская критика, напротив, ценила их за верность изображения трагических противоречий крестьянской жизни. Впоследствии К.И. Чуковский подчеркивал увлекательность и драматичность сюжетов «Деревенских панорам»: «Во многих их них столько динамики, что удивляешься, почему не нашлось сценариста, который воплотил бы их в кино».

В 1893 году Н.Г. Михайловский вновь оказывается в Самаре и в основном живет в ней все 90-е годы и начало 900-х. Он занимается изыскательскими работами, связанными со строительством железных дорог в Поволжье.

…В конце 90-х годов Н.Гарин вновь увлекается сельским хозяйством, но уже без народнических иллюзий. Он снимает в аренду несколько имений, в частности, Тургеневку, принадлежащую М.Л.Тургеневой, сестре матери А.Н.Толстого А.Л. Бостром.

Умер Н.Г. Гарин-Михайловский на редакционном совещании большевистского журнала «Вестник жизни». Во время последнего свидания с А.М. Горьким Гарин говорил: «Счастливая страна Россия! Сколько интересной работы в ней, сколько волшебных возможностей, сложнейших задач! Никогда никому не завидовал, но завидую людям будущего, тем, кто будет жить лет через тридцать, сорок после нас».

Вся жизнь писателя была посвящена приближению этого светлого будущего…

Биография

20 февраля 1852 года, в семье штабс-ротмистра лейб-гвардии Уланского полка родился Николай Георгиевич Гарин-Михайловский, будущий инженер-путеец и писатель, основатель Новосибирска. Его род был настолько старинным и знатным, что крестил его сам император Николай I. По иронии судьбы крестной матерью стала мать одной из самых пламенных революционерок-террористок Веры Засулич.

В 1872 году Н. Г. Михайловский поступил в Институт путей сообщения. В отличие от многих своих сверстников (как, впрочем, и наших современников) он во время своих "трудовых семестров" занимался самой что ни на есть настоящей практикой - ездил кочегаром на паровозе, строил дорогу из Молдавии в Болгарию. Строительство железных дорог и порта в районе Бургаса после окончания института сделало его первоклассным инженером. Потом было строительство дорог, тоннелей и мостов под Батуми, практически на всей территории, европейской России, на Урале и даже в Корее. Оригинальные инженерные решения Михайловского давали многомиллионную экономию. Так, например, первоначальная стоимость железнодорожного пути была снижена со 100 до 40 тыс. рублей за версту. Писатель А. И. Куприн отмечал: "Специалисты уверяют, что лучшего изыскателя и инициатора - более находчивого, изобретательного и остроумного - трудно себе представить".

В 1891 году Николай Георгиевич руководил изыскательными работами на участке Челябинск - Обь Западно-Сибирской железной дороги. Именно здесь, на месте будущего Новосибирска, он выбрал место под строительство моста через Обь. Тогда в своем дневнике он писал: "Пока здесь вследствие отсутствия... железных дорог все спит... Но когда-нибудь ярко и сильно сверкнет еще здесь, на развалинах старой - новая жизнь". Однако с "Кривощековским вариантом" категорически было несогласно томское и барнаульское купечество. Одна из местных газет даже писала о Гарине-Михайловском: "Сей инженер подослан одной из иностранных держав...". По воспоминаниям инженера Г. М. Будагова, возглавлявшего строительство железнодорожного моста через Обь, "Присутствие в составе строительной администрации инженера-литератора Николая Георгиевича Михайловского-Гарина - остроумного, талантливого человека и превосходного товарища - делало всю внутреннюю жизнь строителей и их деятельность как-то особенно красочной и приятной".

Другой жизненной стезей Гарина-Михайловского стала писательская деятельность. Николай Георгиевич печатался под псевдонимом Н. Гарин (от имени сына - Георгий, или, как звали в семье, Гаря). Наиболее известна его биографическая тетралогия ("Детство Темы", "Гимназисты", "Студенты", "Инженеры"). Инженерная слава и его несомненный литературный талант вызывали у собратьев по перу уважение и даже... суеверный страх. Писатель Леонид Андреев, например, говорил: "Я его боюсь, он инженер. Приладит незаметно мне какое-нибудь колесико, и покачусь я по его рельсам".

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.pereplet.ru

Биография (А.Шмаков. http://www.bookstand.narod.ru/Bibliografia/GarinMixaii.htm)

Творец и летописец.

С огромной скоростью мчится электропоезд, извиваясь на частых кривых, поднимаясь над цепью Уральских гор. Чем выше взбирается дорога, тем шире открываются лесистые долины, а за ними развертывается удивительная панорама седого Урала – бесконечные гряды камня, всегда затянутые синевой. С высоты обрыва то блеснет вдруг в изгибах прозрачная речка, то коричневой тенью скользнут гранитные щеки выемок, то выбросит глазу пассажира новый рабочий поселок, завод, рудник – самые последние дары пятилетки.

Любуясь современным индустриальным пейзажем, невольно представляешь, как в эти таинственные лесные и горные дебри, покрытые сумрачной тьмой, почти столетие назад пришли впервые русские инженеры, чтобы проложить здесь железную дорогу, по которой сейчас мчится электропоезд. Это они начинали создавать теперешний индустриальный пейзаж края, лишь мечтая о нем, закладывали камни в то будущее, что мы видим теперь из окна вагона на всем пути, пересекая могучий Урал.

Поезд, громыхая, летит вперед.
- Совсем закачало, - слышится голос. Он напоминает мне другое. Я только что прочитал полные мужества и вдохновения дневники Н. Гарина- Михайловского.
«- О, какой перекос! О, как страшно! – А смотрите, смотрите, совсем нависла та гора: вот-вот полетят оттуда камни… Ничего хуже этой дороги я не знаю… А вот на ровном месте зачем понадобились все эти повороты… мошенничество очевидное, чтоб больше верст вышло. Ведь они, все эти инженеры, как-то от версты у них, чем больше верст… понимаете? Ужасно, ужасно…
- Но, помилуйте, это образцовая дорога. Поразительная техника, смелость приемов.
- Вы, вероятно, тоже инженер7
- Д-да».

Гарин-Михайловский не сказал этому обывателю-пассажиру, что он творец этой самой дороги. Перед ним живо встали картины изысканий, постройки, огромные трудности, какие пришлось перенести ему, путейцу-строителю, в те годы. Он думал тогда с завистью о людях, которые будут жить и работать здесь после того, как пройдет дорога, преобразив всю жизнь края.

«Счастливейшая страна России! – говорил незадолго перед своей смертью писатель при встрече с М.Горьким. – Сколько интересной работы в ней, сколько волшебных возможностей, сложнейших задач! Никогда никому не завидовал, но завидую людям будущего, тем, кто будет жить лет через тридцать, после нас…»

Гарин ехал во Владивосток, чтобы побывал в Корее, Маньчжурии, на Ляодунском полуострове. Недавно пережитое вставало перед ним, как страница его удивительной биографии инженера-путейца и писателя.

Я перечитал все написанное Гариным-Михайловским, связанное с Уралом и Сибирью. Хотелось глубже познать душу и сердце этого одаренного русского человека, которого современники считали талантливым инженером, веселым и склонным к озорству человеком, умевшим прекрасно рассказывать о своей трудной, но удивительной работе инженера-путейца и не менее талантливо писать о пережитом и виденном.

________________________________________________________________

Николай Георгиевич Михайловский родился 8 февраля 1852 года в Петербурге в семье офицера. Свое первоначальное образование он получил дома, а после местной школы пошел учиться в гимназию. В годы учебы будущий писатель увлекся Щаповым – известным деятелем революционно-демократического движения и Писаревым. Революционные демократы Белинский, Добролюбов и Чернышевский оказали на него свое благотворное влияние, позднее отразившееся на всей его деятельности и творчестве.

После окончания гимназии Михайловский поступил на юридический факультет Петербургского университета, но в 1872 году перешел в институт инженеров путей сообщения, который закончил в 1878 году. Работа инженера-изыскателя и строителя железных дорог стала его призванием, захватила Михайловского и способствовала формированию его личности как человека и писателя. В мае 1886 года Николай Георгиевич получил назначение на Самаро-Златоустовскую железную дорогу, состоявшую из двух участков Самаро-Уфимского и Уфа-Златоустовского, который явился начальным пунктом Великого Сибирского пути.

Склонность к словесности у Михайловского проявилась еще в годы учебы в гимназии, но по-серьезному литературная деятельность началась, когда ему было 35 лет, и связана с Уралом. Это были, пожалуй, самые напряженные, полные кипучей творческой деятельности годы: Николай Георгиевич одновременно разрабатывал и решал сложнейшие инженерно- технические проблемы и с не меньшей энергией занимался литературной работой. Инженер Михайловский обосновывается на постройке железной дороги на участке Уфа - Златоуст. Вместе с семьей сначала живет в Уфе, потом в Усть-Катаве, затем в Челябинске. В этот период Н.Г.Гарин-Михайловский пишет самый ранний очерк «Вариант».

В 1890 году строительство Уфа-Златоустовской железной дороги закончилось. Все работы на этом участке прекратились. Сентябрьским днем в Златоуст прибыл первый поезд из Уфы, и в старом уральском городе состоялись торжества. С пламенной речью выступил Н.Г.Гарин-Михайловский. Он говорил о значении дороги, о том, что строители провели большие объемы земляных, скальных взрывных и других работ, что их труд заслуживает всенародного признания и похвалы. С уверенностью он заявил, что строители будут работать так же и дальше, прокладывая железнодорожный путь на Челябинск и в Сибирь.

Это была речь вдохновленного инженера-строителя и писателя- патриота, видевшего, какие экономические преобразования несла построенная дорога в эти богатейшие районы страны, остававшиеся оторванными от центральной России.

А через два года первый поезд пришел и в Челябинск, связав его с Самарой. Строителями за шесть лет было возведено свыше тысячи километров железнодорожного пути. Это был подвиг народа.

На короткое время Н.Г.Гарин-Михайловский оставляет службу, едет в самарское имение Гундоровку. Здесь он заканчивает начатый на Урале очерк «Несколько лет в деревне», устанавливает связи с писателями, знакомится с М.Горьким, работает над повестью «Детство Темы», публикует ее в журнале «Русское богатство» и сразу занимает прочное место в русской литературе.

Писатель не прекращает публицистической деятельности, продолжает выступать со статьями в различных периодических органах. Его глубоко тревожит все то, что он наблюдал на строительстве Уфа - Златоустовской железной дороги. Он беспощадно бичует косность и рутину, мешающие внедрению всего передового, борется пером публициста за удешевление сооружения дорог, пропагандирует узкоколейки как наиболее экономически выгодные дороги и ратует за их строительство.

Его статьи появляются в «Железнодорожном деле», «Волжском вестнике», «Новом времени», «Русской жизни», «Русских ведомостях» и других периодических изданиях за подписью «Практик», «Инженер практик», «Михайловский 2-й». Однако борьба за экономичность строительства железных дорог прежде всего исходила из улучшения социально-бытовых условий рабочих, безопасности их труда».

В статье «Несколько слов о Сибирской железной дороге», опубликованной в «Русском богатстве» за 1892 год, Михайловский рассказывает о трудностях изысканий Уфа-Златоустовской железной дороги, во время которых «8 процентов изыскателей навсегда сошли со сцены, главным образом от нервного расстройства. Это процент войны». Вопросы оздоровления условий работы изыскателей, безопасности труда волнуют и беспокоят инженера Михайловского, хотя в это время перед ним открывалась заманчивая и многообещающая перспектива творческого труда литератора. Публикуется повесть «Детство Темы», а через год «Гимназисты».

Мятущаяся душа писателя, сразу занявшего прочное место в русской литературе, не удовлетворена. Н.Г. Гарин-Михайловский тоскует по прежнему делу и снова возвращается на строительство железной дороги. Он участвует в изысканиях по прокладке великого Сибирского пути. В апреле 1891 года он назначается начальником партии по производству изысканий западно-Сибирской железной дороги и покидает уютную Гундоровку.

На изысканиях сибирской трассы Н.Г. Гарин-Михайловский провел все лето, лишь ненадолго выезжая в Челябинск для обработки поисковых материалов. Здесь размещалось управление Западно-Сибирской железной дороги и жила семья писателя (1891-1892 гг).

Во время изыскательских работ на Урале и в Сибири Н.Г.Гарин-Михайловский воочию видел картины жизни русского, башкирского, татарского, чувашского и других народов, влачивших жалкое существование, угнетенных господствующих классом и царским самодержавием. Глубоко возмущенный социальной несправедливостью, он писал об этом жене, рассказывал в очерках и зарисовках, сделанных «Карандашом с натуры».

Так, в очерке «Из путевых набросков», впервые опубликованном 27 января 1894 года в газете «Ирбитский ярмарочный листок», Н.Г.Гарин-Михайловский рассказывает о быте и нравах, а самое главное – характерах людей, с которыми вел изыскания в 1891 году. Он описывает стан, рисует окружающий пейзаж и обстановку:

«После того как рабочие написали чайку, закончили свой незатейливый ужин, сами по себе возникли разговоры, «пошли речи».
Речи простые, крестьянские, о житье-бытье крестьянском. Общий вывод, что жить можно: «как не жить – места привольные, всего вдоволь». Но рядом с этим у каждого свое горе, своя нужда, у каждого свои причины: отчего ему-то плохо живется? А так, вообще отчего не жить!!!
- Жить можно, - вмешивался я, - а хорошего мало!
- Кому как,- нехотя ответил один из рабочих,- богатому везде хорошо, а бедному везде худо».

И продолжается разговор о недоимках, поборах, беглецах, ведущих бродяжническую жизнь. И хотя автор больше не вмешивался в беседу рабочих и мужиков, а только слушал, сквозь строки очерка ощущаешь истинное сочувствие Н. Гарина-Михайловского к трудовому народу, жизнь которого нескладная и жалкая.

Пребывание Н.Г.Гарина-Михайловского в Челябинске и на Урале обогатило писателя жизненным материалом и связями с передовыми людьми края. В эти годы он сходится с революционерами - марксистами, работавшими в управлении постройкой Западно-Сибирской дороги – Осипом Годлевским, Павлом Балашовым, Николаем Зобниным и другими уральскими марксистами, позднее составившими ядро «Уральского рабочего союза», с публицистами А.А. Саниным и П. П. Масловым – активными сотрудниками первой русской марксистской газеты в Поволжье «Самарский вестник», основанной В.И.Лениным. Гарин - Михайловский не только субсидировал эту газету, но и оказывал всяческую поддержку ее сотрудникам. После закрытия газеты, например, А.Санин долгое время жил в имении писателя Гундоровке, а П. Маслов обрел надежный кров в конторе инженера-строителя.

О близости и симпатии писателя к марксистам свидетельствуют многие видные представители революционного движения того времени. Так, когда очерк «несколько лет в деревне» был напечатан, с ним ознакомился один из виднейших русских марксистов- теоретиков Н.Е.Федосеев. Чутьем революционера он угадал в Гарине - Михайловском патриота-борца, формально не связанного с социал-демократическим движением, но чувствовавшего себя в одном строю с ним, и подчеркнул, что в литературу пришел талантливейший писатель, близкий по духу революционерам.

Сподвижник В.И.Ленина М.А.Сильвин в своих воспоминаниях рассказывает о том, как встретился летом 1894 года с писателем, заинтересовал его идеями марксизма и тем приблизил к деятельности социал-демократов.

«Мы разговорились, и я с жаром пропагандиста принялся излагать ему учение Маркса и задачи революционной социал - демократии в России. Это его, видимо, заинтересовало, и он спросил, что в литературе по этому вопросу. В ближайшие дни я привез ему бывший у меня на немецком языке «Манифест Коммунистической партии», который одолжил мне на лето Владимир Ильич».

Гарин-Михайловский подружился с М.А.Сильвиным, пригласил его заниматься со своими детьми. Беседы с Сильвиным о марксизме волновали писателя, поднимали множество вопросов, над которыми он раньше не думал. Николай Георгиевич мучительно искал на них ответы.

В рукописном отделе Всесоюзной государственной публичной библиотеки В.И.Ленина хранится альбом поэта Федора Фидлера. В нем Н.Г. Гарин-Михайловский в декабре 1894 года оставил приметную запись: «Самый большой вопрос наших дней – борьба народников и марксистов…» Это не было для Н. Михайловского праздным вопросом. Он близко знал свой народ, сталкивался с крестьянами и рабочими как инженер-практик, и помыслы его были направлены на улучшение их жизни. До этого момента Гарин- Михайловский причислял себя к народникам,и, собственно, приобретенное им имение в Гундоровке – это попытка «ухода на землю».

Ему тогда искренне хотелось показать, что у русской деревни верный и единственный путь развития – крестьянская община. Увлеченность Николая Георгиевича этой идеей, его стремление обучать и просвещать крестьян в своем имении окончились крахом. Об этом писатель великолепно рассказал в очерке «Несколько лет в деревне» - произведении этапном и переломном, указывающем на пересмотр идейных и мировоззренческих позиций Н.Г. Гарина-Михайловского. Стряхнув со своих плеч прежний народнический груз, Николай Георгиевич прочно уверовал в марксизм. Писатель видел и понимал: будущее за ним, и стремился всячески содействовать развитию социал-демократического движения в России. Он поддерживал теперь связь с Петербургским кружком технологов, который стал основным ядром «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Известно, что в комнате М.А. Сильвина, расположенной на чердаке дома в Царском Селе, где квартировал Гарин- Михайловский, В.И.Ленин в апреле 1895 года провел совещание членов «Союза борьбы». И хотя Гарин не участвовал в нем, но после того, как многие из членов «Союза борьбы» были арестованы, он принял живейшее участие в их судьбе. В 1896 году писатель хлопотал о выдаче ему на поруки соратников В.И.Ленина – А.А. Ванеева и М.А.Сильвина.

Н.Г. Гарин-Михайловский материально поддерживал редакцию легальной марксистской газеты «Самарский вестник». С его участием выходили журнал «Новое слово», а позднее марксистские органы – «Начало» и «Жизнь». Н.Г. Гарин-Михайловский входил в редакцию большевистского «Вестника жизни», в котором сотрудничал вместе с А.В. Луначарским, В.В.Воровским, В.Д. Бонч-Бруевичем.

М.А.Сильвин вспоминает: «Его сочувствие выражалось щедрыми вложениями в нашу кассу, а позднее же существенной поддержкой наших легальных изданий – «Самарского вестника», «Вестника жизни» и др. Он давал мне сотни, иногда тысячи рублей для нашей кассы».

