Мудрые мысли

Михаил Юрьевич Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов

(3 (15) октября 1814, Москва — 15 (27) июля 1841, Пятигорск)

Великий русский поэт, прозаик, драматург, художник, офицер.

Цитата: 35 - 51 из 210

  Дайте волю - волю, волю -
И не надо счастья мне!


  Для этого общества, кроме кучи золота, нужно имя, украшенное историческими воспоминаниями (какие бы они ни были), имя, столько уже знакомое лакейским, чтоб швейцар его не исковеркал и чтобы в случае, когда его произнесут, какая-нибудь важная дама, законодательница и судия гостиных, спросила бы - который это? - не родня ли князю В. или графу К. (*Княгиня Лиговская*, 1836)


  Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины.


  Дружба теперь не чувство, а поношенная маска, которую надевает хитрость, чтобы обмануть простоту или скрыться от проницательности.


  Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, — бог с ними! Из жизненной бури я вынес только несколько идей — и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. («Герой нашего времени», 1838—1839)


  Душа или покоряется природным склонностям, или борется с ними, или побеждает их. От этого - злодей, толпа и люди высокой добродетели.


  Если поэзия не простое сочетание звуков, то, без сомнения, она есть самая величественная форма, в какую может облечься человеческая мысль.


  Если человек сам стал хуже, то все ему хуже кажется.


  Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! («Герой нашего времени», 1838—1839)


  Есть престранные люди, которые поступают с друзьями, как с платьем: до тех пор употребляют, пока износится, а там и кинут.


  Женился и богат, стал человек солидный,
Глядит ягненочком, - а право, тот же зверь...
Мне скажут: можно отучиться,
Натуру победить. Дурак, кто говорит;
Пусть ангелом и притворится,
Да черт-то все в душе сидит. - (Казарин об Арбенине как игроке)
(*Маскарад*, 1835-1836)


  Женщина, отказавшая миллиону, поздно или рано раскается, и горько раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность роскоши, извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь, дружба... вы скажете: это будет все один обман; но и без того мы вечно обмануты, так лучше быть обмануту с миллионом. (Юрий о Вере Лиговской) (*Два брата*, 1834-1836)


  Женщины вообще любят драмматизировать свои чувства и поступки; сделать сцену почитают они обязанностью.


  Женщины любят только тех, которых не знают. («Герой нашего времени», 1838—1839)


  Женщины наполняют пустоты жизни так, как пшено в промежутке в виноградном бочонке: пшено ничего не стоит, никуда не годится, а между тем необходимо, чтобы виноград не испортился.


  Женщины! женщины! кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков… (Грушницкий) («Герой нашего времени», 1838—1839)


  Жизнь - вечность, смерть -
лишь миг! - (Арбенин Нине)
(*Маскарад*, 1835-1836)