Мудрые мысли

Виктор Петрович Астафьев (Viktor Petrovich Astafev)

Виктор Петрович Астафьев (Viktor Petrovich Astafev)

(1 мая 1924, Овсянка, близ Красноярска — 29 ноября 2001, Красноярск)

Советский и российский писатель в жанре военной прозы. Герой Социалистического Труда (1989). Лауреат двух Государственных премий СССР (1978, 1991).

Цитата: 18 - 34 из 40

Любовь - это творчество. Всегда творчество. Мы любим в других то, чего нет в нас, если нет этого и в других - выдумываем, внедряем.


Не надо бросать жен, не надо сиротить детей, не надо войны, ссор, зла, смерти.
(*Веселый солдат*)


не таким бы мне хотелось быть перед нею, какой я сейчас. Мне хотелось бы быть тем красивым, удалым молодцем, о котором я всё время рассказывал её в своих сказках. И если бы я на самом деле был им, этим сказочным повелителем, я бы веле всем, всем людям в моём царстве выдавать красивую одежду, особенно молодым, особенно тем, кто её никогда не носил и впервые любит... и если не навсегда, то хоть на день остановил бы войну.
(*Звездопад*)


Но ведь тому, кто любил и был любим, счастьем, есть и сама память о любви, тоска по ней и раздумья о том, что где-то есть человек, тоже об тебе думающий, и, может, в жизни этой суетной, трудной и ему становится легче средь серых будней, когда он вспомнит молодость свою — ведь в памяти друг дружки мы так навсегда и останемся молодыми и счастливыми.
(*Звездопад*)


Но очень уж большая земля-то наша — российская. Утеряешь человека и не вдруг найдешь.
(*Звездопад*)


Один поэт сказал: «Любовь — старая штука, но каждое сердце обновляет ее по-своему».
(*Звездопад*)


Она была обыкновенная, эта любовь, и в то же время самая необыкновенная, такой, какой ни у кого и никогда не было, да и не будет, пожалуй. Один поэт сказал: «Любовь — старая штука, но каждое сердце обновляет её по-своему»
(*Звездопад*)


От тесной обуви, говорят, даже порок сердца случается.
(*Звездопад*)


Отчетливо сознавая, что с этими ловкими, пощады и ласки не знавшими в жизни ребятами расплатиться ему нечем, кроме рассказов о сказочной и увлекательной жизни героев разных книг, Васконян, угревшись меж собратьями по службе, затертый телами в нарном пространстве, повествовал о графе Монте-Кристо, о кавалере де Грие, о королях и царях, о принцах и принцессах, о жутких пиратах и благородных дамах, покоряющих и разбивающих сердца возлюбленных. Дети рабочих, дети крестьян, спецпереселенцев, пролетариев, проходимцев, воров, убийц, пьяниц, не видевшие ничего человеческого, тем паче красивого в жизни, с благоговением внимали сказочкам о роскошном мире, твердо веря, что так оно, как в книгах писано, и было, да все еще где-то и есть.
(*Прокляты и убиты*)


Предательство начинается в высоких, важных кабинетах вождей, президентов — они предают миллионы людей, посылая их на смерть, и заканчивается здесь, на обрыве оврага, где фронтовики подставляют друг друга. Давно уже нет того поединка, когда глава государства брал копье, щит и впереди своего народа шел в бой, конечно же, за свободу, за независимость, за правое дело. Вместо честного поединка творится коварная надуваловка.
(*Прокляты и убиты*)


Прекрасная женщина частицами разбросана во многих женщинах, плохая и хитрая живет постоянно во всех.


Прощенья, пощады ждешь? От кого? Природа, она, брат, тоже женского рода!
(*Царь-рыба*)


Ребята - вчерашние школьники, зеленые кавалеры и работники - еще не понимали, что в казарме жизнь как таковая обезличивается: человек, выполняющий обезличенные обязанности, делающий обезличенный, почти не имеющий смысла и пользы труд, сам становится безликим, этаким истуканом, давно и незамысловато кем-то вылепленным, и жизнь его превращается в серую пылинку, вращающуюся в таком же сером, густом облаке пыли.
(*Прокляты и убиты*)


С землей давно уже люди обращались так, будто не даровалась она Создателем как награда для жизни и свершения на ней добрых дел, но презренно швырялась человеку под ноги для того, чтоб он распинал ее, как распоследнюю лахудру, чтобы, выдохшись, опаскудившись, оголодав, опять и опять припадал он лицом и грудью к ней, зарывался в нее — для спасения иль вечного успокоения.
(*Прокляты и убиты*)


С того самого дня, со вселения в расположение первого батальона, ребята из первой и других рот все время ждали изменения к лучшему в своей жизни и службе. Новое обмундирование им не дали, всех переодели в б/у - бывшее в употреблении. Лешке Шестакову досталась гимнастерка с отложным воротником, на которой еще были видны отпечатки кубиков, - командирская попалась гимнастерка, зашитая на животе. Не сразу узнал он, отчего гимнастерки и нательные рубахи у большинства солдат зашиты на животе. Нелепость какая-то, озорство, тыловое хулиганство, думал он.
(*Прокляты и убиты*)


Так же как и смерть, загадка семьи не понятна, не разрешена. Династии, общества, империи обращались в прах, если в них начинала рушится семья.


у мужчины бывает только одна женщина, потом все остальные, и от того, какая она будет, первая, зависит вся последующая мужичья судьба, наполненность души его, свойства характера, отношение к миру, к другим людям, и прежде всего к другим женщинам, среди которых есть мать, подарившая ему жизнь, и женщина, давшая познать чувство бесконечности жизни, тайное, сладостное наслаждение ею.
(*Прокляты и убиты*)