Поздней осенью 1903 года, в канун русско-японской войны, Гарин-Михайловский закончил изыскания на трассе Южно-Крымской дороги, но строительство ее было прекращено. Писатель с корреспондентским билетом московской газеты «Новости дня» оказался на Дальнем Востоке. Он пробыл здесь полтора года. Корреспонденции его с театра военных действий рисовали картины бессмысленного кровопролития.

В конце 1905 года он ненадолго выехал в Петербург. Встречи с М.Горьким помогли Николаю Георгиевичу лучше понять революционные события, происходившие в России. Через А.Б.Красина, тогда члена большевистского ЦК, занятого подготовкой вооруженного восстания, писатель передал крупную сумму на нужды партии.

Возвратившись снова в Маньчжурию, Н.Г.Гарин-Михайловский в январе 1906 года выступил в харбинской газете «Новый край» с публицистической статьей. Убежденный в правоте большевистской партии, он писал, что грядущая победа достанется революционной социал-демократии.

И совсем не случайно Гарин - Михайловский еще ранее этого обвинялся в политической неблагонадежности. В принятом министром внутренних дел постановлении предписывалось: «Воспрепятствовать Михайловскому жительство в университетских городах и фабричных местностях на два года, считая срок с июня 1901 года». За писателем было установлено негласное наблюдение полиции.

Все в деятельной личности писателя органически слилось: инженерное призвание и талант прозаика, неуемная энергия общественного деятеля и бескорыстная дружба с передовыми людьми – его современниками.

В июле 1892 года Н.Г.Гарин-Михайловский назначается на должность начальника и заведующего изысканиями на Казано - Малмыжскую дорогу. И новое строительство захватило инженера-путейца с прежним вдохновением.

«Я уже увлекся своими изысканиями,- писал он жене.- Действительно, при нашей бездорожице узкоколейные дешевые дороги - спасенье для нас, и провести их – святое дело.

Я очень рад, что во мне зажглось, и я опять воспрянул духом. Будем работать… пока есть последняя капля, а там после люди рассудят, что сделано».

Как раз в этот период Н.Г.Гарин-Михайловский отдает дань публицистике. В статьях, печатавшихся в журналах и газетах не только столичных, но и провинциальных,- в «Волжском вестнике» и «Ирбитском ярмарочном листке», он настойчиво пропагандирует строительство узкоколейных железных дорог. Так, в «Ирбитском ярмарочном листке» в 1894 году появляется проблемная статья: «Урал. Железное дело: дешевые дороги», напечатанная еще под одним ранее неизвестным псевдонимом «Некто».

Автор, ссылаясь на успешно работающие узкоколейные дороги Богословского и Алапаевского завода, ратует за то, что при выборе типа дорог следует сообразовываться с экономикой, что узкоколейные дороги должны играть господствующую роль в железнодорожном хозяйстве.

Читая эту статью, невольно видишь перед собой героя очерка «Вариант» Кольцова, устами которого говорит сам Николай Георгиевич. Как раз в эту пору писатель занимался изысканиями Чистопольской железной дороги, составил «Записку о значении Черкассы-Сергиевск-Чистопольской железной дороги», опубликовал в «Волжском вестнике» статью «Побольше света» (К вопросам Черкассы-Чистопольской и Бугульма-Чистопольской и Бугульма-Чистопольской железных дорог), сумел убедить Самарское земство в постройке узкоколейки Кротовка-Сергиевской железной дороги, основываясь на экономике узкоколеек, построенных в горнозаводской зоне Урала.

Неутомимость, с какой Н.Г.Гарин-Михайловский развернул пропагандистскую деятельность, пронизанную боевым, наступательным духом, а также выступления в техническом обществе, министерстве, земстве возымели свое действие. Прогрессивно настроенная техническая интеллигенция разделяла его новаторские идеи, и предложенные проекты встречали сочувствие и поддержку, хотя другая, консервативная часть, относилась явно враждебно и презрительно, называя Михайловского узкоколейщиком.

И все же Н.Гарину удалось добиться явного успеха в проведении своих прогрессивных идей при строительстве узкоколейного пути от станции Кротовка Самаро-Златоустовской железной дороги до г.Сергиевка. Оно началось осенью 1895 года, закончилось через два года. Строительство не принесло желанной победы Михайловскому. Противники сделали все, чтобы смазать идею удешевления строительства, внедрения прогрессивных методов. Тем не менее новаторство, проявленное здесь, имело положительный отзвук: отстранены были подрядчики, установлена выборность администрации, улучшены права рядовых строителей, внедрен общественный контроль, наконец, введен впервые легальный товарищеский суд, помогающий администрации бороться с нарушителями и соблюдать коллегиальные формы.

Это была немалая победа, направленная прежде всего против попрания законности и прав тех, кто является непосредственным участником строительства – рабочих, служащих, остававшихся совершенно беззащитными, как это было на изыскательских и строительных работах Сибирской железной дороги.

Как видим, неуемная натура Гарина постоянно искала действия в практической инженерной деятельности и в своем творчестве. Каждодневно ему хотелось активно вмешиваться в окружающую действительность, преобразовывать ее на основах цивилизации и прогресса. И лучшее тому доказательство – очерк «Вариант», в герое которого много от самого писателя.

Работая над очерком «Вариант», Н.Г.Гарин-Михайловский одновременно пишет «Леше болото» - повесть о жизни рабочих горнозаводского Урала. Автор показывает нищету людей, живущих в краю сказочной природы. Повесть эта, как и рассказ «Бродяжка», с большой теплотой и сочувствием показывает «самых бесправных из всех бывших когда бы то ни было рабов», скитавшихся по селениям Урала и Сибири.

«Уральский материал» подсказал Гарину сюжет и такого произведения, как рассказ «Бабушка», резко обличающий не только социальные основы буржуазного общества, но и его морально- бытовые устои.

А.В.Луначарский дал высокую оценку этому произведению, назвав его «превосходным». И хотя автор географически точно не указывает место действия, его нетрудно определить – это Урал, лежащий между Екатеринбургом и Пермью, быть может, Туринск, Ирбит или Тавда, где кратковременно бывал писатель.

Уральская земля навсегда осталась памятной для писателя. Здесь когда строился самый трудный участок Уфа-Златоустовской железной дороги между разъездом Яхино и станцией Вязовой, инженер Н.Г.Гарин-Михайловский прокладывал глубокие выемки в скалах, сооружал железнодорожный мост через Юрюзань, неподалеку от Усть - Катавского завода выложил две подпорные стены. Русло Юрюзани на этом участке надо было перевести в новое место и вдоль всего течения реки насыпать сотни тысяч кубометров грунта. В проектировании всех этих работ и в руководстве строительством инженер Гарин принимал непосредственное участие.

В Усть-Катаве, который лежал несколько в стороне от железнодорожной магистрали, жил Николай Георгиевич. Здесь жили и работали люди, с которыми писатель сдружился. Среди них – семья управляющего Усть- Катаевским заводом С.А.Жуковского, поставляющего на стройку лопаты, железнодорожные крепления и костыли. В обществе Жуковского, который печатал свои труды по металлургии в «Горном журнале», а затем написал и брошюру о своем заводе, Гарин познакомился со многими интересными людьми, в частности, со столяром и плотником С.А. Подряковым, участником двух барочных экспедиций по реке Юрюзань, сплавляющих железо.

Наконец, в одном из уголков Усть-Катавского кладбища похоронена дочь писателя Варя.

Об Урале Николаю Георгиевичу всегда напоминали и встречи с Д.Н.Маминым-Сибиряком в редакции «Русского богатства», их совместное участие в различных литературных вечерах в Петербурге, дружеская переписка и, что очень важно,- близкое знакомство Н.Г.Гарина-Михайловского с местами, где родился и вырос Дмитрий Наркисович, где подсмотрел героев своих романов и повестей, которых также наблюдал и Михайловский.

Неизгладимое впечатление производил Урал своими природными богатствами, которые писатель жаждал как можно быстрее поставить на службу своей отчизны и ее народа. Об этом Н.Г.Гарин-Михайловский не уставал говорить языком публициста и художника.

«Урал в пределах пермской губернии один из богатейших уголков мира. Рядом с прекрасной почвой громадные минеральные богатства: железо, каменный уголь, золото, драгоценные камни, платина. Если прибавить к этому лесную площадь, причем по качеству своему ( я не говорю об эксплуатации) лес не оставляет желать ничего лучшего, и громадные торфяные болота, то ясно станет, что природа не поскупилась в этом уголке сделать все, чтоб человек мог дешево и с избытком удовлетворять всем своим потребностям».Так Н.Гарин-публицист утверждал в статье «Урал.Железное дело: дешевые дороги», появившейся в «Ирбитском ярмарочном листке».

В повести «Леше болото» в уста своего героя Ивана Николаевича Суринова писатель вкладывал не менее примечательные слова: «Природа, действительно, сделала все, чтобы засыпать человека богатствами, но со стороны человека тоже сделано все, чтобы умудриться и среди этих богатств создать общее разорение. И все потому же, что и в этом уголке положены в основание жизни не альтруистические стремления и волнения, а грубый, бессмысленный эгоизм и родной сын его - невежество».

Прошло восемь лет после окончания строительства Уфа-Златоустовской железной дороги, и Н.Г.Гарин-Михайловский вновь созерцал до боли в сердце знакомые и полюбившиеся ему места. Картины, открывшиеся из окна вагона, воспринимались совершенно по-новому, производя на Николая Георгиевича волнующее впечатление.

В дневниковых записях, вошедших в очерк «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» читаем:
«В окне вагона Уфимская губерния с ее грандиозными работами Уфа-Златоустовской железной дороги, с ее башкирами, лесами и железными заводами.
Как змея извивается поезд, и с высоты обрывов открывается беспредельная даль долин Белой , Уфы, Сима, Юрюзани с панорамой синеватой мглой покрытых, лесистых , вечнозеленых гор Урала…
Станция Мурсалимкино.
Русские крестьяне о чем-то спорят с башкирами. Башкиры смущенно говорят:
- Наши леса…
- Ваши, так почему же,- раздраженно возражает им крестьянин,- казенные полесовщики?
- Чтоб никто не воровал,- отвечают не совсем уверенно башкиры.
Смущенные, худые башкиры спешат уйти от нас, а Василий продолжает с той же энергией.
- Землю на пять лет сдает, а уже зимой опять идет: дай чаю, дай хлеба, дай денег… «Да ведь ты все деньги взял уже?» - Ну , снимай еще на пять лет вперед… Чего же станешь делать с ним? И снимаешь…
- А я вот слышал, говорю я, что у башкир землю отберут и из вас башкир одну общину сделаю.
Лица крестьян мгновенно вытягиваются и перестают сиять.
- Бог с ней и с землей тогда: уйдем…
Последний звонок, и я спешу в вагон.
Там, в России, я не слыхал еще таких речей…»

В этом отрывке, как в зеркале, правдиво отражена социальная обстановка, сложившаяся в Башкирии в последние десятилетия прошлого века. Она ставила бедное башкирское и русское население в зависимость от крупных землевладельцев, которыми являлись помещики и казна, скупающие земли у коренных жителей этого богатейшего края. Массовый захват этих земель, начавшийся после 1869 года, когда была разрешена свободная продажа, привел к разорению и обнищанию трудящихся башкир. Эта политика, породившая мрачную эпоху колонизации края, вызывала глубокое возмущение у прогрессивной общественности России: писателей, ученых, врачей, учителей, технической интеллигенции.

Н.Г.Гарин-Михайловский не делает такого вывода в своих дневниковых записях по цензурным соображениям, однако душевно разделяет их. Читатель чувствует последнее в показе реальной действительности. Своим правдивым описанием он проводит к единственному выводу - пока существует царизм и власть остается за господствующими классами, будет продолжаться угнетение бесправных народных масс.

И хотя художественных и публицистических свидетельств о Башкирии в произведениях Гарина-Михайловского не столь уж много, тем дороже для нас каждая строка писателя, отражающая правду жизни края.

В этом отношении чрезвычайно ценен неопубликованный автограф Н.Г.Гарина-Михайловского «Путевые впечатления от Москвы до Харбина», хронологически относящийся к апрелю 1904 года. Он хранится в Центральном государственном архиве литературы и искусства. Это незаконченная рукопись. Она обрывается на 12 странице дестилинованой бумаги, убористо исписанной рыжевато-фиолетовыми чернилами с небольшой авторской правкой.

Рукопись отличается от дневников писателя, которые он вел во время поездки по Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову, опубликованных в пятом томе собрания сочинений. Судя по содержанию рукописи, названию городов, через которые лежал дальний путь писателя,- это один из вариантов дневника без конкретных дат. Он интересен тем, что в нем более подробно переданы дорожные впечатления автора о знакомых ему Урале, Сибири и Забайкалье.

«Впечатлений до Уральского хребта мало: однообразные виды нашей средней полосы России с деревнями и рощами по сторонам давно уж пригляделись. Холодный ветер, нависшие тучи еще более нагоняют тоскливое расположение духа: наш вагон занят офицерами, все мрачные, подавленные тяжелым чувством разлуки с близкими и страданием неминуемой участи там, далеко на чужой земле. Не слышно веселого, беззаботного смеха и нет удали, уверенности в счастливом окончании войны…»

На этот раз Н.Г.Гарин-Михайловский ехал на Дальний Восток как корреспондент московской газеты «Новости дня», чтобы непосредственно с театра военных действий передавать материалы о том, за что же льется солдатская кровь на полях боя. Он понимал, что берет на себя большую ответственность перед читателем: быть правдивым в освещении событий, и считал, что отныне его корреспондентская деятельность станет основной работой.

Писатель несколько ранее в очерке путешествия вокруг света и наброске «Эскиз» предвидел эту войну и предсказывал поражение в ней царской России. И теперь, испытывая настроение офицеров, ехавших с ним в одном вагоне, мучительно искал ответа: «на кого же наложит история клеймо столь страшного греха?»

Мрачные раздумья, связанные с русско-японской войной, как бы на время отодвинулись, когда Николай Георгиевич переезжал Урал, где шаг за шагом была пройдена им трасса Уфа-Златоустовской железной дороги. Здесь он все знал, со всем сроднился. И описания его не утратили эмоциональности и теперь, спустя почти полтора десятилетия.

Они передают душевное состояние человека, кровно связанного с нашим краем:

«Перед Уфой местность становится более интересной: линия тянется долиной Демы. По ее обрывистым с живописными рощами берегам начались уже ископаемые богатства Уральского хребта, а от станции Чишма заметны воронкообразные провалы иногда саженей 10-12 в верхнем диаметре: эти своеобразные геологические явления, как и масса пещер по берегам р.белой, зависят от выветривания подпочвенных пород.

Через Белую под Уфой перекинут мост в 6 пролетов: вот под нами скользит по воде плот; они, говорят , нередко разбиваются о скалы в нижнем извилистом течении этой красивой, быстробегущей реки. Как только проехали Уфу, стала окружать холмистая местность предгорья Урала, но уже темнеет, не пришлось видеть начала с его заводами чугунно-литейными и железо-прокатными…

Проснулся рано, чтобы видеть Уральские горы, и действительно, стоило прервать утренний сон. Линия дороги шла по долине р. Ай среди высоких гор. Быстро бежит эта горная река к нам на встречу, перебираясь каскадом через камни: она то подбегает к нашим шпалам, то отойдет на много сажен, а мы все поднимаемся; нас с трудом тащат два паровоза; по бокам отвесные скалы лезут к верху; вот страшный откос опускается круто вниз до зеленой площадки, на дне которой в узком каменном коридоре стало вдруг темно:через 2-3 минуты мы выбрались из него и перед нами чудесная панорама гор в форме остроконечных пирамид, поросших хвойным лесом. Вдали через вершины этих ближних – виднеются уже отдаленные, потонувшие в синеве далекого горизонта. Река ай, наша бывшая спутница, полная жизни и энергии, теперь извивается как будто без движения в глубине большой котловины и кажется тонкой светло-голубой лентой. Вот и верхняя площадка хребта: рядом с полотном дороги стоит каменный столб неуклюжий, низенький; на западной стороне надпись: «Европа»; проехали, оборачиваюсь, читаю: «Азия».

Итак я в Азии, большая преграда, целая цепь гор отделяет меня от дорогих друзей !..»

Так проникновенно мог писать человек, влюбленный в эти места, знающий их, глубоко чувствующий красоту окружающего. Много раз я проезжал эти же места, волнующие каждый раз по-своему, но чувство, которое охватило инженера-путейца и строителя дороги,- большое чувство хозяина, невольно передается, когда читаешь его искренние строки, написанные 80 лет назад. В них угадывается, как и во всем, что писал Гарин-Михайловский на Урале и об Урале,- истинный патриот.

Это была последняя встреча Н.Г.Гарина - Михайловского с Уралом – краем богатых возможностей и перспектив, где расцвел и засверкал во всем блеске его талант инженера и писателя, оставившего будущему поколению чудесное техническое сооружение и неувядаемые художественные произведения.

Биография

Вглядываясь в его историю, мы с благодарностью вспоминаем человека, которому наш город в большой степени обязан своим рождением: Николая Георгиевича Гарина-Михайловского - вдохновенного инженера-изыскателя, строителя многих железных дорог на огромных пространствах России, талантливого писателя и публициста, автора тетралогии "Детство Темы", "Гимназисты", "Студенты" и "Инженеры", видного общественного деятеля, неутомимого путешественника и первооткрывателя.

Родился Николай Георгиевич 8 февраля 1852 года в старинной дворянской семье, когда-то одной из наиболее богатых и знатных в Херсонской губернии. Крестили его царь Николай I и мать революционерки Веры Засулич.

Детские и отроческие годы Николая Георгиевича, совпавшие с эпохой реформ 1860-х гг. - временем решительной ломки старых устоев, прошли в Одессе, где у отца, Георгия Антоновича, был небольшой дом и недалеко от города - имение. Первоначальное образование, по традиции дворянских семей, он получил дома под руководством матери, затем, после недолгого пребывания в немецкой школе, учился в одесской Ришельевской гимназии (1863-1871 гг.).

