Мудрые мысли

Владимир Владимирович Набоков (псевдоним - В.Сирин)

Владимир Владимирович Набоков (псевдоним - В.Сирин)

(10 апреля (или 22 апреля) 1899, Санкт-Петербург, Российская империя — 2 июля 1977, Монтрё, Швейцария)

Русский и американский писатель, поэт, переводчик, литературовед и энтомолог. Произведения Набокова характеризуются виртуозной литературной техникой, тонкой передачей эмоционального состояния персонажей в сочетании с захватывающим и непредсказуемым сюжетом. До конца 80-х годов книги писателя были запрещены в СССР.

Цитата: 18 - 34 из 72

  Желания мои весьма скромны. Портреты главы государства не должны превышать размер почтовой марки.
(Из произведения *Крым*, 1920)


  Жизнь – большой сюрприз. Возможно, смерть окажется еще большим сюрпризом.


  Жизнь — серия комических номеров. («Лолита»)


  Жизнь - только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями.


  ...и я глядел, и не мог наглядеться, и знал - столь же твердо, как то, что умру, - что я люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или мечтал увидеть на том... («Лолита»)


  К Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники.


  Как плохая режиссура или неточное распределение ролей могут уничтожить самую хорошую пьесу, так и театр может все превратить в пару часов мимолетного очарования. Бессмысленное стихотворение может быть инсценировано гениальными режиссером или актером, а простой каламбур может превратиться в великолепное представление, благодаря декорациям одаренного художника.
(Из статьи *Эссе о театре*, перевод с английского: Григорий Аросев)


  Когда год за годом твердишь о своем намерении что-то сделать и тебе уже тошно оттого, что никак не можешь на это решиться, гораздо проще убедить всех, что ты уже это свершил.


  Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь - только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час.
(Из книги воспоминаний *Другие берега* (Conclusive evidence), 1951, русский перевод - 1954)


  Любил я странствовать по Крыму...
Бахчисарая тополя
встают навстречу пилигриму,
слегка верхами шевеля. (...)
И посетил я по дороге
чертог увядший. Лунный луч
белел на каменном пороге.
В сенях воздушных капал ключ
очарованья, ключ, печали,
и сказки вечные журчали
в ночной прозрачной тишине,
и звезды сыпались над садом.
(Из произведения *Крым*, 1920)


  Меня тошнит от мальчиков и скандальчиков.


  Мечта и действительность сливаются в любви.


  Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург...
(*Петербург* [*Мне чудится в рождественское утро...*],
Берлин, не позднее 14 января 1923)


  Можете всегда положиться на убийцу в отношении затейливости прозы.


  Можно иметь тысячу друзей, но только одну возлюбленную. Гаремы не имеют к этому никакого отношения: я говорю о танце, не о гимнастике. И еще, можно ли себе представить огромного турка, который любит каждую из своих четырехсот жен, как я люблю тебя? Потому что, если я скажу «два», я начал считать, и этому не будет конца. Есть только одно истинное число - «Один». И любовь, по-видимому, лучший выразитель этой единственности. («Истинная жизнь Себастьяна Найта»)


  Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки
в душе моей, как чудо, сохранится
твой легкий лик, твой воздух несравненный,
твои сады, и дали, и каналы...
(*Петербург* [*Мне чудится в рождественское утро...*],
Берлин, не позднее 14 января 1923)


  Назло неистовым тревогам
ты, дикий и душистый край,
как роза, данная мне Богом,
во храме памяти сверкай.
(Из произведения *Крым*, 1920)