Мудрые мысли
(7 (19) октября 1878, Пермь — 27 ноября 1942, Шабри, Франция)
Русский писатель, журналист, эссеист.
Цитата: 1 - 14 из 14
- Мне? Я все-таки думаю, что всего важнее для меня было бы иногда видеть рядом простого и здорового духом человека, по возможности не философа, но и не раешника.
- А это не слишком зло, Татьяна Михайловна?
- Нет. Я вообще незлая, вы это сами призна.
- Я знаю, - повторила Танюша. – И потому могу вас успокоить: вы меня по-настоящему не любите. Вы, вероятно, никого не любите. И не можете любить. Вы такой.
- А вы, Таня?
- Я другая. Я и могу и хочу. Но только некого. Вас? Может быть, могла бы вас.
…есть люди, берущие готовое и строящие на нем счастье, и есть люди, которым счастья и построить не на чем, так как почва под ними всегда дрожит от сменяющихся вопросов.
(«Сивцев Вражек»)
…мне иной раз думается, что нас науки, в особенности естественные, сбили с пути верного мышления мышления образами. Первобытный человек мыслил дологически, для него предметы соучаствовали друг в друге, и поэтому мир для него был полон тайны и красоты. Мы же придумали "la loi de participation"(закон соучастия), и мир поблек, утратил красочность и сказочность. И мы, конечно, проиграли.
(«Сивцев Вражек»)
А философия ведь даже и не наука, хотя и зовется наукой наук. Ее рождает роскошь жизни или усталость от жизни. Она – пирожное. И еще она – насмешка. И еще она – уход. Жизнь же сейчас такова, что если от нее отойдешь на минуту – она от тебя уйдет на дни. Кто хочет выжить, тот должен за нее цепляться, за жизнь, карабкаться, других с подножки сшибать, - как в трамвае.
(«Сивцев Вражек»)
Жить, милый мой, всегда интересно, и никаких для этого особенных событий не требуется, а уж вернее – наоборот. Такие-то события только мешают внимательно читать книгу природы. Ты вот естественник и должен это лучше других знать.
(«Сивцев Вражек»)
Как странно /…/ Сколько есть веселых и бодрых книг, сколько блестящих и остроумных философских истин,- но нет ничего утешительнее Экклезиаста.
(«Сивцев Вражек»)
Красота мира открывается человеку один раз; только очень счастливому повторно, и очень несчастному никогда.
(«Свидетель истории»)
Наше поколение в чрезвычайно выгодных мемуарных условиях: не успев состариться, мы прожили века.
нет ничего хуже, как впадать в грусть! Пока человек весел - лукавый ничего с ним не может сделать; стоит распустить нервы - и он тут как тут. Так замечено еще в старые годы, то же самое говорят и нынешние врачи.
(«Старинные рассказы»)
Новые люди чуждались веры – или им так казалось. Несомненно, им так казалось. Вера была, и вера наивная: вера в сокрушающую власть браунинга, нагана и кольта, во власть быстрого действия. Откуда было им знать, что трава растет по своим несокрушимым законам, что мысль человека не гнется вместе с шеей человека, что пуля не пробивает ни веры, ни неверия.
(«Сивцев Вражек»)
С пулеметным треском катилась волна ненависти, смерти, а то и просто озорства и охальства, и все за свободу, и все за свободу, а в чем свобода? Боятся, стращают - и в ужасе вцепляются друг в друга. Посадить их за один стол, за один горшок щей, - все будут одинаковы, и в мыслях, и в желаниях, и с лица. Почему одни тут, а другие там? Как сами себя отличают? Отличают ли? Почему Иван против Ивана? И на могилах их вырастет одна трава. И солнце светит им одно, и дождик один-единственный всех мочит. Непонятно. А непонятное - смута и грех.
(«Сивцев Вражек»)
Я пробыл в казанской ссылке всего полгода и не считаю это время потерянным.