В 1871 году Н.Г. Михайловский поступил на юридический факультет Петербургского университета, но, не сдав экзамена по энциклопедии права, в следующем году с блеском выдержал экзамен в Институт путей сообщения. В пору студенческой практики Михайловский ездил кочегаром на паровозе, строил дорогу из Молдавии в Болгарию и тогда уже понял, что в труд надо вкладывать не только ум, физическую силу, но и мужество; что труд и созидание в. выбранной им профессии связаны воедино и дают богатое знание жизни и постоянно побуждают искать пути ее преобразования.

После окончания в 1878 году института со званием "гражданского инженера путей сообщения, с правом производства строительных работ", молодого инженера направили в Болгарию, только что освобожденную от многовекового османского владычества. Строил порт и дороги в районе Бургаса. Русские инженеры были первыми, кто пришел в Болгарию не разрушать, а созидать, и Николай Георгиевич этим очень гордился.

С тех пор первоклассный инженер в трех ипостасях: изыскатель, проектировщик и строитель - Николай Георгиевич Михайловский всю жизнь строил тоннели, мосты, прокладывал железные дороги, работал в Батуме, Уфе, в Казанской, Вятской, Костромской, Волынской губерниях и в Сибири. Принимал горячее участие в создании Великой Сибирской железной дороги. "Специалисты уверяют, - писал А.И. Куприн, - что лучшего изыскателя и инициатора - более находчивого, изобретательного и остроумного - трудно себе представить".

"Про меня говорят, - сообщал Николай Георгиевич в одном из своих уфимских писем к жене, - что я чудеса делаю, и смотрят на меня большущими глазами, а мне смешно. Так мало надо, чтобы все это делать. Побольше добросовестности, энергии, предприимчивости, и эти с виду страшные горы расступятся и обнаружат свои тайные, никому не видимые ходы и проходы, пользуясь которыми можно удешевлять и сокращать значительно линию".

Большой патриот, Н.Г. Гарин-Михайловский мечтал о том времени, когда его Родина покроется сетью железных дорог, и не видел большего счастья, как работать во славу России и приносить "не воображаемую, а действительную пользу". Сооружение железных дорог он рассматривал как необходимое условие развития экономики и безопасности государства, будущего расцвета и могущества своей страны. Учитывая недостаток средств, отпускаемых казной, он настойчиво выступал за удешевление постройки линии за счет разработки новых, наиболее выгодных вариантов и внедрения более совершенных методов строительства.

В статьях о Сибирской железной дороге он с увлечением и страстью отстаивал идею экономии, с учетом которой первоначальная стоимость железнодорожного пути была понижена со 100 до 40 тыс. рублей за версту; предложил публиковать отчеты о "рациональных" предложениях инженеров, и выдвинул идею "суда критики", публичного обсуждения технических и других проектов "для избежания прежних ошибок" и пополнения "копилки человеческого знания".

В 1891 году Н.Г. Гарин-Михайловский руководил изыскательской партией, выбравшей место строительства железнодорожного моста через р. Обь для Великой Сибирской железной дороги, и своим "вариантом на Кривощеково" создал условия для возникновения Новосибирска - одного из крупнейших промышленных, научных центров нашей страны. (Почему не через Томск?) Самым трудным участком был подход к Обско-Енисейскому водоразделу. Обсуждалось множество вариантов. В дикой стране с непривычно суровым климатом, невзирая на лишения, колоссальное напряжение сил, изыскательская партия Михайловского скрупулезно прокладывает (один за другим) варианты пересечения Оби и выбирает наилучший, наикратчайший, самый выгодный: там, где великая река течет по скалистому ложу меж скалистых берегов у села Кривощёково. Большую роль в выборе места для железнодорожного моста сыграл инженер Викентий-Игнатий Иванович Роецкий. Именно его отряд, входивший в состав пятой изыскательской партии, проводил подробные изыскания в этом районе. На правом берегу Оби рос дремучий нетронутый лес. Николай Георгиевич писал в своем дневнике: "Пока здесь вследствие отсутствия... железных дорог все спит... Но когда-нибудь ярко и сильно сверкнет еще здесь, на развалинах старой - новая жизнь".

В нем все было незаурядным: внешний облик, мысли, дела... "Передо мной вырастает стройная фигура юноши, со смуглым лицом, с седыми волосами, с юношески светлыми глазами. Вы не верите, что ему 50 лет. Вы не скажете, что это стареющий человек. Такие горячие глаза, такое подвижное лицо, такая приветливая улыбка могут быть только у юноши". Так писал о Николае Георгиевиче геолог Б.К. Терлецкий, его приемный сын. Сохранилось немало фотографий, запечатлевших Николая Георгиевича, однако они не отражают до конца динамизма и обаяния этого удивительного человека.

Пожалуй, более яркое впечатление составляет словесный портрет, написанный А.И. Куприным: "У него была стройная, худощавая фигура, решительно небрежные, быстрые, точные и красивые движения и замечательное лицо, из тех лиц, которые никогда потом не забываются. Всего пленительней был в этом лице контраст между преждевременной сединой густых волнистых волос и совсем юношеским блеском живых, смелых, прекрасных, слегка насмешливых глаз - голубых, с большими черными зрачками. Голова благородной формы сидела изящно и легко на тонкой шее, а лоб - наполовину белый, наполовину коричневый от весеннего загара - обращал внимание своими чистыми, умными линиями. Он вошел и уже через пять минут овладел разговором и сделался центром общества. Но видно было, что он сам не прилагал к этому никаких усилий. Таково было обаяние его личности, прелесть его улыбки, его живой, непринужденной, увлекательной речи".

Николай Георгиевич Михайловский (как писатель он выступал под псевдонимом Н. Гарин: от имени сына - Георгий, или, как звали в семье, Гаря) прожил удивительно яркую жизнь. Стоит перечитать все написанное им, чтобы глубже познать душу и сердце этого одаренного русского человека, которого современники считали талантливым, веселым и склонным к озорству человеком, умевшим прекрасно рассказывать о своей трудной, но удивительной работе инженера-путейца и не менее талантливо писать о пережитом и виденном.

Покой претил кипучей натуре Николая Георгиевича. Его стихия - движение. Он исколесил всю Россию, совершил кругосветное путешествие и, по свидетельству современников, свои произведения писал "на облучке" - в купе вагона, в каюте парохода, в номере гостиницы, в сутолоке вокзала. И смерть настигла его "на ходу". Николай Георгиевич умер вскоре после возвращения из армии, на редакционном заседании журнала "Вестник жизни". Это случилось 27 ноября 1906 года. Его, отдавшего крупную сумму для нужд революции, оказалось не на что похоронить. Собрали деньги по подписке среди питерских рабочих, интеллигенции. Царский режим не жаловал ярких самородков, подобных Гарину-Михайловскому. Его дважды увольняли из системы Министерства путей сообщения, травили, держали под надзором полиции. При жизни к нему пришла слава как к писателю Н. Гарину. А сейчас он известен и как выдающийся инженер-созидатель, беззаветный русский просветитель.

Новосибирцы увековечили память о Н.Г. Гарине-Михайловском, присвоив его имя привокзальной площади, станции метро Гарин-Михайловский, школе, одной из библиотек города. Произведения Н.Г. Гарина-Михайловского и материалы о нем не однажды выходили в Западно-Сибирском книжном издательстве и печатались в журнале "Сибирские огни".

Биография

Н.Г. Гарин-Михайловский родился 8 февраля 1852 г. в старинной дворянской семье. Его крестили царь Николай I и мать будущей революционерки Веры Засулич. Учился он в Одесской Ришельевской гимназии, затнм на юридическом факультете Петербургского университета, откуда перешёл в Институт путей сообщения (окончил в 1878).

Еще будучи студентом старшего курса, он в качестве инженерно-технического работника возводил рокадную железную дорогу в Бесарабии: Бендеро–Галацкую, отмеченную на Всемирной выставке – как самую быструю по постройке. В Болгарии возводил шоссейную дорогу, а несколько позже подходную ж.-д.ветвь и к Батумскому порту и сам порт.

В его активе соединительные узкоколейные ж.д.: Казань–Малмыж и Сергиевск–Кротовка. Затем он трудился на подходной ж.д. к Транссибу: Уфа – Златоуст, а далее – изыскания и постройка Западно-Сибирского участка Великого Сибирского пути. При отыскании места мостового перехода через р.Обь он доказал целесообразность проведения ж.- д. трассы по своему варианту. Это сократило перепробег поездов на транзитной линии более чем на 80 верст (без захода в Томск) и, кроме того, мост через Обь получился в три раза короче задуманного прежними проектировщиками. На выгодном и красивом месте вскоре вырос из поселка Кривощеково молодой город – Новониколаевск (ныне Новосибирск), жители которого считают Гарина-Михайловского основателем своего города.

На счету инженера-строителя и изыскания и проектирование электрифицированных участков ж.д. в Крыму: Симферополь – Ялта, Севастополь-Ялта-Алушта, Сюрень-Ялта. Однако из-за Русско-Японской войны 1903-1905 гг. в то время не была построена. Зато нынче по этой трассе проложено отличное шоссе и на одной из скал которого размещено портретное изображение Гарина-Михайловского.

Весьма небезопасно происходили его рекогносцировочные изыскания путей сообщения в Корее по просьбе её короля. Вывод был однозначным: реки не годились быть надежными путевыми артериями во многих своих частях и необходимо было приступить к сооружению шоссейных и железных дорог.

Н.Г. Гарин-Михацловский имел свою четкую гражданскую позицию в отношении работы на ж.-д. строительстве. Он решительно выступал за сооружение ж.д. казенными силами и средствами, был против частного предпринимательства. Боролся против приписок, взяток и мздоимства. Выступал с обличительными статьями в прессе, в Департаменте строительства ж.д. Минфина и в Департаменте ж.д. МПС.

Крупный инженер-практик Н.Г. Гарин-Михайловский был и замечательным писателем-демократом. В своих рассказах и трилогии «Гимназисты», «Студенты» и «Инженеры» он дал художественный образ-обобщение: становления молодого человека первоклассным специалистом, проектировщиком и строителем железных дорог.

Скончался он скоропостижно в 1906 г. на 54 году жизни, будучи в расцвете сил и замыслов. Это произошло в Петербурге во время заседания в редакции журнала «Вестник жизни» - не выдержало сердце. Прах его покоится на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Биография (Биографический словарь. 2000.)

Гарин - псевдоним беллетриста Николая Георгиевича Михайловского (1852 - 1906). Он учился в одесской Ришельевской гимназии и в институте инженеров путей сообщения. Прослужив около 4 лет в Болгарии и при постройке Батумского порта, он решил "сесть на землю" и провел 3 года в деревне, в Самарской губернии, но хозяйничанье не на обычных началах не пошло на лад, и он отдался железнодорожному строительству в Сибири. На литературное поприще выступил в 1892 г. имевшей успех повестью "Детство Темы" ("Русское Богатство") и рассказом "Несколько лет в деревне" ("Русская Мысль"). В "Русском Богатстве" он напечатал затем "Гимназисты" (продолжение "Детства Темы"), "Студенты" (продолжение "Гимназистов"), "Деревенские панорамы" и др. Рассказы Гарина выходили отдельными книгами. Собрание сочинений вышло в 8 томах (1906 - 1910); отдельно издано также: "По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову" и "Корейские сказки". Как специалист-инженер, Гарин горячо отстаивал в "Новом Времени", "Русской Жизни" и других изданиях постройку дешевых железных дорог. Наиболее известное из произведений Гарина - трилогия "Детство Темы", "Гимназисты" и "Студенты" - задумано интересно, исполнено местами талантливо и серьезно. "Детство Темы" - лучшая часть трилогии. У автора есть живое чувство природы, есть память сердца, с помощью которой он воспроизводит детскую психологию не со стороны, как взрослый, наблюдающий ребенка, а со всею свежестью и полнотою детских впечатлений; но у него совсем нет уменья отделять типичное от случайного. Автобиографический элемент слишком им владеет; он загромождает рассказ эпизодами, нарушающими цельность художественного впечатления. Больше всего отсутствие типичности заметно в "Студентах", хотя и в них есть очень живо написанные сцены. - Ср. Елпатьевский , "Близкие тени"; Куприн , "Сочинения", том VI. С. В.

Биография

Николай Георгиевич Гарин-Михайловский (8 февраля (20 февраля) 1852, Санкт-Петербург — 27 ноября (10 декабря) 1906, там же) — русский писатель.

Родился в старинной дворянской семье, его крестили царь Николай I и мать революционерки Веры Засулич.

Учился в одесской Ришельевской гимназии, на юридическом факультете Петербургского университета, откуда перешёл в Институт путей сообщения (окончил в 1878). Прослужив около 4 лет в Болгарии и при постройке Батумского порта, он пожелал «сесть на землю» и провёл 3 года в деревне, в Самарской губернии, но хозяйничанье не на обычных началах не пошло на лад, и он вновь поступил на службу, приняв участие в строительстве Транссиба.

Скоропостижно скончался в Петербурге во время заседания в редакции легального большевистского журнала «Вестник жизни» от паралича сердца. Похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Инженерно-строительная деятельность

В 1891 Гарин-Михайловский руководил изыскательской партией, выбиравшей место для строительства железнодорожного моста через Обь для Транссибирской магистрали, и именно он отклонил вариант возведения этого сооружения в районе Томска. Это решение впоследствии привело к выбору участка на территории будущего Новосибирска и сыграло важную роль не только в развитии города, но и в его создании.

Существует легенда, что на одном из участков строительства железной дороги инженеры столкнулись со следующей проблемой: необходимо было обогнуть крупный холм или утёс, выбрав для этого наиболее короткую траекторию (ведь стоимость каждого метра железной дороги была очень высокой). Гарин-Михайловский потратил день на размышления и затем дал указания прокладывать дорогу вдоль одного из подножий холма. Когда его спросили, чем обусловлен выбор, Гарин-Михайловский ответил, что весь день наблюдал за птицами — вернее, за тем, какой дорогой они облетали холм. Он посчитал, что они летят более коротким путем, экономя усилия, и решил воспользоваться их маршрутом. Впоследствии точные расчеты, основанные на космической съёмке, показали, что решение Гарина-Михайловского, принятое по наблюдению за птицами, было верным.

Весной 1903 года в Кастрополь прибыла изыскательная партия, возглавляемая Н.Г. Гариным-Михайловским, по строительству южнобережной электрической железной дороги связывавшей бы Ялту с Севастополем. За 8 месяцев были рассмотрены 22 варианта трассы, но смерть Гарина-Михайловского помешала постройке дороги. Его изыскания были использованы при строительстве междугородной троллейбусной трассы Симферополь-Алушта-Ялта.

Литературная деятельность

На литературное поприще выступил в 1892 имевшей успех повестью «Детство Тёмы» («Русское богатство») и рассказом «Несколько лет в деревне» («Русская мысль»). В «Русском богатстве» он напечатал затем «Гимназисты» (продолжение «Детства Тёмы»), «Студенты» (продолжение «Гимназистов»). Последняя часть тетралогии — «Инженеры» была опубликована в 1907. «Деревенские панорамы» и др. рассказы вышли отдельно под заглавием «Очерки и рассказы» (Петербург, 1893—1895); отдельно изданы также «Гимназисты» (Петербург, 1895). Как специалист-инженер, Николай Георгиевич горячо отстаивал в «Новом времени», «Русской жизни» и др. изданиях постройку дешёвых железных дорог.

Путешествовал по Дальнему Востоку, оставил путевые заметки «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» (1899), «Корейские сказки» (изд. 1899).

Биография (Большая Советская Энциклопедия)

Гарина-Михайловский Николай Георгиевич ( 08(20).02.1852 - 27.11(10.12).1906 ), русский писатель. Родился в семье военного. Окончил Институт путей сообщения в Петербурге в 1878. Проявил себя как талантливый инженер, работая на строительстве крупных железных дорог, в т.ч. Великого Сибирского пути. Увлёкшись народничеством, в начале 80-х гг. поселился в своём имении в Самарской губернии. Пытаясь доказать жизненность "общинного быта", занялся социальным реформаторством, которое, однако, закончилось неудачей. Разочаровавшись в народнических идеях, сотрудничал в марксистских изданиях, помогал партии большевиков материально. Гарин-Михайловский выступил в литературе как реалист и демократ. В рассказах 90-х гг. он отразил процесс расслоения деревни, рисовал образы технической интеллигенции и рабочих. Наиболее значительные произведения - тетралогия "Детство Темы" (1892), "Гимназисты" (1893),"Студенты" (1895), "Инженеры" (1907) - посвящено судьбам молодого поколения интеллигенции "переломного времени". Результатом путешествий явились путевые очерки "По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову"(1899) и др. В 1898, находясь в Корее, составил сборник "Корейские сказки" (изд. 1899). В нач. 1900-х гг.. сотрудничал в издательстве М. Горького "Знание". Соч.: Полн. собр. соч., т. 1-8, П., 1916; Собр. соч., [вступ. ст. В. А. Борисовой], т. 1 - 5, М., 1957 - 58. Лит.: Горький М., О Гарине-Михайловском, Собр. соч., т. 17, М., 1952; Куприн А. И., Памяти Н. Г. Михайловского (Гарина), Собр. соч.. т. 6, М., 1958; Миронов Г. М., Поэт нетерпеливого созидания. Н. Г. Гарин-Михайловский. Жизнь. Творчество. Общественная деятельность, М., 1965; Юдина И. М., Н. Г. Гарин-Михайловский, Л., 1969; История русской литературы конца XIX- начала XX в. Библиографич. указатель, М.- Л., 1963.

Биография

ГАРИН Николай Георгиевич (псевдоним; наст, имя — Н. Г. Михайловский) родился [8(20).II. 1852,Петербург] в богатой дворянской семье — писатель.

Его отец в чине генерала вышел в отставку и переехал с семьей в Одессу, где и прошло детство и юность будущего писателя. Николай Георгиевич получил образование в Одесской гимназии.

С 1871 он учился в Петербургском университете на юридическом факультете.

С 1872 — в Институте путей сообщения, который и окончил в 1878.

Работал инженером-путейцем на строительстве Сибирской железной дороги. Конфликт на деловой почве с начальником участка заставил его бросить службу. Николай Георгиевич купил имение в Гундоровке, Бугурусланского уезда, Самарской губернии, намереваясь наладить в нем рациональное хозяйство на основе агрономической науки и оказывать помощь окрестным крестьянам. Натолкнувшись на сопротивление и месть кулаков, четырежды поджигавших его амбары и хозяйственные постройки, и непонимание крестьян, Гарин в 1886 отказался от своего эксперимента и бросил дело.

