Мудрые мысли

Владимир Владимирович Набоков (псевдоним - В.Сирин)

Владимир Владимирович Набоков (псевдоним - В.Сирин)

(10 апреля (или 22 апреля) 1899, Санкт-Петербург, Российская империя — 2 июля 1977, Монтрё, Швейцария)

Русский и американский писатель, поэт, переводчик, литературовед и энтомолог. Произведения Набокова характеризуются виртуозной литературной техникой, тонкой передачей эмоционального состояния персонажей в сочетании с захватывающим и непредсказуемым сюжетом. До конца 80-х годов книги писателя были запрещены в СССР.

Цитата: 1 - 17 из 72

  А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем.
(Из романа *Король, дама, валет*, 1927—1928)


  Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем.


  Бывают такие мгновения, когда все становится чудовищным, бездонно-глубоким, когда кажется так страшно жить и еще страшнее умереть. И вдруг, пока мчишься так по ночному городу, сквозь слезы глядя на огни и ловя в них дивное ослепительное воспоминанье счастья,- женское лицо, всплывшее опять после многих лет житейского забвенья,- вдруг, пока мчишься и безумствуешь так, вежливо остановит тебя прохожий и спросит, как пройти на такую-то улицу - голосом обыкновенным, но которого уже никогда больше не услышишь. («Машенька»)


  В жизни, на полном лету, раскрылась с треском боковая дверь и ворвался рев черной вечности, заглушив захлестом ветра крик одинокой гибели.


  В своей таинственной темнице
Невы крамольная душа
очнулась, буйная свобода
ее окликнула, - но звон
могучий, вольный ледохода
иным был гулом заглушен.
Неискупимая година!
Слепая жизнь над бездной шла:
за ночью ночь, за мглою мгла,
за льдиной тающая льдина...
Пьянел неистовый народ.
(*Петербург* [*Так вот он, прежний чародей...*], 1921)


  В стеклах очков внезапно родились два встревоженных глаза, и Драйер отвернулся, поглатывая слюну с легким чмоканием.
(Из романа *Король, дама, валет*, 1927—1928)


  В этих страшных местах две постели стоили нам десять долларов в ночь. Мухи становились в очередь на наружной стороне двери и успешно пробирались внутрь, как только дверь открывалась. Прах наших предшественников дотлевал в пепельницах, женский волос лежал на подушке, в соседнем номере кто-то во всеуслышание вешал пиджак в гулкий стенной шкап, вешалки были хитроумно прикручены к перекладине проволокой для предотвращения кражи, и - последнее оскорбление - картины над четой кроватей были идентичными близнецами. («Лолита»)


  Воображаю грань крутую
и прихотливую Яйлы
и там - таинственную тую,
а у подножия скалы -
сосновый лес... С вершины острой
так ясно виден берег пестрый -
хоть наклонись да подбери.
Там я не раз, весною дальней,
встречал, как счастье, луч начальный
и ветер сладостный зари...
Там, ночью звездной, я порою
о крыльях грезил... Вдалеке,
меж гулким морем и горою,
огни в знакомом городке,
как горсть алмазных ожерелий,
небрежно брошенных, горели
сквозь дымку зыбкую, и шум
далеких волн и шорох бора
мне посылали без разбора
за роем рой нестройных дум!
(Из произведения *Крым*, 1920)


  Все расползалось. Все падало. Винтовой вихрь забирал и крутил пыль, тряпки, крашенные щепки, мелкие обломки позлащенного гипса, картонные кирпичи, афиши; летела сухая мгла; и Цинциннат пошел среди пыли и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему.
(Из романа «Приглашение на казнь», 1938)


  Да, были дни, - но беззаконно
сменила буря тишину.
Я помню, город погребенный,
твою последнюю весну,
когда на площади дворцовой,
махая тряпкою пунцовой,
вприсядку лихо смерть пошла!
(*Петербург* [*Так вот он, прежний чародей...*], 1921)


  — Да что с тобой, Цинциннат?
Тогда Цинциннат брал себя в руки и, прижав к груди, относил в безопасное место.
С течением времени безопасных мест становилось все меньше, всюду проникало ласковое солнце публичных забот...
(Из романа «Приглашение на казнь», 1938)


  Для совершенного удовольствия сцена не должна быть слишком книжной, а книга - слишком сценичной.
(Из статьи *Эссе о театре*, перевод с английского: Григорий Аросев)


  Единственный зритель, которого должен представлять себе автор, это идеальный зритель, то есть он сам. Все остальное имеет отношение к театральной кассе, а не к драматическому искусству.
(Из статьи *Эссе о театре*, перевод с английского: Григорий Аросев)


  Если в первом действии висит на стене ружье, то в последнем оно должно дать осечку.


  Есть в каждом ребенке стремление к перелепке земли, к прямому влиянию на сыпучую среду. Вот почему дети так любят копаться в песке, строить шоссе и туннели для любимых игрушек (Из книги воспоминаний Владимира Набокова *Другие берега* (Conclusive evidence), 1951, русский перевод - 1954)