Впечатления от работы в имении легли в основу цикла очерков «Несколько лет в деревне» (1892). В них он показал всю несостоятельность народнических иллюзий о деревне, за что подвергся нападкам народнической критики. Очерки произвели большое впечатление на известного марксиста Н. Е. Фе­досеева. М. Горький писал: «Очерки» весьма понравились мне» (Собр. соч., т. 17, М., 1952, с. 68—69).

Высоко оценил их Чехов: «Ничего подобного не было в литературе в этом роде по топу и, пожалуй, ис­кренности» (XV, 440). Несколько позднее Чехов писал: «Здесь у пишущей публики имеет большой успех Гарин. О нем много говорят. Я пропагандирую его «Несколько лег в деревне» (XV, 460). Чехов свое­образно интерпретировал тему гаринского произведения в «Новой даче».

В конце 1891 литературное товарищество, членами которого были Н. Г. Гарин, К. М. Станюкович, С. Н. Кривенко и А. И. Иванчин-Писарев, купило журнал «Русское богатство». В нем Николай Георгиевич печатает свои рассказы и повести. Однако народническая программа журнала не удовлетворяла писателя, разногласия с редакцией «Русского богатства» все обострялись, и в 1897 он совсем порвал с журналом.

Еще с 1893 Гарин сотрудничал и в журналами «Начало», «Жизнь», «Журнал для всех». Сблизившись с марксистами, он оказывал материальную помощь их газете«Самарский вестник», в редакцию, которой он входил в 1896—97. Он издавал марксистские брошюры, подписал совместно с другими литераторами протест против избиения демонстрантов у Казанского собора в Петербурге в 1901, за что был выслан из столицы.

Гарин оценил общественно-историческое значение марксизма. Он писал сыну: «С.-д. на основании экономических учений приходят к строго научному выводу о неизбежности эволюции жизни и дости­жения конечной цели — торжества труда над капиталом... И только с учением Маркса, с точным выводом законов жизни, явилась возможность не терять на ветер приобретенного, знать, чего хочешь».

Горький писал о взглядах Гарина: «Его привлекала активность учения Маркса... Марксов план реорганизации мира восхищал его своей широтой, будущее он представлял себе как грандиозную коллективную работу, исполняемую всей массой человечества, освобожденного от крепких пут классовой государственности» (Собр. соч., т. 17, М., 1952, с. 77).

Кругосветное путешествие 1898 Гарин описал в книгах очерков «Вокруг света» и «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» (1899). В них он обнажил жестокую эксплуатацию тру­дящихся азиатских стран, обрисовал обычаи и нравы восточных народов. Записи фольклорных материалов (собрано около 90 сказок) писатель использовал в книге «Корейские народные сказки».

Во время русско-японской войны 1904 Гарин 5 месяцев находился в местах боевых действий. Впечатления этого времени составили книгу «Война. Дневник очевидца» (1904), в которой правдиво воспроизведены писателем суровые будни русской армии.

Во время революции 1905 Николай Георгиевич Гарин активно помогал большевикам.

В 1906 он печатает свои произведения в большевистском журнале «Вестник жизни». С начала 90-х гг. Гарин печатается в издательстве «Знание», дружит с Горьким. Вся жизнь Николая Георгиевича прошла в постоянных разъездах, писал он «на облучке» и умер «на ходу» — выйдя из зала заседаний редакции журнала «Вестник жизни».

Самое значительное произведение Гарин — тетралогия
«Детство Темы» (1892),
«Гимназисты» (1893),
«Студенты» (1895),
«Инженеры» (1907).

Вобрав в себя все темы творчества писателя, автобиографическая семейная хроника вылилась в ши­рокое полотно общественной жизни России последней трети прошлого века. В ней полно раскрыта психология детского, отроческого и юношеского возраста, хорошо показано мертвящее воздействие на юные умы классического образования. Гимназия нивелирует личность учащихся, приучая их к бессмысленной зубрежке текстов, воспитывая скрытность, лицемерие. Пороки людей обусловлены пороками общества — эта мысль пронизывает все произведение. Ярко обрисованы педагоги, родители Темы: Аглаида Васильевна — женщина волевая, но реакционно настроенная, сковывающая любую ини­циативу детей, и генерал Карташев — служака, подавлявший венгерское восстание, насаждающий суровую дисциплину и в семье. Писатель нарисовал обобщенную картину жизни русской интеллигенции. Безвольный, рефлектирующий Артемий Карташев, энергичный циник и стяжатель Шацкий, вялый и нерешительный Корнев, чистая и целеустремленная Маня Карташева — все они представляют разные слои русской интеллигенции 80-х гг. Писатель приводит Артемия Карташева к возрождению: работая на строительстве железной дороги, он тянется к возвышенным идеалам, трудом инженера хочет способствовать прогрессу родной страны. Общение с людьми труда меняет взгляды Карташева, обновляет его.

Поэзия труда красной нитью проходит и через другие произведения Гарина («Вариант», «Два мгновения»). Жизнь рабочего-машиниста Гарин обрисовал в рассказе «На практике». Труд у Гарина Н.Г. выступает как источник оптимизма.

Это сближает писателя с Горьким. Замысел Гарина— показать жизнь современного ему общества со всех сторон — воплощен не до конца, т. к. писатель не поставил в центр совершающихся событий революционера, не показал силу, способную сломать прогнивший самодержавный строй. Он считал, что всемерным внедрением культуры и техники можно обновить жизнь. Сила тетралогии — в полноте психологических характеристик персонажей, особенно Темы, в драматичности повествования, в гуманистической устремленности автора. Писатель избегал подробных описаний, а давал яркую художественную деталь, раскрывавшую важную сторону характера. Художник детально прослеживает процесс становления характера молодого человека, подчеркивая обусловленность его общественными обстоятельствами. Горький назвал тетралогию «целой эпопеей». Лучшая часть тетралогии — «Детство Темы».

Критика справедливо отмечала, что повесть «стоит целого трактата по педагогике» (Ф.Батюшков). Произведение это часто переиздается и пользуется большим спросом в детских библиотеках. Повесть переведена на французский, немецкий, польский, чешский, словацкий, сербохорватский, болгарский, венгерский и др. языки. В ней органически: сочетаются яркие художественные картины и образы с взволнованными публицистическими отступлениями. Язык ее краток, лексически богат и эмоционален. Повествование окрашено лиризмом, мастерски построен диалог.

К детской тематике Гарин Николай Георгиевич обращался на протяжении всего творческого пути. Интересны его рассказы:
«Мальчик» (1896),
«Дворец Дима» (1899),
«Счастливый день» (1898) и др.

Наивные народнические иллюзии о путях развития деревни Гарин высмеял в «Деревенских панорамах», печатавшихся в «Русском богатстве» (1894, № 1-2, 3, 5).

Дикость, нищету и голод он изобразил в рассказах «Матренины деньги», «На ночлеге» и других Гарин выступал и как драматург.

Лучшая его пьеса — «Деревенская драма» — была опубликована в сборнике «Знание» в 1904. Но и в ней серьезные недостатки — убийство нагромождено на убийство. Мелодраматичны сцены, в которых две молодые женщины избавляются от хилых мужей. И хотя сам драматург говорил, что «весь сюжет полностью взят... из действительности», мелодраматизм сцен лишает пьесу и силы обобщения, и жизненной достоверности. Старик Антон, охарактеризованный авторской ремаркой как «молчаливый и загадочный», не раскрыт психологически, выглядит мелодраматическим злодеем, хотевшим подкупить крестьянский «мир». Явно заметен в драме уклон в биологическую область, а социальные стороны жизни отодвинуты на второй план.

Другие пьесы —
«В медвежьих лугах (Жонглеры чести)» (2-я пол. 90-х гг.),
«Орхидея» (1898),
«Зора» (1906),
«Подростки» (1907) — слабы в художественном отношении. Последняя пьеса отразила реальные события. В ней воспевается бесстрашие подростков-гимназистов, страстно спорящих по вопросам революции и стремящихся к участию в революционном деле. В этой пьесе Гарин Н.Г. подошел к теме революции.

Умер — [27.XI (10.XII). 1906], Петербурге.

Биография (Т. М. Маргулис. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XIX века: Энциклопедическое издание. – М.: «Олимп»; ООО «Издательство ACT», 1996. – 832)

Николай Георгиевич Гарин-Михайловский 1852 – 1906

Тетралогия Гарина-Михайловского представляет собой единое сюжетное повествование, разворачивающееся в хронологической последовательности, отправной точкой которого являются 70-е гг. XIX столетия. Место действия — город Одесса. Причем прямое указание в тексте о месте описываемых событий делается автором только в четвертой части тетралогии — в повести «Инженеры». В первых двух книгах фигурирует некий приморский город, а в «Студентах» родина героя названа Новороссийским краем. Четырехчастное повествование Гарина-Михайловского является прежде всего рассказом о семнадцати годах жизни центрального персонажа (в первой части ему восемь лет; в четвертой — двадцать пять) Темы (Артемия Николаевича) Карташева; о процессе постепенного развития и становления личности со всеми взлетами и падениями, органично встроенного в общесемейную историю (подзаголовок первых трех частей «Из семейной хроники»).

Детство Темы — Повесть (1892)

Действие происходит в доме Карташевых. Глава семейства — отставной генерал Николай Семенович Карташев. Суровый характер и выправка николаевского генерала Карташева-старшего дают вполне определенное направление воспитанию детей, среди которых Тема, старший в семье из мальчиков, оказывается главным «поджигателем обычного возбуждения», а значит, его шалости становятся предметом наиболее пристального внимания его отца, сопротивляющегося «сентиментальному» воспитанию сына, «вырабатывающего» из него «противную слюнявку». Однако мать Темы, Аглаида Васильевна, женщина умная и тонко образованная, придерживается иного взгляда на воспитание собственного сына. По ее мнению, любые воспитательные меры не должны уничтожить в ребенке человеческого достоинства, превращать его в «огаженного звереныша», запуганного угрозой телесных наказаний. Восьмилетний Тема, оказавшись между двумя полюсами понимания родительского долга и объясняя свои поступки себе и окружающим, пытается прогнозировать реакцию каждого из родителей.

Такова первая встреча с героем, когда он, случайно сломав любимый цветок отца, не может честно признаться в своем поступке: страх перед жестокостью отца превосходит доверие к материнской справедливости. В этом заключается причина всех последующих «подвигов» героя: немыслимый галоп на жеребце Гнедко, разорванная юбка бонны, разбитый судок и, наконец, украденный сахар — вся «повесть грустного дня» — первого дня повествования, заканчивающегося для Темы суровым отцовским наказанием. Недобрая память о подобных экзекуциях сохранится у Темы на долгие годы. Так, спустя почти двадцать лет случайно оказавшись в родном доме, он вспоминает место, где его секли, и собственное чувство к отцу, «враждебное, никогда не мирящееся».

В этот ранний период для матери Темы важно то, что, «несмотря на всю сутолоку чувств» и разнообразие детских впечатлений, дающих повод не только к капризам, но и к самым необдуманным поступкам, в груди ее сына «сидит горячее сердце». Внимательная, но требовательная любовь Аглаиды Васильевны находит отклик в душе мальчика, с готовностью рассказывающего ей историю своих несчастий. После искреннего признания и раскаяния Тема испытывает особенно возвышенные чувства, но, находясь в эмоционально возбужденном состоянии от перенесенных физических страданий, следствием которых становится и последующая болезнь, он проявляет бездумную храбрость и совершает по-настоящему отважный поступок.

«Набедокуривший баловень» вспоминает о своей любимой собачонке Жучке. Узнав от няни, что «какой-то ирод» бросил ее в старый колодезь, Тема сначала во сне, а затем и наяву спасает свою любимицу. Воспоминания о чувстве отвращения от соприкосновения с «вонючей поверхностью» и «слизистыми стенками полусгнившего сруба» надолго остались в памяти Темы. Этот эпизод окажется настолько сильным эмоциональным впечатлением, что в дальнейшем сквозь призму произошедшего с ним той памятной летней ночью герой интерпретирует все самые сложные обстоятельства собственной жизни (например, в третьей части тетралогии герой заболевает сифилисом — в прощальной записке к матери он сравнивает себя с Жучкой, брошенной в колодезь).

Тогда Темины «подвиги» заканчиваются ледяным компрессом, горячечным бредом и несколькими неделями тяжелой болезни. Однако здоровый организм ребенка берет верх — следует выздоровление, а теплая, по-осеннему примиряющая погода создает у героя такое настроение, когда «вокруг все то же», «все радует своим однообразием» и снова есть возможность «зажить одной общею жизнью».

Выздоровление Темы совпадает с еще одним важным, не считая предгимназических ожиданий и приготовлений, событием. Теме разрешают посещать «наемный двор», пустырь, сдававшийся в аренду отцом Карташева, где он мог целыми днями «носиться с ребятишками», «отдаться ощущениям жизни своих новых приятелей»: их играм в «дзигу» (вид волчка), вылазкам на кладбище и прогулкам к морю. Так прошло еще два года привольной жизни, и «подоспела гимназия». Тема выдерживает экзамен в первый класс — начинаются первые страхи перед «свирепым латинистом» и обожание добродушного учителя естественной истории, возникает острота первых дружеских переживаний. Но постепенно эмоциональный подъем сменяется более ровным, будничным настроением, и тянутся дни, «бесцветные своим однообразием, но и сильные, и бесповоротные своими результатами».

На фоне общепознавательных впечатлений особенное значение имеет обретение в лице «доброго и кроткого» одноклассника Иванова друга, который оказывается, по сравнению с Темой, довольно начитанным мальчиком. Благодаря ему во втором классе Карташев читает Майн Рида и Гоголя. Однако после неприятной истории Иванова исключают из гимназии, и дружба между ними прекращается: не только из-за отсутствия общих интересов, но и потому, что Иванов становится свидетелем малодушного поступка своего друга. Для Темы это испытание не заканчивается разрывом с Ивановым: в классе за ним закрепляется репутация «выдавшего», и ему приходится пережить несколько дней «тяжелого одиночества».

Впрочем, с Ивановым Тема еще встретится в своей жизни, учась в Петербурге, а между тем у него появляются новые приятели, с которыми, преисполненный авантюрно-романтических мечтаний, он строит планы побега в Америку, чтобы не идти «избитым путем пошлой жизни». Приятели, увлеченные строительством лодки для морского путешествия, проявляют значительно меньшее рвение к учебе. Результатом этого становятся отрицательные оценки в гимназическом журнале. Тема скрывает свои «успехи» от домашних, поэтому последующие события оказываются для них полной неожиданностью. «Америка не выгорела»; компания заслужила прозвище «американцев», а тем временем подошло время экзаменов, когда обнаружилось общее безделье. Страх провалиться на экзаменах рождает у Карташева различные фантазии, среди каковых оказывается мысль о «самоубийстве» посредством «глотанья спичек», счастливо и без последствий закончившееся. Тема сдает экзамены и переходит в третий класс.

Именно на это время приходится сближение Темы с отцом, который стал мягче, ласковее и все более искал общества семьи. Прежде немногословный Карташев-старший рассказывает сыну о «походах, товарищах, сражениях». Но сильный организм Николая Семеновича начинает изменять ему, и вскоре шумный и веселый дом Карташевых наполняется «рыданиями осиротевшей семьи».

Этим печальным событием заканчивается первая часть тетралогии, а во второй книге — «Гимназисты» — читатель встречается с Темой Карташевым — учеником шестого класса.

Гимназисты — Повесть (1893)

Именно в этой части повествования складывается основной круг друзей главного героя (компания, состоящая из Карташева, Корнева, Долбы, Беренди, Ларио и Дарсье) и общих с ними интересов. Первоначальное противостояние («партия Карташева» — «партия Корнева») двух самых авторитетных и уважаемых учеников в классе перерастает в сближение между ними, а затем и в настоящую дружбу, несмотря на непрекращающиеся споры «решительно обо всем». При этом Карташевым владеют самые противоречивые чувства. С одной стороны, у него не могут не вызывать уважение начитанность Корнева, в послужном читательском списке которого Писарев, Бокль, Белинский, и твердость в суждениях и оценках, но, с другой стороны, желая сохранить собственную точку зрения, Тема пытается ограничить влияние Корнева на свою умственную жизнь. Только после прочтения всех необходимых «прогрессивному молодому человеку» книг в отношения Карташева и Корнева «вкралось равенство».

Вскоре Карташев станет частым гостем в доме Корневых и даже влюбится в младшую сестру своего друга. Однако гимназические увлечения Писаревым, религиозные сомнения, которые возникают у Темы вследствие общения с Корневым, приходят в противоречие с ценностями семьи Карташевых. Аглаида Васильевна пытается привечать товарищей сына, в особенности Корнева, чтобы иметь непосредственную возможность знать о направлении их мыслей и интересов. Ее ум, внимательное отношение к каждому из друзей Карташева, а также радушие, с которым принимаются гости, оказывается привлекательным для всей компании, собирающейся издавать гимназический журнал по аналогии с существовавшими в то время периодический изданиями. Причем каждый из участников будущего журнала ставил индивидуальную творческую задачу. Например, Бе-рендя взялся «доказать исторически, что русская раса идет общечеловеческим путем в деле прогресса». Долба решает заняться популяризацией идей Фохта, Молешотта и Бюхнера в писаревском переложении за отсутствием переводов с оригиналов. Тема ставит более «утилитарную» задачу. Он решает написать статью о вреде классического образования.

После выхода журнала с ним знакомятся не только в гимназии — страницы, переписанные ровным, аккуратным почерком, были принесены Карташевым домой. Однако у матери Темы восхищение вызвала логически развивающаяся мысль в статье Корнева, а опус собственного сына только огорчил Аглаиду Васильевну, да и в гимназии говорили исключительно о статьях Корнева, Долбы и Беренди — о Карташеве молчали. Тем не менее уязвленное самолюбие не мешает Теме по-прежнему принимать участие в общетоварищеских спорах. Через Берендю компания знакомится со спившимися техником и учителем. Дискуссия о судьбе этих людей перерастает в жаркий диспут о земном счастье, об альтруистическом идеале жизни, «которая недоступна ни грязным рукам проходимца, ни роковым случайностям». Но в лице Аглаиды Васильевны Тема не находит сочувствия рассуждениям о «правде кабака». Мать говорит ему об умении отличать «бред опустившегося пьяницы от истины», бороться не с людьми, а с их заблуждениями, со злом в них.

Иначе строятся взаимоотношения в семье Корневых. В отличие от Темы родительское влияние на Корнева ограничивается соблюдением внешней благопристойности — независимо от религиозных взглядов сына отец требует посещения церкви. В семье Карташевых к Корневу относятся несколько настороженно, но с неизменным интересом. Поэтому с готовностью подтверждают приглашение, сделанное Темой Корневу, после сданных экзаменов провести каникулы в их деревне, где друзья могут наслаждаться жизнью «в приятном ничегонеделаньи». Однако Тема и Корнев не только отдыхают, но и пытаются знакомиться с жизнью крестьян. Для этого друзья много общаются с сельским священником и преуспевающим, на первый взгляд, помещиком Неручевым, который впоследствии станет мужем старшей сестры Карташева Зины. Их семейная жизнь сложится несчастливо, и тогда Зина, уже мать троих детей, оставит их на попечение Аглаиды Васильевны, а сама пострижется в Иерусалиме в монахини. Но тогда время, проведенное в гимназии, оказывается одним из самых светлых эпизодов в жизни каждого из молодых людей: мать и сестры Карташевы очарованы умом и талантами Корнева (он хорошо поет и обладает несомненным артистическим даром). Возвращение в город и начало нового учебного года стало и началом последующих печальных событий в судьбе некоторых героев повести. За лето Берендя, живя отшельником и встречаясь только с «пропойцами», особенно (до этого и вся компания не прочь была иногда выпить) пристрастился к водке. Кроме того, в гимназии произошел следующий инцидент: по доносу латиниста после литературного вечера был вынужден подать прошение об отставке любимый гимназистами преподаватель истории, произнесший на этом вечере речь о необходимости перемен в системе образования. Берендя и Рыльский оказались главными зачинщиками обструкции, устроенной гимназистами доносчику. Последовало их исключение из гимназии, ставшее для Беренди роковым. Окончательно запутавшись в денежных и любовных отношениях, несправедливо обвиненный в убийстве, Берендя кончает жизнь самоубийством. Его смерть производит в гимназии «потрясающее впечатление». На похоронах Долба произносит речь, которая едва не становится причиной и его исключения, и только заступничество Карташева, приходившегося родственником назначенному в город новому генерал-губернатору, спасает его от печальной участи Беренди и Рыльского. Кстати, последний, считавшийся в компании самым красивым и являвшийся женихом Наташи Корневой, сестры Васи Корнева (в тайну этой «помолвки» был посвящен только Карташев, сам в то время влюбленный в Наташу), навсегда уезжает за границу. «Пропойцы», имена которых наряду с именем Беренди фигурировали в деле об убийстве, произошедшем в городе, были выдворены за пределы Одессы.

Кроме того, начавшаяся образовательная реформа повлекла изменения в жизни каждого из гимназистов. Классическое образование теперь не ограничивалось семью годами — был введен дополнительный (восьмой) год обучения. Но для тех, кто выдерживал выпускные экзамены, гимназическая пора заканчивалась уже в текущем году. Вся компания «со страхом и трепетом» готовилась к экзаменам, твердо решив во что бы то ни стало закончить гимназию.

Экзаменационные испытания счастливо завершаются как для Темы, так и для всех его товарищей.

Студенты — Повесть (1895)

Приготовлениями к отъезду в столицу начинается третья часть трилогии. Главный герой — Тема Карташев полон мечтаний о том, как он «станет серьезным, будет заниматься, будет ученым», а для его близких это время сожалений о том идеальном Теме, которого они хотели видеть и которого они любили. После месячною пребывания в деревне, после тщательных месячных сборов в Петербург уезжают учиться Карташев, Корнев, Ларио, Дарсье и присоединившийся к компании во время сдачи выпускных экзаменов Шацкий. Для Темы отъезд в Петербург означает «сведенье счетов с прошлой жизнью», со всем, что «пошлило <...>, делало ее будничной». Приехав в Петербург, компания разбрелась — все поступали в разные учебные заведения: Тема — на юридический факультет университета, Корнев — в медико-хирургическую академию, Шацкий — в институт путей сообщения.

Первое впечатление Темы от Петербурга было сильное и приятное, но затем оно сменилось чувством одиночества, скуки и отчуждения. Ожидание начала учебного года в университете становится для Карташева томительным, но еще более тягостным оказывается впечатление от «бездонного хаоса первой лекции». Карташев, читавший Бойля, Чернышевского, Добролюбова и, по собственным представлениям, достигший невероятных высот учености, не понимает то, о чем говорится на лекциях. Не имея регулярного и равноправного общения, Карташев находится в подавленном состоянии из-за нахлынувших на него новых ощущений и переживаний. В отличие от Карташева Корнев, несмотря даже на первую неудачу на вступительном экзамене, оказывается более приспособленным к самостоятельной жизни.

Поступив в академию с большим трудом, он разумно устраивает свой быт, «абонируется на чтение книг», заводит определенный круг знакомств из числа тех студентов, с которыми он регулярно встречается в кухмистерской, где обедает. Позднее Корнев познакомит и Карташева с участниками этого кружка, среди которых окажется давний гимназический друг Карташева Иванов. Но в первое время пребывания в Петербурге старые друзья общаются довольно редко. Это и становится причиной сближения Темы с Шацким. Планы Карташева наверстать упущенное, усиленно заниматься — читать Гегеля и прочих — остаются нереализованными, а все ученые занятия заканчиваются совместным с Шацким чтением Рокамболя, автора популярных авантюрных романов, и участием в разнообразных развлечениях и мистификациях Шацкого, прославившегося ими еще в гимназическую пору.

Приключения петербургского периода Шацкого, а вместе с ним и его нового приятеля Карташева, оказываются менее безобидными. Финансовые дела друзей из-за частого посещения театра оперетты и прочих увеселительных заведений вскоре приходят в плачевное состояние. После продажи всех мало-мальски ценных вещей как Шацкого и Карташева, так и совсем бедствующего Ларио, после неоднократных обращений за помощью к родственникам у Карташева образуется довольно значительный долг, с которым он не в состоянии расплатиться самостоятельно. Но постепенно развлечения надоедают Теме; Шацкий превращается для него в «прежнего «идиота» (его гимназическое прозвище), а после крупной ссоры между приятелями Карташев переезжает на новую квартиру, решает кардинально изменить свой образ жизни, больше общается с Корневым. Поездки в оперетту сменяются оперными спектаклями (опера — давнее увлечение Корнева), а на столе Карташева вместо Рокамболя появляется томик Гете. После длительного перерыва Тема пишет письмо родным, где рассказывает о своих похождениях с Шацким, при этом испытав настоящий творческий подъем, Карташев задумывается о том, «не писатель ли он».

Он много работает и, хотя мучим сомнениями относительно собственного таланта и ценности своих «писаний», решается показать написанное Корневу. Друг высказывает взвешенное и ответственное суждение. Он считает, что Тема уже «разобрался в сумбуре жизни», но еще не имеет «философского основания» для творчества, и называет его «мозольных дел мастером». Смущенный оценками друга, Тема все-таки возвращается к писательским опытам в период сдачи экзаменов. У него рождается замысел повести о нуждающемся студенте, который, не выдержав своего бедственного положения, на Пасху выбрасывается из окна. Закончив повесть, он относит ее в журнал «Дело», а через две недели узнает об отказе редакции печатать ее. Кроме того, Тема, не сдав первый же экзамен, подает прошение об увольнении из университета. Вновь сближается с Шацким. Разделяя его «теорию практики жизни», подает документы в институт, где учится его друг, также решив стать инженером. Накупив гимназических учебников по математике, Карташев занялся тем, что «считал уже сданным навсегда в архив жизни». Беспорядочный образ жизни Шацкого приводит к тому, что он тяжело заболевает. Только благодаря усилиям Карташева Шацкий получает медицинскую помощь, а Ларио, с которым приятели в это время довольно активно общаются, — место гувернера, что, однако, не способствует улучшению его материального положения.

Вскоре после исключения из технологического института, произошедшего вследствие студенческих беспорядков и стоивших Ларио и прочим студентам заключения в пересыльной тюрьме, его выдворяют из Петербурга. А Карташев и Шацкий сдают экзамены: Тема — вступительный, а Шацкий — на второй курс. Карташев отправляется на несколько дней к родным, где все оказываются довольны его решительным поступком и хором пророчат блестящее будущее. По возвращении в Петербург Тему ожидала обычная институтская жизнь: лекции, работы в чертежных. Не примкнув однозначно ни к одному из институтских кружков, которые были более склонны «в сторону брожения сердечного, чем умственного», Карташев отдает предпочтение так называемым «охолощенным» — фатоватому институтскому большинству. Несмотря на свою еще гимназическую репутацию «красного», Тема переходит на сторону «воспитанных мальчиков», по выражению Корнева, выступив против провоцирования беспорядков на институтском балу. Впрочем, вскоре все институтские дела отходят на второй план. Карташев узнает, что все его многочисленные любовные похождения не прошли даром и он болен сифилисом. Он находится в состоянии, близком к самоубийству, но из дома приходит спасительная помощь. Приезжает брат матери — «добрейший дядя Митя», — который, заплатив все долги племянника, изрядно наспорившись с ним о Боге и различии взглядов «отцов» и «детей», увозит его домой на лечение. «Норовистый спутник» приезжает в родной дом с ощущением арестованного. Подавленное состояние усугубляется тем, что Карташев, готовый к любым материнским упрекам, оказывается абсолютно растерянным перед чувством физического отвращения, которое он вызвал у Аглаиды Васильевны, При этом острое желание жить сочетается у Карташева с полным отчаянием и «тупым равнодушием» ко всему происходящему и особенно к дальнейшей своей судьбе. Именно в таком состоянии автор оставляет своего героя в конце третьей части тетралогии.

Инженеры — Повесть (1907)

Перед читателем предстает уже двадцатипятилетний молодой человек, выпускник института путей сообщения, для которого свершилось то, «к чему четырнадцать лет стремился с многотысячным риском сорваться». После окончания института Карташев хочет найти работу, «где не берут взяток». Полный столь благородных и утопичных мечтаний, провожаемый Шацким, с которым они более не встретятся, он уезжает из Петербурга, шесть лет жизни в котором «промелькнули как шесть страниц прочитанной книги». Возвращение домой не освежило Карташева: в отношениях с матерью чувствуется натянутость; слишком многое переменилось в доме за время его отсутствия. По политическому делу на скамье подсудимых оказалась Маня Карташева, размолвки с мужем старшей сестры Зины постоянно сказываются на жизни семьи, в которой даже самые младшие — Аня и Сережа — заканчивают гимназию. Из-за трудного материального положения Карташевы живут не в прежнем просторном доме, а снимают небольшую квартиру в одном особняке с семьей председателя военного суда Истомина, принявшего участие в судьбе Мани.

Тема пытается входить в налаженную жизнь семейства, не противопоставляя себя религиозным устоям (по настоянию Аглаиды Васильевны и сестер он посещает церковь), участвует в решении семейных проблем, опять принимается писать. В это же время происходит знакомство Карташева с родственницей Истоминых Аделаидой Борисовной Вороновой, которая станет его невестой. Пребывание Карташева в кругу семьи было не слишком продолжительным. По настоянию дяди, он готовится к поездке «на театр военных действий» в качестве уполномоченного по доставке подвод на фронт. Однако, оказавшись в Бендерах, Карташев, по протекции, устраивается практикантом на строительстве местной железной дороги.

Для главного героя наступают дни «непрерывной, напряженной работы». При этом Карташев проявляет такое рвение, что его коллегам приходится «охлаждать пыл» новоиспеченного строителя дорог. Самолюбие, а также удовлетворенное сознание того, что он может работать, утраивает силы главного героя. Во время строительства дороги он знакомится с семьей своего бывшего однокашника Сикорского, тоже инженера-путейца, получившего образование в Генте и гораздо более опытного, чем Карташев. В инженерной среде Тему принимают за своего — «красного», хотя он «никакого отношения к революционным кружкам не имел и тем паче не имеет». Курсируя между Бендерами и Одессой по служебным делам, Карташев решает теснее общаться с Маней, изучая программу партии, с которой она по-прежнему сотрудничает. Он узнает, что сестра — член «Земли и воли».

Но пока Карташев продолжает работать так напряженно, что «не хватает суток». А мысленно он устремлен к прекрасным воспоминаниям об Аделаиде Борисовне. Особенно успешно продвигается служебная карьера Карташева: ему увеличивают жалованье, он находит столь необходимый для строительства дороги песчаный карьер. Эта находка упрочивает его репутацию «дельного и толкового работника». После окончания строительства участка дороги, находящегося в районе Бендер и завершившегося в невероятно короткие сроки — в течение сорока трех дней, — Карташеву выпадает престижная командировка в Бухарест, которая, однако, не оправдала честолюбивых надежд героя. Из Бухареста он следует в Рени, где продолжает участвовать в строительстве. Поначалу у него складываются сложные отношения с начальником строительства. Разлив Дуная, последовавшие за этим обвалы железнодорожного полотна, попытки спасти дорогу от окончательного разрушения составили следующие страницы в профессиональной биографии Карташева.

Он еще с большей энергией принимается за работу: разрабатывает балластный карьер, руководит обновлением подгнивших в результате наводнения шпал, чем заслуживает окончательное доверие начальника строительства, который делится с ним своим громадным опытом. После долгих, мучительных раздумий под давлением матери и сестер Карташев делает «письменное предложение» Аделаиде Борисовне, написанное в «витиеватых выражениях».

Получив «от Дели» ответную телеграмму, Карташев экстренным поездом отправляется в Одессу, «исполненный счастья и жуткого страха», думая о той, «которая казалась ему недосягаемой», а теперь снизошла, чтобы «унести навсегда в светлый, чистый мир любви, правды, добра». Но пока героев ждет трехмесячная разлука: Дели уезжает отдыхать, а Карташев «возится с подрядчиками», ездит по линии, занят перепиской с начальством и мелкой отчетностью, но над всем этим — его будущая жизнь с Дели и необходимость ехать в Петербург, где он надеется «проникнуть в <...> таинственные управления построек дорог». По настоянию матери, в петербургской поездке для «оберегания от вредных влияний» Карташева сопровождает Маня, которая имеет свои собственные планы, связанные с ее политической деятельностью. Она не собирается возвращаться домой и иметь в будущем какие бы то ни было контакты с семьей. Расставшись в Туле, они спустя десять дней в последний раз встречаются в Петербурге. Маня рассказывает Карташеву об образовании партии народовольцев, деятельность которой направлена на «борьбу с режимом». Интерес брата к радикальным идеям, однако, не означает для него выбора в пользу насильственных методов общественно-политического переустройства.

Таким образом, судьба героя, оказавшегося в финале повести как бы на перепутье, вероятнее всего, в духе господствующих в общественном сознании разрушительных идей, должна сложиться в соответствии с предсказаниями Аглаиды Васильевны Карташевой: «Если во французской революции такую видную роль сыграли юристы (стоит вспомнить, что Тема сначала учится на юридическом факультете), то в нашей, я уверена, сыграют инженеры».

Биография (ru.wikipedia.org)

Родители

Отец — Георгий Антонович Михайловский, из дворян Херсонской губернии, служил в уланах. 25 июля 1849 г., во время Венгерской кампании, отличился в деле под Германштадтом[1], атаковав с эскадроном улан каре венгерцев, при котором были две пушки.
Уланы на минуту приостановились от точных выстрелов картечью, но затем были увлечены примером командира 2-го эскадрона, штаб-ротмистра Михайловского и, врубившись в каре, овладели орудиями[2].

Герой дня, получивший лёгкую рану, был награждён орденом св. Георгия.

После завершения Венгерской кампании Г. А. Михайловский представлялся с «образцовой командой» императору Николаю I, и государь зачислил его в лейб-гвардии Уланский полк, а позже был восприемником его старших детей, включая Николая[3]. Через несколько лет вышел в отставку в чине майора[4].

Мать — Глафира Николаевна, урождённая Цветинович (в другом написании — Цветунович). Судя по фамилии, происходила из дворянской семьи сербского происхождения (что в Новороссии не было чем-то необыкновенным).

Николай Георгиевич родился в 1892 году, своё детство он провёл в Одессе. Гарин-Михайловский был писатлем, инженером...

Студенческие годы

В 1871 г. после окончания гимназии Михайловский поступил на юридический факультет Петербургского университета, но отучился здесь лишь один год. Провалившись на экзамене у профессора Редкина[5], молодой человек решил, что лучше быть хорошим ремесленником, чем плохим юристом[6]. Он бросил Университет и в 1872 году поступил в Институт путей сообщения. Впрочем, здесь студент Михайловский тоже не слишком утруждал себя учёбой. Много лет спустя он признавался, что принадлежал к числу так называемых «облыжных» студентов, которые видели цель обучения не в приобретении прочных теоретических знаний, а в получении диплома, дающего право работать по специальности[7]. Досуг свой студент Михайловский заполнял преимущественно впечатлениями любви и дружбы (общественно-политические вопросы в то время были ему чужды). Некоторое время он пытался заниматься сочинительством, но повесть из студенческой жизни, представленная в редакцию одного из журналов, была отклонена без каких-либо объяснений. Эта неудача обескуражила юного автора и на много лет отбила у него охоту к литературному творчеству[8].

Летом 1876 г. Михайловский работал на железной дороге в Бессарабии кочегаром (вариант студенческой практики будущего инженера-путейца). Непосредственное знакомство с людьми труда, с изнуряющей физической работой кочегара и машиниста принесло молодому человеку огромную пользу, способствовало его формированию как личности[9].

Последний год учёбы Михайловского в Институте путей сообщения совпал с крупным историческим событием — Русско-турецкой войной (1877—1878 гг.) Летом 1878 г., когда война ещё шла, Михайловский кончил курс и получил диплом инженера.

Начало инженерной карьеры

Непосредственно после окончания курса Михайловский был направлен старшим техником в оккупированную русскими войсками Болгарию, в Бурга?с, где участвовал в строительстве порта и шоссе. В 1879 г. «за отличное исполнение поручений в минувшую войну» получил первый из своих орденов гражданской службы.

Двадцать лет спустя впечатления времён службы в Бурга?се были использованы в повести «Клотильда» (опубл. 1899).

Весной 1879 г. молодой инженер, не имевший практического опыта в железнодорожном строительстве, чудом смог получить престижную работу на строительстве Бендеро-Галацкой железной дороги, которую вела компания известного концессионера Самуила Полякова. Работа инженера-изыскателя захватила Михайловского, он быстро зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, начал продвигаться по службе и зарабатывать хорошие деньги.

Летом того же года, будучи по делам службы в Одессе, Михайловский познакомился с подругой своей сестры Нины, Надеждой Валериевной Чарыковой[10], и вскоре женился на ней (22 августа 1879 г.).

Зимой 1879—1880 гг. Михайловский служил в Министерстве путей сообщения.

Весной 1880 г. участвовал в строительстве порта в Батуме, отвоёванном у Турции во время войны 1877—1878 гг., затем был помощником начальника участка на строительстве железной дороги Батум-Самтредиа (Поти-Тифлисской железной дороги). Служба здесь была опасной: в окрестных лесах скрывались шайки разбойников-турок, совершавших нападения на строителей (позже Михайловский вспоминал случай, когда пятерых десятников на его дистанции «перестреляли и перерезали местные турки»[11]. Постоянная опасность выработала особый приём передвижения в местах, удобных для засады — растянутой линией[12].

После окончания строительства Михайловский был переведён начальником дистанции бакинского участка Закавказской железной дороги.

Инженер Михайловский выделялся щепетильной честностью и болезненно воспринимал стремление многих своих коллег к личному обогащению (участие в подрядах, взятки). В конце 1882 г. он подал в отставку — по собственному объяснению, «за полною неспособностью сидеть между двумя стульями: с одной стороны, интересы государственные, с другой — личные хозяйские»[13].

Самарский помещик (1883—1886)

В 1883 г., купив за 75 тысяч рублей имение Гундуровку в Бугурусланском уезде Самарской губернии, Николай Георгиевич поселился с женой в помещичьей усадьбе. Супруги Михайловские, имевшие к этому времени уже двух маленьких детей, провели здесь 2,5 года.

Как известно, в ходе реформы 1861 г. крестьянские общины получили часть помещичьих земель в коллективное владение, но крупными землевладельцами оставались дворяне. Бывшие крепостные сплошь и рядом вынуждены были, чтобы прокормиться, обрабатывать помещичьи земли в качестве наёмных работников за ничтожную плату. Во многих местах экономическое положение крестьян после реформы ухудшилось.

Располагая довольно значительным оборотным капиталом (около 40 тысяч рублей), Михайловский намеревался создать в Гундуровке образцовое хозяйство на помещичьих землях. За образец для подражания он взял находившееся в сорока верстах от Гундуровки поселение немцев-колонистов, которые на тех же почвах получали баснословные в понятиях русских мужиков урожаи «сам-тридцать». Супруги Михайловские надеялись поднять благосостояние местных русских крестьян: научить их грамотно обрабатывать землю и поднять общий уровень их культуры. Кроме того, под влиянием народнических идей Михайловский хотел изменить сложившуюся на селе систему общественных отношений. Программа его была проста: «восстановление общины, уничтожение кулаков»[14].

Очень много дела в деревне пришлось на долю Надежды Валериевны Михайловской: она лечила местных крестьян «разными общеупотребительными средствами» и устроила школу, где занималась сама со всеми мальчиками и девочками деревни. Через 2 года школа её имела 50 учеников, и у неё появились «два помощника из молодых парней, окончивших сельскую школу в ближайшем большом селе»[15].

В отношении чисто экономическом дела в имении Михайловского шли превосходно, однако мужики с недоверием и ропотом встречали все нововведения доброго помещика, и ему постоянно приходилось преодолевать сопротивление инертной массы, а с местными кулаками он вступил в открытый конфликт, результатом которого стала серия поджогов. Сперва Михайловский лишился мельницы и молотилки, а затем и всего урожая. Почти разорившись, он решил оставить деревню и вернуться к инженерной деятельности. Имение было поручено жёсткому управляющему.

В дальнейшем Михайловский появлялся в Гундуровке лишь наездами и редко жил здесь подолгу, предпочитая сельской глуши губернский город — Самару. Имение было заложено и перезаложено, но до продажи его дело дошло ещё очень нескоро.

Возвращение к инженерной деятельности (1886—1890)

В мае 1886 г. Михайловский поступил на службу во вновь созданное Временное управление казённых железных дорог. Он получил назначение на Самаро-Златоустовскую железную дорогу, состоявшую из двух участков: Самаро-Уфимского и Уфа-Златоустовского. Михайловский вёл изыскания на участке «Уфа-Златоуст», который позднее стал начальным пунктом Транссибирской магистрали. Результатом личной инициативы Михайловского явился вариант проекта, дававший многомиллионную экономию (первоначальная стоимость железнодорожного пути была снижена со 100 до 40 тыс. рублей за версту). Строительство было начато Михайловским, в должности начальника участка, в январе 1888 г. по собственному проекту. Однако прежде, ради воплощения этого варианта в жизнь, Михайловскому пришлось преодолеть колоссальное сопротивление бюрократической системы и вступить в конфликт со своим начальником и однофамильцем К. Я. Михайловским, иначе Михайловским 1-м (в тогдашнем Министерстве путей сообщения, как и в русской армии, однофамильцев принято было нумеровать: Н. Г. Михайловский, как младший по службе, числился Михайловским 2-м). Впечатления этого периода жизни отражены были в письмах жене и в неоконченной повести «Вариант». В это же время Михайловский написал документальную повесть «Несколько лет в деревне», где изложил историю своего неудачного социально-экономического эксперимента 1883—1886 годов. Осенью 1890 г. Михайловский переслал эту рукопись в Москву с одним из своих знакомых, имевших связи в литературных кругах. В это же время, ещё на Урале, он начал работу над первой своей автобиографической повестью, получившей позднее название «Детство Тёмы».

Строительство участка «Уфа-Златоуст» было завершено в сентябре 1890 г. Михайловский выступил с речью на торжествах, устроенных в Златоусте в честь прибытия первого поезда из Уфы. На этом его миссия была завершена, и он вернулся в своё самарское имение.

Литературный дебют (1892 г.)

Рукопись «Несколько лет в деревне», доставленная в Москву неким приятелем Михайловского, была прочитана в дружеском кружке московских писателей на квартире Н. Н. Златовратского. Отзывы слушателей были сочувственными. Особенно ценно было одобрение идейного вождя литераторов народнического направления — Николая Константиновича Михайловского, который предложил напечатать рукопись своего тёзки и однофамильца в популярном журнале Русская мысль. Вести переговоры с автором вызвался К. М. Станюкович, который и отправился в Самарскую губернию.

В Гундуровку Станюкович приехал весной 1891 г., в разгар празднования пасхи. Сообщив Михайловскому об успехе его рукописи, он поинтересовался: «Что ещё написали?» Тогда Михайловский достал и начал читать готовые главы из повести «Детство Темы». Станюкович был в восторге, вызвался стать крёстным отцом нового литературного таланта и ввести его в писательские круги.

Станюкович явился с ещё одним предложением. Группа московских литераторов намеревалась купить у литератора Л. Е. Оболенского его захиревший журнал «Русское богатство», но не располагала наличными; Станюкович предложил Михайловскому принять участие в этом проекте и внести пай деньгами. Николай Георгиевич сумел достать денег, перезаложив своё имение[16]), и с 1 января 1892 г. «Русское богатство» перешло в руки новой редакции, причём официальной издательницей его числилась теперь Надежда Валериевна Михайловская. В первых трёх номерах обновлённого журнала напечатана была повесть «Детство Тёмы», подписанная псевдонимом «Н. Гарин». Повесть была очень благожелательно встречена и читателями, и критикой. Не меньший успех имела книга очерков «Несколько лет в деревне», печатавшаяся с марта 1892 г. из номера в номер в журнале Русская мысль. Автор сразу выдвинулся в первый ряд писателей своего времени. Однако успех не вскружил ему голову. Он не захотел встать на путь писателя-профессионала и до конца своих дней оставался «практиком этой жизни».

Бесконечные разъезды, изыскания, экспедиции оставляли ему мало времени для литературного творчества, он часто писал в дороге, урывками, «на облучке». Однако в этом была и своя положительная сторона. Именно тесная связь с жизнью питала творчество Михайловского, придавая ему неповторимое своеобразие. Значительную часть его литературного наследия составляют очерки — нескончаемый ряд художественных зарисовок из окружающей автора жизни, яркое и сочное изложение непосредственных впечатлений, нередко с публицистическими отступлениями. Беллетристический элемент более выражен в рассказах, но и здесь в основе сюжета всегда лежит какой-либо реальный факт.

Несмотря на пристрастие Михайловского к «малому жанру» очерка и рассказа, наибольшую литературную славу принесли ему не они, а цикл автобиографических повестей (составляющих, по выражению Горького, целую эпопею[17]). Уже в 1893 г. появилось продолжение «Детства Тёмы» — повесть «Гимназисты». В 1895 г. издана была третья часть — «Студенты». Над четвёртой повестью этого цикла («Инженеры») Михайловский работал с 1898 г. и до конца своих дней.

Продолжение инженерной деятельности (1891—1895 гг.)

Уже в 1891 г. Михайловский вернулся к своей любимой работе инженера, руководил работами на участке «Челябинск — Обь» Западно-Сибирской железной дороги. Всё лето он провёл на изысканиях, лишь ненадолго выезжая для обработки поисковых материалов в Челябинск (здесь размещалось управление Западно-Сибирской железной дороги и жила семья Михайловского). К этому времени относятся первые заметки Михайловского, публиковавшиеся в провинциальной прессе (о проблемах развития железнодорожного дела).

Именно Михайловский выбрал место под строительство первого железнодорожного моста через Обь. По первоначальному проекту Транссибирская магистраль должна была пересечь Обь в районе старинного села Колывань, но Михайловский выбрал другое место, несколько южнее — у села Кривощёково. Впоследствии он так объяснял своё решение:
На 160-вёрстном протяжении это единственное место, где Обь, как говорят крестьяне, в трубе. Другими словами, оба берега реки и ложе скалисты здесь. И притом это самое узкое место разлива: у Колывани, где первоначально предполагалось провести линию, разлив реки 12 верст, а здесь 400 сажен.[18]

Отдалённым последствием изменения первоначального проекта стало возникновение города Новосибирска. Строительство моста через Обь требовало множества рабочих рук, и небольшой посёлок, называвшийся в 1891 г. Новой деревней[19], стал быстро расти. В дальнейшем он получил название «Новониколаевский» (в честь царя Николая II), а в 1903 г. стал городом Ново-Николаевском (с 1926 г. — Новосибирск).

Изыскания Михайловского доказали также целесообразность обхода железнодорожной магистралью города Томска: «принимая во внимание транзитное значение Сибирской дороги, не было никаких оснований заставлять пробегать транзитные грузы лишних 120—150 верст»[20]. Кроме того, поворот на Томск привёл бы к значительному удорожанию строительства из-за неблагоприятных условий местности, а эксплуатация будущей линии была бы затруднена[21]. Министерством путей сообщения был утверждён проект Михайловского, предполагавший проведение магистрали в 85 км южнее Томска, с последующим строительством особой ветки на Томск от станции Тайга. Строительство Транссибирской магистрали в обход Томска, как ни странно, ещё и в наше время многим представляется трудноразрешимой загадкой (несмотря на несомненную экономическую целесообразность этого решения, хорошо обоснованную Михайловским).

В июле 1892 г. Михайловский получил должность заведующего изысканиями на строительстве Казано-Малмыжской железной дороги. В том же году, после успешного литературного дебюта в качестве беллетриста, Михайловский возобновил свою публицистическую кампанию в печати как специалист-инженер. Его критические заметки по разным проблемам развития в России железнодорожного дела печатались, под разными псевдонимами, в журналах и газетах не только столичных, но и провинциальных (например, в «Волжском вестнике» и «Ирбитском ярмарочном листке»). Особо настойчиво Михайловский пропагандировал идею строительства дешёвых узкоколейных железных дорог.

В министерских кругах публицистическая деятельность Михайловского встречена была резко отрицательно и принесла ему уничижительное прозвище «узкоколейщика». Дело дошло наконец до того, что министр путей сообщения потребовал от Михайловского прекращения выступлений в печати. Не считая возможным подчиниться, он подал в отставку (1894 г.), но без работы не остался и в дальнейшем проводил изыскания по поручениям земств (Казанского, Вятского, Костромского, Волынского). В свободное от изысканий время Михайловский жил в Самаре. Здесь в 1895 г. он познакомился с Горьким[22].

Начальник строительства Кротовско-Сергиевской железной дороги (1895—1897)

Михайловский был инициатором, идеологом, организатором и строителем в Самарской губернии ответвления Самаро-Златоустовской железной дороги «Кротовка-Сергиевск», где впервые в России была использована дешевая узкая колея. Непростая история борьбы за воплощение этого проекта в жизнь дала богатый материал для написанной вскоре книги очерков «В сутолоке провинциальной жизни»[23].

Строительство Кротовско-Сергиевской железной дороги началось в сентябре 1895 г. (сообщение о начале строительства «на днях» помещено в газете «Самарские вести» от 1 сентября 1895 г.). Михайловский, впервые в своей жизни ставший руководителем такого большого дела, ввёл на строительстве небывалые порядки: выборность администрации, коллегиальность в принятии решений, общественный контроль за финансами. Его административные принципы ярко выражены в одном из служебных циркуляров:
Чтобы дорога эта вышла действительно дешевой, необходимо прежде всего, чтобы и мысли не могло быть о каких бы то ни было злоупотреблениях. <…> Отстранив от себя денежную часть, я поручил все эти дела комиссии из выбранных лиц, которая во всех своих действиях отчитывается перед учреждённым мною общим собранием всех техников вверенной мне дороги. Я считаю себя вправе требовать и от своих сотрудников, в ведении которых находятся денежные дела, такого же отношения к делу. С этой, главным образом, целью в распоряжение их предоставлен штат молодых людей, студентов, людей вполне надёжных, при помощи и участии которых во всех денежных делах является полная возможность как осветить для всех истинное положение данного дела, так и гарантировать лично себя от каких бы то ни было нареканий[24]

Общественный контроль принёс свои плоды: когда один из инженеров завёз на линию гнилой материал для шпал и нажился на этом, был проведён своего рода суд чести, и негодяй лишился места[25].

Строительство самой дороги завершено было очень быстро, уже ближайшей зимой, но тут Михайловского поджидал серьёзный удар с неожиданной стороны. Правление Самаро-Златоустовской железной дороги категорически отказалось признать «облегчённые условия» в отношении вспомогательных служб, ранее утверждённые в Петербурге всеми инстанциями (предполагалось, например, отказаться от сложного и дорогого станционного штата; предполагалось не строить на переездах сторожевые будки, ограничившись предупредительными надписями «берегись поезда» и т. д.). Результатом было вынужденное возвращение на вновь построенной узкоколейной дороге к общепринятым эксплуатационным нормам ширококолейных дорог. Это вызвало громадный перерасход в 240 тысяч рублей против первоначальной сметы и удлинение строительства на целый год[26]. В Министерстве путей сообщения Михайловскому прямо говорили, что он «провалил дело»[26].

Кругосветное путешествие (июль — декабрь 1898 г.)

После завершения всех дел, связанных со строительством Кротовско-Сергиевской железной дороги (введена в эксплуатацию 16 августа 1897 г.), Михайловский задумал совершить «для отдохновения» кругосветное путешествие. Однако в последний момент он получил от Петербургского географического общества предложение присоединиться к северокорейской экспедиции А. И. Звегинцева.

Планы и замыслы (июнь 1898 г.)

Корея в XIX в. географически изучалась очень слабо, а северная её часть, пограничная с Маньчжурией, долгое время вообще была недоступна для европейских исследователей. Начиная с XVII века вся пограничная полоса, с целью прекращения сношений иностранцев с корейским населением и для защиты от проникновения чужестранцев в пределы корейского государства, была умышленно оставлена безлюдной и охранялась системой крепостей и кордонов. Почти до самого конца XIX в. (точнее, до русской экспедиции Стрельбицкого 1895—1896 гг.) даже о вулкане Пектусан, высочайшей горе этой части Восточной Азии, существовали лишь легендарные сведения. Отсутствовали достоверные сведения об истоках, направлении течения и режиме трёх крупнейших рек этой территории — Туманганга, Амнокганга и Сунгари.

Экспедиция Звегинцева имела своей главной задачей исследование сухопутных и водных путей сообщения вдоль северной границы Кореи и далее, по восточному побережью Ляодунского полуострова, до Порт-Артура. Михайловский согласился принять участие в экспедиции Звегинцева, которая стала для него составной частью кругосветного путешествия.

По России (июль-август 1898 г.)

Для работы в Северокорейской экспедиции Михайловский пригласил людей, известных ему по работе инженера-изыскателя: молодого техника Н. Е. Борминского и опытного десятника И. А. Пичникова[27].

9 июля 1898 г. Михайловский и его спутники прибыли с петербургским курьерским поездом в Москву и в тот же день с прямым сибирским поездом выехали из Москвы. В то время ещё продолжалось строительство Транссибирской магистрали. Были построены и введены в эксплуатацию участки от Москвы до Иркутска и от Владивостока до Хабаровска. Однако не были ещё построены средние звенья пути между Иркутском и Хабаровском: Кругобайкальская линия от Иркутска до Мысовой, на восточном берегу озера Байкал; Забайкальская линия от Мысовой до Сретенска; Амурская линия от Сретенска до Хабаровска. На этом отрезке пути Михайловскому и его спутникам пришлось испытать на себе ненадежность сообщений на лошадях и по воде. Путь от Москвы до Иркутска, протяжением более 5 тыс. км, занял 12 дней, участок же от Иркутска до Хабаровска длиной около 3,5 тыс. км, пройденный на лошадях и по воде, занял ровно месяц. Путешественники постоянно сталкивались с недостатком казенных лошадей для перевозки пассажиров и грузов, почтовые станции были не в состоянии «удовлетворить и третьей части предъявляемых к ним требований». Плата за наем «вольных» лошадей достигала баснословной цены: 10-15 рублей за прогон в 20 верст, то есть в 50 с лишним раз дороже стоимости проезда по железной дороге. Между Сретенском и Хабаровском было пароходное сообщение, но из 16 дней, затраченных путешественниками на путь по Шилке и Амуру, около половины было проведено в стоянии на мелях и в ожиданиях при пересадках. В результате весь путь от Петербурга до Владивостока занял 52 дня (8 июля — 29 августа 1898 г.) и обошёлся, при всех лишениях путешественников, почти в тысячу рублей на человека, то есть был более долгим, да ещё и в два раза дороже, чем если бы ехать во Владивосток кружным путём по морю.

По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову (сентябрь-октябрь 1898 г.)

3 сентября 1898 г. участники экспедиции доставлены были пароходом из Владивостока в бухту Посьета, затем прошли на лошадях 12 вёрст до Новокиевска, который был начальным пунктом Северокорейской экспедиции. Здесь сформированы были отдельные партии[28].

Партия, возглавляемая непосредственно Михайловским, должна была исследовать устье и верховья реки Туманганг, район вулкана Пектусан и верховья реки Амнокганг. Затем партия Михайловского должна была идти в Капсан, где планировалось соединение с партией начальника экспедиции Звегинцева.

Под началом Михайловского, кроме техника Борминского и десятника Пичникова, было ещё трое отставных русских солдат[29] — людей бывалых и умевших хорошо обращаться с оружием, что очень пригодилось бы в случае столкновения с китайскими разбойниками — хунхузами, шайки которых попадались в то время вдоль всей корейско-китайской границы. При партии Михайловского были также переводчики с корейского и с китайского: русский кореец П. Н. Ким, учитель по специальности, и некий подданный Китая, которого русские звали Василием Васильевичем[30]. В дальнейшем, на всём протяжении пути, Михайловский время от времени нанимал местных корейцев (как правило, в качестве проводников). В начале путешествия партия Михайловского имела 13 лошадей, 8 верховых и 5 вьючных. Багаж, включавший запасы провианта, в начале путешествия был настолько велик, что для его перевозки понадобилось ещё и три арбы с быками[31].

Организационные неурядицы и проливные дожди несколько задержали выступление из Новокиевска (10 сентября 1898 г.). По берегу залива Посьета экспедиция двинулась к Красному селу — последнему населённому пункту на русской территории.

14 сентября 1898 г. партия Михайловского на пароме переправилась у Красного села через Туманганг. Исследования в устье и нижнем течении этой реки показали полную невозможность судоходства из-за маловодности и большого количества кочующих мелей. Затем Михайловский кратчайшим путём направился по корейской территории к верховьям Туманганга. Путь пролегал по гористой местности с тесными долинами, в которых часто попадались корейские деревеньки. 22 сентября партия достигла городка Мусан. Отсюда путь шёл вдоль верхнего течения Туманганга, который здесь имел характер типичной горной речки. 28 сентября, когда начались уже ночные заморозки, путешественники впервые увидели вулкан Пектусан. 29 сентября найден был исток Туманганга, который «исчез в маленьком овраге» около маленького озера Понга. Это озеро, вместе с прилегающей болотистой местностью, и признаны были Михайловским истоками реки.

Район Пектусана является водоразделом трёх больших рек: Туманганга, Амнокганга и Сунгари. Корейцы-проводники утверждали, что Туманганг и Амнокганг берут начало в озере, расположенном в кратере Пектусана (хотя и признавались, что лично этих истоков никто из них не видел). 30 сентября путешественники достигли подножия Пектусана, разделились на две группы и приступили к исследованиям[32]. Сам Михайловский, в сопровождении двух корейцев, переводчика Кима и проводника, должен был, поднявшись на вершину Пектусана, обойти её до предполагаемых истоков Амнокганга и Сунгари.

Поднявшись на Пектусан, Михайловский некоторое время любовался расположенным в его кратере озером и стал свидетелем эпизода выброса вулканических газов[33]. Обходя кратер по периметру, что было небезопасно из-за каменистых круч, Михайловский выяснил, что рассказ проводников об озере как общем истоке трёх рек является легендой. Непосредственно из расположенного в кратере озера никакой водный поток не истекал. Зато на северо-восточном склоне Пектусана Михайловский обнаружил два истока некой реки (как выяснилось чуть позже, это были истоки одного из притоков Сунгари). Для этих двух истоков Михайловский счёл непосредственное сообщение с Пектусанским озером вполне возможным, допуская, что вода промыла ход из озера сквозь толщу скал[34]. В последующие дни были найдены ещё три истока притока Сунгари[35].

Тем временем сотрудники Михайловского во главе с техником Борминским выполнили самую трудную и опасную часть работы: спустились в кратер к озеру с инструментами и разборной лодкой, засняли контур озера, спустили лодку на озеро, замерили глубины, которые оказались исключительно большими уже близ берега[36]. Выбраться из кратера оказалось непросто, лодку и тяжёлые инструменты пришлось бросить. Ближайшую ночь путешественникам пришлось провести у Пектусана под открытым небом, с реальной опасностью для здоровья и даже для жизни из-за похолодания и разыгравшейся непогоды. Однако всё обошлось благополучно.

Партия Михайловского продолжала исследования на Пектусане до 3 октября; весь этот день Михайловский и Борминский провели в бесплодных поисках истоков Амнокганга. Вечером один из проводников-корейцев сообщил, что эта река берёт начало у горы Малый Пектусан (который находился примерно в пяти верстах от Большого)[37].

От Пектусана партия Михайловского направилась на запад по китайской территории, через район притоков Сунгари — места сказочно красивые, но чрезвычайно опасные из-за возможности нападения хунхузов (у встретившихся местных китайцев переводчик партии узнал, что до 40 хунхузов выслеживают партию Михайловского с того времени, как она вышла из Мусана). (с. 239)

Вечером 4 октября путешественники достигли деревни Шанданьон, населённой преимущественно корейцами (китайское её название Шадарен). Жители, никогда прежде не видевшие европейцев, радушно их встретили и отвели для ночлега лучшую фанзу. Ночью 5 октября, в начале пятого часа, Михайловский и его товарищи проснулись от треска выстрелов: фанзу обстреливали засевшие в лесу хунхузы. Соседняя фанза горела, оставленные на открытом пространстве лошади были под огнём. Дождавшись рассвета, русские перебежали под выстрелами в близлежащий овражек, залегли там и открыли ответный огонь. Очень быстро выстрелы из леса прекратились, хунхузы отошли. Из русских никто не пострадал, но получил смертельное ранение в пах кореец, хозяин фанзы; пропал один кореец-проводник; из лошадей две были убиты, две — ранены. Поскольку лошадей осталось мало, пришлось бросить почти весь багаж (Михайловский особенно сожалел о потере «великолепных постелей»).

В этот день путешественники, чтобы оторваться от возможного преследования, сделали рекордный 19-часовой переход, прошли около 50 вёрст и к 3 часам ночи 6 октября, уже шатаясь от усталости, достигли одного из притоков Амнокганга. Дальнейший путь был уже менее опасен. 7 октября путешественники вышли к Амнокгангу в 9 верстах от китайского города Маоэршань (Линьцзян).

Здесь Михайловский принял окончательное решение отказаться от продолжения путешествия на лошадях. Нанята была большая плоскодонная лодка — «старое гнилое судёнышко» в пять сажен длины, с экипажем из 4-х китайцев[38]. Из корейской деревни Таянсхан Михайловский послал начальнику экспедиции Звегинцеву письмо, где подвёл предварительные итоги работы вверенной ему партии, рассказал о нападении хунхузов и объяснил причину изменения маршрута:
К Вам в Капсан не иду — 240 вёрст, когда впереди такое ещё путешествие, на измученных лошадях нельзя делать. Провизия наша вся вышла, питаемся корейской пищей и спим без кроватей и постелей на полу корейских фанз. Мало спим…[39].

9 октября началось путешествие вниз по реке. Из-за наступивших холодов, дождей и ветра снова пришлось терпеть лишения. Большую опасность представляли многочисленные перекаты, крупнейший из которых Михайловский описывает как «ревущий водопад»[40], но все они благодаря искусству кормчего-китайца пройдены были успешно. 18 октября путешественники достигли Ыйчжу, корейского города в 60 км выше устья Амнокганга, и здесь простились с Кореей.

Несмотря на бедность населения и чудовищную социально-экономическую отсталость страны, Михайловскому она понравилась; в своих записках он высоко оценивает интеллектуальные и моральные качества корейского народа. За всё время путешествия не было ни одного случая, чтобы кореец не сдержал своего слова или солгал. Повсюду экспедиция встречала к себе самое тёплое и радушное отношение.

Вечером 18 октября пройден был последний участок пути вниз по Амнокгангу, до китайского порта Сахоу (ныне Аньдун). Далее путь пролегал уже по восточному побережью Ляодунского полуострова и был пройден в китайской двуколке. Характер местности был уже совсем иной. Горы отодвинулись к западу, и вся полоса побережья длиной около 300 верст и шириной от 10 до 30 верст представляла собой слегка всхолмлённую равнину, плотно заселённую китайскими крестьянами. Вечером 25 октября путешественники достигли первого населённого пункта на Ляодунском полуострове, занятого русскими — Бицзыво; ещё через двое суток они были в Порт-Артуре.

Всего по Корее и Маньчжурии Михайловским было пройдено около 1600 км, в том числе около 900 км верхом, до 400 км в лодке по Амнокгангу и до 300 км на китайской повозке-двуколке по Ляодунскому полуострову. Этот путь занял 45 дней. В среднем экспедиция делала в день 35,5 км. Производились маршрутная съемка местности, барометрическая нивелировка, астрономические наблюдения и другие работы, послужившие основанием для составления подробной карты маршрута. Михайловский вёл дневник и технический журнал экспедиции. Кроме того, им было записано до 100 корейских сказок, легенд и мифов.

Завершающая фаза путешествия: Шанхай, Япония, через Тихий океан в США, через Атлантический океан в Европу (ноябрь-декабрь 1898 г.)

Из Порт-Артура Михайловский 31 октября отплыл через Чифу в Шанхай, где провёл пять дней (4-8 ноября). Воспользовавшись любезностью начальника русской почтовой конторы, предложившего свои услуги в качестве сопровождающего, Михайловский смог ознакомиться с жизнью разных частей этого необычного города, «китайской» и «европейской». В Шанхае Михайловский решил транспортную проблему всей оставшейся части кругосветного путешествия, купив билет на океанский пароход «Gaelig», причём «с платой до Парижа, в том числе и по железным дорогам, за пятьсот рублей в первом классе»[41].

9 (21) ноября началось путешествие на океанском пароходе, который дважды заходил в японские порты (11 ноября — Нагасаки, с 14 по 18 ноября — Иокогама). В Иокогаме Михайловский не только любовался Фудзиямой и скупал безделушки, подобно большинству туристов, но и хорошо познакомился с жизнью города. Он ездил по японской железной дороге (которая оказалась дешёвой узкоколейной), наблюдал из окна вагона поля японских крестьян «с игрушечными участками, с поразительной обработкой этих участков»[42]. Его зоркий взгляд замечал всё: «электрическое освещение, прекрасно шоссированные дороги, прекрасный коммерческий и военный порт, множество фабричных труб, торчащих на горизонте»[42]. Он был «на заводах и в мастерских железных дорог и уже как специалист мог убедиться в поразительной настойчивости и самобытной талантливости японских техников и мастеров. Как рационально приспособились они ко всему своему железнодорожному делу, на какую коммерческую ногу поставили его»[43].

В опубликованных записках Михайловского о кругосветном путешествии последняя особо отмеченная дата — 18 ноября (день отплытия из Иокогамы); затем даты исчезают (возможно, это связано с однообразием жизни на пароходе посреди Тихого океана). Во время однодневной стоянки на Гавайях, в порту Гонолулу, Михайловский осмотрел город, посетил местный музей, ездил за город любоваться буйной тропической растительностью.

Конечным пунктом путешествия через Тихий океан был Сан-Франциско, где молодой американец Фрезер, с которым Михайловский свёл дружбу ещё на пароходе, оказал ему содействие в знакомстве с жизнью города. Специально для Михайловского Фрезер организовал две экскурсии: в ювелирный магазин (где можно было видеть драгоценности общей стоимостью в 3 миллиона долларов) и в один из банков (с демонстрацией здания, внутренних помещений и многочисленных технических средств для поддержания режима безопасности).

Особый интерес вызвало у Михайловского посещение американской фермы, поскольку сам он был землевладельцем и занимался разного рода сельскохозяйственными экспериментами.

Затем Михайловский пересёк на поезде весь Североамериконский континент. В Чикаго, пока менялись поезда, Михайловский успел осмотреть знаменитые бойни. В Нью-Йорке Михайловский не захотел задержаться и на английском пароходе «Лузитания», на тот момент самом большом в мире, через Атлантический океан отправился в Англию.

Путешествие через Атлантику совпало по времени с обсуждением Фашодского инцидента. Англия и Франция оказались на грани войны. Пассажирами «Лузитании» были преимущественно англичане. Впечатление от этого общества было тяжелое. Михайловский вынужден был выслушивать их бесконечные разговоры о необходимости войны, о превосходстве англосаксов над всеми другими нациями и о предстоящем переделе мира в их пользу.
Всё это общество, несмотря на то, что между ними были и учёные и люди пера, производило сильное впечатление самодовольства до пошлости, чем-то обиженных людей. Это были хозяева, ни на одно мгновенье не забывающие, что всё это, начиная с парохода, кончая последней безделушкой — их, принадлежит им, и им не надо итти ни к кому и ни у кого ничего не надо просить—всё лучшее в мире у них[44].

Под тяжёлым впечатлением от этих встреч, чтобы больше не слышать «диких воплей этих пожелавших крови и смерти людей»[44], Михайловский изменил свой первоначальный план задержаться в Лондоне. Он пересёк Ла-Манш н отправился в Париж, но не задержался и здесь.
Старый буржуазный строй отживает, и нигде это умирание, разложение заживо не чувствуется так, как в Париже.

Михайловский торопился домой, в Россию.

Итоги путешествия (география, литература, фольклористика)

Научные результаты своих наблюдений и исследований в Корее и Маньчжурии, давших ценные географические сведения о малоизведанных территориях, в особенности о районе Пектусана, Михайловский опубликовал в специальных изданиях: «Отчёты членов осенней экспедиции 1898 года в Северной Корее» (1898) и в «Трудах осенней экспедиции 1898 года» (1901). Кроме того, на основе дневниковых записей написана была целая книга о путешествии (публиковалась первоначально в виде отдельных очерков под общим названием «Карандашом с натуры» в девяти номерах научно-популярного журнала «Мир Божий» за 1899 год).

За время путешествия Михайловским было записано до 100 корейских сказок, но одна тетрадь с записями была потеряна в пути, поэтому число сказок сократилось до 64. Впервые они были изданы, вместе с первым отдельным изданием книги записок о путешествии, в 1903 г. Записи Михайловского оказались самым значительным вкладом в корейскую фольклористику: ранее были изданы лишь 2 сказки на русском языке и семь сказок на английском языке[45]. В предисловии Михайловский утверждает, что собственная роль его сводилась к фиксации текста со слов переводчика: «я быстро, фраза за фразой, записывал, стараясь сохранить простоту речи, никогда не прибавляя ничего своего»[46]. Однако некоторые места опубликованного текста со всей очевидностью указывают на литературную обработку, произведённую писателем. Имеется, например, такой пассаж:
Молодой месяц светил в далёком небе. Но темно было, и нежный Скорпион, как бриллиантами, горел вокруг месяца своими звёздами и всё глубже, казалось, проникал в синеву тёмного неба. Мрачно и одиноко стоял белый Пектусан и далеко в небо ушёл своей вершиной[47].

К счастью, примеры столь очевидного писательского вторжения в текст фольклорных записей единичны. Но Михайловский, судя по всему, систематически использовал ещё и такой глубоко порочный с точки зрения научной фольклористики приём, как составление сводного текста из версий разных рассказчиков[48].

Иногда Михайловский-фольклорист производил сокращения, обусловленные господствовавшими в его время и вполне им разделявшимися представлениями о приличиях: «Из трёх сказок одну, по совершенной её нецензурности, пришлось не записать, а в одной, относительно верной жены, пришлось опустить по той же причине несколько сильных и злоостроумных мест»[49]. Михайловский не может удержаться даже от совершенно пуританского замечания по поводу корейцев-рассказчиков: «А на вид, когда они сидели в моей комнате, это были такие почтенные люди»[50].

В конце путешествия Михайловский так пропитался духом корейского народного творчества, что и сам смог выступить в роли корейского сказочника, причём первым слушателем новой, сочинённой им на ходу сказки был кореец-проводник.
Когда Оконшанте создал землю, то ко всякому государству послал особого старца-покровителя. Послал и в Корею, наделив старца всеми богатствами: пашней, лесом, золотом, серебром, красной медью, железом, углем. Все это старец уложил в мешок и пошёл. Шел, шёл, устал и остановился на ночлег в Маньчжурии. Предложили ему маньчжуры своей сули, соблазнился старец и думает: на ночь выпью, а до завтра просплюсь. Не знал он, что китайская водка такая, что стоит на другой день хлебнуть воды, как опять пьян станет человек. Вот проснулся старик на другой день, глотнул ключевой воды и пошёл своей дорогой. Пошёл и охмелел,— так и шёл весь день пьяный. Перебрел через какую-то речку, и показалось ему, что перешёл он Амноку, и стал он разбрасывать повсюду пашни, леса, золото, серебро, медь, железо, уголь. Когда пришёл к Амноке, остались у него только горы да разная мелочь от всех прежних богатств. Так и осталась Корея ни с чем, а хуже всего то, что диплом на корейское счастье охмелевший старик оставил тоже у китайцев.
Кореец слушает меня, удрученно качает головой и что-то говорит. П. Н. переводит: — Говорит: все так и было. — Скажите ему, что не было, потому что я сам это выдумал. — Сказал, только он не верит: говорит, что больше похоже на правду, чем на выдумку. Говорит, что у них считают, что корейское счастье всё попало к китайцам[51].

Встреча с царской семьёй

Сделавшись известным в столичном обществе не только как литератор, но и как путешественник, Михайловский получил приглашение в царский дворец. Последовала встреча с царской семьёй, точная дата которой до настоящего времени не установлена. Сохранилось два мемуарных свидетельства, записанные по рассказам Михайловского: А.М. Горького и М.К. Куприной-Иорданской. Согласно версии Горького, Михайловский официально «был приглашен в Аничков дворец к вдовствующей царице»[52]. Однако на встрече присутствовали Николай II и его супруга Александра Фёдоровна (последняя – в сопровождении неких придворных дам)[53].

Свидетельство Горького, записанное лишь в 1927 г., всё-таки сохраняет отголоски ещё не остывших эмоций Михайловского, излившихся, видимо, при первой же встрече с Горьким после возвращения из дворца.
— Это провинциалы! — недоумённо пожимая плечами, говорил Гарин после приёма во дворце.
И рассказал о своём визите приблизительно так:
— Не скрою: я шёл к ним очень подтянувшись и даже несколько робея. Личное знакомство с царём ста тридцати миллионов народа — это не совсем обыкновенное знакомство. Невольно думалось: такой человек должен что-то значить, должен импонировать. И вдруг: сидит симпатичный пехотный офицер, курит, мило улыбается, изредка ставит вопросы, но всё не о том, что должно бы интересовать царя, в царствование которого построен действительно великий Сибирский путь и Россия выезжает на берега Тихого океана, где её встречают вовсе не друзья и — не радостно. Может быть, я рассуждаю наивно, царь не должен беседовать о таких вопросах с маленьким человеком? Но тогда — зачем же звать его к себе? А если позвал, то умей отнестись серьёзно и не спрашивай: любят ли нас корейцы? Что ответишь? Я тоже спросил и неудачно: «Вы кого подразумеваете?» Забыл, что меня предупредили: спрашивать я не могу, должен только отвечать. Но ведь как же не спросить, если сам он спрашивает и скупо и глупо, а дамы — молчат? Старая царица удивлённо поднимает то одну, то другую бровь. Молодая, рядом с ней, точно компаньонка, сидит в застывшей позе, глаза каменные, лицо — обиженное. <…> В общем было очень скучно.[54].

Известие Куприной-Иорданской, слушавшей рассказы Михайловского летом 1903 г., уже не имеет столь яркой эмоциональной окраски, зато гораздо более подробно и насыщено деталями. Михайловский полагал, что царь ждёт его для делового доклада, тщательно готовился к встрече и принёс во дворец портфель, туго набитый планами и чертежами. Однако, начав беседу в тоне чисто деловом, Михайловский быстро сообразил, что «деловая сторона решительно никого не интересует», и перешел к рассказам о дорожных приключениях (причём царь проявил некоторый интерес к личности техника Н.Е. Борминского, изображённого Михайловским в качестве страстного охотника и превосходного стрелка, немало способствовавшего отражению атаки хунхузов)[55].

Через несколько дней Борминский и Михайловский получили уведомления о награждениях орденами. Однако Михайловский, согласно воспоминаниям Горького, своего ордена «не получил, потому что вскоре был административно выслан из Петербурга за то, что вместе с другими литераторами подписал протест против избиения студентов и публики, демонстрировавшей у Казанского собора»[56] (речь идёт о событиях 4 марта 1901 г.). Куприна-Иорданская добавляет, что Михайловский был не просто выслан из Петербурга, но ещё и «отдан под надзор полиции»[57].

Последние месяцы

В сентябре 1906 г., вернувшись из Маньчжурии, Михайловский обосновался в Петербурге. Активно участвовал в литературной и общественной жизни столицы. Входил в редакцию большевистского журнала «Вестник жизни», в котором сотрудничал вместе с А. В. Луначарским, В. В. Воровским, В. Д. Бонч-Бруевичем. Скоропостижно скончался 10 (27) декабря 1906 г. от паралича сердца во время заседания редакции, где в тот день читался и обсуждался его драматический этюд «Подростки».

Похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Инженерно-строительная деятельность

В 1891 Гарин-Михайловский руководил изыскательской партией, выбиравшей место для строительства железнодорожного моста через Обь для Транссибирской магистрали, и именно он отклонил вариант возведения этого сооружения в районе Томска. Это решение впоследствии привело к выбору участка на территории будущего Новосибирска и сыграло важную роль не только в развитии города, но и в его создании.

Существует легенда, что на одном из участков строительства железной дороги инженеры столкнулись со следующей проблемой: необходимо было обогнуть крупный холм или утёс, выбрав для этого наиболее короткую траекторию (ведь стоимость каждого метра железной дороги была очень высокой). Гарин-Михайловский потратил день на размышления и затем дал указания прокладывать дорогу вдоль одного из подножий холма. Когда его спросили, чем обусловлен выбор, Гарин-Михайловский ответил, что весь день наблюдал за птицами — вернее, за тем, какой дорогой они облетали холм. Он посчитал, что они летят более коротким путем, экономя усилия, и решил воспользоваться их маршрутом. Впоследствии точные расчеты, основанные на космической съёмке, показали, что решение Гарина-Михайловского, принятое по наблюдению за птицами, было верным.

Весной 1903 года в Кастрополь прибыла изыскательная партия, возглавляемая Н. Г. Гариным-Михайловским, по строительству южнобережной электрической железной дороги связывавшей бы Ялту с Севастополем. За 8 месяцев были рассмотрены 22 варианта трассы, но смерть Гарина-Михайловского помешала постройке дороги. Его изыскания были использованы при строительстве междугородной троллейбусной трассы Симферополь-Алушта-Ялта.

Литературная деятельность

На литературное поприще выступил в 1892 имевшей успех повестью «Детство Тёмы» («Русское богатство») и рассказом «Несколько лет в деревне» («Русская мысль»). В «Русском богатстве» он напечатал затем «Гимназисты» (продолжение «Детства Тёмы»), «Студенты» (продолжение «Гимназистов»). Последняя часть тетралогии — «Инженеры» была опубликована в 1907. «Деревенские панорамы» и др. рассказы вышли отдельно под заглавием «Очерки и рассказы» (Петербург, 1893—1895); отдельно изданы также «Гимназисты» (Петербург, 1895). Как специалист-инженер, Николай Георгиевич горячо отстаивал в «Новом времени», «Русской жизни» и др. изданиях постройку дешёвых железных дорог.

Путешествовал по Дальнему Востоку, оставил путевые заметки «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» (1899), «Корейские сказки» (изд. 1899).

Общественная позиция

По свойству своей натуры Михайловский был прирождённым полемистом:
Разве в том дело, чтобы пройти в жизни так, чтобы никого не задеть? Не в этом счастье. Задеть, сломать, ломать, чтоб жизнь кипела. Я не боюсь никаких обвинений, но во сто раз больше смерти боюсь бесцветности[58].

Жизнь в деревне и тесное общение с крестьянами в 1883—1886 гг. привели Михайловского к глубокому пониманию проблем деревни и к идеологическому разрыву с народничеством. Михайловский ясно осознавал, что восхваляемая народниками община является реликтом крепостничества и главным тормозом развития страны.

Свои взгляды Михайловский выражал не только в публицистике, но и в художественной форме: рассказ «Волк», основанный на реальной истории, показывает безысходность положения и гибель талантливого крестьянина, не сумевшего выйти из общины. Одна из главок рассказа представляет собой острую сатиру на редакцию народнического журнала: главный герой, явившийся туда со своей рукописью, не встречает ни сочувствия, ни понимания.

Михайловский неоднократно высказывал своё возмущение интеллектуальным убожеством народнической публицистики. После появления в «Русском богатстве» очередной нелепой статьи экономиста-статистика Карышева, выступавшего за сохранение общины, Михайловский написал одному из ведущих сотрудников журнала письмо (26 сентября 1894 г.) с очень резкой характеристикой Карышева:
… ограниченный народник со всем бессилием и слабостью мысли народника. Наивен так, что стыдно читать. Не тот путь и не так налаживается эта громадная махина нашей жизни <…> Пьяная, узкая голова Карышева поймёт ли, что дело в обесцененьи труда, в связанных руках, в подневольной общине и в подневольном труде, в той каторге, в которой изнывает Россия?![59]

В том же году Михайловский обратил внимание на книгу «легального марксиста» П. Б. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», широко обсуждавшуюся в провинции[60]. В дальнейшем Михайловский активно сотрудничал в органах прессы, в той или иной мере причастных к марксизму, больше всего в журнале «Мир Божий». В 1896 г. он стал одним из основателей газеты «Самарский вестник», которая первой в России приобрела промарксистскую направленность. В дальнейшем Михайловский поддерживал эту провинциальную газету своими материалами, благодаря чему тираж её резко вырос.

Некоторое время Михайловский продолжал сотрудничать с народническим «Русским богатством», избегая открытого конфликта со своим однофамильцем Н. К. Михайловским, стоявшим во главе этого журнала, и печатая свои «антинароднические» вещи в других изданиях. Разрыв всё-таки произошёл в 1897 г., но на почве чисто литературной — после отклонения редакцией драмы «Орхидея».

После личного знакомства с американским фермерским хозяйством (во время кругосветного путешествия 1898 года) взгляды Михайловского ещё более укрепились и в очередной раз высказаны были печатно:
Следует признать за крестьянами такое же право выбирать себе любой вид труда, каким пользуется и пишущий эти строки. В этом только залог успеха, залог прогресса. Всё остальное — застой, где нет места живой душе, где тина и горькое непросыпное пьянство всё того же раба, с той только разницей, что цепь прикована уже не к барину, а к земле. Но прикована всё тем же барином во имя красивых звуков, манящих к себе идеалиста-барина, совершенно не знающего и не желающего знать, а следовательно и не могущего постигнуть весь размер проистекающего от этого зла[61].

Знакомство и общение с Горьким, который увлекался марксизмом и был лично знаком с крупнейшими деятелями РСДРП, способствовало радикализации политических взглядов Михайловского. Во время революции 1905 г. он уже стоял на политической платформе РСДРП (см. биографию).

Примечания

1. Ныне г. Сибиу в Румынии.
2. Соколовский М. К. Исторический очерк 10-13 Уланского Одесского полка. [Б. М.] 1912. — С. 207. Очень яркое описание этого боя, из числа лучших страниц русской батальной прозы, находим в автобиографической повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы» (рассказ отца).
3. Быков П. В. Критико-библиографический очерк // Гарин Н. Полное собрание сочинений в 8-ми томах. Пг., 1916. — Том 1. — С. 8.
4. ЦГИА, ф. 929, оп. 19, № 1020, с. 113 (ссылка приведена в комментариях к изданию: Гарин-Михайловский Н. Г. Очерки. Рассказы. Письма. М.: Советская Россия, 1986. — С. 381). Вопреки указанию данного документа, в автобиографической повести «Детство Тёмы» отец главного героя — генерал
5. В автобиографической повести «Студенты» фигурирует безымянный старый профессор. В его образе, однако, легко угадывается исторический П. Г. Редкин, профессор кафедры Энциклопедии и истории философии права в Петербургском университете. Фамилия профессора прямо названа Михайловским в позднейшей автобиографической повести «Инженеры».
6. Герой автобиографической повести «Студенты» говорит: «…чем быть плохим юристом, я лучше буду хорошим ремесленником: буду практиком этой жизни».
7. В неоконченной автобиографической повести «Вариант» (1888 г.) сообщается, что главный герой (то есть сам автор, изобразивший здесь самого себя под именем Кольцова) «никогда не любил теорию и, будучи ещё студентом, принадлежал к партии так называемых „облыжных“ студентов, то есть таких, для которых вся наука сводилась к экзаменам. Выдержал экзамен, и долой весь лишний хлам из головы» (Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. М. 1957. — Т. 3. — С. 163). См. также более поздний (1897 г.), основанный на воспоминаниях молодости очерк из жизни студентов «Весёлые люди» (Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. М. 1957. — Т. 4. — С. 121—138).
8. Интересные сведения об этом эпизоде см. в автобиографической повести «Студенты»
9. Много лет спустя Михайловский подробно и красочно описал свои тогдашние впечатления в очерке «На практике» (Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. М. 1957. — Т. 4. — С. 570—591).
10. Невеста была дочерью минского губернатора (Муратов А. «Он был поэтом труда…» // Гарин-Михайловский Н. Г. Избранные произведения. Л., 1986. — С. 5). Грубую ошибку памяти представляет собой сообщение Горького в воспоминаниях о Михайловском: «Первым браком он был женат на богатой женщине, кажется, дочери генерала Черевина, личного друга Александра Третьего». Михайловский был женат только один раз, брак был счастливым, и жена на много лет пережила мужа. При желании Горький мог получить нужные ему сведения непосредственно от Надежды Валериевны Михайловской (в девичестве Чарыковой)
11. Гарин Н. Из дневников кругосветного путешествия (по Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову). М. 1949. — С. 215.
12. Там же, с. 216.
13. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. М. 1957. — Т. 3. — С. 18 («Несколько лет в деревне», глава II).
14. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. М. 1957. — Т. 4. — С. 333 («В сутолоке провинциальной жизни», глава VI).
15. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. М. 1957. — Т. 3. — С. 22 («Несколько лет в деревне», глава III).
16. Переписка, раскрывающая роль супругов Михайловских в истории журнала «Русское богатство», опубликована в кн.: Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1973 год. — Л., 1976. — С. 9-12.
17. Горький М. О Гарине-Михайловском
18. Из дневников кругосветного путешествия: Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С.
19. Проезжая летом 1898 г. по Транссибирской магистрали, Михайловский отметил: «Я с удовольствием смотрю и на то, как разросся на той стороне бывший в 1891 году поселок, называвшийся Новой деревней. Теперь это уже целый городок» (Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С.).
20. Из дневников кругосветного путешествия
21. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 382, прим. 3.
22. Через 32 года, в 1927 г., Горький описал свою первую встречу с Михайловским на квартире самарского судебного следователя Я. Л. Тейтеля. Однако, по свидетельству самого Михайловского, первая встреча с Горьким произошла на квартире некоего фотографа-хохла (книга очерков «В сутолоке провинциальной жизни», гл. IV). Горький выведен здесь как «самоучка из босяков», который, по словам хозяина квартиры, пишет в местной газете «хорошенькие такие рассказы… Ему предсказывают большую будущность». В той же самой главе впервые появляется и Я. Л. Тейтель, выведенный под именем Якова Львовича Абрамсона. Ошибка Горького легко объясняется тем, что в дальнейшем он многократно встречался с Михайловским на квартире Я. Л. Тейтеля.
23. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 4. М. 1958. — С. 286—505 (главы XVIII, XXI, XXIII—XXXI).
24. Первая публикация в «Самарской газете», перепечатано в газете «Нижегородский листок», № 204, 26 июля 1896 г.; большой фрагмент перепечатан в кн.: Гарин-Михайловский Н. Г. Несколько лет в деревне. Очерки. Драма. — Чебоксары: Чувашское книжное изд-во, 1980. — С. 374.
25. Рассказ самого Михайловского об этой истории см. в книге очерков «В сутолоке провинциальной жизни», глава XXVII (Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 4. М. 1958. См. также другие издания книги очерков «В сутолоке провинциальной жизни»). Дополнительные данные в позднейших мемуарах (Вентцель Ф. Ф. Из моих воспоминаний. Гарин-Михайловский // Звезда, 1943, № 5-6. — С. 204) не представляются надёжными.
26. 1 2 «В сутолоке провинциальной жизни» (глава XXIX).
27. Инициалы Борминского в книге Михайловского нигде не раскрываются, зато указан точно его возраст: 22-х года (Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 69). Пичникова звали Иваном Афанасьевичем (там же, с. 128), но Михайловский чаще обозначает его одними инициалами — И. А.
28. Краткие сведения об участниках экспедиции, о распределении их по партиям — см.: Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 106
29. Бибик, Беседин и Хапов Фамилии солдат упоминаются многократно, впервые: Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 170
30. Кореец Ким упоминается Михайловским многократно, обычно он обозначен только инициалами «П. Н.»; китаец «Василий Васильевич» упоминается реже, впервые на с. 161. Возможно, оба переводчика были крещёными: в таких случаях инородцам давалось не только имя, но и отчество по крёстному отцу. Тогда легко объяснимы и русское имя-отчество у китайца, и загадочные инициалы «П. Н.» у корейца, которые у Михайловского нигде не раскрываются
31. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 130
32. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 212
33. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 213—214
34. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 216—217
35. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 237
36. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 185—187
37. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 233
38. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 270—271
39. Текст этого интересного письма опубликован в примечаниях к изданию: Гарин Н. Г. Из дневников кругосветного путешествия (по Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову). Сокращённое издание. М.: 1949. — С. 395—396.
40. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 248
41. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 298
42. 1 2 Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 310.
43. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 312.
44. 1 2 Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С.
45. Из предисловия В. Т. Зайчикова к изданию: Гарин Н. Из дневников кругосветного путеществия (по Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову). Сокращённое издание. М.: 1949. — С. 25, прим. 1.
46. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 435.
47. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 526—527.
48. Михайловский сам упоминает между делом об этом приёме работы, рассказывая об «открытии» нового знатока сказок, в репертуаре которого оказалась уже известная собирателю сказка «о Сим-чони», но с новыми интересными деталями)
49. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 299.
50. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 299."
51. Гарин-Михайловский Н. Г. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М. 1958. — С. 303; запись от 17 октября 1198 г.
52. Горький А.М. О Гарине-Михайловском // Н.Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1983. – С. 147.
53. Куприна-Иорданская М.К. Годы молодости. М.: Худ. Литература, 1966. – С. 161-169. Цит. по: Н.Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1983. – С. 218
54. Горький А.М. О Гарине-Михайловском // Н.Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1983. – С. 147-148.
55. Куприна-Иорданская М.К. Годы молодости. М.: Худ. Литература, 1966. – С. 161-169. Цит. по: Н.Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1983. – С. 217-219
56. Горький А.М. О Гарине-Михайловском // Н.Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1983. – С. 148
57. Куприна-Иорданская М.К. Годы молодости. М.: Худ. Литература, 1966. – С. 161-169. Цит. по: Н.Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников. Новосибирск, 1983. – С. 219
58. Из письма от 10 ноября 1894 г.: Гарин-Михайловский Н. Г. Очерки. Рассказы. Письма. М.: Советская Россия, 1986. — С. 367.
59. Гарин-Михайловский Н. Г. Очерки. Рассказы. Письма. М.: Советская Россия, 1986. — С. 364.
60. См. письмо от 16 октября 1894 г.: Гарин-Михайловский Н. Г. Очерки. Рассказы. Письма. М.: Советская Россия, 1986. — С. 364—365.
61. Из очерка «Вокруг света». Цит. по изданию: Гарин-Михайловский Н. Г. Очерки. Рассказы. Письма. М.: Советская Россия, 1986. — С. 268.

Увековечение памяти

* В честь Н. Г. Гарина-Михайловского названа плошадь у железнодорожного вокзала Новосибирска и станция новосибирского метрополитена.

Дата публикации на сайте: 4 декабря 2012.